скачать книгу бесплатно
Война и мир Лизы Пинтер
Александр Киселев
Эржебет Пинтер – венгерка. Судьба заносит её в Россию, где ей предстоит пройти через испытания климатом и языком, чтобы стать той самой Елизаветой Сирхаевой, которую в определённых кругах будут знать все.
Война и мир Лизы Пинтер
Александр Киселев
© Александр Киселев, 2022
ISBN 978-5-0056-7077-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая
Есть два варианта решения любой проблемы: решить её самому или попросить кого-то её решить. Во втором случае есть риск уйти в бесконечный цикл – проблемы, которые решаются таким бесконечным перекладыванием, принято называть неразрешимыми. Если же при достаточно большой длине цепочки перекладываний находится человек, решивший проблему, он становится героем.
В определённых кругах славу такого решателя чужих проблем имел Льюис Уилсон. В молодые годы он прославился по всем южным штатам тем, что, где дипломатией, а где и силой, всегда мог заставить определённых людей делать определённые вещи. Льюис дружил и с мафией, и с бизнесом, и с политикой, и с военными. За его услуги ему всегда щедро платили. Чаще всего наличными, но порой и иначе. Жена Льюиса была дочерью армейского генерала Монтгомери, которому тот помог избежать расследования растраты имущества военной базы, находившейся в генеральском подчинении. Дом семьи Уилсонов был куплен мафиозным боссом Луиджи Фонтаной, для которого Льюис убедил парочку честных копов из отдела по борьбе с наркотиками, что не стоит переходить дорогу дону Луиджи. Владелец крупной винодельческой компании «Wine of Magyarorszаg» Джон Кереньи отблагодарил Уилсона за оперативное решение вопроса с недостаточной выплатой налогов долей в собственной фирме. Немецкий алюминиевый магнат Герхард Треш подарил Льюису небольшой замок близ Майнца за вызволение его сына Матиаса из плена турецких похитителей. Руперт Мэйнард, владеющий мировой гостиничной империей, за избавление своей дочери Кэтрин от навязчивого поклонника переписал на Уилсона роскошный пятизвёздочный отель в Хорватии. Это далеко не все «подарки», полученные Льюисом за его деятельность, но главное было в том, что он оброс полезными связями по всему миру. Если у него самого теперь возникали какие-то проблемы, находилось много желающих помочь ему.
Льюис Уилсон был крепкий, среднего роста джентльмен с уверенной, энергичной и ровной походкой. Взглянув на него, вы сочли бы его успешным офисным работником, который успевает держать себя в форме. Вы бы крайне удивились узнав, кто он на самом деле. Молли, его жена, любила рассказывать разные истории о достатке мужа, причём никому из слушателей и в голову не приходило указывать на явные несоответствия её рассказов. Сама генеральская дочка, с тринадцати до тридцати лет слывшая немыслимой красавицей, понемногу начала увядать. Любопытно, что ни домашние хлопоты, не рождение сына не поколебали её красоту, а вот годы всё-таки взяли своё. Сын Уилсонов, Люк, готовился в этот день отпраздновать свой десятый день рождения.
Пока Льюис искал подарок сыну, в квартире Уилсонов раздался телефонный звонок. Дженни Фейр, вышколенная горничная двадцати пяти лет, взяла трубку:
– Дом Уилсонов. Добрый день.
– Могу я услышать мистера Уилсона? – спросил вежливый голос с едва заметным акцентом.
– К сожалению, его нет… Что ему передать?
– Это Джон Кереньи. Я перезвоню позже.
Молли Уилсон появилась в холле и спросила:
– Кто звонил?
– Мистер Джон Кереньи, мэм.
– Брр… Этот неприятный тип! Чего он хотел?
– Поговорить с мистером Уилсоном, мэм.
– Он не сказал, зачем?
– Нет, мэм. Он сказал, что перезвонит.
– Спасибо, Дженни… Можешь идти.
Посреди шумноватого детского праздника мисс Фейр позвала Льюиса к телефону, а сама по давно отработанной привычке взяла другую трубку и подслушивала.
– Льюис! Привет!
– Джонни! Всегда рад тебя услышать. Ты по делу?
