скачать книгу бесплатно
– Герр Александр, я видел, как кричали русские офицеры, попавшие к нам в плен, что победа будет за ними, но там были лишь крик отчаяния. Вы же говорите так, как будто знаете, чем закончится война?
«Штирлиц в буденовке и в шароварах с лампасами шел по коридорам управления РСХА, – никогда он еще не был так близок к провалу! – вспомнив этот анекдот, я ответил. – Понимаете, герр Вольфганг, я прагматик и стараюсь смотреть объективно на ситуацию. Существует множество факторов, позволяющих со 100 процентной гарантией прогнозировать сложности, с которыми вы столкнетесь в этой войне и, которые вас сломают.
– Очень интересно?!
– Ваш блицкриг, так называемый план «Барбаросса» уже столкнулся с огромными территориями нашей страны, которые надо преодолеть, коммуникации снабжения ваших армий уже очень растянуты, а ведь вы только вначале страны, ваши самые мобильные части – танки, без ремонта просто не доедут от Бреста до Москвы. То есть вам даже без войны необходимо останавливать вашу машинерию и производить замены траков, двигателей и всего того, что полагается при техобслуживании. Это означает, что необходимо везти запчасти для ТО и ремонта целой техники, а еще и восстанавливать подбитую. И такая ситуация у вас сложилась во всем. Ведь длинные коммуникации снабжения – это упущенное вами время, позволяющее нам успеть сделать больше вооружения, подготовить бойцов вместо погибших и попавших в плен. Далее, уже в этом месяце вы столкнетесь с распутицей, а дальше с морозами, где вся ваша техника встанет, а солдаты будут замерзать в осенних шинельках «от Хуго Босса». Все это приведет к стабилизации фронта, как минимум. Вы еще будете иметь возможность сравнить, что Россия – это вам не мягкая Франция. Наши заводы, эвакуированные в тыл, запустятся и заработают на полную мощность. Мы имеем все необходимые ресурсы: железо, нефть и так далее, то есть все то, что нужно для производства оружия. И самое главное, мы учимся воевать, воевать на фронтах и в вашем тылу, у нас уже «растут» наши маршалы Победы, умеющие анализировать ситуацию, просчитывать действия противника и предлагать победные решения. И, конечно, нельзя сбрасывать со счетов героизм русских, точнее сказать, людей всех национальностей СССР. А все ваши союзники: итальянцы, румыны, пока вы их прикрываете и они имеют преимущество, кое-как воюют, а дальше, когда вы выдохнитесь, они пешком драпанут быстрее автомобилей или будут пачками сдаваться, лишь стоит их прижать. Вот, основываясь на этом, я и спрогнозировал, что ждет великую Германию в СССР.
В общем, мне было намного легче давать оценки ситуации, обладая моим послезнанием истории.
– Посмотрим, посмотрим, кто окажется прав, но что будет дальше со мной и моим офицером?
– Как что, дождемся нашей части, отсиживаясь здесь, и передадим вас в штаб фронта.
– Сколько мы будем отсиживаться, ведь я ценный источник информации, пока сведения не устарели меня надо доставить вашим командирам.
«Аха! А вот хрен тебе «ценный источник» возить тебя сейчас. Надеешься, что нас тормознут поисковые части вермахта и тебя освободят», – про себя подумал я.
– Герр Вольфганг, если мы будем прорываться через ваши заслоны или даже наши позиции, есть большая вероятность, что нас расстреляют и мы все вместе погибнем от пуль, поэтому я не могу рисковать вами! А ваша информация, но это Жукову и Ставке итак понятно – вы отступите, выровняв фронт, а основной удар по вашему плану «Барбаросса» идет на Вязьму и Москву. Важна лишь информация о точном количестве ваших войск и, где они дислоцируются, но день, два наше командование потерпит без этих данных.
«Откуда вы знаете название нашего ударного плана, герр Александр»? – взволнованно спросил генерал.
«Хм, действительно, откуда простой лейтенант знает название секретного плана немецкого генштаба? Да у нас это каждый школьник знает, фильмы смотреть про войну надо – вот откуда! – посмеялся я про себя. – Нам это довело командование, наверное, кого-то из ваших штабных или важных командиров взяли в плен, вот и узнали об этом плане».
Вдали слышались раскаты взрывов артиллерийских снарядов, а лежа на траве, иногда ощущалось, как вздрагивает Земля, в общем, до линии соприкосновения было всего-то километров пять-семь. Вечерело, боевые действия стали затихать, ночь вступала в свои права.
