Коконы

скачать книгу бесплатно


– Прилетел, Паша, прилетел.

– Ну давай подъезжай. Или машину прислать?

– Не надо. Буду через десять минут.

* * *

Калинин, выключил трубку и откинулся назад. Он прикрыл ладонью глаза и еще раз прокрутил разговор с президентом. После совещания, его пригласили к главе администрации по пустяковому делу. Ровно через минуту туда зашел и президент. Они расселись в глубоких кожаных креслах и минут двадцать поговорили. Беседа была легкой. Уже давно эти трое понимали друг друга с полуслова.

– Ты Петя берешь на себя всю идеологию. Сутками сиди, ничем больше не занимайся, но заставь, слышишь, заставь страну возбудиться. Уламывай, угрожай, запугивай. Но что б вся страна в едином порыве уже через месяц. Понял? Вот Паша тебе поможет.

Тебе Паша комбинат. Внедряй, оттяпывай куски, наша задача, что бы комбинат только коконы продавал, а все остальное мы. Аэропорт, гостиницы, инфраструктура. В общем обложить их надо, как медведя в берлоге. Только нежно. Гладь, целуй, обнимай. А там глядишь и задушим в объятьях. Что с америкосами?

– Вовка подонок прилетел сегодня. Уже дожидается. Он у них теперь главный по коконам, с особыми полномочиями. Вот указ подготовил о помиловании.

Президент усмехнулся, взял из рук Калинина указ, пробежал глазами и подписал.

– И какие планы?

– Думаю, что прилетел согласовывать войсковую операцию на нашей территории.

– И?

– Да пускай проводят, Владимир Владимирович. Мои аналитики нам дали 0,3–0,5 %, а им и того меньше. Пускай обделаются. Я вот тут о другом думаю. Не объявить ли после этого США агрессором? Бучу поднять в ООН ну и так далее?

– Сложный вопрос. С одной стороны заманчиво. Но рановато. Думаю, так сделаем. Они, конечно, под американским флагом выступать не будут. Замаскируются под какой ни будь Гринпис или талибан. Наша задача мировому сообществу доказать, что это америкосы. Конечно, не мы будем доказывать, а комбинатовцы. Вот этим и займись. Проходя по коридорам лубянки, Калинин уже четко знал, что будет говорить.

Глава третья. Былое

Дверь в небольшую комнату, примыкающую к кабинету, открылась и Калинин увидел своего помощника. Лицо у него было суровое. Калинин усмехнулся.

– Давай, заводи предателя Родины.

В кабинет, тесня помощника, уже врывался импозантный мужчина лет шестидесяти пяти, со щегольской бородкой, золотыми очками на веревочке. Внешне он напоминал преуспевающего профессора престижного университета. Только глаза, карие, бездонные с вихрями черной бездны, как-то не сочетались с внешностью. Профессор на ходу протянул руки к сидящему в удобном кресле Калинину, не заметив ответного жеста, развел руки в сторону, как бы открывая объятие и затараторил.

– Ну здравствуй Паша. Здравствуй друг мой закадычный. Вот это прием, вот это по-нашему. Что это у тебя? Огурчики соленые? Салатики, рыбка? Ай да Павел! Ну спасибо, уважил.

Гость присел, потянулся к графину, стоящему в ведерке со льдом, и налил две рюмки.

– Давай Паша выпьем за наше чекистское братство! Ты не смотри на меня так. Ты ведь сам разведчик и все понимаешь. В нашей профессии никогда черное не бывает только черным, а белое только белым. Это у сапогов все просто. Вот враг, а вот я. У нас так никогда не получалось, за всю многовековую историю разведки. Так что не серчай Леонидыч, когда ни будь, я тебе все это в подробностях расскажу.

– А куда торопиться? У тебя ведь пожизненное, времени много, рассказывай.

