Темь. В битве за истину

скачать книгу бесплатно


Утопленничков быстро освободили от упряжи, они бодро всхрапнули и ломанулись в лес.

– Ну, со скотиной разбрались, – с облегчением резюмировал Митромир, пожелав вступить в диалог с аборигенами. – А с нас – угощение честной братве Уваловой поляны! – и царственно принял радостные вопли толпы.

– Маг – он и есть маг, – ворчливо бубнил Никитич, собирая разбросанные на посадочной линии пожитки. – Нутром чую, до червонцев, мною спасенных доблестно, добирается…

***

Ясная звездная ночь, редкая для нынешней зимы, раскинула свой таинственный полог над карельскими лесами. Суматоха, вызванная триумфальным прибытием буйной команды, давно улеглась. Шалаши и хижины быстро восстановили, общий ужин был оживлен несколькими ящиками водки, выставленной Митромиром местной публике в целях достижения консенсуса, несмотря на горестные вопли Никитича. Впрочем, дед быстро утешился, когда ушлые коммерсанты презентовали ему внушительную флягу грибной настойки – тем более что благодаря изобилию карельских лесов она им почти ничего не стоила.

Местом ночлега всей компании Митромир избрал хижину, стоящую на краю поляны. Ее охотно освободил обитавший в ней толстенький субъект, смахивавший на перекормленного кролика. Причины его сговорчивости пояснил разбойничего вида леший, бывший на поляне кем-то вроде старосты:

– Побежал в бунгалию этого, как его… ну, которого ваш утопленничек в лесу порвал.

– В бунгалию? – удивился Антон. – Это что за сооружение?

– Это он так бунгало называет, – снисходительно пояснил всеведущий Леха. – И что, этот кролик не из брезгливых? Не боится усопших?

– А чего ему, – равнодушно ответил леший. – Банкир он. Бывший. А они не из брезгливых. Могут и в норе барсучьей жить, если денежкой приманить. Уж я навидался тут всяких. Зато ваша хижина попросторней будет, все и поместитесь.

Дощатое сооружение, более всего напоминавшее сарай, и впрямь было просторным, потому вся компания решила ночевать здесь, на разостланых звериных шкурах. Оно и безопаснее, и теплее, выразил общее мнение Никитич. Весняна тоже не возражала: понятно было, что в соседстве с компанией, собравшейся на поляне, не до стеснительности. Да и походная жизнь, богатая на разного рода увлекательные события, не оставляла времени на особые раздумья о разнице полов.

Уже поздней ночью перед хижиной пылал костер, в который были брошены два смолистых бревна. Огни костров рассыпались и по всей поляне: ее обитателям, взбудораженным шумным прибытием новичков, не спалось сегодня.

У костра засиделись Никитич, Митромир и местный староста-леший. Абориген охотно прихлебывал из деревянного кубка грибную настойку и рассказывал о житье-бытье публики, жаждущей перебраться в мир иной. Дед с магом слушали грустную повесть о взбудораженной России, бегущей неизвестно куда, и лишь вздыхали.

– Дак вот этот мужик-то, который в лес ломанулся, – вспомнил староста. – Ты, Никитич, знавал его? Подробно так ему выложил, кто он есть такой…

– Неизвестен он мне, – сумрачно ответил дед. – А узрить долю малую жизни кого-либо – дело нехитрое. Только не с каждым удается. Да и не к каждому хочется в жизнь лезть. Мало хорошего-то…

– Одного не пойму, – задумчиво продолжал староста. – Богатый был очень человек, слыхивал я тут… Олигархом его кликали. И власть немалую имел… Спрашивал я его, зачем ему иные миры. Так знаете, что ответил? Скучно, говорит, людишки кругом – грязь… Власти великой хотел над этой страной, но там, грит, своя банда, не пустят. Здесь все изведал, и куда себя деть – не знает. Ну, это надо же! Но я так думаю – неправду говорил. Или не всю правду.

– Это почему? – спросил Митромир. – Судя по твоему рассказу, народ здесь собрался не бедный. Многие, во всяком случае. И что, все говорят – скучно?

Леший придвинулся поближе, оглянулся и шепотом сообщил:

– Боятся.

– Чего? – одновременно спросили маг и домовой.

– Конца мира, – авторитетно сообщил леший.