Пока не совсем стемнело, я записал в блокноте наш боевой путь и представление на награды всему взводу и на особо отличившихся. Здесь я действовал по принципу «пиши больше – все равно будут корректировать и урежут». В свое время, читая о войне, попадались описания фронтовиков, где описывались разные командиры: одни были завистливы, зажимая представления на солдат, другие по складу характера считали, что защищать Родину нужно и без медалей, а по долгу гражданина, а третьи, наоборот, поощряли людей и писали представления, чуть ли не после каждого боя. Я тоже считаю, что за проявленные грамотные действия, приведшие к нужному результату, а если еще они и героические, солдат надо поощрять. Ведь не зря же правительства стран ввели такие знаки поощрения.
Поспав часа четыре, я проснулся и стал поднимать бойцов. Разбудив народ, собрал их вокруг себя: «Товарищи, думаю, что немец снова оставит позиции и будет отходить километров на пятнадцать назад, чтобы выровнять фронт в прямую линию. Что это для нас может значить?»
«Известно что, пехота будет отступать, возможно, что через этот лес и может наткнуться на нас», – продолжил мою мысль Филиппов.
– Правильно, значит, сейчас выходим на связь с нашим полком. Передаем информацию о нашем расположении, запрашиваем об их месте дислокации и, вероятнее всего, придется этой ночью выдвигаться к своим.
Со стороны дороги к нам бегом направлялся наш часовой из секрета.
– Товарищ старший лейтенант, по дороге прошла колонна грузовиков порядка 30 машин с солдатами, 10 автомашин с короткоствольными пушками на прицепе, но еще перед своим отходом сюда я видел, что вдалеке видны горящие фары какой-то техники, похожей на мотоциклы.
– Значит, немцы уже начали отход, вот тут мы и можем проскочить. Как соберем бойцов из окружных «секретов», заводим наши «Боливары» и в путь. Немцев уложите на дно кузова, дайте им скатки под голову, что ли. Филиппов с отделением – отвечаешь за фрицев, если что, хоть на руках выносить их будете. Проведя радиосеанс и собрав всех разведчиков, где-то через полчаса мы выехали. Не доезжая выезда из леса, я отправил двоих разведчиков поглядеть, что творится на дороге. Вскоре они вернулись вместе с остальными бойцами «секрета».
«На дороге спокойно, недавно прошла группа грузовиков с пушками и солдатами. Через минут десять проехали мотоциклисты, за ними шесть БТРов, в настоящее время на дороге стоит тишина», – доложил наш разведчик.
– Бойцы, если встретятся немцы, и они нас остановят, то будьте готовы к бою. Постараемся прорваться, но, возможно, что придется принять бой, одним словом, если мы притормозим и погасим задние фонари, то снайпера на ходу выскакиваете из кузова, сержант Птицын и твоя «стая» выпрыгиваете следом, как группа прикрытия, и действуете по ситуации. Когда выйдете на позицию, сообщите об этом мне уханьем филина. Затем сразу начинайте выбивать пулеметчиков и автоматчиков. Я из пистолета постараюсь кого-нибудь «уложить», но только тех, кто будет рядом. Дальше, мы либо дожидаемся вас, либо уходим с грузом, а вы растворяетесь в темноте и добираетесь сами. В общем, слушать команды, когда я буду кричать.
Проехав минут двадцать мы наскочили на передвижной пост. Впереди метрах в двухстах нас ослепили фары чего-то большого. На машине погасили фары и габариты, затем включили их, затем сбросили скорость километров до десяти, чтобы парни спрыгнули из кузова без травм и не сильно отстали от нас, подбираясь в придорожных кустах и за деревцами. Со второй машины тоже была сброшена группа из шести человек. Вскоре наши фары выхватили «Ганомаг», стоящий на обочине, и пару мотоциклов, стоящих с обеих сторон дороги. Очевидно, что в кустах рассредоточились еще группа из 10-12 фрицев.
Нас тормозили. Я достал свой штатный «ТТ» из кобуры, взвел курок, чем одновременно снял его с предохранителя, открыл окно, а пистолет вставил в кобуру снова. Водитель Ломов также достал трофейный «Парабеллум» и открыл окно. Вся надежда была на выброшенные группы. Мы медленно подкатывали к посту. Я достал документы обер-лейтенанта Шульца, в чьей шинели и фуражке я до сих пор пребывал. В голове вертелись мысли: «Что делать, сидеть в машине или, открыв дверь, попытаться выйти и изобразить, что поскользнулся на ступеньке, упасть на землю, чтобы уйти с линии огня пулемета?»
