Время памяти и скорби

Кирилл Коробко

Время памяти и скорби

Кровь и Огонь

Тот сарай, который брат Гуго арендовал для господина Штауффенберга и его солдат, совершенно преобразился. Все щели законопачены. Гнилые доски заменены на свежие. Возле входа расположен камин. Этот камин мастерски сложил присланный Лебраном каменщик. В камине пылали поленья, наполняя помещение живительными волнами тепла.

Подход к сараю было окружен частоколом из заостренных наклонных бревен, внутри этого импровизированного дворика всегда расхаживало двое часовых.

Для проведения обряда «крови и огня» все сироты разделись, оставшись только в набедренных повязках. Маркиза разглядывала многочисленные страшные шрамы, украшающие руки, грудь и живот этих воинов, несмотря на то, что кое-кому их них едва исполнилось одиннадцать лет.

К ее удивлению, брат Гуго тоже красовался в набедренной повязке. Его живот слева от пупка пересекал чудовищный белесый шрам. Дженифер разглядела на его груди татуировку: виселица на пять человек. Четыре петли были заняты – в них художник изобразил повешенных. Одна из петель, вторая слева, была свободной. На груди фон Гейделица была точно такая же картинка, за исключением того, что свободной была пятая петля.

– Мишель, я могу спросить, почему у тебя с бароном такие татуировки? Мне кажется, их делал один художник.

– Так и есть, Дженифер. Ведь мы, с бароном фон Гейделицем – висельники.

Заметив недоумение в ее глазах, он похлопал ладонью по рисунку на груди и пояснил:

– Вот эта, свободная петля – моя. Йозаф должен был висеть в пятой. Вы все еще не догадались, ваша светлость?

Подвижная мордочка Дженифер приняла обиженное выражение:

– Ты так говоришь об этом, будто эту историю преподают вместе с Евангелием!

– Не упоминай всуе святую книгу, Дженифер, иначе мне придется наложить на тебя епитимью. Мне кажется, эту историю каждый знает.

– Я не знаю.

Стоящий рядом Фриц заметил брату Гуго:

– Мне кажется, господин д’Крансак, вам следует рассказать нашей сестре эту историю. Мы ведь решили, что секретов от нее у нас нет. Я думаю, каждый из братьев послушает эту историю еще раз.

– Я так и сделаю, Фриц, но чуть позже, во время пира. А сейчас смотрите, ваш капитан начинает церемонию…

Посреди зала появился стол, на котором фон Гейделиц уже раскладывал призы: мешочек с пятьюдесятью золотыми дукатами, оружие, которое ранее принадлежало Томасу, Оливеру и Эрику, золотое колечко, оловянный стакан из-за пояса Эрика, зеленое платье со шнуровкой, которое Фриц купил у сарацина в Люнеле.

Увидев это платье, маркиза зарделась. К счастью, в зале царил полумрак и стыда Дженифер никто не увидел. Отдельной кучкой лежали деньги, найденные в кошельках всех троих. В камин уже подложили железные пруты, чтобы они раскалились до вишневого свечения.

Еще раз проверив, все ли готово, фон Гейделиц провозгласил:

– Братья! Мы начинаем обряд в память о безвременно погибших наших братьях: Оливере, Эрике и Томасе. Они погибли в бою, не выпуская из рук оружия. Здесь на столе вы видите имущество, которое осталось от них, и кое-какие трофеи. Для тех братьев, кто впервые присутствует на тризне, напоминаю, что любой из вас может заявить право на лежащие на столе предметы, кроме денег. Деньги будут переданы казначею, согласно обычаю нашей роты. Немного позже казначей отчитается об этом.

Поискав в толпе глазами, фон Гейделиц обратился к францисканцу:

– Не угодно ли брату Майклу, как лицу духовного звания, прочитать молитву для начала нашего обряда?

Брат Гуго, сделав шаг вперед, взял в руку наперстный крест. Он поднял его над головой. Остальные преклонили колена. Францисканец возвысил голос:

– In omine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen!

Помолившись, все поднялись на ноги.

Вперед выступил Адольф Штауффенберг, фельдфебель и казначей роты. Он стал называть статьи расходов роты (питание, лечение, содержание лошадей, амуниция) и потраченные на это суммы. Дженифер быстро соскучилась.

