скачать книгу бесплатно
– Он прятался целый месяц, чтобы ты перестал остерегаться; прошлой ночью он пришел сюда с Табаки и рассматривал твой след, – задыхаясь, сказал волк.
Маугли нахмурился.
– Я не боюсь Шер Хана, но Табаки очень хитер.
– Не бойся, – слегка облизывая губы, сказал Серый Брат. – На заре я встретил Табаки. Теперь он передает свою мудрость коршунам, но раньше, чем я переломил ему спину, сказал мне решительно все. Шер Хан решил сегодня вечером подстеречь тебя подле деревенских ворот. Он пришел именно ради тебя и до поры до времени лежит в большом сухом рве.
– Он ел сегодня или охотится с пустым желудком? – тревожно спросил Маугли, потому что от ответа волка зависела его жизнь или смерть.
– На заре он убил кабана, а также пил. Вспомни: ведь Шер Хан никогда не мог голодать, даже ради мести.
– О, глупец, глупец! Что за щенок щенка! Он ел, пил и воображает, что я буду ждать, пока он выспится? Где он лежит? Если бы нас было десятеро, мы могли бы покончить с ним… Эти буйволы не нападут на него, пока не почуют; а к несчастью, я не умею говорить на их наречии! Можем ли мы пойти по его следам так, чтобы они его почуяли?
– Он нарочно переплыл через Венгунгу далеко, чтобы этого не случилось, – ответил Серый Брат.
– Я знаю, это совет Табаки; сам Лунгри никогда не додумался бы до такой вещи. – Маугли стоял и думал, положив палец в рот. – Большой ров? Он выходит на равнину меньше чем в полумиле отсюда. Я могу прогнать стадо через джунгли к верхней точке рва, потом повернуть вниз, однако он ускользнет с нижней стороны.
Нам нужно закрыть и этот конец. Серый Брат, не можешь ли ты разделить для меня стадо на две половины?
– Может быть, один я не смог бы помочь тебе, но я привел с собой умного друга
Серый Брат отбежал немного и соскочил в выбоину. В ту же минуту оттуда поднялась большая серая, хорошо знакомая Маугли голова, и горячий воздух наполнился самым унылым криком в джунглях – воем волка, который охотится в полдень.
– Акела, Акела! – сказал Маугли, хлопая в ладоши. – Я должен был знать, что ты не забудешь меня! Нам предстоит важная задача. Разбей стадо надвое, Акела. Держи буйволих и телят вместе, быков же и буйволов собери в отдельное стадо.
Два волка побежали, как бы делая фигуру танца «дамский шен», то углубляясь в стадо, то выскакивая из него; рогатые животные фыркали, поднимали головы и скоро разделились на две части. В одной стояли буйволицы с телятами в центре; они смотрели пылающими глазами, рыли копытами землю, готовые броситься на волка и затоптать его до смерти, если он остановится на минуту. Другую часть составляли быки; молодые буйволы фыркали и топали ногами, однако, хотя они имели более внушительный вид, в сущности, это стадо было менее опасно; здесь не нужно было защищать телят. Шестеро человек не могли бы так ловко разделить огромное количество этих животных.
– Что прикажешь еще? – задыхаясь, спросил Акела. Маугли вскочил на спину Рамы.
– Гони быков влево, Акела, а ты, Серый Брат, когда мы отдалимся, держи буйволиц вместе и оттесни их к нижнему концу рва
– Как далеко загнать? – спросил Серый Брат, задыхаясь и щелкая зубами.
– Гони по рву, пока его края не станут так высоки, чтобы Шер Хан не мог сделать на них прыжка, – прокричал Маугли. – Держи их там, пока мы не спустимся к тебе.
Быки двинулись, слыша голос Акелы; Серый Брат стал перед коровами. Они кинулись на него; он бежал перед ними к нижнему концу рва, пока Акела гнал быков далеко в левую сторону.
