скачать книгу бесплатно
Напротив, в этой книге я попытался интерпретировать конкретные ситуации с акцентами на местах, людях и диалогах, которые имели наибольшее значение для Федерера.
У нас в распоряжении всего лишь одна планета, и он охватил большую ее часть: погоня за трофеями, призами, новизной и – все чаще с возрастом – общением.
Аргентина стала неожиданно важной остановкой на пути чемпиона, и, когда мы подошли к его отелю в центре Буэнос-Айреса, Федерер, на тот момент победитель рекордных семнадцати титулов Большого шлема в одиночном разряде, произнес:
– Я собираюсь взять отпуск после этого и просто отдохнуть, потому что последние несколько лет были чрезвычайно интенсивными. Я чувствую, что если продолжу работать в таком темпе, то могу потерять интерес, как ты упомянул, просто измучаюсь.
Роджер засмеялся.
– Jaded. Это новое слово в моем словаре, но последнее, что я хотел бы допустить, – сказал он. – Надеюсь, следующий год станет взлетной полосой на многие сезоны вперед. Я все еще хочу дать себе такую возможность.
Глава вторая
Базель, Швейцария
В некотором роде теннис меня спас. Когда я был еще ребенком, мой отец продвигался по карьерной лестнице и в конце концов стал адмиралом военно-морского флота США, как и его отец. Мы переезжали более десяти раз, прежде чем я пошел в колледж. От Вирджинии до Гавайев и Калифорнии теннис был тем самым пропуском в следующую школу, следующую команду, следующее сообщество. С 1980-х годов я не уставал освещать эту игру и следить за ее эволюцией критическим взглядом, но тем не менее с большим удовольствием. За тридцать пять лет карьеры мне приходилось писать обо всех видах спорта, но теннис вызывал у меня наибольший интерес, отчасти потому, что я сам немного играл, и этого было достаточно, чтобы понять, насколько это сложно. Лишь таким виртуозам, как Федерер, удается выглядеть на корте естественно и непринужденно.
После окончания учебы в Уильямс-колледже, где я играл в теннисной команде, мне предложили стать тренером на лето в Ист-Хэмптоне, штат Нью-Йорк, в небольшом клубе с высококлассной клиентурой. Двумя из моих учеников были Ян Веннер, основатель Rolling Stone, и модельер Глория Сакс. Мне нужно было заработать на малобюджетное мировое турне с моим другом по колледжу, и я справился с этим как раз с помощью Джанна, Глории и других клиентов. Я был так увлечен игрой, что привязал ракетку Yonex к рюкзаку и взял ее с собой, что казалось немного неподходящим в таких местах, как Бирма и сельский Китай, где не было кортов. Но ракетка оставалась моим островком безопасности и уверенности среди всего нового и неизвестного.
Просмотр теннисных матчей – это по-прежнему достаточно активное времяпрепровождение для меня: тело постоянно напряжено, а правая рука часто сжимает воображаемую ракетку. Первый турнир, в котором я участвовал, проходил далековато от Уимблдона. Это был национальный чемпионат Теннисной ассоциации США среди мальчиков до 12 лет в 1987 году – по сути, турнир для талантливых учеников начальной школы в моем родном городе, в Сан-Диего.
Когда я проходил летнюю практику в местной газете, люди все еще получали новости на бумажных носителях. Все, что я могу вспомнить из того чемпионата, это что Винсент Спейди, отец будущего профессионала из топ-двадцатки Винса Спейди, пел на трибунах между матчами своего маленького сына и что Александра Стивенсон была там со своей матерью Самантой в качестве зрителя.
Это происходило задолго до того, как она вышла в полуфинал Уимблдона в 1999 году, задолго до того, как кто-либо из ее ближайшего окружения узнал, что ее отец – звезда НБА Джулиус Эрвинг.
Может показаться делом случая, что остается в памяти, а что из нее ускользает. Но я уверен: всего дважды я наблюдал за игроком и знал, что смотрю на будущую первую ракетку.
Первый раз случился во время Открытого чемпионата Франции 1998 года, когда восемнадцатилетний Марат Сафин победил Андре Агасси и действующего чемпиона Густаво Куэртена в своих первых двух матчах Большого шлема. Сафин оказался взрывоопасным, телегеничным и феноменально выносливым русским, точнее, этническим татарином с некоторой чванливостью и сексуальной энергетикой. Его резкий двуручный бэкхенд не был похож ни на один удар, который я видел ранее.