Калинин чокнулся с гостем, и тот рассмеялся удивительно молодым детским смехом. Выпили, захрустели огурчиками, вторую выпили стоя, не чокаясь и без тоста. Просто встали, посмотрели друг другу в глаза и выпили до дна. После третьей, Калинин достал из ящичка трубку, поелозил внутри ершиком, не спеша вставил фильтр. Не глядя на собеседника, стал аккуратно набивать табаком, утрамбовывая после каждой щепотки специальной металлической «топталкой». Затем взял красивую зажигалку и приступил к раскуриванию. Владимир Александрович Волгин, полковник службы внешней разведки федеральной службы безопасности России, бывший резидент СВР в Мексике, кавалер множества орденов, герой СССР, заочно приговоренный к пожизненному заключению, сбежавший к американцам, сдавший сети русской разведки в Латинской Америке, ненавидимый всеми бывшими сослуживцами, трескал салат оливье и поглядывал на Калинина. Раскурив трубку, внимательно осмотрев и оставшийся довольным тем, что в меру влажный табак раскурился должным образом, Калинин вопросительно посмотрел на гостя. Тот отложил вилку, откинулся в кресле, и начал.

* * *

– Я, Павел Леонидович, рад конечно встречи, но, если бы не коконы, фиг бы я сюда приехал. Вчера я был у Президента и два часа пытался отговорить его от военной операции. Но он уперся. «Никогда мы не будем договариваться с этими подонками», ну и далее по тексту. «Коконы принадлежат мировому сообществу, их нельзя продавать, ими нужно обеспечивать все население под присмотром специальной комиссии ну и так далее». Формально я отвечаю за операцию, но это не совсем так. Ответственность я с себя снял, на мне только согласование с вами. Операция, конечно, провалится, это ясно. Не знаю, что там комбинатовцы придумают, но вторжения они ожидают с первого дня и надо полагать подготовились. У меня другой вопрос к тебе. Как вы будете реагировать на вторжение?

– А вы что под американским гордым стягом на баррикады попрете?

– Да, нет, конечно, Паша. Но мы же с тобой не дети. Если у вас полковники сбегают, то уж американцев пленных расколоть пара пустяков. Какова будет реакция России?

– Глупый вопрос. Объявим США зоной наших интересов и пизданем ракет двести с ядерными боеголовками.

– Паша, ну я серьезно спрашиваю.

– А тебе то это зачем? Уж не в президенты ли собрался?

– Я нет, а вот человек хороший из нашей партии собирается.

– Уж не Гарри ли?

– Он самый.

– Понял я тебя. А нам то, что с этого?

– Теплота в отношениях, торговое партнерство, зеленая улица ну в общем договоримся.

– Дороговато вам это обойдется, денег то найдете?

– Спишем все долги в знак примирения, объявим Россию зоной благоприятных инвестиций, рейтинги международные изменим на А.

– На А +, ты хотел сказать.

– Ну на А +.

– И Кимскую волость отдадите?

– Да забирайте, на фиг она нам нужна.

Они засмеялись и выпили еще по одной. Волгин встал, вытащил из внутреннего кармана флэшку и протянул Калинину.

– Вот, Паша, здесь все подробности. В знак, так сказать, примирения и добрых намерений.

– Ну насчет примирения это тебе с вдовой Лисицына надо говорить, да с детьми его, с тремя, им будешь объяснять, как ты их папку на электрический стул усадил. А что касается добрых намерений, то, что ж, спасибо, рассмотрим. Когда начало?

– Послезавтра.

– Ну бывай, предатель.

– Да брось ты, Паш, надоело. Тут судьба мира решается, а ты с сиротами. Если об этом думать, то ты вообще должен был давно застрелиться. К тебе такая очередь из русских и чеченских вдов, что мне с тобой и не тягаться.

– Поговори еще, морда бесстыжая. На вот, тебе индульгенцию.

Калинин протянул Волгину указ президента.

– Но помни, что это тебя президент помиловал, а здесь тебя никто не простил, да и не простит, не надейся. Все, бывай.

– Береги себя, Паша. Увидимся.

* * *

Калинин, проследил взглядом за уходящим посетителем, сел к столу и включил компьютер. Повозившись с паролями, он зашел на сайт комбината. Затем он нажал на кнопку «Заказ кокона», быстро заполнил анкету. Открыл почтовую программу, просмотрел немногочисленную почту, тем временем подоспело письмо подтверждение с комбината. Он скопировал платежные реквизиты и перенес их в банковскую программу. Ввел пароль, подтверждающий платеж и выключил компьютер. В этот момент пропищал селектор.

