скачать книгу бесплатно
– История долгая. Не сейчас. Пойдемте, моя дорогая, нас ждут.
– Я достойно держалась?
– Не напрашивайтесь на комплименты. Их придется делить пополам. И опять кто-то скажет, что вы без меня как беспомощное дитя.
– Вам обидно?
– Скорее, мерзко. Но это к вам не относится.
Наш странноватый непраздничный диалог прервали мои родители. Ульвен говорил с ними в совершенном другом тоне и настроении. Благодарил их за такую чудесную дочь, которая не обманула ничьих надежд и заслуженно получила степень магистра. Потом мы все сели в его личный флаер и отправились в Тиастеллу.
Илассиа и Иссоа не пошли на защиту, иначе свита Ульвена выглядела бы чрезмерно внушительной, и потом возникли бы сложности с флаером. Остальные гости – мои бароны, Ассен и Маилла – тоже явились прямо на званый ужин. Пришлось ради всех, кто отсутствовал в колледже, подробно рассказывать про защиту. Все-то думали, процедура обернется формальностью.
– Просто невероятно! – возмущался мой папа. – Мы же знаем, как писалась работа! Юлия засиживалась вечерами, вставала раньше всех, лишь бы только успеть! И мы слышали, как они с профессором обсуждали каждый параграф, и она порою с ним спорила!
– Ладно, всё позади! – жизнерадостно заявила Маилла. – Справедливость восторжествовала! Юлия, я всегда говорила: ты редкая умница! Мой дядя знал, кого брать в ученицы!
– Конечно, знал, – подтвердил барон Максимилиан Александр. – Я рассказывал о ней принцу, когда она была еще девочкой.
– И она тогда обижалась, что вы не захотели с ней лично поговорить, – напомнил мой папа. – Она так мечтала увидеть живого космолингвиста!
– Да видела я его на Арпадане, видела, только издали, – возразила я.
– Ну и как? – вкрадчиво полюбопытствовала Илассиа.
– Показался на редкость противным.
Карл, наверное, хотел одернуть меня своим фирменным «Юльхен, язва, заткнись!», но Ульвен отпарировал:
– Знаете, я тоже был не в восторге, когда в деканат ввалилось такое сокровище. То ли девочка, то ли мальчик, лохматое, в мятых драных штанах, своевольное, самоуверенное, мало что понимающее. Несмотря на явный талант.
– А в итоге – ученый магистр и «шедевр воспитания»! – ввернула я подковырку, понятную только своим.
– Кое-что получилось, – согласился он. – Но совершенство еще не достигнуто.
– Мы вам так благодарны, профессор, – сказала моя мама с присущей ей теплотой и сердечностью. – Представляете, каково нам было отпустить нашу дочь на другую планету, и быть может, уже никогда ее не увидеть?.. Мы ужасно боялись, что у нее будут трудности и неприятности, а она совершенно одна…
– Ради этого я и взялся ее опекать. Большинство студентов постарше. Несовершеннолетним действительно полагается опекун, но многим он не особенно нужен, они более самостоятельны и не настолько эмоциональны. Хорошо, что у Юлии веселый и дружелюбный характер. Она сразу нашла здесь друзей и поладила с преподавателями… кроме некоторых.
– Почему эта Лори Кан вдруг так на тебя набросилась? – обратилась ко мне Маилла.
– Я не знаю. Мне кажется, дело вообще не во мне.
– А в ком? В Ульвене?..
Он властно пресек разговор:
– Дорогие мои, не будем развивать эту тему. Все интриги и сплетни оставим тем, кто находит счастье в таких занятиях.
Мы ели, пили, шутили, радовались, разговаривали обо всем, что спонтанно приходило на ум. Ульвен между делом спросил у доктора Келлена Саонса, почему он никогда не приводит с собою супругу. Тот ответил, что ни разу не смог ее уговорить посетить дом семьи Киофар. Его жена очень скромного происхождения и стесняется появляться среди столь знатных и ученых господ – она, дескать, не умеет ни держать себя должным образом, ни вести разговоров о важных вещах. «Представляете, господин Киофар, она уверена, будто ей самое место на кухне!» Илассиа возразила: госпожа Оллайя нисколько не хуже многих дам, блистающих в свете отнюдь не умом, а красивыми платьями. Она милая, добрая и рассудительная, с ней приятно общаться… «Конечно, мы будем ей рады», – подтвердил мой учитель. Я подумала, он тоже заметил нарастающее взаимное притяжение Иссоа и младшего Саонса, и хотел бы поближе взглянуть на скрытную мать молчаливого обожателя нашей певчей принцессы.