Второй раз случился во время моей первой поездки в Базель. В феврале 2001 года я освещал там дебют Патрика Макинроя в качестве капитана команды Кубка Дэвиса США и дебют восемнадцатилетнего Энди Роддика. Но гораздо больше я написал об одном швейцарском подростке.
Я наблюдал, как Федерер сыграл (и проиграл) свой первый матч Большого шлема на Открытом чемпионате Франции в 1999 году Патрику Рэфтеру, и как в следующем году он выступал в одиночном разряде на Летних Олимпийских играх в Сиднее. Роджер финишировал четвертым – самое тяжелое место на любой Олимпиаде. Теннисисту было девятнадцать, и многие считали его многообещающим и талантливым, но я не понимал, насколько перспективным был Федерер до тех самых трех дней в его родном городе.
Кубок Дэвиса, наиболее значимое командное соревнование по теннису, было на том этапе еще более престижным. Его рассматривали как детектор воли игроков, как турнир с особым психологическим давлением, где проверяются пределы выносливости теннисистов.
Федереру, все еще не попавшему в топ-20, уже приходилось испытывать острые ощущения и сокрушительные поражения на соревнованиях, в которых он впервые поучаствовал в семнадцать лет. Но в тот длинный уик-энд в Базеле он взвалил на спину команду Швейцарии и привел ее к победе над американцами в первом раунде, выиграв как одиночные, так и парные матчи с партнером Лоренцо Манта.
В день открытия Федерер обыграл ветерана Тодда Мартина, который был двукратным финалистом турниров Большого шлема. Хотя матч проводился на синтетическом покрытии в помещении, я все время представлял себе траву под проворными ногами Роджера, когда тот срезал бэкхенды, атаковал форхендами, перемещался от задней линии к сетке, брал мячи с лету и принимал подачи. Во всех его ударах и движениях прослеживалась плавность Сампраса и Эдберга: способность быстро преодолевать большие пространства, казалось бы, без особых усилий. Он мог переходить с бэкхенда на удар справа с такой скоростью и грацией, которых я никогда не видел. Его подача была плотной и крайне непредсказуемой, учитывая, как часто его противник Мартин, высокий игрок с длинными конечностями, оказывался далек от мяча.
– Этот парень пару раз точно выиграет Уимблдон, – сказал я своим соседям в секторе «Пресса» в те далекие времена, когда спортивные обозреватели шутили друг с другом, а не писали в «Твиттере».
Такие предположения были не в моем характере. Я скорее наблюдатель, чем прорицатель, тем более конкурентов у Федерера хватало. Питу Сампрасу было около двадцати, и он все еще оставался фаворитом Всеанглийского клуба. Пэт Рэфтер, австралиец, был в расцвете сил и блестяще играл на траве. Но если вы будете следить за элитным теннисом, вы начнете замечать закономерности и навыки, которые могут спроецировать дальнейшее развитие молодого игрока. Атакующий стиль Федерера, универсальные для всех покрытий приемы, скорость, сила и работа ног обещали моему воображению многое.
Его игра, полная тактических решений, наконец, созрела, что было чудом для швейцарцев и досадой для американцев.
– Мы столкнулись с парнем, на стороне которого было преимущество, – сказал нам Макинрой после поражения 3:2. – Федерер – великий игрок, и на этой неделе он вроде как раскрылся, мы просто не могли его одолеть. Но у этого парня многое впереди. Он определенно играет на уровне топ-10, если не выше.
На прошлой неделе в Милане Федерер выиграл свой первый титул ATP на аналогичном покрытии – это можно назвать переломным моментом для молодого игрока. Но победа в Базеле, которую теннисит принес стране, была эмоциональным прорывом более высокого порядка.
Роджер выиграл десять титулов в одиночном разряде на той же арене в Swiss Indoors. Но на том он все еще не был уверен в своих силах, все еще сомневался, сможет ли взять на себя бремя руководства командой, особенно если учесть, что его отношения с капитаном Якобом Гласеком были достаточно напряженными. Гласек, бывшая швейцарская звезда, сместил в прошлом году Клаудио Меццадри, человека, которого ценил и Федерер, и его товарищи по команде.
– Тот матч против США был важным моментом в моей карьере, – сказал мне Федерер много позже. – Он помог мне поверить в себя.
