скачать книгу бесплатно
Закаленные бурей 5
Александр Леонидович Кириллов
Поддержав Ленина, Алексей Семенов вместе с товарищами участвовал в штурме Зимнего дворца. После победы Великой Октябрьской революции Семенов участвовал в создании ВЧК, став заместителем Дзержинского, а его товарищи стали отрядом особого назначения при ВЧК. Находясь на новой должности, он активно помогает большевикам в борьбе с контрреволюцией и бандитизмом, сражается с иностранными интервентами, разрушает планы отдельных лидеров большевиков, играющих «за две команды», встречается с арестованными императором Николаем II и его семьёй. Работая на большевиков, он упорно идёт к своей цели – укреплению созданной при его идейном руководстве Северо-Восточной Республики.
Александр Кириллов
Закаленные бурей 5
Глава 1. Снова на фронте
Запустив процесс создания русского анклава в Персидском заливе, в конце декабря 1916 года я вернулся в Санкт-Петербург. Эвакуация производств и людей шла своим чередом: дома, цеха, лаборатории, предприятия в других городах по бросовым ценам распродавались всем желающим. Рабочие, инженеры, учёные с семьями и многочисленными родственниками прибывали в Якутск. Часть из них оставалась в наместничестве, но основная масса пароходами через океан переправлялась в Никарагуа. Пожилые учёные остались в Петербурге или вернулись в Москву, а более энергичные и заинтересованные в работе отправились в новые края. В Якутск убыли семьи жандармов из отряда Сержа и финансисты. А вот столичная больница «Зенит Здоровье» оставалась работать. С её эвакуацией имелись большие проблемы, так как она была забита ранеными.
В столице с каждым месяцем становилось всё неспокойнее, а окружающая Николая II обстановка всё печальнее. Начиная с осени 1916 года в оппозицию к Николаю II встали не только либеральная Госдума, но и его ближайшие родственники, образовав «великокняжескую фронду». Общим требованием родственников стало отстранение от управления страной Распутина и царицы-немки, введения «Ответственного министерства» и Конституции. Открыто сочувствовали либеральным идеям великие князья семейства Романовых, зять Николая II принц Ольденбургский, тётя Мария Павловна и даже предполагаемый преемник на престоле Михаил Александрович Романов. Окончательно испортила настроение Коленьке собственная маман, в штыки встречавшая его решения.
Накал страстей выплеснулся первым актом будущей трагедии. В ночь на 17 декабря в Юсуповском дворце был избит, отравлен и застрелен Фёдор Распутин. Под следствием оказались высокие заговорщики: князь Феликс Юсупов, черносотенец и депутат Думы Владимир Пуришкевич, великий князь Дмитрий Павлович Романов и офицер британской разведки «МИ-6» Освальд Рейнер. На ведущих дело следователей давили великие князья и британские власти, а показания участников убийства были запутаны, так что всё шло к тому, что Распутин сам себя отравил, избил и застрелил, чтобы наверняка помереть. Это событие напугало жену императора Аликс. Озлобленный Николай неожиданно жёстко пресёк «Фронду», под разными предлогами выслав из столицы всех опальных великих князей.
Ерофеев ввёл меня в курс дела известных ему городских новостей, после чего вместе мы отправились во дворец, где вначале встретились с Софи Друбецкой. От неё узнали пикантные подробности этого дела, обстановку и расклады в царском семействе. Затем с Борисычем имели аудиенцию у жены Николая, Александры Фёдоровны. Она была в полном расстройстве чувств, постоянно всхлипывала, рассказывая нам о смерти своего духовного наставника и предательстве ближайших родственников.
– А где Мария Фёдоровна?
– Императрица Мария София Фредерика Дагмар перебралась в Киев. Алексей, скажи, ведь Николай – император, поэтому он должен руководить государством!
Насколько я знал, между женой и матерью Николая II существовали трения, которые сейчас явно выплыли наружу, а большинство родственников Николая Аликс вообще терпеть не могли. Причина была простой – она влияла на Ники сильнее их всех вместе взятых, чего родственники не могли ей простить.
– Должен, ведь он император.
– Я тоже самое говорила императрице, а она!.. Она со слезами просила Николая не брать на себя главнокомандование армией. Разве так может поступать мать?