– Почему капитан назвал тебя «Майклом»? – шепотом спросила маркиза на ухо брату Гуго. – Ты же сказал мне, что тебя зовут «Мишель»!

– Потому что «Майкл» – это мое настоящее имя, которое я получил при рождении. Меня зовут «Мишель» во французских землях. И не бойся, Дженифер, говори в полный голос. От нашей сестры у нас секретов нет.

Дженифер ахнула:

– Так ты англичанин?

Не успел брат Гуго ответить, как зычный голос фон Гейделица провозгласил:

– Начинаем ристалища! Первый приз – оружие нашего брата Эрика. Кто хочет почтить его память и заявить право на этот меч?

Вперед шагнули два молодых солдата, которых маркиза еще не знала по именам.

– Я заявляю право на этот меч. Эрик был моим другом и наставником. Он учил меня фехтованию и кулачному бою, – заявил тот, что повыше, блондин с голубыми глазами.

– Я хочу владеть этим мечом, – сказал второй, – Эрик учил меня верховой езде, и стрельбе из лука.

Оба заявления были встречены одобрительными криками.

– Кто-нибудь еще хочет заявить право на этот меч? – спросил фон Гейделиц.

Поскольку желающих не нашлось, капитан провозгласил:

– Брат Оллард сражается с братом Бруно, за меч Эрика!

Оба воина разошлись в разные концы ристалища и принялись разминаться.

– Что такого ценного в этом мече? – спросила маркиза Фрица.

– Ничего, мадам, – ответил тот. – Это обычное оружие, какое есть у каждого из нас. Хорошего качества. Особенность этого меча в том, что он принадлежал Эрику. Смысл поединка в том, чтобы почтить память Эрика. Эрик был воином. Он погиб, как воин. Поэтому в его честь и устроено это ристалище…

Тем временем Оллард и Бруно сошлись посреди свободного круга. Оллард держал в правой руке палаш, а в левую взял кинжал. Бруно собирался сражаться левой рукой, зажав кинжал зубами.

– Они собираются сражаться настоящим оружием! – удивилась маркиза.

– Конечно, – ответил Фриц. – Каким же еще, мадам? Мы другим не сражаемся…

– А если они ранят или покалечат друг друга?

Фриц успокоил ее:

– Нет, до увечья не дойдет. Бой будет идти до первой крови. Тут достаточно малейшей царапины, чтобы немедленно прекратить поединок.

– Но что будет, если один убьет другого?

– Тот, кому суждено умереть, умрет. Мы все рано или поздно умрем.

– Ты хочешь сказать, Фриц, такие случаи были?

Тот кивнул:

– Да, мадам. Очень редко, но такое бывает. Я сам был свидетелем одного такого случая. Ульхард убил Лотара, во время обряда Крови и Огня, по нашему погибшему брату Хариберту.

– И что ему было?

– Что ему могло быть, мадам? Ничего. Лотар сам вышел на ристалище. Он знал, на что шел. Лучше такая смерть, от руки брата, чем гнить годами от голода. Мы потом справили еще одну тризну по Лотару, вот и все.

Поединщики уже обменялись первыми осторожными ударами. Маркиза заметила, что наблюдающие за бойцами заключают пари. Зрители подходили к столу, где красовался меч Эрика, и клали справа или слева от приза несколько монеток.

Дуэлянты разгорячились. Удары уже сыпались в полную силу. Оба покрылись бисеринками пота, а мечи в их руках напоминали молнии. Лезвия двигались настолько быстро, что Дженифер не могла уследить за ударами. Зрители подбадривали сражающихся, перекрикивая друг друга. Эти выкрики превратились в настоящий рев, заставивший маркизу зажать уши.

Внезапно Бруно отпрыгнул на два шага назад. Выплюнув кинжал, он поднял меч острием кверху, а правую руку предупреждающе выставил вперед. Оллард, разгорячившись, попытался было атаковать Бруно, но был быстро остановлен зрителями, схватившими его за кисти рук и предплечья.

– Первая кровь, первая кровь, – закричали все. – Остановись, Оллард!

Действительно, плечо Олларда украшала неглубокая царапинка, с которой стекала капелька крови.

Тот опустил меч, перевел дух и улыбнулся. Бруно подошел к нему, тоже улыбнулся и раскрыл объятия. Братья, смеясь, принялись хлопать друг друга по спине и плечам.