– Ломов, когда я выйду, поскользнусь и свалюсь на землю, то ты, если начнут стрелять из пулемета, падай на пол и, если повезет – останешься цел. А, если парни положат пулеметчиков, то рви вперед, чтобы не стоять неподвижной мишенью. Надо тебе уйти от обстрела автоматчиков, которые сидят в кустах по бокам. Главная твоя задача вывезти генерала. Отъедешь вперед, остановишься и дождешься нас. Ясна диспозиция?
– Так точно!
Мы остановились перед солдатом, к кабине подошел лейтенант: «Ihre dokumente, die in der кarosserie».
Я подал документы и, махнув рукой в сторону кузова, сказал, что «в кузовах взвод заслона», то же самое, что мне когда-то отвечал о своём подразделении лейтенант Шульц. Беседуя с офицером, я стал выходить из машины. При этом моя нога соскользнула со ступеньки и я, спотыкаясь, пробежал несколько шагов вперед и свалился за обочиной, ругаясь словами «Donnerwetter! So eine schei?e», что в переводе на русский примерно означало «чёрт побери, вот дерьмо». Я услышал уханье филина, затем второе и тут защелкали наши «плетки» – винтовки «СВТ-38» с оптическими прицелами. Пули откидывали тела пулеметчиков, сидящих на мотоциклах и БТРе. Было ясно, что они уже не бойцы. Я выхватил пистолет и засадил четыре выстрела в лейтенанта и тормозившего нас солдата. Ломов рванул вперед, а из кузова второго автомобиля посыпались наши солдатики. По автомобилям и выскакивающим из них бойцам, застрекотали автоматные очереди, подсвечивая огоньками места залегания фашистов. К ним добавились еще очереди автоматов наших разведчиков, зашедших немцам с тыла.
За несколько минут бой был окончен. В кузова загружали наших убитых и раненых, и собранное оружие. По два бойца уселись на мотоциклы на места водителя и пулеметчика, нацепив верхнюю одежду убитых немцев. Несколько бойцов забралось в БТР. Убили у нас четверых солдат, одним из которых был наш штатный взводный водитель, управляющий сегодня второй машиной, ранеными оказались трое: один тяжелый – разворочена спина в месте выхода пули из грудной клетки – не довезем, и двое отделались касательными ранениями руки и головы. Впереди ехали мотоциклы, за ними мы на второй машине и «Ганомаг» замыкал нашу колонну.
Метров через 800 впереди на дороге нас дожидался Ломов. Генерал и подполковник оказались живы, а вот один боец наш погиб, закрывая их своим телом. Я снова пересел к Ломову в кабину.
«Да-а-а, нужен ли нам такой размен – наши парни, молодые, надежные и какой-то генерал, который будет топтать землю в лагере для военнопленных или куда там его определят», – вслух проговорил я.
«Жаль парней, но это война», – ответил мне Ломов.
Мы уезжали все дальше и дальше от места боя. Немцев не было. Неужто, это был последний КПП и фрицы давно оставили свои позиции? Затем колонна пересекла три пустые линии окопов, проехали через пустой пост, который проезжали два дня назад и рванули в нашу сторону, моргая фарами, чтобы нас сразу не подстрелили. Где-то в пределах километра по нашим прикидкам должны стоять наши части. Нас встречали, красноармеец заставил тормознуть, подошедший капитан Донников, радостно облапил меня, похлопывая по спине: «Ну, бродяги, прибыли, молодцы! Вас срочно ждут в штабе!»
– Полка?
– Не-е-ет, бери выше, еще выше, вот теперь угадал – совсем высоко, ха!
На грузовике я, немцы и охрана с Донниковым двинулись в штаб нашего полка, чтобы оттуда с комполка Шубиным предстать перед командующим нашей дивизии и, возможно, что и фронта Жуковым. Сержант Сергей Ледков и несколько бойцов взвода повезли наших раненых и убитых в полковую санчасть. Старшина Филиппов стал оформлять сдачу трофеев. Я дописал в листок сведения о бое с немецким постом, захваченную технику и отметил уверенные действия стрелков.
Я доложился подполковнику Шубину, и мы срочно выдвинулись в сторону Ельни, куда передислоцировался штабы дивизии и Резервного фронта.
«Возможно, что сейчас я увижу одного из главных героев ВОВ», – размышлял я, трясясь в грузовике с двумя отделениями охраны из батальона Донникова, едущем вслед за штабной машиной «ГАЗ-М1», в которой ехали Шубин и наш начштаба с пленными офицерами и их портфелями.