– Слушаю.

– К вам Ракитин.

– Пусть заходит.

В дверях появился подполковник Ракитин.

– Ну что Семен Васильевич, не засиделся в Москве?

– Засиделся, Павел Леонидович.

– А раз засиделся, то и собирайся. На завтра в 8.00 вылет закажи, в Череповец полетим.

– Уж не коконы ли примерять?

– Да уж не достопримечательности рассматривать.

– Слушаюсь.

– Ну все до завтра. Инструктаж в самолете. Никого не брать. Вдвоем полетим.

Глава четвертая. Ракитин

Семен Васильевич Ракитин, 1963 года рождения, шел домой пешком, нарушая все инструкции. С тех пор, как он возглавлял работу по проекту «Сталь», не было дня что бы вот так, просто сесть в метро, проехать три станции, и пройтись пятнадцать минут до дома, сокращая путь проходными дворами. Он и сам не знал почему ему это пришло в голову именно сегодня. Просто смылся с работы, отпустив водителя обедать. Помощнику сказал, что идет в аналитический центр, а сам просто вышел из здания и пошел к метро. За двадцать пять с лишним лет службы он привык к инструкциям и правилам, впрочем, также привык и нарушать все это подчас глупое, но в большинстве случаев, кровью товарищей написанные ограничения. Сегодня был особенный день. Каждый год, когда раз в два года, а когда и раз в пять лет, именно в этот день, Семен еще во сне, перед пробуждением, слышал нежный голос. Он просыпался от этого ощущения и с минуту лежал, не открывая глаз, наслаждаясь этим ощущением теплоты и какой-то детской радости. Весь день, он слушал, то переливы колокольчиков, то ласковое шептание ветра, но наступал вечер. И чем ближе были вечерние часы одиночества, тем громче звучали в его голове эти странные звуки. Теперь он знал, что будет за этим и ждал этого с каким-то смешанным чувством страха и любопытства. Обладая незаурядными энергетическими способностями, Ракитин, когда это случилось в первый раз, провел неделю на даче. Сказавшись больным и сославшись на усталость, испросил неделю у начальства и уехал. Начав с простых медитаций, потребляя лишь воду и столовую ложку оливкового масла в день, он уже на четвертый день вышел в астрал и начал поиски. Трое суток, он бился над решением этой странной проблемы, пока не получил главный ответ на свой вопрос. Это был не призыв к контакту. Это был сам контакт, и он не требовал от него никаких усилий по поиску другой половины. Как выяснилось, не нужно было изнурять себя медитациями и голодом. Контакт произошел и продолжения не требовалось. Это объяснение было получено практически на физическом уровне. Оно просто повисло в воздухе, в виде простого предложения, написанного красивым подчерком его жены. Он сразу узнал его, немного торопливые, но очень красивые прописные буквы, с легким наклоном и едва уловимыми старомодными завитушками на заглавных буквах. Дочитав до конца, он с пониманием воспринял, то, что строчки, доселе висевшие в воздухе, исчезли, оставив после себя легкий полупрозрачный дымок, похожий на пар изо рта. Впервые за семь дней, Семен почувствовал что-то теплое, сродни прикосновению, кого-то родного и заснул. И увидел сон. И проснулся…

Уже в лифте, пропищал пейджер. Семен усмехнулся, отстегнул от пояса маленькую черную коробочку, сдвинул крышку, на дисплее светились цифры «145326». Он полистал страницы отзывов, выбрал «224516», нажал кнопку «отправить» и убрал пейджер на место. Код «224516» был придуман им лично. В центре мониторинга сначала удивились, но потом согласились внести его в стандартные отзывы. Означал код: «Со мной все в порядке, думаю о жизни». Код подразумевал оставить сотрудника в покое, ибо он находился в высокой степени концентрированности над решением аналитической задачи. Это был код редкого использования, но сегодня был именно этот случай. Применение, практически забытых устройств, пришла в голову одному из, пожалуй, самому одаренному сотруднику технического центра. Этот юноша увидел пейджер в музее технических приспособлений и долго не мог понять для чего служило это устройство. Однако, выслушав снисходительные объяснения, он через неделю предложил начальству такую систему, что у всех глаза на лоб повылазили. Простая, кондовая и практически не расшифровываемая линия оперативной связи. Да, и верно, зачем лишние разговоры, когда есть простые ответы на конкретные вопросы? Так усовершенствованные пейджеры и вернулись в самую секретную службу страны.

Открыв дверь, Ракитин вошел в квартиру, привычно осмотрел метки чужого присутствия. Не снимая ботинок, заглянул в обе комнаты и на кухню. Он проделал это автоматически, не думая. Выработанная годами привычка. Вот уже много лет, как он жил один. В этот день умерла Светлана, пожалуй, единственный человек на планете, которому он доверял и любил. Сколько лет назад.

* * *

Они познакомились во Франции в маленьком городке Мерибель. Он тогда работал в добывании под прикрытием сотрудника отдела личной безопасности посольства. Три посольских семьи катались на лыжах. Отдых был спокойный, посольские едва ли кого интересовали, и сам Ракитин понимал, что сопровождение таких персон, это скорей всего форма поощрения самого Семена за предыдущие месяцы ишачки по добыванию в Европе. Каждое утро, позавтракав, вся компания выбиралась на склон, где и катались часов до трех. Через два дня к ним присоединилась милая девушка. Она была врачом. Работала в Москве, во Францию приехала в командировку для проведения курсов реабилитации некоторых сотрудников посольства. В советское время такой врач был редкостью. Она лечила иглоукалыванием, гипнозом, акупунктурой.

Невысокого роста, изящная, всегда в прекрасном настроении. От этой женщины исходила удивительная энергия свежести. На нее нельзя было не обратить внимание. Посольские жены встретили Светлану удивительно доброжелательно. Обычно чопорные и надменные, они сразу же стали оказывать ей небывалые знаки внимания. Вечером во время ужина, когда Семен удивлялся переменам произошедшими с номенклатурными матронами, он почувствовал на себе ее добрый и внимательный взгляд. Именно тогда он и услышал впервые ее голос. Не тот, который слышали все. А именно ее голос. Это было как шелест ветра. Что она ему сказала? Кажется «Добрый вечер, мой прекрасный рыцарь». Он поднял глаза, внимательно посмотрел на нее, обвел взглядом сидящих за столом и услышал продолжение: «Нас никто не слышит. Только не отвечай мне, ты пока не умеешь». После ужина, все вышли из гостиницы пройтись перед сном. Дети бегали вокруг взрослых, мужчины шли немного впереди, говоря о каких-то, как им казалось, важных делах, женщины чуть сзади, обсуждая, что-то другое. Семен все не мог успокоиться. Он, конечно, уже слышал о докторе Светлане, о ее удивительных способностях, но монолог на уровне передачи мысли – это было слишком. И дело тут не в том, что он не верил в такое. Будучи активным сотрудником одного из самых прогрессивных с научной точки зрения учреждений страны, где в ход шло все что давало хотя бы призрачный шанс опередить противника, Семен сталкивался в своей жизни и с экстрасенсами, и гипнотизерами, да и еще с дюжиной нетрадиционных специалистов. Однако, то, что произошло с ним сегодня, было не на что не похоже.

После прогулки все разошлись по номерам. Делая свой обычный комплекс упражнений перед сном, Семен все еще думал о произошедшем. А утром ему предстояло удивиться уже по-настоящему.

Обычно, они поднимались на фуникулере на самую высокую точку и только там надевали лыжи и начинали спуск. Все катались достаточно прилично. Дети занимались с тренером, где-то внизу и появлялись в районе обеда. Все хотели посмотреть, как покажет себя на горе московская докторша. Была суббота, народу прибавилось за счет приехавших на выходные французов. Их группе пришлось продвигаться к кабине маленькими шагами в довольно большой очереди. Такие ситуации не радовали Семена. Он все же был на работе и пытался обезопасить своих подопечных от возможных происшествий. Двигаясь в непосредственной близости от мужчин, он все же улавливал передвижение женской группы, которая была несколько сзади них. Когда все уже были на верху и выходили из здания станции, толпа рассосалась. Спустившись по ступенькам на снег, он оглянулся. По лестнице, весело переговариваясь, спускались жены и доктор. Все было нормально. Семена всегда забавлял вид горнолыжников. Тяжелые ботинки, блокирующие ступни, делали походку необычной. Казалось, ты находишься среди космонавтов на какой-то неизвестной планете. Особенно ему нравилось наблюдать за женщинами. Их походка не только менялась на космическую, но и выражение их лиц также неуловимо превращалось в какое-то особенное. Появлялась мечтательность и отрешенность. Навстречу поднимался какой-то француз с ребенком на руках. Одной рукой он прижимал к груди своего малыша, в другой нес лыжи. Когда мужчина был на две ступеньки ниже спускающихся русских и начал тесниться к перилам что бы пропустить женщин, из рук одной дамы выскользнули лыжи. Она оперлась ими что бы сделать очередной шаг вниз и в этот момент лыжи начали падать. Семен отчетливо увидел, как окаймленный железом кант лыж приближается к французу, вернее к смуглой головке его ребенка. До них было не менее пяти метров. Никто бы ничего не смог сделать что бы предотвратить трагедию. Иногда с Семеном случалось такое. В мгновения высочайшей концентрации, он начинал видеть происходящее в замедленном темпе. Один раз именно эта способность спасла ему жизнь. Так было и сейчас, лыжи наклонились и приближались к голове малыша, на солнце сверкнул обод, оставалось каких ни будь десять сантиметров и вдруг лыжи пошли обратно. Точно также как падали, вернулись на место в еще открытую кисть, упустившей их дамы. Словно в кино, рука в перчатке крепко обхватила лыжи. Семен недоуменно оглянулся. Никто из присутствующих ничего не заметил. Женщины преодолели последние ступени и приступили к одеванию лыж, продолжая беседу. Струйка пота противно бежала между лопатками. Кроме этого, да еще крепко стиснутых зубов, ничего не напоминало о происшедшем. Семен перевел дух, рядом стояла Светлана и улыбалась. «Нужно больше отдыхать, Семен. А то, что только не привидится», весело шепнула она ему глядя в глаза.

Через три дня Светлана уехала. Накануне вечером, они долго сидели у камина в баре гостиницы и разговаривали. О чем? Он не помнил. Она дала ему свой телефон и просила позвонить в Москве. Семен помнил, что не о чем особенном они не говорили. Но именно с этого вечера, он никогда не чувствовал себя одиноким. Она всегда была с ним. Ему даже не нужно было напрягаться что бы вспомнить ее. Она просто приходила. Это было необъяснимо, но он физически ощущал ее присутствие в себе.

* * *

Они встретились в Москве через четыре месяца. Начиналась очередные, и как всегда судьбоносные выборы президента. График был жуткий, работали сутками, практически никто не ходил домой ночевать. Приходилось урывать для сна часа четыре, где придется. Он звонил каждый день. Это был его ритуал. Прижимать трубку к уху, вслушиваться в длинные гудки, и слышать: «Я скоро вернусь, мой прекрасный рыцарь». Выборы прошли. Победил тот кандидат, который, как тогда, казалось, был нужен стране. Уже заканчивались бесконечные «разборы полетов», были написаны представления к наградам и приказы о взысканиях, а в трубке перекрикивая длинные гудки, все звучал ее голос. «Я скоро вернусь, мой прекрасный рыцарь». В этот раз он услышал «Привет, мой прекрасный рыцарь. Я вернулась.»