– Хорошо сделано! Еще одно нападение, и они зайдут достаточно далеко. Осторожнее, осторожнее теперь, Акела! Если ты щелкнешь зубами лишний раз, быки бросятся. Худжах! Это опаснее, чем загонять черных оленей. Думал ли ты, что эти создания могут двигаться так быстро? – спросил Маугли.
– Я… я и за ними охотился в свое время, – задыхаясь от пыли, произнес Акела. – Загнать их в джунгли?
Шер Хан в джунглях.
Художники – Мариус и Эдвард Детмольд. 1912 г.
«Откуда взяться мудрости, если в сердце злоба?»
(Р. Киплинг)
– Да, поверни их! Быстро поверни их! Рама обезумел от ярости. О, если бы только я мог ему сказать, что сегодня требую от него.
Буйволы были повернуты на этот раз вправо и вломились в чащу. Остальные пастушата, сторожившие домашний скот, со всех ног кинулись в деревню, крича, что буйволы взбесились и убежали.
У Маугли был довольно простой план. Он желал только описать на взгорье большой круг, придвинуться к верхней части рва, потом повести буйволов-быков вниз так, чтобы Шер Хан очутился между ними и их коровами; мальчик отлично знал, что, поев и налившись воды, Шер Хан не будет в состоянии драться или вскарабкаться на одну из стен рва. Теперь Маугли голосом успокаивал буйволов; Акела же бежал позади и всего раза два слегка повизжал, чтобы подогнать отставших животных.
Они описывали большой, большой круг, не желая подойти ко рву слишком близко и таким образом предупредить Шер Хана. Наконец Маугли собрал испуганное стадо близ верхнего конца ложбины на травянистом, круто спускающемся в ров откосе. С этой высоты можно было через вершины деревьев видеть равнину внизу; но Маугли занимали только края рва, и, осмотрев их, он с большим удовольствием заметил, что эти стены почти отвесны; лозы же и лианы, которые свешивались с них, не могли послужить опорой для тигра, желающего подняться.
– Дай им передохнуть, Акела, – сказал он, поднимая руки. – Они еще не почуяли его. Дай им нюхать. Я должен сказать Шер Хану, кто приближается к нему. Он в ловушке!
Приставив обе ладони ко рту, Маугли закричал в ров (это было все равно, что кричать в туннель), и отзвуки стали передаваться от одной скалы к другой.
Очень нескоро послышался продолжительный сонный вой наевшегося и только что проснувшегося тигра.
– Кто там? – спросил Шер Хан, и великолепный фазан вылетел с криком из лощины.
– Я Маугли! Вор домашнего скота, пора нам идти к Скале Совета! Вниз, скорей гони их вниз, Акела, вниз, Рама, вниз!
Буйволы на мгновение остановились на краю склона, но пронесся громкий охотничий вой Акелы, и они понеслись, обгоняя друг друга, – так пароходы проносятся через быстрины, – песок и камни разлетались во все стороны. Раз буйволы двинулись, их уже нельзя остановить. Раньше, чем они углубились в ложе сухого рва, Рама почуял Шер Хана и замычал.
– Ха, ха, – закричал Маугли, сидевший на его спине, – теперь ты знаешь! – и поток черных рогов, пенящихся морд, неподвижных глаз помчался по рву, точно камни во время наводнения; более слабые буйволы были оттеснены к стенам и прорывались через завесу лиан. Они знали, какое дело предстояло им – страшное нападение стада буйволов, нападение, которому ни один тигр не может надеяться противостоять. Шер Хан услышал грохот копыт, поднялся и, хромая, тяжело побежал, глядя по сторонам и отыскивая средство спасения; но с обеих сторон рва поднимались отвесные скалы. Отяжелевший от еды и питья тигр был готов на все, только бы избежать борьбы. Стадо пробежало, расплескивая лужу, от которой Шер Хан только что отошел. От рева буйволов камни звенели. Маугли услышал с нижнего конца рва ответное мычание и увидел, что Шер Хан повернулся. Тигр знал, что раз уже случилось самое худшее, ему лучше встретить буйволов, чем коров с телятами. Рама несколько раз ударил в землю копытами, споткнулся и двинулся дальше, ступая по чему-то мягкому. За ним неслись остальные буйволы, и все врезались во встречное стадо; от силы столкновения более слабые буйволы были подняты над землей. Вот все они и буйволицы с телятами выбежали изо рва на равнину, животные мычали, топали ногами, фыркали. Маугли подождал немного, наконец соскользнул с шеи Рамы и принялся палкой колотить вправо и влево.
