скачать книгу бесплатно
Потом он пускался в рассуждения о греховных помыслах исследователей, а затем мы снова бубнили молитвы. Молитва есть смысловой текст, слова которого подобраны таким образом, чтобы воздействовать на клетки тела с определённой звуковой частотой, которая стимулирует жизнедеятельность клеток. И самое важное – отчаявшийся человек от души просит о помощи, настраивая свои мысли на положительное решение проблемы, потому что ему помогут высшие силы. Так что я за молитвы, но сидеть и учить их на уроках оказалось делом для меня очень тяжёлым. А как их требовал знать отец Фома, меня просто выводило из себя.
На каждом уроке были споры о грехе науки, отчего молодые, с горящим взглядом первооткрывателей ребята, ругались.
– Достал нас этот богослов. Противник всего прогрессивного – душитель знаний!
В итоге я тоже не выдерживал и вместе с одноклассниками били его упрямство наукой. Сделав небольшой трансформатор Теслы, прицепил к выходным клеммам провода и скрытно подвёл один конец провода к тряпке, которой протирали доску, предварительно хорошо намочив её. Второй провод расположил таким образом, что как бы тряпку человек не взял, обязательно должен замкнуть ею оба провода, и все стали ждать.
– Что парни, давайте докажем ему, что наука – это сила.
А чтобы отец Фома точно взялся за тряпку, я написал на доске слова из народной песни:
У попа была собака – он её любил,
Она съела кусок мяса – он её убил,
На пригорке закопал, надпись написал!
Что! У попа была собака – он её любил…
Отец Фома, разгорячённый винцом, с ходу разразился тирадой о благости его предмета. В ответ раздались реплики.
– Батюшка, Иисус Христос учил своих учеников жить по-новому. Вот мы и учимся развивать науку.
– Он учил, и вы учитесь по церковным книгам. Кто доску запачкал, охламоны? Почему не вымыли! Все за вас делать надо! А что это тут написано – у попа была собака! Семёнов, экий паршивец, ты написал? Иди, вытирай.
– Не могу, ваше преосвященство, стереть такой шедевр с лица доски.
– Ну, Семёнов, ну, берегись у меня, доиграешься до карцера!
Отец Фома взял тряпку, раздался хлопок и священник подпрыгнул на месте, громко причитая: «Свят, свят!»
Директор, прибыв на место преступления, оценил ситуацию.
– Что такое? Провода, физика! Семёнов, что это такое?
– Это проверка закона Ома на практике.
– Так-с, все кружковцы – четыре часа карцера. Нашлись мне тут экспериментаторы-практики.
Следующим испытанием для отца Фомы стал прообраз маятника Фуко. Прикреплённый к верёвке и установленный на прибитом к стене портрете какого-то деятеля от образования, теннисный мячик ждал своего часа. Деревянный, а тем более железный, коим является маятник, решили не использовать. Стопорную бечёвку положили на стол проповедника. Естественно, отец Фома, наорав на безбожников, коими мы, по его мнению, являлись, смахнул конец верёвки со стола, сдёрнув стопор и отправив шарик в полёт. Пролетев полкабинета, шарик чпокнул отца Фому точнёхонько по затылку. От такого подвоха проповедник стукнулся лбом о свой стол, после чего заорал благим матом.
– Ё-ё-ё! Мать вашу, ироды окаянные. Что это такое, кто это придумал?
– Отец Фома, это придумал французский учёный Фуко, а сей маятник висит в парижском пантеоне с разрешения самого Папы римского.
– И что его так запускают?
– Для чистоты эксперимента верёвку пережгли при первом пуске.
– Семёнов, убью!
– Грешно так мыслить, батюшка!
Служитель веры схватил указку и ринулся ко мне, размахивая ей. Я вскочил с места и уклонился от первого маха, отчего указка заехала по голове сидящего передо мной Лежибокова. Я отступал и палкой досталось ржущему, словно лошадь, Беляшу.