– К сожалению, да, – Кереньи мгновенно посерьёзнел. – Нас не слушают?
– Только прислуга, – ответил Уилсон с показной лёгкостью, однако, услышав о деле, он стал не менее серьёзен, чем его собеседник. – Сам понимаешь.
– Конечно. Дело в проблеме одного моего друга.
– Какого рода проблема?
– Как раз твоего. Высший уровень. Подробности при личной встрече…
– Как насчёт завтрашнего полудня? Наше обычное место.
– Идёт… Кстати, сына поздравь от меня!
– Хорошо, – улыбнулся Уилсон, вешая трубку. «Странно, что он вспомнил», – подумал он.
На следующий день Льюис ровно в полдень появился в их привычном кафе для деловых встреч в трёх кварталах от головного офиса фирмы Кереньи. Джон уже ждал его, методично осушая стакан за стаканом (он пил сок из-за проблем с печенью). Без предисловий, Кереньи заговорил о деле:
– Проблему зовут Сирхаев.
– Русский коммерсант? Он ещё жив?
– Мой друг позаботился, чтобы Сирхаев-старший скоропостижно скончался. У него случился приступ. Его люди уже на месте; завтра он умрёт.
– Тогда в чём же проблема?
– Его сын и наследник. Мой друг хочет получить дело Сирхаева, младший ни бельмеса не смыслит в ведении дела – но любой скажет ему, что мой друг был злейшим врагом его отца. В этом случае он откажется от продажи своего бизнеса. Моему другу нужен неизвестный человек с репутацией, который бы решил эту проблему.
– Как это: «неизвестный с репутацией»? – не понял Уилсон.
– Неизвестный международной полиции, но с репутацией надёжного парня в узких кругах…
– ОК. Такой, как я.
– Да. Но прежде, чем ты согласишься, хочу тебя предостеречь. Моему другу нужен результат. Методы его не интересуют. Если ты не сможешь убедить Сирхаева, ты должен будешь убрать его. Ты готов подписаться на это?
– Я никогда никого не убиваю. Это моё постоянное условие. Мои люди могут убить, если приказано. Они не задают вопросов. Им только надо платить.
– Пять миллионов евро, наличными… Может быть, ещё и какой-то подарок по окончании…
– Я встречусь лично с твоим другом или нет?
– Встретишься, – сухо кивнул Кереньи. – Сколько времени тебе потребуется на подготовку?
– Оптимально месяц.
– Две недели хватит?
– Возможно.
– Срок исполнения – полгода. Успеешь?
– В самом худшем случае должен справиться. В идеале недели хватит.
– Этот Сирхаев – довольно крепкий парень. Он вряд ли испугается угроз.
– А родственники? Жена, дети? Возлюбленная? Ну, друзья, на худой конец?
– Друзья есть: молодая немецкая пара. Может, ты слышал: Циль и Нойбах.
– Нойбах? Это не тот, который фигурист?
– Он самый. Вряд ли ты ожидаешь, что через него сможешь давить на Сирхаева?
– А если через его жену давить на обоих?
– О, вряд ли! – воскликнул Кереньи. – Это своенравная леди сама на кого хочешь надавит!
Уилсон с трудом подавил улыбку.
– Так значит больше никого нет?
– Нет.
Джон Кереньи не любил криминал, хоть и был с ним повязан по уши. В его сердце оставалось место человеческим привязанностям. Он знал, что Сирхаев живёт с Эржебет Пинтер в Будапеште; однако ему крайне не хотелось подставлять дочь своего школьного приятеля Габора Пинтера. «Льюис и без этого справится», – думал он, успокаивая себя. Его лицемерие не знало предела – очевидно, что судьба самого Валентина Джона нисколько не заботила.