– В этом поединке победил Бруно, – провозгласил фон Гейделиц, – Бруно, этот меч твой. Можешь забрать его. Вы славно помянули брата! Эрик возрадуется!

– Эрик возрадуется! – тут же подхватили остальные.

Зрители, те, кто ставил на Бруно, тут же принялись делить денежный приз. Кто-то хлопал Бурно по плечу, а кто-то из проигравших корчил Олларду страшные рожи.

– Что будет, если права заявят не двое, а скажем, трое или четверо? – спросила маркиза.

– Они будут сражаться между собой. Тот, кто получает рану, выбывает. Приз достается тому, кто останется невредимым…

Тем временем Бруно поднесли святящийся вишневым цветом железный прут. Бруно, явно гордясь собой, взял его за холодный конец. Он поднял железо к потолку, чтобы все видели: прут раскален.

Дженифер спросила:

– А это зачем?

– Это приношение Эрику, – объяснил Фриц. – Как Оллард сделал приношение кровью, так Бруно сейчас сделает приношение огнем.

Зрители ревели, подбадривая Бруно. Тот, улыбаясь, поднес раскаленный прут к своему правому плечу. Кожа в том месте немедленно задымилась. Бруно, все также улыбаясь, стоял не шевелясь. Он наблюдал, как поднимается дым от сгорающей плоти.

Наконец, он отнял прут. На том месте, где железо касалось кожи, остался черный рубец.

– Возрадуйся, Эрик! – заорал Бруно, снова задрав тлеющий конец прута к потолку.

Восторженный рев был ответом на его выкрик. Зрители хлопали, топали, орали и размахивали руками. Оллард радовался не меньше всех, и снова полез обниматься с Бруно.

Только сейчас Дженифер обратила внимание, что руки многих бойцов покрыты такими же рубцами.

– Эти рубцы – следы побед?

– Совершенно верно, мадам, ответил Фриц. – Мы гордимся ими.

Дженифер покачала головой. Она начала сознавать, что мир сиротской роты отличается от ее мира, хотя тоже полон чести, гордости и благородства…

Тем временем капитан положил на стол второй меч и в пару ему – кинжал. Он торжественно провозгласил:

– Это меч и кинжал Оливера Крайтона, братья. Поскольку это оружие парное, мы решили не разлучать их, объединив в один приз. Оливер погиб с этим оружием в руке, не дрогнув, не уклоняясь от долга, сражаясь с благородством и честью. Перед смертью он убил нашего брата Эрика, но и сам погиб. Кто хочет восславить память Оливера и предъявить право на эти клинки?

Дженифер схватила Фрица за руку:

– Как? Вы славите Оливера? Он же сражался против вас?

Фриц ответил:

– Что с того? Погибшие в бою требуют уважения. Неважно, на какой стороне они сражались. Одна из обязанностей победивших в битве – позаботится о телах погибших. И отдать им последние почести. Так учат в роте. И наши враги это знают.

Вперед вышел Рудольф. Он поднял руку над головой и заявил:

– Я видел место поединка и осматривал тела Оливера и Эрика. Я свидетельствую, что Оливер оказал величайшую честь нашему брату Эрику, скрестив с ним этот клинок. Я утверждаю, что Оливер, убив Эрика, почтил его быстрой и легкой смертью. Я свидетельствую, что Оливер пал в бою, получив честь от Эрика. Он сражался, как подобает воину. Я заявляю право на этот клинок, дабы почтить память Оливера. Обещаю, что не опозорю это оружие нерешительностью, бесчестьем или трусостью.

– Кто еще хочет заявить право на это оружие? – спросил фон Гейделиц.

В центр протолкался фельдфебель Эрвинбаум. По рядам зрителей пронесся восхищенный шепот.

– Я заявлю. Я ничего не слышал об Оливере Крайтоне до того дня, пока из Люнеля не приехал наш брат Майкл. Он рассказал нам о том, что там произошло. Судя по всему, Оливер был отличным воином, раз сумел убить Эрика. Я хочу восславить Оливера в поединке.

Фон Гейделиц спросил:

– Еще есть претенденты?

Больше никто не вызвался.