Зажатый между рядами к задней стенке класса, я шагнул навстречу замахивающемуся попу и, ухватив его за кисть, второй рукой прихватил тому локоть и крутанул руку. Отец Фома отбил ещё один земной поклон, встретившись своим лбом с партой Джека, а я выскочил из угла. Матерясь на великом и могучем, отец Фома ринулся ко мне, а я схватил стоящую в углу швабру и занял фехтовальную позицию. В классе стоял хохот и крик.
Проходящие мимо класса директор и Горняков с удивлением уставились друг на друга.
– Что там у отца Фомы за светопредставление?
Открыв дверь, преподаватели увидели стоящего к двери спиной разъярённого и матерящегося батюшку, скрестившего с моей шваброй свою указку, при этом активно нападающего на меня.
– Отец Фома, Семёнов! Что здесь происходит?
– Батюшка представил себя ДАртаньяном и напал на гвардейца кардинала Семёнова!
– Отец Фома, прекратите, Семёнов, в карцер живо!
Толи батюшка не услышал, толи не узнал говорящего, но он развернулся к двери и с размаху треснул палкой по башке идущего разнять драчунов директора, конкретно вырубив того.
В итоге я сидел в карцере до вечера, директор, Лежибоков и Беляш щеголяли перевязанными головами, у батюшки был здоровенный шишак на лбу, а вся гимназия потешалась над рассказами об этих событиях.
На следующем уроке я сидел спокойно, а батюшка, только глянув на меня, морщился словно от зубной боли и трогал свой лоб.
«Кто будет отвечать?» – спросил отец Фома, приложившись к заветной фляге.
– Разрешите, я!
– Не кричи, голова итак раскалывается, кто я?
– Гимназист Семёнов.
– Изыди, Семёнов, видеть тебя не могу.
– Слушаюсь.
– Отвечай уж, учёный. А что, это правда, что сам Папа римский разрешил Фуко этот маятник в людей запускать?
– Так точно, сему есть документальные свидетельства, что ради науки можно маятник запускать.
– О, Господи…
Следующей боевой операцией против батюшки была очередная научная пакость. Дни были солнечные и тёплые, так что перед Пасхой на окно мы установили линзу, сфокусировали её на самый верх доски и насыпали туда горку и дорожку красного со спичек и белого из аптеки фосфора. Репетиция прошла успешно, осталось подгадать, чтобы на уроке с отцом Фомой было солнечно.
Как обычно был спор о науке и религии, который вели и другие ученики класса, когда Фома проговорил.
– И вспыхнет пламя, и очистит от ереси Землю!
Луч солнца через линзу грел фосфор, грел, да и нагрел. Именно после этих слов пламя и вспыхнуло. Ребята из класса закричали, показывая на доску.
– Батюшка, на доске пламя горит от ваших слов.
– Что такое?
– Отец Фома, пламя вспыхнуло, ересь палит!
Батюшка оглянулся и проговорил.
– Вот оно как, что Слово делает!
– Батюшка, вы аки святой, своими речами тьму разгоняете.
Отец Фома, видать, настолько обомлел от увиденного, что застыл, раскрыв рот, смотря на угасающий огонёк. Когда огонь потух, он с благоговением проговорил: «Чудны дела твои, Господи!»
В преподавательской отец Фома раз двадцать рассказал о пламени, вызванное его словами. Причём, если вначале это был маленький огонёк, то к двадцатому повтору весь класс пылал в очистительном огне. Ко мне подошёл Горняков.
– Лёша, что там с попом нашим произошло, неужели огонь снизошёл от его слов?
– Все было гораздо проще и научнее.
– Вот же засранцы.
В этот же день Горняков рассказал преподавателям, как было дело.
Расстроенный батюшка сидел со мной и пил принесённый мной кагор.
– Лёша, ну как же так? Я уж было подумал, что силой слова могу зажигать пламя!
– Отец Фома, есть люди, которые это умеют делать, настолько сильна их вера в свои силы. Ведь, все мы дети Бога, а значит, можем делать очень многое. Просто мы не верим в себя, ограничивая свои силы словами "это нереально". А я продемонстрировал вам науку.
– Знаешь, Лёша, я, общаясь с тобой, стал задумываться о наших спорах. Возможно, ты и прав в том, что Господь даёт нам знания, которые мы сможем осмыслить и реализовать. Постепенно даёт, но они направлены на познание природы, как детища Бога, а знания – это мысли Бога, данные своим детям.
– Мне кажется, что вы это очень точно сформулировали, лучше и не скажешь.
– А вот ты молитвы не учишь, не веришь в их силу.
– Верю, батюшка. Верю в силу мысли, а молитва помогает нам настроиться на нужные мысли – добрые и божественные.
– Разрешаю тебе на мои занятия не ходить, все равно тебя не переделаешь, а мне спокойнее будет.
– Я переговорю с ребятами нашего класса, чтобы не пакостили вам.
– Хоть какая-то от тебя польза есть, Алексей, ха-ха-ха!
Но воевали мы не только с учителями, шалили гимназисты и с прибытком. К слову говоря, одеждой даже в небедных семьях дорожили. Поэтому обновы покупались старшему из детей, а остальные донашивали то, что осталось от братьев. Даже гимназисты щеголяли в шитых-перешитых брюках. А так хотелось штанов прямо от портного! Так что пацаны выдумывали разные ноу-хау, как поменять поношенные брюки на новые.
На перемене мы компанией стояли в коридоре, где парни травили байки. Рассказывал Тяпкин, который с Ляпкиным и Докторовым провернули очередную махинацию.
– План был такой. Выбрали двор с собакой без намордника и хозяином, которой булочную держит. Вначале пса раздразнили, он, естественно, огрызался, и я тут же собаке подставил штанину. Она как вцепилась в неё, еле вырвал. Дальше дыру разорвали пошире и пошли к городовому. Страж правопорядка составил акт, по которому владелец собаки должен был заплатить за разорванные штаны. Мы уже четвёртого так переодели!
– Ну, комбинаторы! С кем я связался…
– Ха-ха-ха!
Если в классе всё было более-менее ровно, то на перемене я столкнулся с классовой несправедливостью. Классовой в том смысле, что старшеклассники обижали всех, кто был младше. Мы с приятелями зашли в гимназическую столовку, где на входе я столкнулся с крупным, выращенным на настоящем сливочном масле и парном молоке с копчёными окорочками, бугаем. Парень был высокий и от природы довольно плотный, толстокостный и толстокожий, я бы сказал.
– Куда прёшь, щегол!
Я шёл первым, поэтому понял, что обращаются ко мне, но по инерции переспросил: "Это ты мне?"
– Тебе! Гони за вход двадцать копеек.
– Это почему?
– По кочану, баран.
Он схватил меня за грудки и потряс, отчего я болтался словно Буратино в руках Карабаса Барабаса. Хорошо ещё, что он меня на вбитый в стену гвоздик за шкирку не подвесил, наверное потому, что гвоздя не было.
– Ты че, лапоть, оглох!?
– Нет.
Я пошарил в кармане и нашёл копеек тридцать, достав всё, что было. Естественно, он загрёб себе все деньги.
– Молодец, щегол, завтра ещё тридцатку принесёшь, а не то!..
Парни молча стояли, младшие ученики тоже старались быстрее проскочить мимо разборок. Кабан пошёл покупать себе обед, а вслед за ним и мы.
– Пацаны, это что за кекс?
– Прохор Усладов из 8-Б, сын купца первой гильдии. Здоровый чёрт.
– И часто он так трясёт молодняк?
– По-разному…
Я вспомнил повести "Очерки бурсы" Николая Помяловского, где он рассказывал о нравах бурсаков, Лермонтова и других военных о нравах в кадетских и юнкерских училищах, свою школу конца 20-го века – так было во все времена и всё зависело от наглости учеников.
– Лёх, о чем задумался? Ты бери себе еду, а мы скинемся и заплатим.
– Спасибо, парни. Сейчас подкреплюсь и разберёмся с этим Усладовым.
Прохор поел и вальяжно вышел из столовки, а я выскочил из-за стола и засеменил следом. На выходе я его нагнал.
– Эй ты, толстопузый, с тебя рубль за выход.
Мои товарищи опешили, а Усладов повернулся поглядеть, кто это там пищит.