Это событие действительно было знаменательным. Мы увидели слезы Федерера, услышали его пресс-конференцию на трех языках. Волосы Роджера тогда были длинными, лицо сохранило подростковые черты, а выдающийся нос больше всего подходил боксеру. На интервью он шел с ритмичной грацией пантеры, но выглядел застенчивым, как будто все еще приспосабливался к пристальному вниманию толпы.
В американской команде также были две будущие звезды – Роддик и Джеймс Блейк, которые в предстоящие годы неоднократно пострадают от ловкой игры Федерера.
Роддик, сообразительный и мощный, дебютировал в Кубке Дэвиса в так называемой мертвой резине, победив Джорджа Бастла в финальном одиночном матче в воскресенье, уже после того, как Федерер одержал победу над швейцарской командой, победив Яна-Михаэля Гэмбилла.
Роддик и Федерер впервые поговорили той ночью, когда две команды пересеклись в баре в Базеле.
– Всегда любопытно посмотреть, как кто-то справляется в своем родном городе на Кубке Дэвиса, и я наблюдал, как он просто победил всю нашу команду, – сказал мне недавно Роддик. – Я думаю, что вопрос, будет ли этот парень действительно хорошим, не стоял, это было само собой разумеющимся. Вопрос был в том, будет ли он Роджером или, в самом положительном смысле, будет ли он Ричардом Гаске, который был действительно хорош? Я считаю, что если кто-то скажет, что может заметить разницу на этом этапе, то он, вероятно, лжет вам, потому что разница, если она и есть, сокрыта внутри. Я думаю, что всем стало понятно, что Роджер собирался войти в топ-10, попасть в топ-5, но между этим и первой ракеткой, чемпионом, все-таки есть разница. Тогда никто определенно не думал на двадцать лет вперед.
Блейк, который покинул Гарвард, чтобы полностью посвятить себя теннису, спарринговал в Базеле, а это означало, что он провел некоторое время и с Мишелем Краточвилем, спарринг-партнером швейцарской команды.
– Мы так гордились Энди, – сказал мне Блейк. – Мы подумали: «Этот ребенок так хорош, ребята, подождите, и он станет потрясающим, он проведет в нашей команде долгие годы»”. Я разговаривал с Краточвилем, и он ответил: «Гм, может быть, но посмотрите и на нашего парня. Он тоже будет особенным».
Блейк долго присматривался к Федереру. Его первая мысль заключалась в том, что как только Федерер находит точку удара, становится огромной проблемой перевести мяч под менее опасный бэкхенд. Роджер был таким быстрым.
– Он двигается так, что, если он получит форхенд, вы не сможете вынудить его ударить бэкхенд, – сказал Блейк. – Как только ударяет справа, точка полностью под его контролем. Это просто невероятно.
Была и вторая мысль.
– Мы все наблюдали за ним, и было похоже, что он не вспотел, – сказал Блейк. – Было похоже, что его пульс не поднимался выше тридцати. Такое ощущение, что на него ничего не могло повлиять, никакие брейк-поинты и эмоции толпы не могли заставить его понервничать.
Блейк не подозревал, что Федереру пришлось вырасти над собой, над своими юношескими приступами самоуничижения и швыряния ракетки на корт.
– Просто казалось, что именно к этому он был готов, что он может справиться с любой возникшей ситуацией, – продолжал Блейк. – А потом, уже после матча, было действительно круто увидеть его настоящие эмоции, насколько он действительно переживал, участвуя в Кубке Дэвиса в своем родном городе.
Американцы вскоре отправились домой, и я написал свою колонку в International Herald Tribune. У меня не хватило смелости предсказать Федереру титул многократного чемпиона Уимблдона на бумаге.
* * *
Федерер особенный игрок, уравновешенный и цельный, способный прогрессировать под давлением и делать практически все плавно.
Он может подавать. Он может играть в защите и внезапно атаковать. Он может бесконечно держать мяч и отражать виннеры. Он может диктовать игру своим форхендом и срезать одноручный бэкхенд, что заставит менее ловких противников пыхтеть и метаться в поисках быстро вращающегося мяча.
Тем не менее невозможно было знать наверняка, воспользуется ли он своими многочисленными талантами, чтобы стать чемпионом. Деньги, лесть и травмы могут притупить самые большие амбиции и смазать самые резкие удары. Конечно, по прошествии последних двух недель не могло быть никаких сомнений в том, что среди швейцарцев появился еще один потенциальный чемпион. И, в отличие от Мартины Хингис, Федерер проводил больше времени на родине, чем во Флориде.