Постепенно всеобщее оживление стихло. Гости начали расходиться. Первыми покинули дом Ассен и Маилла, им далеко добираться в Севайю. Вскоре Саонсы увели Илассиа, с которой Ульвен весьма церемонно раскланялся, несмотря на взаимную нежность в прощальном «Спокойной ночи, мой друг». Потом удалились оба барона (Карла я всё-таки поцеловала, а его отец прижал меня к сердцу: «Магистр-баронесса!»). Мама с папой пошли в свои комнаты, а братик Виктор давно уже спал.
Мы остались у бассейна втроем. Я, Ульвен и Иссоа.
– Брааат, я тоже устааала, – сказала, словно пропела, она. – Поолдня украшаала пироожные. Моожно, я вас остаавлю?..
Я ждала естественной реплики: «Нам с Юлией тоже пора, день выдался хлопотным». Но внезапно его ответ оказался другим: «Да, иди, дорогая. Мы немного еще посидим. Ты не выдашь нас?» – «Комуу, Ульвеен?» – «Моей невесте и ее жениху». —«Да нуу тебя!»…
Она понимала, что он шутил. А на самом деле нам предстоял какой-то не шуточный разговор. Иначе бы он не стал столь явно нарушать принятые в его доме приличия, оставаясь со мною вдвоем, без свидетелей.
Ночь была тепла и тиха. Мы устроились рядом, он на скамье у бассейна, я в плетеном кресле. Мне ужасно хотелось сбросить туфли и окунуть гудевшие ноги в прохладную воду, но при нем я, конечно, никогда бы такого не сделала.
– Юлия, и как же нам быть? – спросил он.
– О чем вы, учитель?
– О вашем будущем, разумеется. У вас есть какие-то планы?
– Выйти замуж за Карла, – призналась я.
– Это ясно как аксиома, – отмахнулся он. – И вообще не в моей компетенции.
– Разве? Есть один нерешенный вопрос.
– Какой?
– Я бы очень хотела… чтобы вы удостоили нас… церемонии у очага.
– Моя Юлия, это совсем не формальность.
– Я знаю. После всего пережитого на Сироне и на борту того челнока – я всё ещё не имею на это права?
– Дело не в ваших правах. А в наших обычаях. И в обетах, которые вы принесете. Они свяжут вас навсегда.
– Мы и так уже связаны. Вы не верите?
– Верю. Но мы слишком разные. Я подумаю. Обещать не берусь. Слишком много ответственности. И на мне, и на вас обоих. Если я в конце концов откажу, не сердитесь.
– Я на вас никогда не сержусь.
– Но порой огрызаетесь.
– Извините, профессор, больше не повторится.
– Затвердите себе эту фразу и научите ей своих будущих учеников.
– О, когда еще они у меня появятся!
– Скоро. Если вы захотите.
– О чем вы?
– Предлагаю вам стать моей ассистенткой в колледже. Как профессор, я имею возможность пригласить оплачиваемого ассистента. У меня много курсов, большая нагрузка, до сих пор я не роптал, но вы сами заметили – я становлюсь раздражительным и нетерпимым. Если вы возьмете на себя проверку текущих работ, отдельные темы на семинарах, промежуточные зачеты – вы мне очень поможете. И сами научитесь многому.
– А как на это посмотрят в колледже?
– Не всё ли равно?
– Снова скажут, что вы продвигаете свою фаворитку?
– Продвигаю, да. Пусть завидуют. Каждому бы по такой фаворитке.
– Лори Кан не устроит нам новый скандал?
– На здоровье. Пускай устраивает.
– Отчего она взъелась на вас?..
Он помедлил и всё же решился:
– Хорошо. Расскажу. Лучше, чтобы вы это узнали от меня самого. Хотя мне говорить об этом крайне стыдно и неприятно.
– Что бы вы ни сказали, учитель, мое уважение к вам никогда не уменьшится. Обещаю.
Не знаю, поверил он мне или нет. Зарекаться, пожалуй, не следовало. Но наши души и судьбы настолько тесно переплелись, что вряд ли какой-то факт из далекого прошлого мог разрушить нынешнее единение.
– Юлия, я не всегда был вашим учителем, – начал он свою исповедь. – Профессором я стал при вас, магистром – по окончании Колледжа. А до этого я был таким же студентом, как вы. Не настолько юным, но тоже наивным. Вам знакомы порядки этого дома; пока здесь жила моя бабушка, они выглядели еще старомоднее. Мне, как благородному юноше, не полагалось водиться с кем попало, а я и не слишком стремился общаться со сверстниками из так называемых «хороших семей». Дружил я, назло старшим родственникам, по большей части с одноклассниками-тагманцами; наши забавы были сугубо мальчишескими – покататься на лодке по озеру, побродить по отрогам Эттая, погонять на электрокаре. О реальной жизни я знал очень мало.
Больше всего мне нравилось изучать языки. Родители рассудили, что профессия космолингвиста мне подойдет: она не связана с риском для жизни, зато считается уважаемой и солидной. Еще в школе одноклассники-тагманцы прозвали меня «Джеджидд», и я взял себе такой псевдоним, чтобы не позорить свое настоящее имя, если вдруг с учебой у меня не заладится. Но я быстро стал лучшим на курсе. Считался гордостью колледжа. Мне уже поручали вести некоторые семинары. Я стал популярен, и вокруг меня начали увиваться девушки. Среди них была Лори Кан. Самая младшая, неполных пятнадцати лет. Поздний ребенок, единственный, избалованный, привыкший быть в центре внимания. Однако очень талантливая. Яркая, броская, дерзкая. Если ваша дерзость, моя дорогая, выражается в простоватых манерах и идет от ребячества и веселости нрава, то с Лори всё обстояло иначе. Она была совершенно уверена, что должна всегда получать желаемое, и упрямо шла к своей цели, прошибая любые препятствия. Вероятно, в какой-то момент она вдруг захотела меня – я не знаю, зачем, вы понимаете сами, это ни с какой стороны невозможно, ни по сути вещей, ни по нашим законам, ни в силу моего особого положения. Я по неосторожности пригласил ее в наш дом, и она узнала, кто я. Мне казалось, что мы с ней друзья, и никакой беды не случится. Но она сперва разгласила мое имя другим студентам, и оно разлетелось по Колледжу. Потом, когда у меня за спиной поползли шепотки – «поглядите-ка, принц!» – она пожелала победы над принцем. Любою ценой. Страшно даже такое сказать, но… она толкнула меня на весьма неприглядный поступок. Уговорила сопровождать ее на «соммэ». Она была несовершеннолетней, а я уже считался взрослым. Чтобы ее пропустили со мной, она подделала разрешение от родителей. Я не подозревал такого отчаянного обмана и сам удивился тому, что они подписали бумагу. Не хочу снимать с себя мою долю вины, возлагая ее целиком на пятнадцатилетнюю девочку. Следовало бы пораньше включить мозги и одуматься. Но я подумал тогда, что у вас, людей, вероятно, такие обычаи. И, в конце концов, мною двигал простой интерес – возможно, даже исследовательский. Увидеть своими глазами всё, о чем до того только слышал в сбивчивых пересказах со многими недомолвками. С тех пор у меня появилось другое желание: забыть о том, что там происходило. В том числе между Лори и мной. Забыть, разумеется, не удалось. Но урок я извлек. Больше я никогда не посещал эти дикие увеселения. И вам запрещал, как вы помните. К счастью, вы никогда не пытались обойти мой запрет. Для некоторых существ эти оргии совершенно естественны, осуждать их не стоит, – с их точки зрения, инстинктам нужно дать выход, но ни мне, ни вам там не место. А Лори не пропускала ни одного «соммэ». Я больше не общался с ней наедине. Никогда. И, конечно, не звал в этот дом. Но прервать все связи и сделать вид, будто мы незнакомы, не мог. Мы ведь вскоре стали коллегами. К счастью, нас пригласили на разные факультеты, и у каждого складывалась своя жизнь, как в Колледже, так и за его стенами.