Янош Такшонь Кереньи родился в послевоенном Будапеште. Его отец был радикалом, активным сторонником антикоммунистического движения и «геройски» погиб в пятьдесят шестом при подавлении восстания; семья жила впроголодь. Через несколько лет мать-одиночка Альма Кереньи решилась бежать в США и сделала всё возможное и невозможное, чтобы осуществить это (собрав денег с сочувствующих и выбравшись в Австрию, она купила билеты на трансокеанский пароход для себя и своего сына). Она умерла, чуть-чуть не добравшись до места назначения. Шестнадцатилетний Янош оказался у родственников в Америке. Он довольно быстро и хорошо овладел языком, стал Джоном и превратился в американца, но часто вспоминал о родине и людях, живущих там. Переписка с некоторыми из друзей, хоть и была политически затруднена, но помогала Яношу-Джону чувствовать себя немного венгром и не забывать родной язык и родную культуру. После падения «железного занавеса» Кереньи часто навещал друзей, а вскоре и вовсе открыл в Венгрии бизнес.
Льюис с интересом взглянул на собеседника: ему показалось, что тот нервничает. «С чего бы?» – удивлённо подумал Уилсон. – «Если бы он хотел избавиться от меня, есть много более простых способов… Ну, разберёмся потом», – решил он.
Дома Льюиса ожидали пристрастные расспросы жены. Молли прекрасно понимала, что встреча мужа с Кереньи означает проблемы, а проблем-то ей как раз меньше всего хотелось. Особенно сейчас, когда их сын стал резко взрослеть и требовать к себе повышенного внимания.
– Молли, всё в порядке. Мы с Джонни просто обсуждали текущие дела фирмы…
– Ты хочешь сказать, что не уедешь невесть куда на неопределённый срок?
Льюис смутился:
– Возможно, мне придётся поехать в командировку… – Молли молча встала и ушла. Он не пошёл за ней, а только покачал головой с досады. А потом его уже полностью захватила подготовка к поездке.
Молли проплакала в подушку всю ночь. Наутро она не обнаружила мужа дома. На столе в гостиной лежала записка: «Дела, извини. Когда вернусь, не знаю. Люблю тебя». Это было уже не первый раз. Будучи миссис Уилсон, Молли привыкла частенько оставаться одна. Она любила Льюиса и безоговорочно прощала ему подобные выходки.
Уже тем же утром Уилсон прилетел в Петербург. Его встретили двое молодых парней, сказавших, что они от «мистера Петрова». Они сопроводили Льюиса до особняка в Зеленогорске, где и жил друг Джона Кереньи.
– Мистер Уилсон? Рад знакомству. Я Юрий Петров.
– Моё почтение… Наш общий друг сказал, что у Вас есть небольшая проблема…
Петров поднёс палец к губам:
– Тсс… У стен есть уши, мой друг. Вот, – он протянул собеседнику папку с бумагами. – Прочтите это. Потом мы вместе всё это уничтожим.
Льюис иронично улыбнулся: поведение русского отдавало маразмом и паранойей. Вряд ли все вокруг него были шпионами и хотели вывести его планы на чистую воду. С другой стороны, при его положении осторожность не помешает. Уилсон методично проглядел бумаги. Потом удовлетворительно кивнул и вернул папку Петрову. Тот подошёл к камину и бросил папку в огонь. Уилсон усмехнулся:
– Вам мои действия кажутся смешными? – спросил русский. – Я могу рассказать Вам поучительную историю… Когда я начинал бизнес, я не считал всех вокруг потенциальными предателями. Даже конкуренты, считал я тогда, могут быть твоими друзьями. Но я ошибался. Дмитрий Сирхаев украл мои идеи; присвоил себе то, что я не счёл нужным от него скрыть… Теперь я параноик. Полная секретность во всём! Даже в том, какие газеты я читаю в туалете…
– Понимаю… – последнему замечанию Уилсон не мог не улыбнуться. – Простите, что смеялся над Вами.
– Все смеются надо мной. Я привык к этому. Зато я добиваюсь успехов.
– В таком случае, мне следует ради Ваших успехов приступить к работе.
Юрий Михайлович Петров улыбнулся и едва заметно кивнул. Американец покинул его дом, а он задумался: спасёт ли сын Димы Сирхаева свою шкуру, выберется ли живым из жестокого бизнеса? Петрову было наплевать. Чужие жизни ничего не значили, кроме сумм за их прекращение. Только такое отношение может вывести в лидеры.