– Скорее, Акела! Разбей их! Разбей, не то они будут драться между собой. Гони их, Акела! Хай, Рама! Хай, хай, хай, детки! Тише! Тише! Все прошло!
Акела и Серый Брат бегали взад и вперед, слегка покусывая передними зубами ноги буйволов и, хотя стадо было готово снова кинуться вдоль рва, Маугли удалось повернуть Раму, и все остальные пошли за своим вожаком к илистым лужам.
Больше бить Шер Хана копытами не пришлось. Он умер, и коршуны уже спускались к нему.
– Братья, это была собачья смерть, – сказал Маугли, ощупью отыскивая нож в ножнах, который он всегда носил на шее с тех пор, как жил с людьми. – Но он не стал бы драться, и на Скале Совета его кожа будет иметь хороший вид. Нам нужно быстро приняться за работу.
Мальчик, воспитанный среди людей, даже не попытался бы один снять шкуру с десятифутового тигра, но Маугли лучше всех знал, как прикрепляется к телу животного его шкура и как ее можно содрать. Тем не менее это было трудное дело, и Маугли резал, рвал и ворчал целый час, волки смотрели, высунув языки, или подходили к нему и дергали кожу там, где он приказывал.
Вот на плечо мальчика упала рука и, подняв глаза, он увидел Бульдео с его ружьем. Дети рассказали в деревне о бегстве буйволов, и рассерженный Бульдео вышел за ворота, торопясь наказать Маугли за то, что он плохо заботится о стаде. Заметив человека, волки скрылись из виду.
– Это что за безумие? – сердито начал Бульдео. – Ты думаешь, что один можешь снять кожу с тигра? Где его убили буйволы? Это хромой тигр, и его голова была оценена во сто рупий. Ну, ну, мы не обратим внимание на то, что ты упустил стадо, и, может быть, я дам тебе одну рупию из награды, когда отнесу кожу в Кханивару. – Он пошарил в своей одежде, вынул оттуда кремень и огниво и нагнулся, чтобы подпалить белые бакенбарды Шер Хана. По большей части, туземные охотники подпаливают бакенбарды тигра, чтобы его призрак не являлся им.
– Гм, – скорее обращаясь к себе, чем к Бульдео, произнес Маугли и содрал кожу с передней лапы Шер Хана. – Значит, ты хочешь отнести шкуру в Кханивару, получить награду и, может быть, дашь мне одну рупию? А вот, мне кажется, что кожа нужна мне самому. Эй, старик, убери этот огонь.
– Что это за обращение с главным охотником деревни? Счастье и глупость твоих буйволов помогли тебе убить зверя; тигр только что поел, не то он бы убежал за двадцать миль. Ты даже не можешь как следует снять с него кожу, нищенское отродье, и еще смеешь мне, Бульдео, говорить, чтобы я не палил его шерсти? Маугли, ты не получишь ни одной анна из награды; тебе достанутся только побои. Брось убитого тигра!
– Клянусь быком, который купил меня, – сказал Маугли, старавшийся добраться до плеча тигра, – неужели я должен целый день болтать со старой обезьяной? Сюда, Акела, этот человек надоедает мне!
Все еще наклонявшийся над головой Шер Хана Бульдео внезапно очутился на траве; серый волк стоял над ним, а Маугли продолжал снимать кожу с тигра, точно в целой Индии был только он один.
– Да-а-а, – сказал он сквозь зубы. – Ты совершенно прав, Бульдео. Ты не дашь мне ни одной анны из награды. Между этим хромым тигром и мной шла война, очень долгая война, и я победил.
Следует отдать Бульдео справедливость: будь он на десять лет моложе, при встрече с Акелой в лесу он вступил бы в борьбу с ним, однако волк, который слушался приказаний мальчика, имевшего свои счеты с тиграми-людоедами, не казался ему обыкновенным животным. По мнению Бульдео, в дело замешалось колдовство худшего рода, и он спрашивал себя, послужит ли для него охраной амулет, висевший на его шее? Он лежал совсем-совсем тихо, ежеминутно ожидая, что Маугли тоже обернется тигром.
– Магараджа! Великий король! – хриплым шепотом произнес он наконец.
– Ну? – не поворачивая головы и слегка посмеиваясь, сказал Маугли.
– Я – старик и не знал, что ты не простой пастушонок. Позволишь ли ты мне подняться и уйти, или твой слуга разорвет меня на части?
– Иди, и да будет с тобою мир. Только, смотри, в другой раз не трогай моей добычи. Отпусти его, Акела.
Бульдео, торопливо заковылял к деревне, оглядываясь через плечо, чтобы увидеть, не превратится ли Маугли во что-нибудь ужасное. Придя в деревню, он наговорил столько о магии, чарах и колдовстве, что лицо жреца стало очень серьезно.
Маугли продолжал свою работу, но уже наступали сумерки, когда он и волки содрали большую яркую шкуру с тела тигра
– Теперь мы должны ее спрятать и отвести буйволов домой. Помоги мне собрать их, Акела.
В туманном сумраке стадо собралось, и, подходя с животными к деревне, Маугли увидел свет и услышал трубный звук раковин храма и звон колоколов. Около половины деревни собралось у ворот, ожидая его.
«Это потому, что я убил Шер Хана», – мысленно сказал себе мальчик.
Но около его ушей просвистел град каменьев, и жители деревни закричали:
– Колдун! Волчье отродье! Демон джунглей! Уходи! Скорее убирайся отсюда, или наш жрец опять превратит тебя в волка! Стреляй, Бульдео.
Старый мушкет с громом выстрелил, молодой буйвол замычал от боли.
– Новое колдовство! – закричали они. – Он отводит пули в сторону. Бульдео, это был твой буйвол.
– Что же это? – спросил ошеломленный Маугли, когда град камней стал еще гуще.
– Они походят на стаю, эти твои братья, – сказал Акела, спокойно садясь на землю. – Мне приходит в голову, что, если пули что-нибудь значат, они тебя выгонят.
– Волк! Волчонок! Уходи! – закричал жрец, размахивая веткой священного растения тульци.
– Опять? Тогда меня гнали за то, что я человек; теперь меня гонят за то, что я волк? Уйдем, Акела.
Женщина – это была Мессуа – побежала к стаду с криком:
– О мой сын, мой сын! Они говорят, что ты колдун и можешь по желанию превращаться в зверей. Не верю им, но уходи, или они убьют тебя. Бульдео уверяет, что ты волшебник, я же знаю, что ты отомстил за смерть моего Нату.
– Назад, Мессуа! – закричала толпа – Назад, или мы побьем тебя камнями!
Маугли засмеялся отрывистым, недобрым смехом, потому что один камень попал ему в лицо.
– Беги назад, Мессуа. Это одна из глупых историй, которые они рассказывают в темноте, под большим деревом. Я наконец заплатил за жизнь твоего сына. Прощай. Беги быстро, потому что я пошлю в деревню стадо, а оно движется быстрее, чем летят осколки их кирпичей. Я не колдун, Мессуа. Прощай!.. Еще раз, Акела, – крикнул он, – гони стадо в ворота!
Буйволам самим очень хотелось вернуться в деревню. Вой Акелы вряд ли был нужен им. Они вихрем понеслись через ворота, рассеивая толпу людей вправо и влево.
– Сосчитайте их, – презрительно крикнул Маугли, – может быть, я украл одного буйвола! Считайте, я не буду больше пасти стадо. Будьте здоровы, дети людей, и поблагодарите Мессуа за то, что я с моими волками не войду в деревню и не стану гонять вас взад и вперед по вашей улице.
Маугли повернулся и пошел прочь с Одиноким Волком. Взглянув на звезды, он почувствовал себя счастливым.
– Мне не придется больше спать в ловушках, Акела. Возьмем шкуру Шер Хана и уйдем. Нет, мы не причиним вреда деревне, потому что Мессуа была добра ко мне.
Поднялась луна, и долина стала молочно-белой; жители деревни с ужасом увидели, как Маугли, в сопровождении двух волков и с каким-то свертком на голове, бежал спокойной волчьей рысью; бег этот своей быстротой напоминает движение огня, и позади бегущего таким шагом скоро остается одна миля за другой.
Они стали звонить в колокола храма и трубить в крупные раковины еще громче обыкновенного; Мессуа плакала, а Бульдео все украшал и украшал рассказ о своих приключениях в джунглях так, что, наконец, по его словам, Акела стоял перед ним на задних лапах и говорил с ним, как человек.
Луна заходила, когда Маугли и два волка пришли на холм Скалы Совета и остановились подле пещеры Матери Волчицы.
– Меня выгнали из людской стаи, мать, – крикнул Маугли, – но я пришел со шкурой Шер Хана и сдержал данное слово!
Волчица Мать, взволнованная, вышла из пещеры, за ней появились ее дети: при виде шкуры глаза Ракши загорелись.
– В тот день, когда он просунул свою голову и плечи в эту пещеру, охотясь за тобой, Лягушечка, я сказала ему, что охотник сделается дичью. Хорошо сделано!
– Хорошо сделано, Маленький Брат, – послышался глубокий голос в чаще. – Нам было скучно в джунглях без тебя, – и Багира подбежала и склонилась к босым ногам Маугли.
Они вместе поднялись на Скалу Совета, и Маугли разостлал тигровую шкуру на том плоском камне, где, бывало, сидел Акела, прикрепив ее четырьмя заостренными осколками бамбука. Тогда Акела лег на шкуру с обычным старинным призывом к Совету: «Смотрите, смотрите, хорошенько, о волки!» Совершенно также взывал он, когда в это место впервые привели Маугли.
С тех самых пор, как был смещен Акела, стая оставалась без вожака, и волки охотились или дрались, когда им вздумается. Однако они по привычке пришли на призыв; некоторые из них хромали, ушибленные капканами, в которые они попадали; некоторые ковыляли, раненные пулями; некоторые исхудали от дурной пищи; многих совсем не было; тем не менее, уцелевшие собрались к Скале Совета, увидели полосатую шкуру Шер Хана на камне и его огромные когти на концах пустых лап. Вот тогда-то Маугли сочинил песню без рифм, песню, которая как-то сама собой подступила к его горлу. Он громко выкрикивал ее, прыгая взад и вперед по слегка стучавшей шкуре и отбивая ритм пятками; мальчик плясал, пока не задохнулся от усталости; между одной строфой и другой Серый Брат и Акела выли.
– Смотрите хорошенько, о волки! Сдержал ли я свое слово? – сказал Маугли, окончив песню; и волки пролаяли: «Да!» А один лохматый провыл:
– Будь нашим вожаком опять, о Акела! Будь нашим вожаком опять, о детеныш человека, потому что нам надоело беззаконие и мы хотели бы снова сделаться Свободным Народом.
– Нет, – промурлыкала Багира. – Этого не должно быть. Когда вы наедитесь, безумие снова может овладеть вами. Недаром зовут вас Свободным Народом! Вы боролись за свободу и достигли ее. Питайтесь ею, о волки.