Разное пишут о Жукове: одни хвалят, другие ругают, обвиняя в непрофессионализме, допущенных огромных потерях при проводимых им операциях. Вспомнились даже отрывки из воспоминаний маршала Василевского о личных качествах Жукова «на совещаниях разговаривал жестко, мог быть очень грубым, а при случае ударить по лицу. Если сегодня ударит по зубам – врежу ему в ответ». Хотя это воспоминание касалось именно рабочих моментов, когда разрабатывались и принимались военные решения. Сам знал в «прошлой» жизни людей, бывших начальниками строительных управлений, которые рассказывали о том, как бывало, проходили совещания в строительном главке или тресте. До того закипали страсти мирного, еще советского времени, что начальники управлений или главные инженера плевались друг в друга, рвали рубашки и пиджаки своих оппонентов, кидались графинами с водой, вырезанными из декоративного камня подставками под письменные принадлежности, выясняя, кто виноват за срывы сроков и так далее. А ведь попади такая подставка по голове и травмы не избежать. В обычной или семейной жизни Жуков был вполне адекватным, нормальным, хоть и властным человеком. Поэтому лично мое мнение таково: «Война воспитала плеяду действительно победоносных полководцев и Жуков стоит, все-таки, на первом месте, как главный маршал СССР, маршал Победы. Да, ему помогали или, можно сказать, на него работали штабы армий и фронтов. Штабные офицеры – профессионалы своего дела, разрабатывали стратегические и тактические планы кампаний или отдельных сражений, но конечное решение принимает именно командующий, отстаивая его, если того требовал статус решения, перед членами Ставки и товарищем Сталиным. Да итак можно сказать, что там, где находился Жуков, особенно в 1941-1942 годах, наши войска не только сдерживали, но и громили врага. О его стратегическом военном чутье и опыте свидетельствует даже тот факт, что полученные разведданные и показания перебежчиков о возможном начале войны, Г. К. Жуков, как начальник Генштаба, и Н. Ф. Ватутин, как его первый заместитель, и присоединившийся к ним нарком обороны СССР С. К. Тимошенко не проигнорировали. На совещании, закончившемся в 23.00 часа 21.06.1941 они смогли убедить И. В. Сталина принять Директиву № 1 о приведении в боевую готовность приграничных военных округов в связи с возможным нападением 22-23 июня Германии на СССР. Директива была немедленно передана в войска, но оказалась во многом запоздалой из-за малого времени для ее реализации на местах.
Несмотря на ночное время в сторону фронта передвигались пехотные части. В Ельне мы подъехали к зданию бывшего городского Совета народных депутатов. Шубин подъехал непосредственно к зданию, а грузовик был остановлен у въезда на площадь метрах в тридцати от здания. Я выскочил из кабины и, пробежав это расстояние, успел к «банкету», то есть зайти в здание вместе со всеми.
Дежурный офицер проводил нас к бывшему кабинету председателя горсовета, куда зашли Шубин, Недогаров и немцы, а я остался гулять по коридору. Через полчаса появился Недогаров и помахал мне рукой, мол, давай сюда – зовут. Я зашел в кабинет. Во главе стола сидел Жуков, вокруг стола на стульях сидело человек пятнадцать: штабные, возможно, командующие участвующих в операции 24-й и 43-й армий, я не знал их в лицо, командир нашей дивизии Иван Никитич Руссиянов, мое непосредственное начальство, переводчик и пленные немцы. Я встал по стойке смирно и представился по установленной форме. Пленных немцев вывели из кабинета.
Я и Жуков рассматривали друг друга несколько секунд, наверное, и мысли были похожи, по типу «так вот ты какой, северный олень».
Потом Жуков скомандовал: «Вольно, товарищ старший лейтенант. Александр Павлович, расскажите вкратце боевой путь вашего взвода, а также свои наблюдения в немецком тылу, в общем, все, что посчитаете важным озвучить».
Я начал доклад. Рассказал о том, что заметив уменьшение интенсивности ответного ружейного немцев, сделал предположение, что они отошли. Это требовалось проверить и, если это было действительно так, то марш-броском захватить вражеские позиции. На совещании, проводимом командиром полка Шубиным, я озвучил свое наблюдение, что и подтвердили остальные командиры полевых частей полка. Поскольку подчиненный мне разведвзвод является самым подготовленным подразделением для разведки и ночных боевых действий, предложил провести ночную разведку боем. Данное предложение встретило полное одобрение у командира полка и начальника штаба, а также командира нашей дивизии генерал-майора Руссиянова, в возможно короткие сроки согласовавшего проведение операции. Ночью мы, скрытно подобравшись к позициям немцев, убрали часовых, взяли в плен обер-лейтенанта Шульца, кстати, его форма и документы здорово помогли нам в будущих действиях, который обрисовал нам общую ситуацию по гитлеровской обороне. Очистив вторую линию окопов от, скорее, наблюдателей, чем защитников рубежа, мы на двух трофейных грузовиках совершили рейд по тылам противника.