– Увы, все матери живут в своём мире, считая своих детей маленькими.
На самом деле я подумал о том, что мать лучше других знала своего сына и понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. А вот Аликс, учитывая её влияние на Колю, очень не помешало бы иметь побольше государственного ума. Глядишь, и остались бы император у власти. Николай был неплохим человеком, но совершенно не обладал качествами, необходимыми царю. Так что мама всё правильно делала. Но сам Николай не мог принять иную роль. Не мог, потому что считал себя русским самодержцем, следовательно, человеком, который должен заниматься управлением страной лично. Как я узнал вскоре, Мария Фёдоровна, бросив столицу, в прямом смысле слова занялась милосердием, контролируя работу киевских госпиталей.
К нам вышли дочери императора и царевич Алексей, на которых я пристально посмотрел, стараясь запомнить такими, какими они были на вершине власти.
– Алексей, вы так смотрите на нас, что совершенно засмущали.
– Хочу запомнить вас такими, какие вы есть сейчас, в декабре 1916 года.
– А что не так?
– Всё не так, девушки.
– Алексей, вы нас пугаете!
– Прошу вас, когда придёт время, настоять на том, чтобы бежать в Якутск.
– Хорошо, раз вы просите, мы будем настаивать.
Мы попили чаю, обсудили мои заморские дела. Я рассказал о своих приключениях в Персидском заливе, о которых судачила пресса, перепечатывая английские газеты. Затем коснулся одной важной темы, которую императрица поддержала. Видать, ей тоже хотелось заниматься чем-то полезным и нужным. Императрица также решила курировать госпитали столицы.
А разговор, который я затеял, был о переселении комиссованных солдат и беспризорных детей в Якутск. Именно этот вопрос я обсуждал с императрицей, желающей поучаствовать в благих делах. Так что я получил высочайшее одобрение «Программе заботы о сиротах и увечных».
Как мне сообщила Алёна, после этого разговора три великие княжны стали часто бывать в зенитовской больнице. В итоге главврач Алена Тимохина приобщила их к работе по оформлению документов на больных, назначив приказом госпитальными сёстрами милосердия. При столичной больнице "Зенит" был открыт центр по формированию переселенческих групп из ветеранов и инвалидов войны, детских домов и обычных беспризорников. В программу также попадали оставшиеся без кормильцев мамаши с маленькими детьми. Пришлось общаться с начальником департамента по домам общественного призрения госпожой Волобуевой.
– Ирина Николаевна, время тяжёлое, беспризорщина и детский бандитизм процветают. Я хочу, чтобы дети попали под строгий надзор военных. Они не дадут спуску малолетним бандитам. Ведь мы должны воспитать полноценных людей для здорового общества, а не плодить будущих грабителей.
– Князь, вы совершенно правы. Мягкими мерами дело не решить. Но кто у нас работает в сиротских домах – тётки, да инвалиды.
– Я рад, Ирина Николаевна, что вы понимаете мою идею. Мы должны изолировать этих ребят от воровской среды. Война нарушила естественные процессы, когда отец или старший брат учат и помогают жить младшему. Они или погибли, или погрязли в революционном омуте. А куда проще украсть деньги, чем сутками корячиться, зарабатывая их на пашне или у станка. Дайте мне возможность собирать беспризорников и селить их на территории Сибири. Там они окажутся далеко от соблазнов большого города. А как обустроим их, присылайте комиссии на проверку.
– Что же, возможно, вы и правы. Вы планируете создание кадетских училищ?
– Да. Назовём их суворовскими и нахимовскими училищами, а для девиц с 12 лет возводятся пансионы наподобие Кнесинки, только с более широким спектром предметов. Для маленьких организуем круглосуточные ясли, детсады и школы-интернаты с четырьмя классами начального образования. Затем все попадут в ремесленные училища. Вот я принёс документы с фотографиями и описанием самих учебно-образовательных заведений, программы обучения и воспитания, которые уже действуют в Якутии. Сейчас мы готовы принять около десяти тысяч детей, но будем развиваться и дальше.
По согласованию с Министерством образования и попечительскими советами городских богаделен, фирмой «Зенит Здоровье» были заключены договора с воспитательными домами, домами призрения и сиротскими приютами на переселение детишек в новые учреждения. Все столичные дома были забиты под завязку, ведь детей-сирот становилось всё больше. Так что руководители шли мне навстречу. Так и получалось, что органы опеки наместничества забирали детей, а освободившиеся места быстро заполнялись новыми беспризорниками, которых снова передавали нам. Жандармы отряда, комиссованные по ранению бойцы «ОСО», а также прибывшие из наместничества команды вневедомственной охраны в прямом смысле слова проводили боевые операции по отлову малолетних преступников. Набранные на хорошие зарплаты крестьянские и городские девицы занимались совсем маленькими, сопровождая их в Якутию, зачастую оставаясь по контракту. Если с инвалидами войны было просто, которые переезжали с семьями, то пойманные беспризорные юноши и девушки были далеко «не подарок». Джек напутствовал бойцов, сопровождающих такие эшелоны.
– Парни, проявите себя не только солдафонами, но и педагогами. Влезьте малолетним хулиганам в душу, затроньте их чувства, расскажите об интересных местах, чудесах природы и новой жизни, которая их ждёт. Будьте жёсткими с ними, но доброжелательными и справедливыми. За беспредел по отношению к слабым – карать жестоко, вплоть до показательного избиения. С неисправимыми разберёмся в Якутске, остальных отправим «в тёплое светлое будущее».
Так и катили детские поезда через всю страну. Бойцы, сопровождающие ценный груз, под стук колёс рассказывали об удивительных приключениях отряда, тяжёлых тренировках и боевых делах, взаимовыручке и подвигах. Младшим группам читали сказки, рассказывали истории о тёплых морях, светящихся ночью от планктона, огромных рыбах, которых можно встретить в океане, зверях и крокодилах в джунглях новой страны, о бескрайних снегах Якутии и сильных людях, населяющих эти просторы. Молодые ребята и девчата сразу приучались к дисциплине: посменно дежурили, убирали за собой в вагонах, раздавали пищу и так далее. Были и бунтари, считающие, что им все обязаны. Таких сводили в один вагон с бойцами, где они на своей шкуре проверяли, что значит быть самым слабым звеном среди матерых волков. Таких ждала уборка сортиров, мытье полевых кухонь, в которых повара готовили пищу, стирка детских пелёнок. А тех, кто наотрез отказывался подчиняться, воспитывали ремнём. Так что шпану обламывали, но личным примером показывали цель, к которой надо стремиться.
Затем эшелон прибывал в Якутск, а дальше детей или семьи ветеранов и инвалидов войны отправляли по разнарядкам к местам работы или воспитания. Совсем неисправимых из приблатнённых беспризорников загоняли на шахты, чтобы тяжёлым трудом выветрить из головы дурь. Взрослых детей перевозили поездами в Охотск, а затем кораблями в Никарагуа, а маленькие должны были подрасти в Якутске, где в срочном порядке возводились тёплые блочные дома-интернаты. Вывезти в Якутск как можно больше славянских детей или полноценных семей, являлось одной из самых важных задач, поставленных мной перед соратниками. Мы должны были сохранить русскую культуру и самобытность на чужбине, для чего требовалась большая популяция русского населения.
На Крещение в столицу прибыл император. Устраивался крещенский бал, на который меня лично пригласили дочери императора. Праздник для многих был не праздничный, хотя богатая молодёжь от души веселилась и танцевала, вкусно кушала, сладко пила, смотрела на фейерверки и флиртовала. На празднике присутствовало много людей, которых я не переносил и которые отвечали мне взаимностью.
Среди этих людей шло очень нехорошее брожение. После устранения Распутина, по образцу дворцовых переворотов прошлых веков в умах государственных деятелей стали формироваться планы насильственного смещения Николая II с престола и отречения его в пользу одного из великих князей. Руководили этим процессом председатель Земгора князь Георгий Львов, председатель Военно-промышленного комитета Александр Гучков, председатель Госдумы Родзянко, думцы Некрасов, Терещенко, привлёкшие к заговору военных во главе с Рузским и начальником Генштаба Михаилом Алексеевым.
От высокопоставленных информаторов в жандармерию шли сведения следующего содержания: «Царицу ненавидят, её убьют, нового государя тоже не хотят. Переворот должен будет произойти не позже апреля 1917 года, так как на апрель запланировано совместное с Антантой наступление. Заговорщики бояться, что оно может вызвать подъём патриотизма и сделать переворот невозможным». Шеф жандармов Ерофеев, генерал царского охранного отделения Спиридович, министр внутренних дел Протопопов подавали царю докладные о готовящемся перевороте, но тот считал их несерьёзными. А зря.
Я же общался с Ольгой и Марией Романовыми, которые уже неделю работали в госпитале. Они всё время тарахтели о новых для себя впечатлениях. К нам подошли Аликс с Николаем.
– Алексей, давно не видел тебя.
– Здравствуйте, ваше величество.
– Чего глаза воротишь, не рад меня видеть?
– Досадно мне. Упустили мы время, Николай Александрович, упустили. Видишь, как твои родственники тебя фрондой поддержали, в спину ударили.
– Ещё не все потеряно, Алексей. Я с ними разобрался.
– Мне бы твой оптимизм, император.
В разговор вступила Аликс: «Алексей, ты много знаешь. Объясни, что творится вокруг?»
– Вы сами всё знаете, ваше величество. Посмотрите направо – люди, что стоят с бокалами шампанского, уже приговорили вас. Помните, что сказал Распутин?
– Через три месяца после моей гибели падёт императорская династия.
– Вот вы и ответили на свой вопрос.
– Неужели ничего нельзя сделать?
– Боюсь, что уже ничего. В заговор против вас вовлечены многие высокопоставленные люди. Убрав первый эшелон в лице Львова, Гучкова, вашего начштаба Алексеева, ничего не изменится – их место займут новые лица. Слишком много людей у власти настроены против вас. К тому же вы сами видите, что творится в городе. Самое опасное, что войска разложены, они поддержат не вас, а революцию. Не кем подавлять бунт.
– Алексей, я уверен, что всё образуется.
– Всё может быть в этом мире, поэтому надо верить в лучшее.
В новом 1917 году столица напоминала разворошённый муравейник, резко ухудшилась криминогенная обстановка. На улицах постоянно возникали митинги, появились дезертиры с оружием, организующие революционные банды, подняли головы обычные бандиты. Моряки также пошли в разнос, сбиваясь на вооружённую анархию. В крупных городах страны стало очень неспокойно, отчего полиция не справлялась или не хотела справляться.
Все меньше оставалось времени у России с её привычным укладом жизни. Я переговорил с Ерофеевым. Вначале он ничего не хотел слышать, считая, что надо и дальше оставаться командиром корпуса, затем стал более адекватным. Наконец, бригада «ОСО» получила его приказ вернуться с фронта и отправиться для проведения какой-то очень важной операции в наместничество, захватив при этом семьи, а корабли корпуса в Охотск с бессрочным заходом в порт Сан-Кабекас. С первого февраля, когда мы закончили перевозку наших предприятий, он написал прошение об отставке по состоянию здоровья. Протопопов сразу завизировал прошение, так что генерал-лейтенант и генерал-адъютант императорской свиты Иван Борисович Ерофеев успел получить почётную отставку с пенсией, мундиром и орденом.
В январе 1917 года в Петроград приехала союзная комиссия «благородных» итальянцев, французов и англичан, которые после совещания с Гучковым, князем Львовым, сенатором Родзянко, генералами Поливановым, Сазоновым, английском послом Бьюкененом и другими российскими политическими лидерами, представили государю петицию с требованиями: «Ваше императорское величество, мы считаем, что для стабилизации управления государством вам необходимо:
– Ввести в штаб верховного главнокомандующего представителей союзников с правом решающего голоса.
– Обновить командный состав всех армий по указанию держав Антанты.
– Ввести конституцию с соответствующим министерством».
На этих наглых требованиях государь положил полные благородства и достоинства резолюции: «Мои армии сражаются с большим успехом, чем армии моих союзников. Управление же страной есть прерогатива монарха, вовсе не требующая указаний союзников».