– Стая людей и волчья стая выгнали меня, – заметил Маугли. – Теперь я буду один охотиться в джунглях.
– И мы будем охотиться с тобой, – сказали четыре сына Матери Волчицы.
Итак, Маугли ушел и с этого дня охотился с четырьмя детьми Матери Волчицы. Однако он не всегда был одинок, потому что через много лет сделался вполне взрослым человеком и женился.
Но это рассказ для взрослых людей.
Белый котик
Все это случилось много лет тому назад на о-ве св. Павла, в месте, которое называется Северо-Восточный Мыс, далеко-далеко в Беринговом море. Зимний королек Лиммершин рассказал мне эту историю, когда ветер прибил его к оснастке шедшего в Японию парохода, и я отнес его в каюту, согрел и несколько дней кормил, так что наконец он мог опять улететь на о-в св. Павла. Лиммершин – странная птичка, но он умеет говорить правду.
Северо-Восточный Мыс посещают исключительно по делам, а настоящее дело там бывает только у котиков, и в летние месяцы они сотнями и сотнями тысяч приплывают к его берегам из холодного северного моря. Для котиков нигде в море нет таких удобств, как у берегов Северо-Восточного Мыса.
Морской Ловец отлично знал это и с наступлением весны несся к берегам Северо-Восточного Мыса и целый месяц бился там со своими товарищами за хорошее место на берегу, поближе к морю. Ему уже минуло пятнадцать лет; это был крупный серый зверь с мехом, образовавшим почти гриву на его плечах, и с длинными злобными клыками. Поднимаясь на своих передних ластах, он возвышался больше чем на четыре фута над землей, а если бы кто-нибудь решился его взвесить, он потянул бы почти семьсот фунтов. Все тело этого котика покрывали шрамы, следы жестоких боев, но он всегда бывал готов снова драться. Морской Ловец склонял голову набок, точно боясь взглянуть в глаза своему врагу, потом, как молния, кидался на него. Когда крупные зубы Морского Ловца впивались в шею его противника, тот, конечно, мог вырваться, если находил в себе на то силы, только Морской-то Ловец не помогал ему в этом отношении.
Зато Морской Ловец никогда не преследовал побежденного: это было против правил Берега. Он только желал получить место подле моря для своей «детской». Однако, ввиду того что сорок или пятьдесят тысяч котиков каждую весну стремились к тому же, визг, плеск, рев, вой и шум на берегу сливались во что-то страшное.
С небольшого холма, называемого Холмом Гутчин-сона, вы могли бы видеть пространство в три с половиной мили, все покрытое дерущимися; волны прибоя усеивали головы котиков, спешивших к земле тоже ради борьбы. Они дрались среди прибрежных камней; дрались на песке; дрались на истертых гладких базальтовых камнях «детских», потому что были так же тупы и несговорчивы, как люди. Их жены являлись только в последних числах мая или в начале июня; они не желали быть растерзаны. Молодые двух-, трех- и четырехлетние котики, которые еще не обзавелись хозяйством, миновали ряды дерущихся, около полумили проходили в глубь острова и целыми легионами принимались играть на песчаных дюнах, уничтожая все зеленое, что только вырастало из земли. Их называли холостяками, и, может быть, на одном Северо-Восточном Мысе собиралось около двухсот или трехсот тысяч таких молодых котиков.
Однажды весной Морской Ловец только что закончил свой сорок пятый бой, когда Матка, его нежная жена с кроткими глазами, вышла из моря, а он схватил ее за шиворот, опустил на свой участок и ворчливо сказал:
– Как всегда опоздала! Где ты была?
В течение тех четырех месяцев, которые Морской Ловец оставался на отмелях, он ничего не ел, а потому бывал обыкновенно в дурном настроении. Матка знала, что ему не нужно отвечать. Она огляделась кругом и нежно промурлыкала:
