скачать книгу бесплатно
– Да, неважно здесь болезных потчуют.
Март брезгливо сморщился.
Любовь Васильевна обиженно поджала губы и проговорила:
– Согласно диетологической раскладке, на завтрак больному положено: каша рисовая с маслом, бутерброд с сыром и какао. В обед будут мясные блюда. Закончите завтрак, нажмите кнопочку над головой, и я заберу посуду. Приятного аппетита, Андрей!
Она неслышно удалилась.
Март посмотрел на часы.
– И я пойду, пожалуй. На работу опаздываю. Выздоравливай, старик. До встречи!
Он махнул рукой и стремительно покинул палату.
Я взглянул на стоящий передо мною поднос с едой и вдруг почувствовал приступ зверского голода. До меня дошло, что уже несколько дней я ничего не ел. В мгновенье ока я смел кашу вместе с бутербродом. Немного подумав, я отломал пол палки «салями» и отправил ее вслед за кашей. Та же участь постигла и плитку шоколада, ее я уничтожал, запивая какао. Ощутив в животе приятную тяжесть, я расслабился. Все было хорошо, спокойно, умиротворенно, если не шевелиться. Но шевелиться нужно было, я протянул руку к кнопке на стене и нажал ее. Боль снова прострелила мой позвоночник, но, к моему удивлению, уже не так остро. Либо я выздоравливаю, либо начинаю привыкать к боли.
Отворилась дверь, и мягкой кошачьей походкой в палату вошла Любовь Васильевна.
– Покушал? Молодец, Андрюша. Отдохни пока, поспи или так полежи, помечтай. В два часа у нас обед. Я тебе перед ним еще два укольчика поставлю и повезу тебя на процедуры. Вот, друг мой, такие у нас с тобой планы на ближайшие дни.
– Принимается, тем более, что от меня ничего не зависит.
– Вот и хорошо. Отдыхай, Андрей.
Она ушла.
Я смотрел в потолок, в голове не было ни одной мысли, ну конечно, я вспомнил Марта, там же у меня «сплошная кость». Веки мои тяжелели, глаза закрывались, и я постепенно погружался в сладкую дрему. Через приоткрытую форточку я слышал шелест листвы за окном, шум проезжающих вдали автомобилей, громкие голоса мальчишек, гоняющих на пустыре мяч.
Не знаю, сколько я еще проспал, только меня разбудили громкие голоса в коридоре.
Дверь в палату отворилась, и в проеме показался человек в темно-синем костюме, плотно облегающем его бочкообразную фигуру. Увидев меня, его круглое, словно масленичный блин, лицо расплылось в улыбке, превратившись в овал.
– Вот он, здесь. Заходите!
Воскликнуло лицо и широко распахнуло дверь. Вслед за ним в палату ввалилось еще человек пять или шесть. Он быстро подошел ко мне, плюхнулся на стул рядом с кроватью, и тут же моя правая рука оказалась в его пухленьких, как бабушкины оладьи, ладонях.
– Здравствуйте, Андрей! Здравствуйте! Как вы? Как здоровье?
– Все хорошо, Ефим Семенович! Спина, правда, побаливает.
Странно, почему-то я сразу вспомнил этого добродушного толстячка. Это был продюсер нашего фильма.
– Просто Ефим. Для друзей я Ефим.
– Хорошо, Ефим, – улыбнулся я.
– Ну здорово, Андрей!
Это подошел ко мне Хохлов. В группе к нему все относятся с уважением. Шутка ли. За его плечами около сорока кинокартин. Он – звезда нашего фильма. В группе все почтительно называют его «Михалыч». В нашем боевике он играет штабс-капитана.
Михалыч по-хозяйски взял стул, поставил его твердо рядом с кроватью, словно постамент. Уселся на него, положив свои пудовые кулаки на колени, и превратился в памятник то ли Петру I, то ли Александру III.
– А мы к тебе, Андрюха, прямо со съемок. В костюмах, в гриме.
Голос у него был низкий, рокочущий.
– Мы ненадолго к вам, Андрей, – засуетился Ефим Семенович. – Пока декорации меняют, свет переустанавливают. Мы вот решили заехать к вам. Ненадолго. Сами знаете, сколько стоит час простоя.
Я понимающе закивал головой.
– Мы вот вам привезли. Фрукты, овощи, соки. Леша, где пакет?
Тотчас из-за спины продюсера высунулась рука актера Гришко, игравшего в фильме филера Фомина, с полным пакетом провизии.
– А где цветы, Леночка? – руководил процессом продюсер.
– Здесь я, – раздался звонкий мелодичный голосок, от которого у меня сладко заныло в груди. – Вы, мужики, сгрудились у кровати, не даете мне подойти. Это дискриминация.
– Проходите сюда, Леночка. Садитесь, – пророкотал Михалыч, галантно уступая ей стул.
– Спасибо.
Леночка присела на край стула, аккуратно оправив платьице. До меня донесся сладковатый запах ее французских духов.
– Привет, Андрей! Ну как ты?
– Да все с ним нормально, Ленок. Видишь, как живой лежит, – пробасил Коля Супрун, актер, игравший главного злодея Лешего.
– Нет, не все нормально. Видите, как он похудел, небритый и глаза грустные. Здесь плохой уход! Вот и стульев не хватает. Я тебе, Андрюша, цветы принесла.
Она положила мне на грудь огромный букет цветов.
– Спасибо, – сказал я, не сводя глаз с ее пухлых пунцовых губ.
– Лена, что же вы его, как покойника в гробу украшаете. Рано ему еще, – прыснул Супрун.