Митромир и Никитич дружно захихикали. Леший обиделся:

– И ничего тут смешного! Вы что, не видите, каковы людишки стали?

– Ну, насчет людей, – Митромир подчеркнул это слово, – ты поаккуратней. Люди разные… А конца света ожидали столько раз, что и не сочтешь. Только в этом тысячелетии – уже не однажды, сначала на 2000-й год, потом по сказкам майя… Слышал о таких?

– Неа, – мотнул мохнатой головой леший. – Только и лесной народ в сомнениях. Не бывало такого, чтобы погода не день многажды шаталась от тепла к морозу. От дождя – к снежному бурану. И чтобы медведи не знали, залегать ли им в берлоги. А пятнистых зайцев видел? Тоже ведь не поймут, какую шкуру накидывать, летнюю, али зимнюю… И с каких это пор в лесах-то наших карельских земля вздрагивать стала?

– Когда это она вздрагивала? – подозрительно спросил Никитич. – Ну вот, в последние-то разы?

– Да тому дня два назад, – почесал затылок леший. – И буря тут пролетела средь ясна неба… Вмиг все почернело.

– Так то понятно, – отмахнулся Никитич. – То мы с Темными бились героически и доблестно, как в старину. Вот и у вас слышно стало, как мы их жесточайше побили.

– Да? – выпучил глаза леший. – Так, стало быть, это ваши деяния народ тут перепугали?

Никитич скромно приосанился, а Митромир озабоченно спросил:

– Кстати, а здесь, на поляне, Темные есть? И много ли?

Староста-леший махнул лапой:

– А кто их знает, кто тут Темный али Светлый… Тока у нас здесь перемирие, никого тронуть нельзя. Иначе камень заветный проход не откроет. Ни туда, ни оттуда не пропустит, коли вражда на поляне.

– То-то нас с дубинами встретили, – буркнул Никитич.

– Дак и прибыли вы не мирно, – парировал леший, – а с великим шумом и грохотом, народ поваляли. Да вот олигарха-то ентого ваш утопленничек еще в лесу загрыз, буйну головушку на кол посадил, ровно вора иль разбойника какого…

– На осиновый? – со знанием дела спросил Митромир.

– А ты откель знаешь?

– Так олигархи все – воры и жулики, – охотно пояснил маг. – И осиновый кол им просто необходим, чтобы не могли слезть с него. Живучи очень. Утопленничек-то знал этот народишко, потому и выбрал осину.

– Оно и для банкиров хорошо, – авторитетно сказал домовой. – У тех – вампирья порода, без осины никак.

– Очень пользительное сие дерево, – глубокомысленно согласился леший. – На нем такожде можно и чужеземцев развешивать – долго висят, не тухнут.

– Это каких таких чужеземцев? – не понял Никитич.

– Да являются тут в последние-то времена, лес валят не по закону и варварски, – отмахнулся староста. – Не по-нашенски говорят, ликом черны и воняют, однако. А теперь и желтолики да косоглазы появились.

– И здесь гастарбайтеры, – вздохнул Митромир.

– Наших-то, тех, кто лесом промышляет, мы попугаем, по чащам погоняем да покатаемся на них, они малость в разум приходят, понимают, что лес беречь нужно, – продолжал леший. – А чужеземцев – на осину… Что им втолкуешь? Беда только, что не успеваем, все новые прибывают.

– Ну, ты, однако, как наш сотоварищ вещаешь, – усмехнулся Никитич. – Скинхедом себя прозывает. Не любит инородцев. А они, поди, тоже люди…

– Я их сюда не звал, – насупился леший. – Коль пришли – пусть законы наши лесные соблюдают. И человеческие. И понимают свое место. Покуда же ведут себя как в государстве завоеванном, место им – осина.

– То знакомо, – вздохнул домовой. – И сюда Темь проникла…

– Вот то-то и оно, – резюмировал леший. – Ежели все собрать, то оно и выходит, что вроде как неладные времена приходят. Потому людишки… люди, – поправился он, бросив быстрый взгляд на Митромира, – и переполошились насчет конца света.

– А сколько в среднем здесь раньше собиралось народа перед открытием портала? – тоном бухгалтера осведомился Митромир.

Другого лешего этот вопрос поверг бы в ступор, но староста был тертым лесным жителем и бодро ответствовал:

– Ну, если на моем веку, то не больше пяти-шести всяческих личностей дожидалось… А ныне больше сотни каждый раз набирается. Да не случайные: попадаться стали богатеи разные, купчишки. С любовницами и без. Бывают и вовсе странные личности, не поймешь, кто. Дорогу сюда ведь не каждый знает.

– И возвращаются обратно? – спросил маг. – Или поток только в одну сторону? Оттуда кто приходит? Может, с товаром каким?

– Оттуда мало. То ли нравится там, то ли пропадают… А товар – что оттуда на себе принесешь? Проход ведь только пеших пропускает. Магические вещички, бывает, приносят, только они здесь как-то не так действуют. Или вовсе простыми вещичками становятся. Ходили слухи – хотели оттуда принести что-то совсем уж могущественное, но там стража, на тропе, она это дело чует и не пропускает. В страже тролли ходят, а их не подкупишь. А золото что там, что здесь в цене, какой смысл туда-сюда его таскать?

Компания у костра призадумалась. Ночной лагерь постепенно накрывала тишина, гасли костры, темные зубцы елей резче проявились на фоне ночного ясного неба.

– А когда Увал-то открывается? – спросил Никитич.

– Дак не угадаешь, – пожал плечами леший. – Бывает, в месяц по два-три раза разверстывается, а иной раз и по два месяца заперт. Вот и дичает тут народ. Кто-то не верит, уходит, а иной в загул бросается… Только у нас порядки лесные, шибко-то разгуливаться да колобродить не даем. Чуть что не так – на осину аль обратно в мир ваш пинком… В последний-то раз Увал дней пятнадцать назад открылся, так что ныне ждем, вот-вот должон.

– И что там за мир? – не отставал Никитич. – Сам-то там бывал? Говорят, туда народ наш ушел.

– Не знаю, там я не был… Кто возвращался, рассказывают, что мир как мир, только железок всяких ваших там нет, не работают оне… А наших народов много – и лешие, и домовые, да гномы разные, тролли из-за рубежья по другим проходам когда-то пришли. Да вы оба и сами знаете, когда исход народов наших отсюда пошел…

– А кто там разруливает? – спросил Митромир. – В смысле, правит?

– Дак там целых три земли, – озадачился леший. – В двух правители вроде, а в третьем не пойми чего…

Митромир и Никитич переглянулись.

– Что, три страны на целый мир? – недоверчиво спросил маг. – Так это аналог Земли или другая планета?

Астрономические тонкости были выше понимания лешего. Но и терять имидж знатока ему не хотелось, а потому он, как мог, скроил на своей корявой роже значительное выражение и пробубнил нечто вроде: «Чего пристали, вот попадете туда, сами и увидите…».

– Ты хоть скажи, – попытал его напоследок Никитич, – сей мир Раземельем кличут, али другой?

– Вроде этот, – неуверенно ответил леший. – Но слыхал я, Раземелье не одно. Приходил народ из другого места, где другой есть вход, тоже рек, что и там Раземелье… И вообще те, кто оттуда вертались, не шибко словоохотливы были, – признался он. – Вроде как не в себе являлись. Да и мало таковых было.

– Бедлам, как всегда, где магия начинается, – проворчал Митромир. – Все туманно и неясно. То ли дело людская наука: хоть ограниченно, зато доказуемо и повторяемо. Бывал я в Раземелье, а теперь поди догадайся, в каком.

Тут староста-леший зачем-то оглянулся, придвинулся к собеседникам и шепотом поведал:

– Другое тревожит нас, народ лесной… Сила идет оттуда, когда путь открывается. Магические талисманы тут, в нашем мире, начинают действовать, хотя с незапамятных времен такого не было. Чем далее от камня, тем сила ослабевает, но перешагнула она границы миров, и опасно это. Не всякому сие известно, но вам говорю истинно. Вы уж посмотрите там, чего и как. Нельзя допустить, чтобы миры открылись друг другу, а границы стерлись, ибо произойдет тогда ужасное.

– Порталы всегда на замке были, – задумчиво сказал Митромир. – Оттуда проникало что-то, конечно, но в очень малых количествах для того, чтобы воздействовать на магосферу Земли.

– Не знаю я сих словес мудреных, – сказал леший. – Но сила оттуда идет непростая… Темная. Недобрая.

– Это нам известно, – заметил Никитич. – Худое к нам идет. А из порталов или еще откуда… Неведомо сие. Однако спать надобно, други. День завтра, чую, нелегкий будет…

– Можно подумать, у нас до сих пор сплошной отдых был, – проворчал Митромир, поднимаясь.

Глава 4

Красное утреннее солнце еще только показало свой краешек над щеткой карельских лесов, как обитателей поляны разбудил хриплый трубный рев. Из шалашей, хижин, сараев полезли хмурые, невыспавшиеся личности, в воздухе бодряще прозвучал отборный русский мат, суть которого сводился к одному: кто устроил неожиданную побудку? И чья мама виновата в том, что на свет появился этот нехороший человек?

Если мама и была, то явно не человечья: виновником переполоха оказался леший-староста, изо всех сил дующий в огромный рог, отнятый когда-то у неведомого животного явно не местного происхождения. Узрев его, разнокалиберный народ поумерил выражение своих чувств, что свидетельствовало о немалом авторитете лешего.

Когда жаждущие попасть в Раземелье, кашляя и чихая, собрались в центре поляны, сноровистые лохматые существа приволокли подобие каменного трона и большую колоду с дуплом, расположив их рядом с увалом. Староста торжественно уселся на трон и возгласил:

– Явлено мне, что откроется Увал днем сегодняшним, и войдут в него страждущие числом двенадцати, не более!

Толпа возмущенно заревела, но леший кашлянул в рог, отчего по лесам пошел гул, и народ, присев, затих.

– Квоту нам не пресечь! – сурово объявил леший, отчего сразу стал похож на замшелого бюрократа из райнного бюро трудоустройства. – Ведомо вам, что число проходящих туда устанавливают они, а идущих оттуда – мы. И так заведено не нами.

– А здесь-то квоту кто устанавливает? – выкрикнули из толпы. – Ты, что ли?

– Может, и я, – недобро умехнулся староста. – Вот только, сколько помню, ни разу еще та квота не была выбрана… Желающих возвернуться мало было. А уж погибли оне там, али прижились – кто знает.

Над поляной повисло раздумье. Люди переглядывались, переговаривались, осмысливали, хотя разговоров об этом было уже между ними немало.

– Ну и как мы будем решать, кто пойдет? – выкрикнул снова все тот же голос из толпы.

– А голосованием, – ответил леший-староста, обнаруживая немалое знакомство с нынешним миром людским. – Ранее всяко было: и на мечах бились, и на топорах геройствовали… А ныне людишки мелкие пошли, толпою норовят решить – вот и голосуйте. Избирайте достойных, – неприлично хихикнул и поудобнее устроился на своем каменном седалище.

Почему хихикал бывалый леший, выяснилось позднее, когда на поляне началась торжественная процедура выборов. Прежде всего, выявились лидеры, вокруг которых образовались группки. Выдвижение происходило по-разному. Где-то шел ожесточенный торг, мелькали в воздухе кредитки и пачки купюр. В других случаях дело решалось просто: чья глотка громче. Одна из групп разделилась надвое и мрачно выставила на противников дула автоматов, но леший-староста решил вопрос просто: направил в ту сторону свой чудной рог и кашлянул в него. Противники повалились, как подкошенные, снесенные звуковой волной, и более браться за оружие не решались.

Бывалый Никитич и здесь проявил знание традиций российского парламентаризма: предусмотрительно отвел товарищей в сторонку, к сваленным недалеко от каменного трона старосты бревнам, на которых вся компания и уселась, с интересом наблюдая разворачивающееся перед ними действо. Домовой заставил всех нацепить на себя все железо, приобретенное в оружейной «Пьяной берлоги», особо упирая на волшебные качества Антонова меча и кинжала Марцеуса.

– Читывал я в интернетие, что у нас на выборах оболванивают человеков, – пояснил дед свою осведомленность. – Пиарствуют всяко и творят другое злое волшебство. А оно нам ненадобно. И опаску от сего следует иметь.

Тем временем в толпе на поляне вновь начало броуновское движение, все перемешалось, затем она вытолкнула из себя двух личностей, которые направились к старосте.

– Мы, это… – начала беседу личность с козлиной бородкой, в очках на длинном прыщавом носу. – Необходимо уточнить процедурные вопросы.