* * *
Теннис Федерера действительно made in Switzerland. Роджер появился на свет 8 августа 1981 года в университетской больнице Базеля – младший сын Линетт и Роберта Федерера, теннисистов среднего уровня, которые начали играть относительно поздно.
Будущий чемпион начал тренироваться в самом Базеле, а затем оттачивал свою игру и в других швейцарских городах. Его обучение проходило в стране с четырьмя официальными языками, и Роджер подвергался влиянию иностранцев с самих ранних лет своей жизни.
Линетт была родом из Южной Африки, она познакомилась с Робертом в восемнадцать лет недалеко от Йоханнесбурга, где они оба работали в швейцарской химической компании Ciba-Geigy. Первым языком Линетт был африкаанс, но по настоянию отца она училась в англоязычной школе.
Линетт с Робертом переехали в Швейцарию и создали семью. С Роджером и его старшей сестрой Дианой мать говорила по-английски.
– Англоязычный период длился первые несколько лет, – рассказала мне Линетт Федерер в интервью еще в самом начале карьеры своего сына. – Затем я перешла на швейцарский немецкий. Так как я учила его в самой Швейцарии, мне он дался очень легко. Мы с Роджером по-прежнему много говорим по-английски. Все зависит от темы, которую мы обсуждаем.
Линетт и Роберт выбрали имя Роджер, потому что им понравилось его сочетание с фамилией Федерер (у теннисиста нет второго имени). Вдобавок они учли, что это имя легко произносить по-английски. Тем не менее их сын в ранние годы тратил много времени, напоминая людям, что его имя не стоит произносить как «Ро-ЖЕ» (на французский манер).
Первым серьезным тренером Федерера по теннису был Адольф Качовски, иммигрировавший из Чехии в Швейцарию. Наибольшее влияние на чемпиона оказал австралийиский тренер Питер Картер. На протяжении многих лет теннисиста тренировали шведы, американцы и хорват-космополит, бывший военный беженец Иван Любичич.
Но Федерер, несмотря ни на что, по-прежнему причисляет себя к игрокам Швейцарской федерации тенниса. Это его в какой-то мере отличает от других лучших теннисистов Швейцарии: от Хингис, которая опередила его и стала первой ракеткой как в одиночном, так и в и парном разряде, и от Стэна Вавринки, ставшего вторым лучшим швейцарским игроком в истории.
– Только Роджер добился успеха благодаря федерации, – считает Марк Россе, олимпийский чемпион 1992 года из Швейцарии.
История Федерера началась в Базеле: город-космополит, расположенный на берегу Рейна по соседству с Германией и Францией.
– Когда Роджер был маленьким, я ходила за покупками за границу, – вспоминает Линетт Федерер.
По мнению Россе, который сам родился в Женеве, Роджеру повезло родиться Швейцарии.
– Пять километров в любом другом направлении, и он мог быть немцем или, что еще хуже, французом. Вы можете себе представить его французом? Это было бы слишком.
Федерер был очень активным ребенком, «почти гиперактивным», по словам самого теннисиста. Чемпион вырос на тихой улице с домами среднего класса в пригороде Базеля, Мюнхенштайне. Маленький Роджер проявлял гораздо больше страсти к спорту, чем к учебе.
– Я не очень любил школу, – признался он. – Моим родителям приходилось меня заставлять учиться.
На одной из фотографий Роджер держит ракетку для настольного тенниса, хотя он еще едва достает до края стола. Его первая теннисная ракетка была сделана из дерева. Вероятно, Федерера можно считать последним великим игроком, который начинал с такой ракеткой. Роджер с трехлетнего возраста тренировался со стенами, гаражными дверями и шкафами.
– Бум, бум, бум, – описывает Роберт Федерер шум в доме в документальном фильме 2008 года «Роджер Федерер: Дух чемпиона». – Роберт часами стоял у стены.
«Бум» довольно точно отражает звуки тенниса в то время. 1980-е были временем повального увлечения этим видом спорта в Германии, которое было вызвано победой семнадцатилетнего Бориса Бум-бум Беккера на Уимблдоне в 1985 году и первым Золотым шлемом Штеффи Граф, выигравшей в 1988 году все четыре титула Большого шлема и Олимпиаду.
За границей Германии, в немецкоязычном Базеле молодой Федерер и его друзья тоже поддались этому увлечению. Беккера можно считать первым теннисным кумиром Роджера.
Федерер начал играть на красном грунте в клубе Ciba, который принадлежал работодателю его родителей и располагался в пригороде Альшвиль.
На том раннем этапе теннис был лишь одним из многих занятий Роджера. Он играл еще и в бадминтон, сквош, баскетбол и футбол.
– Я не большой поклонник бега, плавания и езды на велосипеде, – признался он однажды. – Где-то около меня должен быть мяч.
Из правила были исключения. Федерера тянуло к горным лыжам – в конце концов, он швейцарец, – но ему пришлось отказаться от спусков, чтобы снизить риск получения травм (подробнее об этом расскажу позже). Роджеру также нравились пешие прогулки со своей семьей.
Но выбор Федерера в конечном итоге сводился к командному спорту с мячом или индивидуальному спорту с мячом. Лишь в двенадцать лет он предпочел теннис футболу. По сравнению с некоторыми вундеркиндами тенниса, Роджер сделал свой выбор достаточно поздно. Агасси, Сампрас, сестры Уильямс и Мария Шарапова начали тренироваться гораздо раньше. Тем не менее некоторые из давних соперников Федерера тоже долго не могли определиться. Надаль, выросший на испанском острове Майорка, предпочел теннис футболу в те же двенадцать лет. Вавринка, который поздно начал заниматься теннисом, до одиннадцати лет играл только раз в неделю.
В последние годы высказываются негативные мнения о ранней специализации, которая может привести к юношеским травмам и выгоранию. Федерер стал одним из примеров, побуждающих детей попробовать различные виды спорта. Долголетие его карьеры, стойкость и непоколебимый энтузиазм обнадеживают других. Надаль тоже может послужить примером, даже если ему пришлось столкнуться с гораздо большим количеством травм. Когда дело доходит до создания великих чемпионов, эффективными могут быть не только крайние, но и более сбалансированные подходы.
В конце концов, сестры Уильямс превзошли все ожидания, несмотря на главный теннисный план, разработанный их отцом Ричардом: «от колыбели к величию», который, следует отметить, давал им достаточно времени для изучения интересов вне спортивной области.
Агасси, у которого над кроваткой висел теннисный мяч, чтобы развивать зрительно-моторную координацию, также играл далеко за тридцать лет и преуспевал в своем деле, несмотря на хронические боли в спине. Он как раз и был одним из тех, кто продемонстрировал Федереру, что успешная и длительная карьера – не антонимы.
Как у отца троих детей и тренера по футболу, у меня есть собственное мнение, но нет смысла отрицать, что правильно скоординированные зоркими родителями младенцы могут вырасти чемпионами. Тем не менее ранняя специализация кажется намного ближе к детскому труду, чем к детской игре. Можно вздрогнуть при мысли о том, насколько быстро истощаются все талантливые юниоры, которые были запрограммированы на успех в теннисе на модели Агасси или Уильямс и утратили вкус к игре, если он действительно когда-либо был.
Федерер, чьи родители позволили ему найти свой собственный путь, привел три причины, по которым он предпочел теннис футболу.
– Мои руки были ловче моих ног, – признался он мне.
Роджер почувствовал в себе то, что осознали многие великие спортсмены, выбравшие теннис: желание контроля, свободы воли.
– Я хотел, чтобы победа или поражение были в моих руках, не зависеть от других, – объяснил Федерер.
Наблюдая за теннисистом на протяжении многих лет, я не могу его назвать типичным индивидуалистом. Роджер – экстраверт, он черпает энергию из других людей, а не истощается после общения с ними. Он часто проявлял интерес и к коллективному благу, долгое время участвуя в Совете игроков ATP и в благотворительном фонде, занимающемся дошкольным образованием. Когда Федерер и его агент Тони Годсик решили использовать значительный капитал для создания нового теннисного турнира в 2017 году, они начали с командного мероприятия – Кубка Лейвера, – призванного почтить память недооцененных великих теннисистов прошлого.
Трудно представить себе такую звезду тенниса, как, например, Джимми Коннорс, который бы смог реализовать себя в команде, Федерер бы сделал это. Но что-то в нем жаждало полной самостоятельности. Именно перфекционизм заставлял его изо всех сил стараться принять недостатки других, хотя игроку было так трудно принять свои собственные.
Тем не менее, если бы его футбольный тренер в местном клубе Concordia Basel вел себя по-другому, Федерер бы колебался дольше.