После этого в английском посольстве состоялось заседание при участии приехавшей комиссии и всех вышеупомянутых русских предателей. На нем было решено «отбросить законный путь и вступить на путь революции» при первом же отъезде государя в Ставку.
В 20 числах января я уехал в нашу бригаду на фронт, везя последний приказ Ерофеева. Ехать мне совершенно не хотелось, но этого требовала обстановка. После пленения эрцгерцога, император на радостях от такого успеха подписал моё представление. Так что в новом году многие мои товарищи получили последние награды последнего императора России: ордена, титулы и следующие звания. Я уезжал от командиров, имеющих одни звания, а прибыв, увидел совсем другие. Бригада генерал-майора Медунова своими действиями завоевала авторитет у Брусилова и армейцев. Постоянные рейды пехоты и конницы по тылам противника генерал-майора Багаевского, боевые действия авиагруппы генерал-майора Панина, увеличенной в два раза за счёт прибывших из Якутии самолётов, разведка в тылах противника – всё было организовано грамотно и проводилось без больших потерь. Войсковой атаман Якутского казачьего войска Валера Багаевский частенько проводил совместные рейды с донскими казаками генерала от кавалерии Каледина.
Однако сразу уехать не удалось, пришлось ещё немного повоевать, выполняя просьбу Брусилова. Отряд зашёл в село под Луцком, которое недавно обстреляли немцы. Подойдя к зданию, где «сидела» сельская голова, увидел пару десятков мужичков, сидящих на лавочке у стены дома, на завалинке или просто стоящих у забора. Я поинтересовался: «Кто такие и по какому поводу собрались?»
– Так это, пан офицер, новобранцы мы, прибыли в пункт мобилизации, а вашего главного убило при обстреле.
– А вы чего не разбежались?
– Так это, пан офицер, нельзя же разбегаться, дезертирами будем.
– Молодцы, объявляю благодарность за храбрость и выдаю каждому полтину, выпьете за моё и своё здоровье. А сейчас построиться в линию и по очереди называть свою фамилию.
Передо мной стояли новобранцы в количестве двадцати одного человека. Я стоял и думал, куда их девать? Разогнать по домам или бросить в бой? Глядя на эти простые крестьянские лица, подумалось об их семьях, детишках, может быть, старых или больных родителях, которые не могут самостоятельно передвигаться. Затем посмотрел на своих парней, у которых могли быть те же проблемы, но которые сейчас стоят возле меня и завтра могут не вернуться с поля боя. В военное время разбрасываться здоровыми мужиками нельзя, каждому найдётся дело. Поэтому я отдал приказ.
– Бойцы, слушай мою команду. На передовую вас посылать нельзя – убьют в первом же бою. Поэтому выполнять боевые задания будете в нашем тылу. Глобус, забирай пополнение своей тыловой армии.
Глобус приступил к перекличке. Начались выкрики фамилий: Грисюк, Забейворота, Халупо, Дурнопейка, Небаба, Сковорода, Буряк, Пидпузько, Салоид, Пальцапупа, Чепинога, Голопапа, Вислогуз, Сухозад, Жежеруха, Шиша, Кандыба, Перебзяк, Брехуненко, Загинайло, Запердоленко.
– Вижу, что сильная армия мне досталась! Над таким гарным войском главным будет, э-э-э, даже затрудняюсь сказать кто? Запердоленко, командовал людьми?
– Нет, пан офицер.
– Плохо, больно уж командирская у тебя фамилия. Самое то, что должен делать ефрейтор в отношении рядовых. Перебзяк и Загинайло звучат слишком оптимистично, Брехуненко тоже не подойдёт. Старшим назначаю Петро Небабу. Выйти на шаг из строя.
Вперёд вышел здоровый хохол.
– О, как я угадал. Сразу видно, что не баба, а настоящий богатырь.
Новобранцам выдали форму, месячную зарплату, которую они отнесли по домам, и у мужиков началась новая жизнь под обстрелами, в пробирающую до косточек сырость и стужу сквозняков зимних окопов.