Хочется отметить два аспекта. Первый – это то, что комполка дал нам указание провести боевые действия именно по разведывательно-диверсионному профилю подразделения, разрешив проведение свободного поиска целей, а не использовал нас, как обычные пехотные части по планомерному занятию территории. Именно диверсии на коммуникациях врага подготовленными бойцами принесут большую пользу армии, чем их сидение в окопах. И, если подразделения особо назначения выполняют диверсии, используя глубинную заброску в тыл врага, где действуют окруженцы и добровольцы из местных жителей – партизаны, то нас, фронтовую разведку, надо использовать для диверсий в прифронтовой полосе и ближнем тылу врага. И второй – хотелось бы отметить оперативные действия нашей пехоты. Далее, используя ситуацию, воспользовались общей передислокацией немецких подразделений и, как говорится, «под шумок», пристроившись к колонне, проскочили и контрольный пост, и деревни. Наткнувшись на немецкие танки в Леонидово, провели разведку, взяв командира танка в плен, у которого выяснили текущую остановку. Пленение генерала было уже делом техники, спеленали командира 10-й танковой дивизии Фишера с его начштаба, собрали в комнатах все документы, какие нашли. Также заминировали несколькими гранатами на растяжках бензовозы, привязав чеку к осям задних колес, в результате чего при движении автомобиля на ось намотается веревка, которая выдернет чеку лимонки, что гарантировано должно взорвать бензобаки. Но результата мы не видели, пришлось уходить с генералом раньше.
Уходили мы в немецкий тыл, день отсиделись в глубине леса, а сегодня по результатам радиосвязи с полком, решили прорываться к своим. Далее был короткий бой с передвижным постом, где была взята трофеями немецкая БТР, мотоциклы и оружие. К сожалению, именно в этом бою взвод понес потери. Лист о представлении отличившихся солдат на поощрения я подал командиру полка. Вот и все.
«Знаете, Кольцов, а это первый плененный нашей армией генерал. Со сведениями, которые находятся в портфелях, мы разберемся. Что-то еще хотите добавить?» – спросил Жуков.
– Хочу, товарищ генерал армии, впереди еще долгая война, поэтому генералов мы захватим много, немец к Москве рвется, где он будет остановлен и много его погибнет. И разрешите пару слов по обстановке – мы проехали несколько километров в сторону фронта и не увидели войск врага, наблюдая лишь отступающие части, то есть, похоже, что они повторили свой маневр двухдневной давности, скрытно отведя войска километров на двадцать – тридцать назад, выпрямив фронт. Считаю целесообразным использовать эту информацию и пехоте захватить оставленные немецкие позиции этой ночью.
Глава 5. Проблемы, однако
Мы были отпущены, возвратившись к себе в полк, и самостоятельно, пехотными батальонами захватили пустые немецкие позиции первой и второй линии. Думаю, что Шубин также доложил об этом в дивизию. Ночь прошла спокойно, а утром мы выдвигались походной колонной вперед. Нужно было пройти порядка тридцати километров и атаковать позиции уже главного рубежа обороны гитлеровцев.
После обеденного привала меня, «птичью стаю», Боголюбова, Лосева, Ломова, Петрова, Ледкова и почти полвзвода из «стариков», то есть тех, кто отступал от Белостока, вызвали к Шубину. Там я увидел артиллериста Смирнова, с которым поболтали, ожидая информации о вызове. Вышел Недогаров, скомандовал построение. На построении присутствовали начштаба, полковой комиссар, несколько офицеров штаба и комбаты. Нас построили и начштаба зачитал приказ: «Согласно приказу от 15 августа 1941 года за мужество и героизм по защите нашей Родины, проявленное при обороне железнодорожной станции Толочин награждаются:
– орденом «Красного Знамени», денежной премией за сбитый самолет в размере 1000 рублей старший лейтенант Кольцов;
– орденом "Красной Звезды" лейтенант Смирнов и денежной премией в размере 500 рублей;
– орденами "Красной Звезды" и денежными премиями за подбитые танки красноармейцы по списку;
– медалями «За отвагу» и денежными премиями за уничтожение живой силы противника красноармейцы по списку, в том числе и посмертно.