Характер Петрова закалялся в советской системе, в партии и позже в КГБ. Юрий Михайлович был прирождённым функционером и привык к безжалостной чиновничьей подковёрной грызне. С теми же критериями он оказался и в бизнесе при новом условно капиталистическом строе.
Любые вопросы деликатного свойства по-прежнему решались иоанновскими опричниками; только в прошлом веке они носили форму и имели звания, а сейчас стали зваться бандитами. Назначение же их нисколько не изменилось. Правда, теперь появилась возможность звать «варягов», таких, как этот Уилсон, чтобы не марать руки своих доверенных людей.
Льюис остановился в отеле «Европа», где и устроил свой штаб. По традиции, с ним работали два посредника, которые самостоятельно находили исполнителей и для запугивания, и для убийства. Сам Уилсон никогда не встречался с мелкими исполнителями. Его дело было возвышенным – общение с объектами и планирование – чем он очень, в душе, гордился. Всё чисто, аккуратно, изящно; его никто не уличит в смертных грехах. Вообще, Льюис не терпел насилия. Лишь дважды он отдавал приказ об убийстве и столько же раз – о покалечении, чтобы объект стал сговорчивей. Все эти приказы он, в своё время, по нескольку дней обильно заливал коньяком. И всякий раз, начиная новое дело, надеялся обойтись без крайних мер.
Вот и сейчас Льюис Уилсон рассчитывал на своё красноречие, которое позволит ему обойтись без кровопролития.
* * *
На венгерскую столицу опустился вечер. Отойдя от окна, Валентин сдержанно улыбнулся. Потом ему вспомнилось, что отец в тысяче километров отсюда находится при смерти, и его настроение резко упало. Самолёт в Петербург, билет на который Сирхаев приобрёл вчера, вылетал через двадцать часов. Эржебет ещё не знала о его отъезде. Он не знал, как она к этому отнесётся. У него были определённые опасения на сей счёт – его отсутствие может оказаться катализатором, из-за которого у его возлюбленной случится рецидив – хотя пока ничто, в общем, не предвещало возвращения Пинтер к распутной жизни.
У них всё было хорошо. Валентин любил Эржебет, заботился о ней, практически не спорил с ней; ей же было удивительно спокойно с ним, а, поняв цену истинного спокойствия, она уже не рвалась искать приключения и страсти. Хотя она оставалась ещё достаточно молодой, чтобы не принять здесь философское прозрение за просто возрастную успокоенность. Нет, Эржебет Пинтер по-прежнему оставалась молода и активна в делах, но на личном фронте более не собиралась гоняться за разными мужчинами, предпочтя спокойную и размеренную, практически семейную, жизнь. Почему же не совсем семейную? Положа руку на сердце, Эржебет понимала, что согласится на предложение руки и сердца от Сирхаева. Но Валентин, опасаясь её гнева и казавшегося ему более вероятным отрицательного ответа, не спешил делать ей это предложение. В конце концов, живут же люди и без штампов в паспорте!..
Она пришла с работы на полчаса позже, чем обычно. Несмотря на общую усталость, лицо её светилось какой-то радостью, которую она явно хотела разделить с ним. Валентин обнял её в качестве приветствия.
– У меня для тебя потрясающая новость! – с порога заявила сияющая Эржебет.
– У меня тоже, но более грустная, – ответил он.
Венгерка выжидающе посмотрела на него, перестав даже улыбаться, поняв по тону Сирхаева серьёзность ещё не высказанной им проблемы.
– Мой отец в больнице. Я должен срочно лететь к нему, в Питер, прямо сейчас…
Пинтер сделала два шага в сторону дивана и в изнеможении опустилась на него. Сирхаев догадался, что она плачет, хотя он и не смог толком понять, от чего именно из сказанного им подруга его так погрустнела – она не знала его отца.
– Ты уедешь, Вэл… – глухо сказала Эржебет. – Как раз тогда, когда я впервые в жизни всерьёз почувствовала себя по-настоящему счастливой…
– Я не могу поступить иначе, Бет… – он всегда называл её этим западным уменьшением, не признавая классической венгерской «Эржи», которое использовали её местные друзья. – Отец нуждается во мне; я ведь не могу подвести его…
– Когда ты вернёшься?..
