Что такое дерево?

Кира Гольдберг

Что такое дерево?

А ты останься в стороне –

Белей черёмухой в окне

И, не дотягиваясь, смейся,

Протягивая руку мне.

Борис Рыжий

1

Всегда задавалась вопросом: есть ли что-то надчеловеческое в том, чтобы засушивать цветы, а вместе с ними – время?

Началось всё в девять лет, с Анапы. Утром, восьмого июля, на столе маму ждали белые хризантемы – поздравляли с днём семьи, любви и верности. В семь лет я ещё не понимала, зачем дарить эти увядающие «трупики». А вот через два года… Проснулось какое-то женское желание получить букет… Папа, всегда отличавшийся чуткостью, понял, в чём дело. И пока мы с мамой завтракали в гостинице, он куда-то ушёл. Вернулся с белой лилией. С первым в моей жизни цветком.

Девятого числа мы уезжали – до дома добирались поездом, два дня в дороге. Я обернула лилию плёнкой и взяла с собой. В купе поставила на столик бутылку с водой, меняла дважды в день. И довезла в целости свой подарок.

Маленькой радостью хотелось поделиться со всем миром, но я пошла в гости к бабушке. Любила её скромную, но уютную квартирку. Там причудливо сочеталось возвышенное и не очень. На кухне – громадный дубовый стол с необычной чеканкой ножек. Сверху – кремовая скатерть, поеденная молью и заляпанная чайными пятнами. Светлые обои с маленькими узорами, напоминающими виноград, понемногу отклеивались. Всюду стояли горшки с цветами, правда, их иногда помечал бабушкин рыжий кот. Однажды папа к обеду привёз форель. Бабушка отложила небольшой кусочек. Всю пожарила, а кусочек этот отварила. Поставила кастрюльку на подоконник, положила рядом записку – «для Аси». Так и стояла до вечера эта форель, окружённая фиалками и геранью.

– Хочешь, мы твою лилию сохраним? – спросила бабушка, вытягивая меня из воспоминаний.

– А ты уже делала гер… бер…

– Гербарии, – сказала она.

– Ага. Делала?

– Конечно. Ну-ка, давай свою лилию, – она приняла цветок из моих рук, – мы с тобой сейчас сделаем морфологический гербарий.

– Как разбор?

– Да, ты права. Как разбор. Морфологический гербарий – это из частей одного растения. Не из разных. Если понравится, потом ещё соберём что-нибудь и засушим.

– А почему в школе на морфологическом разборе мы писали, что дерево – неодушевлённое? Они ведь тоже живут и умирают… И больно им… А ещё дриады есть…

– Так принято, Ася, – бабушка пожала плечами.

Внезапно, вспышкой, как после щелчка фотоаппарата всплыло воспоминание из детства. Четырёхлетняя я сидела у бабушки на руках. Пока она говорила с родителями, я дотянулась до герани и оторвала листок. Бабушка ещё не увидела, а я уже разрыдалась. Пробовала прикрепить лист обратно на стебель, чтобы оживить, словно ничего не бывало, а лист не поддавался.

Я следила, как она бережно расправляла части нашей будущей заготовки, и разглядывала прожилки на засушенных листочках, а потом – вены на её нежных руках. Через неделю разбила копилку, купила альбом. Открывался он воронковидным белым растением. «Lilium candidum». С первой лилией мы будем хранить тайну о том, что деревья – одушевлённые. Вопреки правилам грамматики. Учительница русского языка рассказала мне: категория одушевлённости определяется по падежу. Если родительный и винительный во множественном числе совпадают – тогда одушевлённое (вижу людей – нет людей). Русский язык удивил меня: одушевлёнными были куклы, снеговики, мертвецы и покойники… Только не деревья. Бездушную грамматику не интересовало, кто (или что?) питается, растёт, живёт и умирает. Её волновали исключительно окончания.

Позже на страницах альбома зацвели черёмуха, дуб, сирень, да и много чего ещё… А затем… Через несколько лет – подготовка к выпускным, дополнительные занятия по танцам, Рома из соседнего подъезда.

Я забегала к бабушке всё реже.

2

Нет, это даже смешно. Бабушка в восемьдесят пять и себя обслуживает, и нас, когда приходим в гости. Пол подметёт, салат нарежет, свяжет рукавички… А я в восемнадцать кряхчу без конца. Шею защемило, колени хрустят, магнитные бури… Вот и теперь – иду к ортопеду, из-за проклятой спины.