скачать книгу бесплатно
Медальон вращается на цепочке… я ловлю солнечные блики. Мне нравится вращение… эта цепочка… в глазах все завращалось… маленькая девочка следит за мной.
Ее зовут мисс Кин… то есть Харриет.
– Харриет… Харриет… мы все любим Харриет.
И снова пустота.
Мисс Кинниан читает через мое плечо отчет.
И вот уже мы в школе для умственно отсталых, и она читает через мое плечо, как я пишу сочинение.
А теперь мне одиннадцать лет, и я в публичной школе № 13, а мисс Кинниан тоже одиннадцать лет, но сейчас она уже не мисс Кинниан, а маленькая девочка с ямочками на щеках и длинными завитушками, и ее зовут Харриет. Мы все любим Харриет. День святого Валентина.
Я вспоминаю…
Я вспоминаю, что случилось в школе № 13 и почему меня оттуда забрали и перевели в школу № 222. Из-за Харриет.
Я вижу Чарли – одиннадцатилетнего. У него в руках золотистого цвета медальон, который он нашел на улице. Но не на цепочке, а на нитке, и ему нравится его вертеть на пальце – то накручивать, то раскручивать – и ловить солнечные блики.
Мальчишки играют в мяч и иногда пускают его в середку, чтобы он попробовал его перехватить. У него это не получается, но все равно приятно. Однажды Хайми Рот уронил мяч, и Чарли его подобрал, но бросить ему не дали и снова поставили в середке.
Когда Харриет проходит мимо, мальчишки перестают играть в мяч и таращатся на нее. Все мальчики влюблены в Харриет с ямочками на щеках и кудряшками, которые подпрыгивают, стоит ей только встряхнуть головой. Чарли не понимает всей этой шумихи вокруг девочки, почему все пытаются с ней заговорить (не лучше ли играть в мяч, или пинать банку, или бросать кольцо?), но раз уж все без ума от Харриет, так и он будет от нее без ума.
Она не дразнит его, как другие ученики, а он развлекает ее по-всякому. Ходит по партам, когда учительницы нет в классе. Швыряет ластики в открытое окно. Исписывает каракулями школьную доску и стены. А Харриет прыскает и хихикает:
– Глядите, что он выделывает! Какой Чарли смешной. Вот глупыш!
Впереди День святого Валентина, и мальчики обсуждают, какие валентинки они подарят Харриет.
– Я ей тоже подарю, – заявляет Чарли.
Дружный смех.
– И где ж ты возьмешь валентинку? – спрашивает его Барри.
– Эта будет самая красивая. Вот увидите.
Так как у него нет денег, он решил подарить Харриет свой медальон в форме сердца – такой же, как валентинки в витринах магазинов. Вечером он взял из маминого ящика оберточную бумагу и долго возился, заворачивая в нее медальон, а потом завязывая красной ленточкой. На следующий день во время обеденного перерыва он подошел к Хайми Роту и попросил его надписать подарок.
Вот что он ему продиктовал: «Дорогая Харриет, ты самая что ни на есть красивая девочка в мире. Ты мне очень нравишься, я тебя люблю. Будь моей валентинкой. Твой друг Чарли Гордон».
Хайми аккуратно начал писать печатными буквами, посмеиваясь и приговаривая:
– Она будет в отпаде, когда это прочитает. Вот увидишь.
Чарли страшно, но ему важно подарить ей медальон, поэтому после школы он незаметно сопровождал Харриет до дома, а когда она вошла внутрь, он проскользнул следом и повесил подарочек на ручке двери. Потом выскочил на крыльцо, дважды позвонил и, перебежав улицу, спрятался за деревом.
Харриет выглянула на улицу, но так и не поняла, кто звонил в дверь. А потом увидела подарок и ушла с ним наверх. Чарли, придя домой, получил по попе за то, что украл оберточную бумагу и красивую ленточку у матери. Но он не переживал. Завтра Харриет придет в школу с медальоном на шее и всем скажет, кто ей этот медальон подарил. Вот тогда до них дойдет, с кем они имеют дело!
Он прибегает в школу слишком рано. Харриет еще нет, а его всего распирает.
И вот она приходит, но даже не смотрит в его сторону. Медальон она не надела, и лицо у нее очень недовольное.
Чарли чего только не вытворяет, чтобы ее рассмешить, пока учительница не видит. Делает рожи. Фыркает. Вскакивает на стул и вертит попкой. Швыряет мел в Гарольда. Никакой реакции. Может, она забыла медальон дома? Может, завтра его наденет? В холле он к ней приближается, но она молча проходит мимо.
В школьном дворе его поджидают два ее старших брата.
Гас толкает его в грудь:
– Это ты, сучонок, написал моей сестре грязную открытку?
– Это была валентинка, а не грязная открытка.
Оскар, который когда-то играл за школьную футбольную команду, хватает его за рубашку так, что отлетают две пуговицы.
– Держись подальше от моей сестренки, дегенерат. Че ты вапще делаешь в этой школе?
Он толкает его к брату, а тот ловит его за горло. От страха у Чарли потекли слезы.
Начинается побоище. Оскар врезает по носу, Гас опрокидывает на землю, и они начинают бить его ногами. Выбегают школьники, они аплодируют и кричат:
– Бьют Чарли! Еще! Еще ему поддай!
Одежда на нем разодрана, из носа течет юшка, один зуб выбит. Гас и Оскар ушли. Он сидит и плачет. Во рту горчит от крови. Школьники издевательски кричат:
– Чарли отмутузили! Чарли отмутузили!
Подходит мистер Вагнер, привратник, и разгоняет орущих. Он отводит Чарли в мужской туалет и говорит, чтобы тот смыл с лица кровь и грязь и ступал домой…
Какой же я был глупый. Верил всему, что мне говорили. А не надо было верить Хайми, да и всем остальным.
Все это я вспомнил сегодня, анализируя свой сон. Как-то это связано с мисс Кинниан, читавшей отчет через мое плечо. Мне больше не надо никого просить написать что-то за меня. Теперь я могу писать сам, и это хорошо.
Вдруг пришло в голову. А ведь Харриет так и не вернула мне медальон.
18 Апреля
Я узнал, что такое Роршах. Это тест с чернильными кляксами, мне его задавали перед операцией. Я струхнул. Берт будет меня спрашивать, что на этих картинках, а я ничего не увижу. И как узнать, что там нарисовано? Может, и нет никаких картинок. Может, это такой прием, чтобы проверить меня на глупость – пытаюсь разглядеть то, чего нет. Я заранее затаил на него досаду.
– Ну что, Чарли, – сказал Берт. – Помнишь эти карточки?
– Конечно помню.
По моей реакции он понял, что я раздосадован, и он удивленно на меня посмотрел:
– Что-то случилось, Чарли?
– Ничего не случилось. Просто я дергаюсь из-за этих клякс.
Он улыбнулся и покачал головой:
– Нет причин дергаться. Это стандартный персональный тест. Взгляни на эту карточку. Что ты на ней видишь? Все видят по-разному, глядя на эти чернильные пятна. А ты? Какие появляются мысли?
Я был в шоке. Я посмотрел на карточку, потом на него. Не таких слов от него я ждал.
– То есть в кляксах нет никаких картинок?
Берт нахмурился и снял очки.
– Ты о чем?
– О картинках! Которые прячутся в кляксах! В тот раз вы говорили, что все их видят, и хотели, чтобы я тоже их нашел.
– Нет, Чарли. Я не мог такое сказать.
– То есть как? – Из-за страха перед этими кляксами я был зол на себя и на него. – Вы так сказали. То, что вы аспирант, еще не значит, что вы можете надо мной смеяться. Все надо мной потешаются, с меня хватит!
Не помню, чтобы когда-нибудь я так злился. И не только на Берта. Я просто взорвался. Я швырнул все карточки на стол и выскочил из офиса. По коридору шел профессор Нимур, и когда я промчался мимо, даже не поздоровавшись, он понял, что со мной не все в порядке. Они с Бертом догнали меня уже у лифта.
– Чарли, – сказал Нимур, хватая меня за руку. – Одну минутку. Что все это значит?
Я выдернул руку и кивнул на Берта.
– Мне надоело, что все надо мной смеются. Раньше я этого не замечал, но теперь вижу, и мне это не нравится.
– Никто здесь над тобой не смеется, Чарли, – сказал Нимур.
– А как же кляксы? В прошлый раз Берт мне сказал, что в них скрываются картинки. Все их видят, и я должен…
– Послушай, Чарли. Ты хочешь услышать, что тебе сказал тогда Берт и как ты ответил? У нас все записано на кассете. Мы ее тебе прокрутим, и ты все услышишь своими ушами.
Я вернулся вместе с ними в отделение психиатрии, испытывая смешанные чувства. Я был уверен, что они меня разыгрывали и посмеивались, а я был невежественный и ничего не понимал. Меня переполнял гнев, и я готов был сражаться.
Пока Нимур искал кассету в моем досье, Берт пояснил: «В тот раз я употребил те же слова, что и сегодня. Правила требуют, чтобы мы точно следовали протоколу».
– Я поверю, только когда это услышу.
Они переглянулись. Я почувствовал, как краснею. Они надо мной смеются. Но потом сообразил, что у меня сейчас вырвалось, и понял, почему они переглянулись. Они отреагировали на перемену во мне. Я вышел на новый уровень: гнев и подозрения стали моей первой реакцией.
Из магнитофона раздался голос Берта:
– Что ты видишь на этой карточке, Чарли? Все видят по-разному, глядя на эти чернильные пятна. О чем думаешь ты?
Он почти слово в слово и с той же интонацией говорил мне в своей лаборатории несколько минут назад. А затем я услышал свои ответы… детский, немыслимый вздор. Я безвольно осел на стул.
– Это я нес такое?
Я вернулся в лабораторию Берта, и мы продолжили тест Роршаха. Мы не спеша выбирали карточки. На этот раз я давал другие ответы. В этих кляксах я «видел» то сражающихся летучих мышей, то мужчин, дерущихся на шпагах. Мое воображение разыгралось. И все-таки я не до конца доверял Берту. Я вертел карточки так и эдак, заглядывал с обратной стороны, не прописано ли там, что я должен увидеть.
Я подглядывал за тем, какие он делает пометки. Но все было закодировано:
WF + A DdF-Ad orig. WF – A SF + obj
В этом тесте я по-прежнему не вижу особого смысла. Любой человек может наплести, будто он что-то видит. Почем им знать, что я не вожу их за нос, рассказывая о воображаемых картинках?
Может быть, я что-то пойму, когда доктор Штраус разрешит мне почитать труды по психологии. Мне все труднее записывать свои мысли и чувства, зная, что это будут читать. Не лучше ли кое-что оставить для себя? Почему это стало меня беспокоить? Надо будет задать этот вопрос доктору Штраусу.
Отчет о проделанной работе № 10
21 Апреля
Я придумал, как в пекарне настроить смесители, чтобы ускорить производство. Мистер Доннер сказал, что это позволит сэкономить трудовые расходы и повысить прибыль. Он дал мне премию в пятьдесят долларов и прибавил десятку к недельной зарплате.
Я пригласил Джо Карпа и Фрэнка Рейли на ланч, чтобы отпраздновать это событие, но Джо нужно что-то купить для жены, а Фрэнк ланчуется с кузиной. Наверно, им нужно время, чтобы привыкнуть к произошедшим со мной переменам.
Я навожу страх на всех. Когда я подошел к Джимпи и похлопал его по плечу, он аж подпрыгнул и вылил на себя кофе. Временами я ловлю на себе его испытующие взгляды. В пекарне со мной уже никто не общается, да и одноклассники тоже. Я чувствую себя одиноким.
Почему-то вспомнил, как я уснул стоя и Фрэнк дал мне подножку. Теплый сладкий запах муки, белые стены, рык из горящей печи, когда Фрэнк открыл дверцу, чтобы перевернуть буханки.
Я падаю… переворачиваюсь… ударяюсь головой об стену.
Это я и не я… другой Чарли. Растерянный… потирающий голову… вылупился на Фрэнка, высокого и тощего, а потом перевел взгляд на Джимпи, грузного, волосатого, с землистой кожей и кустистыми бровями, которые почти закрывают его голубые глаза.
– Оставь ты уже парня в покое, – говорит Джимп. – Фрэнк, че ты к нему все время цепляешься?
– Да я ничего, – смеется Фрэнк. – Ему ж не больно. Он даже не врубается. Да, Чарли?
Чарли съежился, потирая голову. Что он такого сделал, чтобы заслужить подобное наказание? И всегда есть шанс схлопотать еще в придачу.
– Но ты-то врубаешься, – говорит Джимпи, припадая на свою ортопедическую ногу. – Так чего цепляешься?
Они садятся за длинный стол и начинают лепить из теста булочки, чтобы потом их запечь. Это заказы на вечер. Какое-то время они работают молча, а потом Фрэнк берет паузу и сдвигает белый колпак на затылок.
– Джимп, как думаешь, Чарли может лепить булочки?
Джимпи ставит локоть на стол.
– Может, оставим его в покое?
– Нет, правда, Джимп. Я серьезно. Сдается мне, что ему это по силам.
Идея показалась Джимпи интересной.
– Эй, Чарли, – обращается он к подопечному. – Иди сюда.
Обычно, когда люди о нем говорят, Чарли опускает голову и разглядывает шнурки на ботинках. Он умеет шнуровать ботинки и завязывать шнурки. А также взбивать и раскатывать тесто и лепить из него шарики.
Фрэнк глядит на него с озадаченным видом:
