скачать книгу бесплатно
– Да, – ответил он, – и кроликов ловить. Или фазанов. Хочешь на ужин фазана, Салли Мо? На этом острове такая тоска, надо же чем-то заниматься.
Врет и не краснеет! Это он для нее собирается охотиться, для мефрау JKL и ее тошнотворных братцев. Хочет хорошенько подготовиться к своему следующему выходу и предстать перед ней мощным охотником и собирателем. Может, доктор Блум прав, и все врут напропалую изо дня в день, потому что от правды только больнее. Может, Дилан просто не хочет меня расстраивать.
В мои мысли опять просочилась вчерашняя ревность.
– И что, ты их ощиплешь, обдерешь, вытащишь кишки и отрежешь голову, да? – спросила я.
– Ага, – ответил он. – Я как раз гуглю, как это делается. Ужин будет – пальчики оближешь. Кстати, как прошел твой год, Салли Мо?
– Лучше не бывает, Дилан, а твой?
– Как обычно. Я слышал, ты кота убила.
– От кого ты это слышал, Дилан?
– От моей матери, и от твоей тоже.
– Я всего лишь на него посмотрела. Это не то же самое, что убить, совсем не то же самое. Откуда мне было знать, что он этого не вынесет?
– Значит, ты умеешь убивать котов одним взглядом?
– Вообще-то, мне для этого целая ночь понадобилась. Когда нас нашли, он уже умер. Упал от сквозняка, когда взломали дверь подвала. Но я понятия не имела – ну, что он уже какое-то время был мертв.
– Ясно. Что еще нового?
– Перешла в следующий класс, – ответила я. – А у тебя?
– И я перешел. А ты в какой уже?..
– Во второй гимназический.
– У, гимназия! Латынь и древнегреческий. Как будет «латынь» по-древнегречески?
– В то время еще не было никакой латыни, Дилан.
– Ты совсем не изменилась, Салли Мо.
– А надо было?
– Ни в коем случае.
Но он ошибается. Я изменилась, и теперь грядут перемены, большие перемены. Дилан первым заметит. И тоже не сможет остаться прежним.
Донни снова вылез из палатки. Он рыгнул и спросил:
– С каких это пор ты пишешь, а не читаешь?
Ну надо же, я становлюсь видимой. Папа всегда меня замечал, и дедушка Давид, и Дилан, а больше никто. Да, еще доктор Блум – но ему за это платят. С сегодняшнего дня еще и Бейтел. Но это ни о чем не говорит, потому что он разговаривает с невидимыми животными, так что с невидимыми людьми тоже наверняка способен общаться. Но Донни? А может, тебя видят, только если ты тоже смотришь? Это как светящиеся в темноте глаза или что-то в этом роде. Наши мамы меня пока не видят, и лучше бы так было и дальше.
– Салли Мо прочла все книги на свете, – ответил Дилан. – Если ей захочется чего-то нового, ей сначала придется самой это написать.
Надо же, он заговорил с Донни! Что за бред!
Донни перданул, как реактивный истребитель.
– Обо мне чтоб не писала! – пригрозил он. – А то убью.
– Понятия не имею, что о тебе написать, – ответила я.
Он поплелся в душевую с полотенцем на шее. Донни каждый день по часу стоит под душем. Ему шестнадцать. Видимо, гнусный возраст. После душа он опять валяется у себя в палатке. Потом выходит поесть и снова ложится. Когда темнеет, он топает в деревню. Один. Возвращается очень поздно, вчера вот в три притащился. И при этом круглый отличник. Просто бред. Наверное, однажды на перекрестке столкнулся с дьяволом и продал ему душу за хорошие оценки. А самая бредятина в том, что шестнадцатилетний парень ездит на каникулы с матерью. Подозреваю, она ему за это приплачивает. Я-то еду из-за Дилана и думаю, что Дилан приезжает ради меня. Не из-за меня, а ради.
Мило, что он сказал, будто я прочла все книги на свете. Вообще-то, он прав. Неизвестных мне книг – миллионы, но вряд ли в них написано то, чего я еще не знаю. Все хорошие книги я уже прочла. Хорошую книгу может написать только тот, кто ее написал. Ну, в смысле, никто другой с ней не справился бы – так же классно и с теми же мыслями. Хорошую книгу перелистываешь назад, потому что хочешь еще раз посмаковать самые лучшие предложения. Или чтобы хорошенько переварить важную мысль.
А еще бывают плохие книги – их мог бы написать кто угодно. Может, еще и получше их автора получилось бы. Даже у меня. И вышло бы круче. Плохую книгу читаешь как можно быстрее. Потому что хочешь только узнать, что будет в конце, или просто надеешься, что она закончится поскорее. О такой книге и думать необязательно – ни перед тем, как читать, ни во время, ни после.
Странно, что большинство людей читают именно такие книги. Хотят отдохнуть, проветрить голову. Но это как раз не для меня. Я хочу, чтобы, когда я умру, моя голова была забита до отказа. Чтобы она была тяжелой, как мир. Чтобы к ногам гири привязали, иначе гроб перевесит. Правда, хорошо бы этим мыслям иногда успокаиваться и укладываться по местам. А то скачут туда-сюда без конца.
Насвистывая, как саблезубый тигр-папаша в воскресенье, Дилан перебросил удочку через плечо, взял свои проволочные силки и с улыбкой попрощался со мной:
– Аве, Салли Мо! Тот, кто идет добывать вкусный ужин, приветствует тебя!
И пошел себе из кемпинга. Можно даже не следить. Я и так знаю, куда он направляется.
Подлец, улыбчивый подлец, подлец проклятый! Это опять из «Гамлета». Если ты прочитал «Гамлета», можешь потом ничего больше не читать. Это доктор Блум верно подметил.
Я живу в больном квартале: площадь Ветрянки, 17
11 июля, суббота, 22:16
Теперь все еще хуже, чем было. Теперь я ревную к классной девчонке. Ненавидеть ее у меня не получается. Когда ревнуешь, то ненависть – твоя лучшая подружка. С ней можно посмеяться над чумазой физиономией, вычурной манерой речи, над мелкими гаденышами-братьями и папой-бандитом. Но моя ненависть к этой девочке рассосалась, и теперь непонятно, что я чувствую. И что думаю. О Дилане, о Джеки и о себе. Может быть, разберусь, если все опишу. Дилан и Бейтел лежат у себя в палатках. Наши мамы пьют белое вино и хихикают. Донни ушел в деревню или еще где шляется – понятия не имею, чем он занимается и заполняет свою жизнь.
Я пришла к дюне раньше Дилана. Спряталась и стала наблюдать. Мефрау JKL сидела на песке перед кустом-дверкой в ее укрытие. С ружьем на коленях. Собака лежала рядом с ней. Брат Монах. Близнецы копались поодаль, писали на песке буквы – совершенно неузнаваемые. Надеялись, что их прочитают с вертолета или легкомоторного самолета.
– А ну-ка, сотрите эти каракули немедленно, – приказала JKL и прицелилась в них.
Мальчишки стерли написанное. Сердитые физиономии. Интересно, заряжено ли ружье.
Дилан сообщил о своем приходе, не поднимаясь на дюну.
– Привет! – сказал он негромко, стоя внизу у склона.
JKL дернулась, словно ей в шею вонзилась стрела.
– Что я тебе сказала? – разозлилась она. – Я же велела не приходить!
– Ты чипсов принес? – спросил у Дилана один из братьев.
– А колы? – Это другой.
– А денег? – Это уже первый.
– Можно позвонить с твоего мобильника? – спросил второй.
Дилан помахал удочкой и силками.
– Для вас! – сказал он.
Братья сразу же отвернулись, а JKL спросила, откуда это у Дилана.
– Стырил, – ответил Дилан.
– Ну-ну, – засомневалась она, – чтобы ты – да вдруг стырил?
Я видела, что Дилан врет. Я слышала это по его голосу, чувствовала спиной, понимала по запаху, а повертев слово «стырил» во рту, ощутила и его вкус.
Даже собака усмехнулась.
– Будете ловить рыбу. И кроликов или там фазанов, – сказал Дилан.
– Иди сюда, – распорядилась JKL.
Дилан взбежал по склону дюны.
– Покажи! – скомандовала она.
Дилан протянул ей удочку.
– Нет, вот эти штуковины.
Он подал ей силки.
– И ты умеешь ими пользоваться? – спросила девчонка.
– Силками? Ну да. Я приезжаю сюда каждое лето, меня научил один старый браконьер, – объяснил наш мощный рыболов, охотник, собиратель и фантазер, – я знаю, как это делается.
– Научи меня, – сказала JKL, – садись.
Дилан опустился на песок напротив нее. Он не покраснел: наверняка продумал весь разговор заранее.
– Не сюда, – прошипела JKL. – Я должна держать братьев в поле зрения.
Дилан вскочил, как будто его тоже стрела клюнула в шею. Многовато же тут индейцев развелось. Он сел рядом с девчонкой. Ага, вот и покраснел. Подлец. Отличное слово!
– Гляди! – Он хотел показать, как устроен силок на кролика, но JKL не смотрела и не слушала.
– Их ни на минуту нельзя упускать из виду, а то убегут, – нахмурилась она, – и тогда всему конец.
– Чему?
– Всему. Ты кому-нибудь проболтался, что мы здесь живем?
Дилан замотал головой сильно-сильно: чудо, что она у него не отвалилась и не улетела в море.
– Окей, – кивнула девчонка, – похоже, ты не дурак. Когда ты поймешь, почему мы здесь, ты уже точно никому ничего не расскажешь. Эй-эй! – крикнула она во весь голос.
Один из братьев попытался втихаря уползти. Она взвела курок. Звука не было, но у ног мальчишки поднялось песчаное облачко, и он дунул на дюну в один миг.
– Уродина! – крикнул он.
– Зомби! – крикнул второй.
– Ты у нас дождешься!
– Мы все-все папе расскажем.
– И он отдаст это ружье нам.
– И разрешит нам тебя убить.
– Папа тебя свяжет.
– И не развяжет, пока ты не умрешь.
– И еще даст нам за это денег.
Они снова принялись писать что-то на песке.
– Социалистка! – крикнул первый.
– Террористка!
– Марсианка безбашенная!
– Запеканка обгаженная!
И оба с хохотом повалились на песок. Бред собачий.
– Им по восемь лет, время от времени приходится выпускать их на улицу, – сказала JKL, – взаперти они чахнут.
И указала большим пальцем через плечо, на дверцу-куст.
– Мне бы хотелось изъять всех детей из богатых семей, – сказала она, – и собрать их здесь. Я бы научила их жить естественной природной жизнью, чтобы всю жадность у них из головы выдуло вольным ветром. Я бы сделала из них хороших людей, и тогда через двадцать пять лет мир стал бы намного лучше.
– Ты хочешь сделать из них зверей? – спросил Дилан.
– Да, они проходят курс, – сказала JKL и впервые улыбнулась Дилану. Блин! – Но не знаю, получится ли у меня, до сих пор мои старания безуспешны. Они не желают меняться, только целыми днями кричат, что хотят есть. Я им говорю, что у одной чипсины такой же вкус, как у целой пачки, а они вопят, что это выдумка. Когда съешь одну чипсину, хочется еще много-много чипсов, когда съешь пачку чипсов, то хочется уже не настолько много-много. Чем меньше хочется много-много, тем ты счастливее. Это они так считают. И получается, что человек по-настоящему счастлив только тогда, когда у него есть все.
– Откуда у тебя это ружье? – спросил Дилан.