Рота бойцов с десятком тачанок и парой фургонов двигалась к русским позициям на передовой. В ночь боевая группа должна была уйти на задание. Все были одеты в камуфляж и вместо классических погон имели лишь латунные звёздочки или лычки, отчего обычным армейцам было непонятно, кто перед ними стоит. По дороге мы наткнулись на два десятка моряков, занесённых под Луцк непонятно каким морским ветром. По сложившейся веками традиции морячки всегда считали себя парнями ухарскими, а сейчас, когда под напором революционных идей, дисциплина трещала по швам, вообще стали "конкретными чуваками". В распахнутых настежь бушлатах с заломленными аж до самого копчика бескозырках с названием корабля «Буйный» и «Резвый», цигарками-самокрутками в зубах, весело переговариваясь, они топали от линии фронта в тыл.
Мы шли, не сворачивая, попадая как раз в центр морской группы. Старшина лет 25, о котором говорят "метр с кепкой", громко заорал: «Куда прёшь, пехтура! Не видишь, отряд к бою готовится!»
Я остановился и строго спросил: «Здравия желаю, товарищи моряки. Кто старший?»
Он также нагло ответил: «Допустим, я?»
– Головка от винта! Отвечай, как положено по уставу!
– Ты «на горло» не бери, не те нынче времена! Мы – революционные матросы, и права свои знаем! Мы не какие-то там малограмотные крестьяне сухопутные. Матрос – это сила!
Мне стало смешно: «А к какой партии вы относитесь, товарищи революционные матросы?»
– К нашей, трудовой!
– И все-таки, кого вы представляете? Кто вы такие по жизни – эсеры, кадеты, большевики, меньшевики, анархисты, еврейский бунд, украинские социал-демократы? Чьих господ холопы будете, а, граждане революционеры?
– Мы эти, которые самые революционные. Так что не путай нас! Форма у вас непонятная, сразу и не разберёшь, наш ты товарищ и брат, или морда офицерская. Иди, куда шёл, господин офицер!
От такого обращения я разозлился на этих малограмотных вояк, потерявших понятие воинской дисциплины. Подойдя поближе к старшине, я схватил его за грудки и приподнял, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
– Тамбовский волк тебе товарищ! Ты, ошибка природы, как разговариваешь офицером! Встать смирно и доложить по уставной форме, какого хера вы тут делаете, если до позиций два километра?! Или расстреляю на месте как труса и дезертира.
Я вернул его на землю и стал ждать ответ. Поль сдёрнул с плеча и вскинул ручной пулемёт, а остальные парни – автоматы, направив их на морскую братву. Такой убедительный аргумент заставил всех начать одёргивать форму, приводя её в надлежащий вид, и встать по стойке смирно. Мелкий матросик, немного заикаясь, проговорил: «Господин офицер, мы рады защищать, да не знаем где».
– Что у вас за команда?
– Сводная команда с миноносцев «Буйный» и «Резвый» Черноморского флота: гальванёры, мотористы и механики машинного отделения. Приданы отряду бронеавтомобилей «Руссо-балт». Докладывал старшина первой статьи миноносца «Буйный» Коржушенко Игорь Вячеславович.
– С каких пор имя отчество входит в доклад? Судя по тому, как вы себя ведёте, вы не гальванёры, а гальюнисты и, максимум, что вам можно доверить – это драить палубу. Враг топчет нашу землю. Немцы и австрийцы хозяйничают на захваченных территориях, а вы фронт развалили. Победите врага, тогда и устраивайте революцию. Царь и помещики не способны сделать что-то хорошее для народа, но это наши капиталисты. А бросая фронт, вы хотите, чтобы вас ещё и европейские буржуины запрягли! Те нашего брата вообще за людей считать не будут – мы для них папуасы из очередной колонии. Встали в строй, товарищи матросы. Где ваша часть?
– Нет её, разбили в атаке.
– Дебилы!
– А мы тут причём, что часть разбили?
– Не вы, а те, кто бросил консервные банки на немецкие пушки. Встали в строй и шагом марш за моими людьми.
Сзади за Игорьком топал и бухтел здоровый матрос первой статьи, которого называли Лексей, а фамилия его была Андраченко.
– Говорил тебе, Игорёша, чтобы ты меньше выделывался. Видел же, что офицер! У него на морде написан, как его, слово больно мудрёное…
– Антилект, шо ли?