Рудольф и фельдфебель принялись разминаться, а зрители ставить на участников. Маркиза заметила, что все ставят на Макса Эрвинбаума. Макс был на вершок ниже Рудольфа, и уже в плечах. Зато его тело бугрилось мышцами, вместо гладкого тела Рудольфа.

Дженифер увидела, что у Эрвинбаума руки сплошь покрыты следами ожогов. Это был опытный боец. У Рудольфа она увидела только два рубца.

Ей стало обидно за юношу – неужели никто не поставит на него? Она вспомнила, как затрепетал Рудольф, когда она поцеловала его в Люнеле, после кровной виры. Она вспомнила, как Рудольф к ней относился – без подобострастия, без высокомерия, без снисходительности, зато с симпатией, дружелюбием и поистине братской любовью.

Она решилась и протолкалась вперед.

– Капитан фон Гейделиц! Могу ли я приять участие в пари?

– Конечно, мадам, – как всегда напыщенно ответил фон Гейделиц. – Вы наша сестра по крови. Вы можете участвовать в денежном пари.

Дженифер подошла к столу и положила напротив Рудольфа золотой флорин. Зрители охнули. Настолько большой суммы против Макса Эрвинбаума еще никто не ставил. Даже фон Гейделиц нахмурился:

– Мадам, уверены ли вы, что положили ту монету, что хотели?

– Да. Здесь все, что я нашла в кошельке. Других монет у меня нет. Она одна и была там…

– Может быть, вы хотите разменять эту монету на серебряные денье? Вот наш казначей, фельдфебель Штауффенберг. Он с радостью произведет обмен.

– Нет. Я полностью уверена в Рудольфе. Он мой чемпион. Уверена, что он выиграет для меня этот бой!

Маркиза вернулась на свое место. Она успела поймать благодарный взгляд Рудольфа. Чтобы подбодрить его, она послала ему воздушный поцелуй. Повернувшись, она увидела ироничное покручивание уса фон Гейделица, встретилась глазами с насмешливым взглядом брата Гуго. Она скорчила францисканцу уморительную рожицу, отвернулась, и стала искать глазами Фрица. Тот как раз подходил к столу, чтобы положить напротив Рудольфа еще одну монетку.

Поединок начался.

Макс Эрвинбаум начал без затей. На Рудольфа обрушился град страшнейших ударов, каждый из которых мог перерубить любого человека пополам. Макс превратился в двукрылую мельницу, вслед за мечом нанося удар кинжалом, а вслед за кинжалом мечом. Он рубил и рубил, как дровосек, небрежно отбивая редкие ответные выпады Рудольфа. Маркиза поразилась, сколько силы таится в этом сухом теле. Так продолжалось несколько минут.

Первый натиск Рудольф выдержал. Дженифер видела, что это далось ему нелегко – он уже тяжело дышал, а тело покрылось пленкой из бисеринок пота.

Эрвинбаум не только не устал, но даже, казалось, добавил прыти. Он резко сменил тактику, когда стало очевидно, что простой силой Рудольфа не взять. В его движениях появились финты. Как ни странно, Рудольф от этого только успокоился. Выражение лица его стало безмятежным. Меч Рудольфа порхал как бабочка, и, куда бы не ударил Макс, везде его встречал либо блок, либо парад, либо ложный выпад.

На лице Эрвинбаума стало появляться удивление. До сих пор никто не мог противостоять ему. А этот наглый мальчишка даже начал улыбаться! Казалось, Рудольф наслаждается. Поединок длился уже четверть часа, оба бойца были покрыты крупными каплями пота, которые разлетались во все стороны. Две или три капли упали Дженифер на лицо. Она ощутила горячий запах мужского мускуса, и у нее закружилась голова…

До сих пор Рудольф только оборонялся. Теперь он широко улыбнулся и сам пошел в атаку. Теперь Эрвинбауму пришлось отбивать молниеносные атаки Рудольфа. Некоторые финты он отбивал с огромным трудом.

Все закончилось внезапно. Оба отступили на шаг. Кинжалы полетели под ноги, мечи острием смотрели в потолок, а Макс и Рудольф показывали друг другу открытые ладони.

Глубочайшая тишина повисла в зале.

У Рудольфа оказалась рассечена левая щека – совсем чуть-чуть, как будто кошка оцарапала. У Макса оказалось надрублена мочка левого уха.