«Спасибо, Фёдор Дмитриевич, – поблагодарил мысленно командующего 1-м стрелковым корпусом генерал-майора Рубцова, – не забыл ты ту станцию».
Далее, согласно приказу от 20 августа 1941 года за нанесенный урон противнику награждаются медалями «За боевые заслуги» старший лейтенант Кольцов, сержанты и рядовые по списку, а также денежной премией в размере 1000 рублей за две единицы бронетехники противника на всех семерых. Деньги шли на сберкнижку, с наличными я не «заморачивался».
Шубин поздравил нас, потом подошел ко мне: «Молодец, Александр, правильно Жукову доклад сделал!»
Я улыбнулся в ответ, как говорится, прогиб засчитан: «Так я же все, как было, рассказал, без вашего понимания ситуации ничего бы и не было, топтались бы перед Ельней, стреляя по пустым позициям несколько часов».
Придя в расположение, получившие медали бойцы радостно обсуждали это событие, вокруг сгрудился весь взвод, да и некоторые бойцы из Донниковского батальона подтянулись – рядом же стояли, держа позиции. Настроение было радостное, над привалом носились мысли и разговоры о том, что вот бойцы, с которыми ты воюешь рядом, получили медали, значит, и мы сможем. Разведчики заодно обсуждали, что им может перепасть за эту операцию в будущем. Тут и время ужина поспело. Полевая кухня стояла тоже близко, обслуживая наш взвод. На ужин притопали Донников с комбатом второго батальона.
– Валер, Андрей, давайте присоединяйтесь, мы с ребятами собирались обмывать, как положено, медали и ордена.
Достали фляжки, налили спирта, опустили в него ордена, медали и пошел котелок по большому кругу. Глоток делали все: и получившие медали и все остальные за Победу, за солдатское счастье. Потом набирали кулеша с отдельными кусочками конины. Повар, сержант лет под пятьдесят Семеныч, и его напарник из хозвзвода, молодой солдат-срочник первого года службы, которого я окрестил «студентом кулинарного техникума», где-то изыскали съестные резервы в виде погибшего сегодня коня, в результате чего весь полк ел кулеш с мясом.
«Ну, что, герои, поздравляю! Сань, давай делись, что вы там натворили в рейде?» – принялся за меня Донников.
Рассказал в общих чертах наши приключения, разведчики иногда встревали в разговор, дополняя отдельные моменты и вспоминая свои эмоции. Помянули всех погибших: и разведчиков, что погибли в самом конце операции, и бойцов из пехоты.
– Трудно вам парни, гибните вы, как мухи, и грязь месить ногами – не подарок, но помните – государства завоевывает пехота, все остальные элиты войск вам лишь помогают это делать, расчищая ваш путь.
Народ заулыбался, мол, мы пехота тоже не пальцем делана.
«Валер, а тут какая была обстановка?» – задал я вопрос Донникову.
– Да что, заняли окопы, передали твоих пленных в штаб. Утром весь полк снялся и двинулся вперед. Совершили марш-бросок примерно до Ельни, только севернее, ну, в общем, где мы вас и встретили. Потом отдых и дотопали до позиций немцев, а рано утром был бой. Мы атаковали, но взять не смогли, жаль парней, много выбыло из строя в атаках, раненых много. А потом пришла ваша радиограмма, что вы генерала гитлеровского взяли в плен. Тут такой кипиш начался, Шубин развил бурнейшую деятельность, возможно, что сразу в дивизию доложил, а мы снова в атаку, ведь по прямой линии мы почти напротив вас и были, километров двадцать может расстояние между нами. Вот и погнали нас снова вперед за пленным генералом, да еще целым командующим дивизией с портфелями документов. Но, в целом, ничего не получилось, артиллерией долбили, а взять окопы не смогли – пулеметов у них много, отсекают нашу пехоту. А потом второй ваш выход в эфир – вы, вообще, под боком оказались, да и сведения о том, что видели отход немцев, нам помогли. Однако, теперь командиры решили дождаться утра.
Я поглядел на «студента кулинарного техникума» – парень в мыслях точно захватывал, как минимум Гудериана, такое у него героическое лицо было. Я рассмеялся и на вопросы товарищей, поделился своими наблюдениями. Смеялись все, а паренек покраснел, как помидор.
– Вань, а чего ты стесняешься, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, и тот работник при кухне, который не мечтает быть шеф-поваром. Расскажу я тебе историю о том, что на войне возможно всякое и, при смекался и храбрости, можно даже повару совершить не трудовой, который ты совершаешь каждый день, когда под рвущимися снарядами привозишь продукты и готовишь нам еду, а, именно, боевой подвиг.