Они стали жить в месте с первого дня. Это было так естественно, что Семен этому не удивился. Ему было тогда не многим за тридцать пять. Перспективный сотрудник, обличенный большим доверием. Он мотался по всему миру, потеряв счет городам и странам. Прекрасно говорящий на трех языках, обладающий европейской внешностью, Ракитин привлекался к самым активным операциям. Ему посчастливилось миновать болото лубянки. Он не сидел в кабинетах, не лебезил перед начальством, не выгадывал зарубежных командировок. Его шеф, такой же как он сам, с незаурядными способностями, майор, Паша Калинин был неуловим. Они встречались с ним то в Париже, то в Андорре. Порой Ракитин даже забывал, где он работает, и кто он сам. Калейдоскоп имен и биографий, контактов и профессий. Их подразделение конечно имело какое-то название. Что ни будь типа «Б-1346-бис» или «отдел помощи ветеранам», он не знал, да его это и не интересовало. Они были фантомом. Все зависело от их фантазии. А уж этого было хоть отбавляй. Особенно отличался Вова Волгин. Однажды, когда они искали подходы к одному типу из комитета конгресса США по разоружению, именно Вовка придумал беспроигрышную комбинацию со слепым гомосексуалистом. Проблема была лишь в том, что никто не соглашался на эту роль. В слепого то поиграть были все согласны, а вот что бы ориентацию поменять, пусть и на благо великого отечества, с этим произошла заминка. И тогда тот же Волгин и придумал прекрасный выход. Он притащил из Мадрида секретаря нашего посольства, замеченного в нетрадиционной ориентации, красиво подвел его к конгрессмену в одном из баров Вашингтона и с фантастическим блеском разыграл комедию со своим слепым товарищем, за которым некому присмотреть до завтра, потому что сам Смит (то бишь Волгин) должен немедленно уехать по срочному делу. Перед таким приключением, осторожный как лис, конгрессмен не устоял. Румяный молодой европеец, с нежной кожей юноши, говорящий по-английски с таким милым испанским акцентом, беззащитный и трепетный. Расчет на голубые флюиды оправдался. И уже через час, «испанец», размякший от виски в кресле у камина в доме объекта, признался конгрессмену в своем тайном желании обнять мужчину.

Через неделю, Смит встретился с конгрессменом по пустяковому делу на ланче. На вопрос о юноше, Волгин поднял брови и после паузы достал из внутреннего кармана пиджака конверт, и передал его собеседнику. Слегка дрожащими пальцами, тот вытащил из конверта фотографию «испанца». Провел указательным пальцем по щекам и губам красавца, потом как бы разгладил фото ладонью и перевернул. На обратной стороне была надпись по-русски. Конгрессмен удивленно поднял глаза на Волгина. Здесь написано следующее. «Милый Бил, я никогда не забуду тебя. Это была лучшая ночь в моей жизни.»

– Кто он был?

– Секретарь советского посольства в Мадриде.

– Ты вербуешь меня, Смит?

– Да, Бил.

– Я смогу его еще увидеть?

– Все зависит от тебя, Бил.

– Он знал, что это подстава?

– У него не было выбора.

– Что с ним будет?

– Если ты откажешься, он поедет в Сибирь и будет руководить комитетом профсоюза какой ни будь прачечной или химчистки.

– А если соглашусь?

– Все зависит от тебя, Бил.

– Хорошо. Что я должен делать?

Таким был Волгин. А потом наступили черные дни. Что-то поменялось на верху и выборы были лишь поводом собрать их всех вместе в Москве.

* * *

Сначала их прикрепили к разным направлениям. А после выборов рассовали по управлениям. Официально это выглядело весьма благопристойно. У них большой опыт, стало нецелесообразным таких специалистов использовать в добывании. К тому же многие офицеры вынуждены были проходить курс лечения. Всему виной жуткая запарка, еда в сухомятку на ходу в течение месяцев и так далее.

С другой стороны, командировки закончились. Жизнь Семена наполнилась новым, неведомым ему до сели смыслом. И все же он не любил вспоминать первые годы их жизни вместе. В его памяти это выглядело, как мгновение счастья и ему не хотелось думать о деталях. Помнилось, как однажды поздним воскресным утром, она объяснила ему его дар.

– Ты слухач, Сема.

– Что ты имеешь в виду?

– Сейчас я говорю с тобой мысленно, а ты слышишь меня как будто я говорю в слух.

Семен удивленно посмотрел на нее и понял, что она права.

– И что мне с этим делать?