– Ой, правда! Надо их в вазу поставить.
Она оглядела палату.
– Слушайте, это безобразие, здесь нет даже вазы для цветов!
– Самое главное, у него есть ваза ночная. Может быть, туда… – не унимался Супрун.
– Фи на вас, Николай. Пойду к дежурной, у нее должна быть ваза.
Леночка быстро вышла из палаты.
– Послушайте, Андрей. Ваш гонорар мы перевели вам на счет.
Продюсер снова тискал мою руку в своих ладошках.
– Страховку мы вам оплатим, как только вы выпишитесь из больницы. За лечение в этой клинике мы уже оплатили.
– Спасибо, Ефим Семенович, – поблагодарил я его. – Но мы не успели снять со мною последний эпизод в фильме?
– Не переживайте, Андрей. Эпизод не очень важный, проходной, дублера вместо вас снимем. В вашем костюме, как-нибудь со спины. Пусть режиссер об этом думает. Кстати, о режиссере. Он настаивает, чтобы кадры с вашим падением с крыши вошли в фильм. Несчастный случай, произошедший с вами, снимали четыре камеры. Я сам смотрел эти кадры. То, что надо. Динамика, экспрессия, а, главное, без монтажа.
– Да, Андрюха, классно у тебя получилось. Голливуд отдыхает, – пророкотал Хохлов.
– Признавайся, сколько раз ты репетировал свой полет? – поинтересовался Супрун.
– Да погодите вы!
Продюсер нервно взмахнул рукой.
– Тут сугубо этический вопрос, Андрей. Если вы не хотите, то мы не будем вставлять эти кадры, чтобы не ранить вам душу?
– Если вы считаете, что кадры о моем свободном полете украсят наш фильм, то я согласен, – ответил я.
– Вот и хорошо, Андрей. Конечно, мы вам оплатим это как каскадерский трюк высшей категории сложности. Вы не будете в обиде.
Лицо Ефима Семеновича снова превратилось в овал.
В палату впорхнула Леночка с букетом цветов, помещенным в простенькую стеклянную вазу.
– Ну все. Поправляйтесь, Андрей. Мы вас ждем. За мною, ребята.
В последний раз продюсер стиснул мою руку своими «оладьями». Он встал со стула и направился к двери. Все потянулись за ним. Вдруг он остановился и взглянул на Лену.
– А вы, Леночка, можете остаться с Андреем наедине. Недолго. Мы вас подождем в машине.
– С чего вы взяли, что нам нужно остаться наедине?
– Да ладно, Лена. Уже вся группа знает, что у вас роман. А вы все в шпионов играете, – пробасил Михалыч.
– Скажите, Андрей, белый «Пежо 308» ваша машина? – спросил слащавым голосом Ефим Семенович.
– Моя – ответил я.
– А то на прошлой неделе я выезжаю со стоянки у студии. А в белом «Пежо» Лена с кем-то целуется. Я со спины вас не узнал. Тогда все в порядке.
– А я вам вот что скажу, – подал голос Супрун. – Захожу я как-то в костюмерную, а там Андрюха и Леночка…
– Да идите же вы отсюда! – повысила голос Леночка. – В машине досплетничаете!
Мужчины послушно удалились. Мы остались вдвоем. Лена положила руки мне на плечи и, глядя мне в глаза, прошептала:
– Здравствуй, любимый.
Я ничего не успел ответить, как в ту же секунду мой рот был запечатан долгим и страстным поцелуем. Волосы Лены щекотали мои щеки, нос. Я прижимал ее к себе, жадно вдыхая пьянящий аромат ее духов. От вздымающейся груди ее исходил жар, сводивший меня с ума. Наконец она оторвалась от меня, переводя дух.
– Колючка моя.
Она провела рукой по моей щетине недельной давности. Щеки ее раскраснелись, взгляд затуманился.
– Я чуть не умерла от страха, когда ты с крыши свалился. Больше так никогда не делай.
– Не буду. Честное пионерское.
– Я скучала без тебя, Андрейка. А ты?
Вместо ответа я обнял ее за шею и притянул к себе. Наши губы снова слились в долгом, головокружительном поцелуе.
– Ну все, Андрейка. Мне пора.
Она отстранилась от меня.
– Всю прическу разлохматил и помаду съел. Надо привести себя в порядок.
Леночка достала из сумки расческу, зеркальце, губную помаду и принялась восстанавливать свой слегка помятый антураж.
– Что нового на студии? – спросил я, с интересом следя за процессом восстановления красоты.
– Ничего особенного. Послезавтра съемки заканчиваются, затем монтаж, озвучка, все по плану. Да, третьего числа инвестор приезжает из Москвы. Говорят, он олигарх или что-то в этом роде. Он денег дал нашему Ефиму на фильм.
– Что же, в Питере своих олигархов нет?
– А я откуда знаю. Посмотрит рабочий материал, если понравится, еще один фильм спонсирует. Ну все, я полетела. Люди ждут. На прощанье можешь меня поцеловать.
– Это я с превеликим удовольствием.
Я широко распахнул свои объятия.
– Только, чур, помаду не размазывать и прическу руками не трогать.
– Есть, товарищ генерал.
Она наклонилась ко мне, и я снова ощутил клубничный вкус ее помады на своих губах.
– Я люблю тебя, Андрейка.
– И я тебя люблю, Ленок.
– Все, меня здесь уже нет.
Леночка быстро встала и стремительно, не оглядываясь, пошла к двери, едва не сбив на ходу медсестру, вносившую в палату поднос с моим обедом.