Я начал свой рассказ: «Так вот, этот случай я услышал на станции, когда мы отступали (хотя, в своей реальности я читал о нем в интернете). Он произошел с советским солдатом – поваром танкового полка Иваном Павловичем Середой 30 июня 1941 года, когда он готовил обед. Весь личный состав участвовал в недалеко идущем бою, поэтому он был один. Внезапно рядом появился немецкий танк, который обошел наши части. Увидев танк, повар Середа укрылся в лесочке и стал ждать. Танк остановился около кухни, и командир высунулся из башни, возможно, решив подкрепиться готовым обедом. Может эта наглость немцев, попытавшихся захватить кухню – самое ценное, что есть у повара, и привела к следующим последствиям. Так же, Семеныч, что у вас поваров самое ценное в хозяйстве?»
– Хозяйство разное бывает, товарищ старший лейтенант, с разными ценностями.
– Да ты филосо-о-ов, хозяйства у него разные, однако! В общем, Середа вдруг выбежал на танк с топором и немецкий танкист, вероятнее всего, не ожидавший такого от русского мужика, просто испугался. Короче говоря, он нырнул в башню и захлопнул люк. Ударами топора Середа погнул пулеметный ствол, а затем закрыл смотровые щели брезентом, закрепленным на броне танка. После этого он попросил гранату у якобы подошедших товарищей и принялся барабанить обухом по танку, изображая активное движение вокруг машины. Экипаж танка сдался. Так что, кто знает, на какие поступки способен человек, когда ему очень надо, а эту историю, думаю, что услышит какой-нибудь военный корреспондент и напечатает ее во фронтовой газете.
Донников, почесав нос, глубокомысленно заметил: «Знаешь, Семеныч, что я подумал, мы как-то мало танков подбили в бою, но теперь я знаю, как их уничтожать надо – мы теперь все танки к тебе загонять будем, а ты с Иваном уж не подведи нас».
Громким смехом закончились наши посиделки, народ разбрелся, кто в ночные наряды, а кто спать.
Мы проходили через Лысовку, когда ко мне подошел Грачев.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите смотаться в Леонидово.
Мотоциклы мы отстояли, и они числились в нашем взводе, как матчасть мобильной группы разведки. Так мы с Воробьевым по-быстрому слетаем, хочется посмотреть на бензовозы и вообще.
Самому было интересно, рванули ли они: «Давай».
Через полчаса Грачев догнал нас. По лицу было видно, что удачно съездил.
– Товарищ старший лейтенант, знатно там бахнуло, видел отброшенные кабины, одна на улице, а вторую аж в сад крайнего дома закинуло, да как бы там танк не перевернуло, много следов, пробуксовок гусениц, похоже, переворачивали его. А по дороге еще наши части мимо Леонидова топают на запад.
На следующий день наши части подошли к основной линии фронта и приступили к организации своего рубежа обороны. Одновременно начались артобстрелы друг друга и пехотные атаки на позиции противника. Штаб полка разместился в деревеньке Петрово, примерно в двух километрах от передовых позиций.
Вот тут меня вызвал к себе наш полковой комиссар, невысокий мужичок лет пятидесяти, с появившимся животиком, и весь он был из себя какой-то масляный, поскользнуться можно, и улыбка его, и взгляд вызывали желание отойти – неприятный человек, в общем. Он расположился на постой в одной из пустующих, после того, как тут побывали гитлеровцы, деревенских изб.
– Заходите, присаживайтесь, товарищ старший лейтенант. Время у нас мало, поэтому я хотел бы, чтобы вы подробно описали, о чем вы имели приватную беседу с фашистским генералом Вольфгангом Фишером, а пока вы пишите, я попью чаек, с вашего позволения.
Сильно напрягло меня это явное желание комиссара найти шпиона, тоже захотел славы настоящего волкодава контрразведки, да шпиона не абы какого, а такого, на которого и не подумали бы, что он враг. А то, что он меня уже определил в них, было понятно, и вопрос лишь времени, когда он подберет нужные обоснования, чтобы меня арестовать. Досадно, а так все красиво идет: подвиги совершаю, медали получаю, что еще надо, воюй себе и воюй. Нет же, находятся гниды, которые ставят подножки тем, у кого что-то получается лучше, чем у них.
Я описал примерное содержание нашей беседы. Комиссар прочитал его и положил в свой портфель, убрав его за кровать; «Вы были знакомы с генералом ранее?»
– Нет, откуда бы я, обычный советский лейтенант, мог быть знаком с немецким генералом?