Роджер был быстрым и одаренным нападающим, при этом он совмещал тренировки по футболу с тренировками по теннису. По словам Федерера, его футбольный тренер сказал, что будет несправедливо по отношению к его товарищам по команде играть с ними только по выходным, раз он не сможет присутствовать на тренировках в будние дни.
Роджер не мог отказаться от тенниса. С футболом пришлось распрощаться.
– Никаких сожалений, – сказал он по понятным причинам много лет спустя.
В восемь лет Роджер начал играть в теннис в Old Boys Basel – скромном, но тем не менее ведущем клубе в зеленом районе города, в нескольких минутах езды на велосипеде от дома Федереров. Линетт играла на тот момент в женской команде Old Boys и решила перевести туда своих детей из-за качественной программы для юниоров, которую вела Мадлен Барлоше – швейцарка, которая сыграла в Уимблдонском турнире для девочек в 1959 году.
В программе участвовало около 130 юниоров.
– Можно было сказать, что у Роджера был некоторый талант, но у меня была сильная группа, много талантливых молодых людей, поэтому я бы никогда не подумала, что он станет тем, кем стал, – сказала мне Барлоше. – Но даже в восемь лет Федерер шутил со своими друзьями, что он будет номером один.
Сначала теннисист посещал групповые уроки, но вскоре начал брать индивидуальные занятия у Адольфа Качовски, опытного тренера по прозвищу «Сеппли», который быстро понял, что к нему попал необычный юноша.
– Однажды Сеппли пришел ко мне и сказал, что у него никогда не было юниора, который бы так быстро применил его советы, – рассказала Барлоше. – У некоторых учеников это может занять неделю или две, но Роджер просто брал и перестраивался.
Это наблюдение в отношении Федерера отметят еще многие тренеры на протяжении десятилетий.
– Роджер действительно хорош в имитации и подражании. Это на самом деле потрясающе, – сказал Свен Грюневельд, голландец, который работал с теннисистом в Швейцарском национальном теннисном центре.
Но Федереру тоже иногда приходилось учиться на собственном горьком опыте. В одном из своих ранних юношеских матчей, в возрасте десяти лет, со счетом 6–0, 6–0 его победил швейцарец Рето Шмидли, который был на три года старше Роджера и, следовательно, намного более сильным. Шмидли так и не стал профессионалом, но все еще дает интервью об этом матче и его маловероятном счете почти тридцать лет спустя.
Результаты Федерера среди юниоров быстро улучшились, когда он начал заниматься в Old Boys с Питером Картером, молодым австралийцем, обладавшим тактом и спокойным поведением. Тренер все еще совмещал свои педагогические обязанности с сателлитными турнирами.
– Они хорошо поладили с самого начала, – признала Барлоше.
Не последнюю роль сыграл тот факт, что Федерер к тому времени уже говорил по-английски. Картер все еще работал над своим швейцарским немецким, несмотря на то, что его супруга была из Базеля.
– Питер был хорошим человеком и сильно помог Роджеру, – считает Барлоше. – Он действительно заставил Роджера почувствовать себя особенным игроком и поделился с ним не только своей техникой, но и тактикой ведения матча.
Для Картера была характерна классическая атакующая игра: ловкие удары с лету, плавная работа ног и одноручный бэкхенд. Звучит знакомо? Так и должно быть.
– Многое из того, что вы видите у Федерера, очень похоже на игру Питера, – считает Даррен Кэхилл, ведущий тренер и аналитик ESPN, один из ближайших друзей Картера. – Но Федерер обладает взрывной силой, невероятной способностью закручивать мяч, да и двигается лучше. Питер был хорош, но не экстраординарен. У него была прекрасная подача, но ее было недостаточно, чтобы выигрывать два или три очка в каждой игре.
Дэвид Макферсон, австралиец из Тасмании, играл на сателлитном турнире вместе с Картером. Макферсон продолжал тренировать братьев Брайан и Джона Иснера.
– Меня так удивило, насколько удары Роджера походили на удары Питера, – вспоминает Макферсон. – Может быть, Роджер даже не до конца это понимает. Когда Питер, как и Роджер, бил справа, мяч уже отрывался от струн, а он все еще смотрел на точку удара. Я хорошо помню, как Питер делал это, и это было уникально, и вдруг мы увидели, что лучший игрок в мире удерживает финиш. Это точно не случайно. Подача тоже очень похожа, только расслабленное и плавное начало подачи. У Питера была самая красивая игра, которую вы когда-либо видели, но, в отличие от Роджера, он хуже владел мячом.