Я не рвался делать карьеру, не спешил с защитой докторской, к тому же погиб мой отец, и я взялся воспитывать и опекать Иссоа – ей было семь лет, а матушка не могла уделять ей много внимания, потому что надолго замкнулась в себе после этой утраты. Потом умерла и бабушка, и пришлось заниматься делами наследства и управлением семейными предприятиями. Лори же очень успешно продвигалась в профессии. Все таланты остались при ней. Очень быстро написала докторскую, защитив ее на Гингоссе. Летала на какие-то фестивали динамических инсталляций. Это вроде абстрактных скульптур и конструкций, которые движутся сами под воздействием ветра. Красивое зрелище. Став профессором, она отказалась от некоторых прежних привычек. Теперь никуда не летает – якобы, из-за родителей, которые нуждаются в ее помощи. Со студентами держится, вы заметили, на расстоянии. Из коллег ни с кем не сближается. Но ведь все старшие преподаватели помнят, чем она тут занималась во время студенчества. Я был отнюдь не единственным объектом ее вожделений. Либо ее темперамент постоянно требовал смены поклонников, либо она пыталась показать мне, будто у нее и без меня чрезвычайно нескучная жизнь. В итоге сейчас рядом с ней – никого. Ни супруга, ни верных друзей, ни детей. Мне кажется, что наша великолепная Лори несчастна.
– То есть сегодня она сорвалась из-за этого?..
– Вероятно, она увидела себя, прежнюю, в вас.
– Но я совсем не такая!
– Тем больней для нее. Вы смогли без особых усилий получить всё то, к чему она тщетно стремилась. Мою преданность и уважение. Приглашение постоянно бывать – а теперь и жить – в моем доме. И при этом вы остались собой и ничем в себе не пожертвовали. Да я и не требовал жертв. Кроме тех, что вы добровольно приносили нашей профессии.
– Я не знаю, как высказать вам мою благодарность…
– Юлия, я не мог поступить по-другому. Хотя изначально мне совсем не хотелось принимать на себя такую ответственность. Вы правы, я не жаждал встречаться с вами на Арпадане, поскольку господин барон слишком вас расхваливал, и мне почудилось – вот еще одна Лори Кан. Такая же гениальная девочка, возомнившая, будто ей всё позволено. Но едва я вспомнил, что у меня есть сестра и племянница, ваши сверстницы, и что, если я откажусь, то опеку над вами несомненно поручат профессору Кан, ведь она – человек, и одного с вами пола – я немедленно заявил в деканате, что уже договорился обо всем с вашими уважаемыми родителями, и согласен стать вашим опекуном.
– Даже больше, чем опекуном.
– Лучше не говорите об этом ни с кем. Слишком многие превратно понимают наши с вами особые отношения. Как личные, так и научные.
– Стало быть, Лори Кан по-прежнему питает к вам сильные чувства? Она пыталась всем доказать, будто я – всего лишь прозрачная оболочка для ваших идей, и не более? И я совершенно не стою вас?.. А она в свое время – стоила?..
– Моя Юлия, мне не всегда понятны человеческие побуждения. Особенно женские. Вам видней. Но видеть вас на вершине успеха и славы ей, я думаю, было больно.
– Славы?..
– Имя «Цветанова-Флорес» уже разнеслось по крайней мере по этой части Вселенной. Независимо от того, защитили бы вы магистерскую, или нет. Все знают о храброй девушке, которая сначала ринулась спасать своих близких из плена, а затем, уносясь неизвестно куда в бездну космоса, до последних мгновений сочиняла вместе с профессором план магистерской. Этого уже не вычеркнешь и не отменишь. Мы с вами попали в историю. Вам завидуют. И возможно, не только Лори.
– Ну, так пусть полетают на том челноке, отключив управление! Это сразу прочистит любые мозги.
– «Юльхен, язва»…
– Простите, учитель.
– Так что будем делать? Вы пойдете ко мне в ассистенты?
– Пойду! Назло всем!
– Хорошо. Завтра мы отправимся в колледж и оформим все документы.
У очага
Наша с Карлом свадьба игралась первой, свадьба Ульвена с Илассиа – чуть позже. Им обоим хотелось, чтобы присутствовал ее отец, профессор Саонс, но вызвать его с Виссеваны оказалось не очень просто. Лаон Саонс был небогат, совершить межзвездное путешествие за свой счет вряд ли смог бы, а воспользоваться щедростью принца категорически отказался.
Однако Ульвен, как я давно поняла, умел благодетельствовать без публичной огласки. Он обладал теперь столь серьезным влиянием как в академическом мире, так и во властных кругах, что его мнение часто оказывалось решающим. Сам собою возник вариант, оказавшийся подходящим для всех: профессор Саонс отправлялся в командировку на Тиатару, которая будет оплачена Межгалактическим советом по научным контактам. Требовалось лишь получить официальное приглашение из Колледжа космолингвистики и согласовать программы курсов и даты. Наконец, приглашение было отослано, и утопический план приобрел реальные очертания.
Для нас с Карлом никаких препятствий не существовало. Я закончила колледж и стала ассистенткой профессора, получая достойное жалованье. Карл смог вернуться к профессии пилота, хотя пока никуда не летал – после миссии на Сирону ему полагался длительный отпуск. Мое здоровье полностью восстановилось, даже волосы, выпавшие при интенсивном лечении, отросли и стали еще гуще, чем прежде, разве что несколько потемнели, приобретя странный цвет – смесь каштанового с золотистым.
За то время, когда мы жили в доме семьи Киофар, мы успели почувствовать себя дружным и неразделимым целым: два барона, мои родители, брат Виктор и я. Поэтому мы решили и дальше не разлучаться и совместно сняли просторный старинный дом в Витанове, построенный некогда по земным образцам, но с тех пор пару раз подвергавшийся переделкам в зависимости от вкусов хозяев – сначала большой тагманской семьи, а затем уйлоанской. Снаружи архитектура казалась шедевром абсурда, однако внутри придраться было не к чему: два этажа, много комнат, три ванных. Никто никого не стеснит. Витанова слегка на отшибе, однако отсюда довольно удобно летать и в колледж, и в космопорт. Правда, наш дом – почти напротив дома профессора Лори Кан, но меня это уже не заботило. Общаться нам совершенно не обязательно.
Оставалось лишь выбрать день, заказать красивое платье и продумать весь распорядок свадьбы.
Я опять подступилась к учителю с сокровенным вопросом о церемонии у очага. Он назвал меня «любопытной маленькой девочкой», я обиделась чуть ли не до слез, он строго велел прекратить мою фирменную истерику – на него она не подействует… В общем, как обычно, сначала малость поцапались, а потом душевно поговорили.
Уйлоанцы испокон веков считали эти обряды священными. Разглашать их нельзя, как древние эллинские мистерии. Никогда и ни при каких условиях ни участниками, ни очевидцами не могли быть существа из другого мира. Впрочем, на Уйлоа с ними не контактировали. Однако на Тиатаре даже упоминать о церемонии у очага в присутствии инопланетян не полагалось, и я, несмотря на дружбу с семьей Киофар, вплоть до свадьбы Маиллы не знала, что такой ритуал практикуется, а не просто упоминается в исторических книгах.
На Уйлоа церемонию у очага проводил иерофант, прошедший полное посвящение. Это не был профессиональный священник или жрец, его полномочия ограничивались лишь особыми действами. Император считался верховным иерофантом Уйлоа, и все взрослые члены его семьи обладали всеми знаниями и полномочиями иерофантов. На Тиатаре эти обязанности возлагались на принца Ульвена. Он должен был проводить церемонии при наречении имени детям из знатных семей, при поминовении умерших и еще в некоторых важных случаях. Но брачную церемонию он совершал крайне редко, поскольку здесь она не была обязательной даже для уйлоанцев: считалось, что после такого обряда развод невозможен – он навлечет несчастье на всех, кто вздумает разорвать нерушимые узы, или на самого иерофанта, если он благословит союз недостойных. Когда выходила замуж старшая сестра Ульвена, госпожа Ильоа, вершителем церемонии у очага был их отец, принц Ульвен Киофар Савэй («Спасатель»). Поминальную церемонию по отцу проводил Ульвен, а потом он, совсем юный, освящал браки родственников, дяди по матери, кузины и не помню, кого еще. Некоторых желающих пройти через церемонию у очага Ульвен отговаривал, иногда успешно: не все понимали, насколько необратимы последствия. Ассен и Маилла попросили о церемонии, и он им не отказал, потому что был в них уверен. Их любовь казалась легкой и радостной, но не поверхностной. Этот брак безусловно заключался навсегда.
Я объясняю все эти детали, чтобы стало понятно, в какое нелегкое положение я поставила его своими настойчивыми упрашиваниями. Мы с Карлом и все наши родственники не могли бы сделаться уйлоанцами даже формально. Свободно говорила по-уйлоански только я. Карл освоил лишь устную речь в самых необходимых пределах, слушая наши беседы и общаясь с Иссоа. Ни его отец, ни мои родители языка не знали и вряд ли могли его выучить за короткое время. Язык необычайно красивый, богатый, гибкий, но весьма непростой ни фонетически, ни грамматически. Лексика же самой церемонии весьма архаическая и далекая от бытовой. А без понимания происходящего участвовать в обряде было бы профанацией. С другой стороны, раскрыв смысл церемонии чужакам, принц Ульвен совершил бы кощунство, чем мог бы навлечь на себя и свой род проклятие. На Уйлоа власть Императора-иерофанта связывалась с жизнетворной силой звезды Ассоан (которая в конце концов и погубила планету). Солнце Айни, сияющее над Тиатарой, подобной сакральностью не наделялось, но здесь в обряде присутствовало обращение к Космосу – это даже серьёзнее, чем обычное солнцепоклонничество. С Космосом, как мы все знаем, шутки плохи. Его законы нельзя обойти, отменить, искусно перетолковать, снабдить спасительными оговорками. Возмездие неотвратимо. И это отнюдь не предмет религиозного верования. Веришь ты или нет во всемирный закон тяготения, ты подвластен ему, даже если в данный момент бултыхаешься в невесомости.
У принца не было права допустить нас к обряду. Оно было лишь у императора.
Ради нас он решился на крайность. Временно – на полдня – принять высший титул. И совершить церемонию в качестве верховного иерофанта. Об этом знали очень немногие: Иссоа, Илассиа, Маилла с Ассеном. Сестре Ильоа он пока не сообщал, потому что она пока оставалась в неведении о том, кем считают его на Лиенне. Коль скоро церемония не разглашалась, посторонним незачем было знать о происходящем в доме семьи Киофар. Все привыкли к тому, что у принца нередко бывают гости, в том числе инопланетяне.
К церемонии у очага надлежало серьезно готовиться.
Сначала Ульвен работал со мной. И это мало чем отличалось от наших прежних занятий в колледже. Мы шаг за шагом обстоятельно проходили весь довольно длинный обряд. Он требовал, чтобы я понимала значение каждого жеста и каждого слова. Затем очень жестко экзаменовал.
Потом – почти то же самое с Карлом. Может быть, чуть попроще и чуть помягче. Но Карл был прирожденным аристократом, получившим надлежащее воспитание, некоторый толк в церемониале он знал, а как космоплаватель понимал важность точного соблюдения всех требований регламента, и от него можно было не ждать никаких выкрутасов. Впрочем, он был предупрежден, что язык церемонии – исключительно уйлоанский, и нельзя произносить даже самых невинных реплик ни на каких других языках. Это будет воспринято как осквернение таинства. Наши с ним имена будут звучать как «Юллиаа» и «Каарол». А сами мы предстанем как «благороднорожденная, славночистая и высокомудрая дева» и «высокоблагороднорожденный и достославный звездный странник» (я, естественно, перевожу уйлоанские выражения). Если это кому-то не нравится или кажется слишком забавным, лучше сразу же отказаться.