– В ваших анкетных данных указано, что вы посредственно владеете немецким языком, но глядя на вашу беседу со стороны, вывод однозначен – вы хорошо знаете язык и беседовали с фашистским генералом, как старые знакомые. К сожалению, остальные наши бойцы владеют языком существенно хуже вас и не смогли понять всю беседу.
– И вы на основании домыслов вашего доносчика, который даже перевести не может толком, обвиняете меня в шпионаже! В конце концов, вы можете опросить немецких пленных: самого генерала и подполковника и сверить наши показания
– Я вызвал вас на беседу и вы, как настоящий советский человек, должны честно отвечать на вопросы, а вы сразу в «ничего не знаю» идёте. Вы называли его по имени, беседовали о его пути по Европе, как будто знали, где он воевал, а ведь вы видите его впервые.
– Я взял его в плен, поэтому имею моральное право называть его, как мне хочется, хоть по имени, хоть козлом. О его боевом пути можно догадаться, видя количество орденов на кителе. Их дают за успешные боевые операции, а немцы только что захватили Польшу и Францию, я спросил еще и про Данию, но он там не воевал. Но я хотел услышать его мнение о нашей армии с их стороны – он его высказал. К тому же, пока мы отступаем, то есть на сентябрь месяц 1941 года немцы нас побеждают, или вы не согласны со сводками Совинформбюро, считаете, что Правительство обманывает советский народ, и мы на самом деле побеждаем?
– Как вы разговариваете со старшим по званию, и не передергивайте смысл моего вопроса, наше Правительство с товарищем Сталиным лучше нас знает, о чем говорить в сводках.
– Я тоже так считаю, но я не понимаю вас. Судя по положениям на фронтах, мы сейчас проигрываем, именно это мы объективно обсудили и оценили с генералом Фишером, но я принципиально выразил в своей позиции, что это только начало, мы проиграли дебют, говоря шахматным языком, но еще не разыгран миттельшпиль и эндшпиль. СССР, как это было всегда с захватчиками, разгромит вражеские орды и победа будет за нами. А вы мне говорите, что все наоборот, что я неправ в реальной оценке текущей ситуации.
– А мне показалось, что вы, Кольцов, видя тяжелое положение РККА, ищите способ переметнуться на сторону врага.
– Вы подозреваете, что я шпион или предатель, хотя, что ж это за шпион, который берет генералов «как бы своей армии» в плен. А переметнуться я мог бы и вчера, сдавшись в плен, а вместо этого, мы совершали нужные нашей армии боевые дела.
– Понимаете, Кольцов, я же вижу, что вы не тот, за кого себя выдаете, я это чувствую всем своим пролетарским нутром, всем опытом борьбы с контрреволюцией и врагами Родины. Вы, как дворянин среди крепостных – другой, а это означает, как я могу предположить, что вы немецкий глубоко законспирированный шпион с далеко идущими задачами.
«Чертов рентген с контрреволюционным опытом, – подумал я, – правда, увидел, что я отличаюсь от современных лейтенантов особенностями поведения. Пока я действительно чужой этому времени, может быть, с годами и сольюсь с народом, а пока явно чужой. Но, что-то делать надо? А вообще, «перец» молодец, тему понимает, несколько раз меня и видел-то, а зацепился. Помню, когда мне было года 43 и, будучи в турпоездке в Чехии, поехал я на экскурсии в Карловы Вары и решил пойти искупаться в их платный бассейн с минеральной карловарской водой. Бассейн был метров 50 на 25, народу достаточно много, поплавал я с одного краю, где глубже, потом на скорость эти 50 метров и, хотя, я плаваю уверенно, чтобы не утонуть, но на этой дистанции меня спокойно «сделала» метров на двадцать девушка, очевидно действующая пловчиха.
Расстроенный, что так позорно проиграл девчушке, хотя ее разворот плеч был немногим уже моих, я пошел бродить по бассейну. Поравнявшись с двумя почтенного возраста женщинами из разряда «кому за 60», я был остановлен каким-то вопросом, как к земляку-россиянину. Минут пять пообщались об отдыхе, достопримечательностях, а потом эта женщина меня и спрашивает, мол, вы не в органах работаете? Я не ожидал такого вопроса, но согласно кивнул в ответ: «Да, в органах».
Она, улыбаясь, мне пояснила: «Понимаете, я 40 лет отработала в кадрах КГБ и ФСБ, и мне, зачастую, достаточно посмотреть на человека, чтобы сделать предварительные выводы, которые потом обычно подтверждаются».
Так что опыт не пропьешь, как говорится, но отвечать – то комиссару надо что-то.
