скачать книгу бесплатно
Роланд не спал, сидел у камина. Вместе с Джейком. Ыш лежал на полу между ними и сладко посапывал, прикрыв мордочку лапой. Сюзанна присоединилась к ним. Огонь уже не полыхал в полную силу, но рядом с камином все равно было тепло. Она взяла доску, подумала разломить надвое, но решила, что резкий звук может разбудить Эдди, и бросила ее в камин целиком. Роем поднялись искры и, кружась, полетели в трубу.
Как оказалось, можно было и не беспокоиться, потому что еще до того, как все искры скрылись в трубе, Сюзанна почувствовала на затылке прикосновение ласковой руки. Ей не нужно было оборачиваться: это прикосновение, эту руку она узнала бы из тысячи. Она взяла ее, поднесла ко рту и поцеловала ладонь. Белую ладонь. Даже теперь, после того как они столько раз занимались любовью, Сюзанне иногда не верилось, что такое возможно. Но ведь возможно. И так и есть.
По крайней мере мне не придется знакомить его с родителями, подумала она.
– Не спится?
– Ну да. Есть такое. Сны какие-то странные снятся.
– Это все из-за бури, – сказал Роланд. – Она навевает дурные сны. В Гилеаде все знали об этом. Но мне нравится, как шумит ветер. И всегда нравилось. Он утешает мое сердце и пробуждает воспоминания о былых временах.
Он отвернулся, словно смутившись, что сказал так много.
– Раз уж мы все равно не спим, расскажи нам историю, – предложил Джейк.
Роланд еще долго смотрел на огонь, потом повернулся к Джейку. Стрелок вновь улыбался, но его взгляд был рассеянным и далеким. Доска в камине треснула. Вновь полетели искры. Ветер снаружи зашелся пронзительным воем, словно взбешенный тем, что не может пробраться в дом. Эдди обнял Сюзанну за талию, прижал к себе. Она положила голову ему на плечо.
– Какую историю ты хочешь услышать, Джейк, сын Элмера?
– Любую. – Джейк умолк на мгновение и добавил: – О былых временах.
Роланд повернулся к Сюзанне и Эдди:
– Вы тоже хотите послушать историю?
– Да, – сказала Сюзанна.
– Да, – кивнул Эдди. – То есть если ты хочешь рассказывать.
Роланд задумался.
– Может быть, я расскажу две истории. До рассвета еще далеко, а поспать можно и днем. Эти истории, они как бы вложены одна в другую. И все-таки ветер дует сквозь обе, и это поистине хорошо. Нет ничего лучше историй, рассказанных ветреной ночью, когда люди находят теплое укрытие в холодном мире.
Он взял длинную узкую деревяшку, пошевелил раскаленные угли и бросил ее в огонь.
– Одна история будет из жизни. О том, что я видел своими глазами и что пережил вместе с Джейми Декарри, моим старым другом и собратом по ка. Вторая история – сказка, которую мама читала мне в детстве. Она называется «Ветер сквозь замочную скважину». В старых сказках иной раз содержится очень полезная информация, и эту сказку я должен был вспомнить, как только увидел, что Ыш беспокоится и принюхивается к чему-то в воздухе. Но это было давно. – Роланд вздохнул. – Очень давно.
Снаружи взвыл ветер. Роланд дождался, пока тот слегка утихнет, и начал рассказ. Эдди, Сюзанна и Джейк слушали как завороженные всю эту долгую ночь, которая все никак не кончалась. Лад, Тик-Так, Блейн Моно, Изумрудный дворец – все забылось. Даже Темная Башня забылась на время. Были только ночь и голос Роланда, который то нарастал, то становился совсем-совсем тихим.
То нарастал, а то вдруг затихал, как вой ветра снаружи.
– Вскоре после гибели мамы, которая, как вам известно, приняла смерть от моей руки…
Шкуроверт. Часть I
Вскоре после гибели мамы, которая, как вам известно, приняла смерть от моей руки, мой отец – Стивен, сын Генри Высокого – вызвал меня к себе. В кабинет в северном крыле дворца. Тесную, холодную комнату. Помню, как свистел ветер за узкими окнами. Помню высокие хмурые стеллажи с книгами. Эти книги стоили целое состояние, но их никогда не читали. Он их не читал. Помню черный воротник у него на рубахе – знак траура. Я носил точно такой же. Все мужчины Гилеада носили такие воротники. Или черные повязки на рукавах. А женщины – черные сетки на волосах. Траур по Габриэль Дискейн должен был продолжаться полгода.
Я поприветствовал его, поднеся ко лбу сжатый кулак. Он не поднял глаза, не оторвался от бумаг, разложенных на столе, но я знал, что он видел меня. Мой отец видел все, очень хорошо видел. Я ждал. Он подписывал какие-то документы. За окном свистел ветер, во внутреннем дворе кричали грачи. Огонь в камине не горел. Отец редко звал слуг, чтобы те разожгли камин. Даже в самые студеные дни.
Наконец он посмотрел на меня.
– Как там Корт, Роланд? Как там твой бывший наставник? Ты должен знать, потому что, как мне сообщили, ты почти все свое время проводишь с ним, кормишь его и все прочее.
– Бывают дни, когда он меня узнает, – сказал я. – Но чаще не узнает. Одним глазом он кое-как видит. Второго… – Договаривать было не нужно. Второго глаза у Корта не было. Его вырвал Давид, мой сокол, когда я проходил испытание в поединке с учителем. Корт, в свою очередь, убил Давида. Но Давид стал последним, кого убил Корт.
– Я знаю, что стало с его вторым глазом. Ты правда кормишь его?
– Да, отец.
– И моешь, когда он ходит под себя?
Я стоял перед отцом, словно нашкодивший ученик перед строгим учителем. Именно так я себя ощущал. Но как много вы знаете нашкодивших учеников, убивших собственных матерей?
– Отвечай мне, Роланд. Я – твой дин и отец, и я хочу получить ответ.
– Иногда. – И я в общем-то не солгал. Иногда я менял Корту белье по три-четыре раза на дню. Иногда, в особо удачные дни – всего один раз, а то и вовсе ни разу. Он был вполне в состоянии дойти до сортира, если я вел его под руку. И если он вспоминал, куда надо ходить по нужде.
– Разве у него нет сиделок?
– Я их отослал.
Отец посмотрел на меня с искренним любопытством. Я искал в его лице хоть какой-то намек на презрение – отчасти даже хотел это увидеть, – но презрения не было. Или я просто его не разглядел.
– Я воспитывал тебя человеком, достойным носить револьверы, чтобы ты стал сиделкой при сломленном старике?
И тут я разозлился. Корт воспитал не одну смену мальчишек в традициях Эльда и наставил их на путь стрелка. Но не все удостоились ими стать. Те, кому не удавалось пройти испытание и победить Корта в поединке, становились изгнанниками. Они уходили на запад. Уходили одни, без оружия, без всего. И там, в Крессии и еще дальше, в краях, где царила анархия, многие из тех побитых Кортом мальчишек присоединились к Джону Фарсону, Благодетелю, как его называли. К тому самому Джону Фарсону, который потом все разрушил – все, что пытался сберечь мой отец, что защищали стрелки рода Эльда. Фарсон дал им оружие, этим мальчишкам. У него было оружие, и у него были планы.
– И что же, бросить его теперь в выгребную яму? Такова, значит, будет его награда за долгие годы службы? А кто станет следующим? Ванней?
– Никогда в жизни, и ты это знаешь. Но сделанного не воротишь, Роланд, как тебе тоже должно быть известно. И ты нянчишься с ним вовсе не из любви. И сам это понимаешь.
– Я это делаю из уважения!
– Если бы только из уважения, ты бы его навещал, читал бы ему… твоя мать всегда говорила, что ты отменно читаешь вслух, и в этом она не лгала… но ты бы не стал вычищать его дерьмо и менять ему постель. Ты наказываешь себя за смерть матери, но это была не твоя вина.
Я знал, что это правда. И все же отказывался в это верить. Официальное объявление о смерти было простым: «Габриэль Дискейн, родом из Артена, умерла, одержимая демоном, изнурявшим ей душу». Так всегда говорилось о людях знатного рода, покончивших самоубийством. Именно так и представили смерть моей матери. И все приняли эту версию без тени сомнений, даже те, кто связал свою судьбу с Фарсоном, тайно или не так уж и тайно. Потому что все знали (и лишь богам было известно откуда, уж точно не от меня и не от кого-то из моих друзей), что моя мать была любовницей Мартена Броудклока, придворного мага и главного советника моего отца, и что Мартен сбежал на запад. Один.
– Роланд, слушай меня внимательно. Я знаю, ты чувствуешь себя преданным. Считаешь свою мать изменницей. Я сам испытываю те же чувства. Отчасти ты ненавидишь ее. И я тоже ее ненавижу, отчасти. Но мы оба любили ее, и любим до сих пор. Ты был отравлен игрушкой, которую привез из Меджиса, и обманут злой ведьмой. По отдельности их силы, может быть, и не хватило бы, но розовый шар вместе с ведьминским колдовством… да.
– Риа. – Глаза защипало, но я собрал волю в кулак и сдержал слезы. Для себя я решил, что никогда больше не стану плакать на глазах у отца. Никогда в жизни. – Риа с Кооса.
– Да, она. Старая сука с черной душой. Это она убила твою мать, Роланд. Она превратила тебя в револьвер… и нажала на спусковой крючок.
Я ничего не сказал.
Он, должно быть, почувствовал, как мне плохо, потому что вновь принялся перебирать и подписывать бумаги у себя на столе. Потом опять поднял голову.
– За Кортом пока что присмотрят сиделки. А ты поедешь в Дебарию с поручением. Вместе с одним из своих товарищей.
– В Дебарию? В Ясную обитель?
Отец рассмеялся:
– Ты имеешь в виду ту обитель, где останавливалась твоя мать?
– Да.
– Нет, туда тебе точно не надо. Это страшные женщины. Они с тебя заживо кожу сдерут, если ты только шагнешь на порог их святого убежища. Большинство сестер Ясной обители предпочитают длинную мерку мужчинам.
Я не понял эту последнюю фразу. Не забывайте, я был тогда совсем юным, невинным и очень наивным во многих вещах – даже после всего, что мне пришлось пережить.
– Мне кажется, я еще не готов снова ехать куда-то с заданием, отец.
Он холодно взглянул на меня.
– Позволь мне судить, к чему ты готов, а к чему не готов. К тому же такого, как в Меджисе, там не будет. Да, я допускаю, что там опасно. И может быть, даже дойдет до стрельбы. Но, по сути, это обычная работа, которую надо сделать. Отчасти ради того, чтобы люди, которые начали сомневаться, смогли убедиться, что Белизна все еще в силе. Но прежде всего потому, что нельзя оставлять преступление безнаказанным. То, что неправильно, надо исправить. Тем более, как я уже говорил, ты поедешь туда не один.
– А кто поедет со мной? Катберт или Ален?
– Ни тот ни другой. Оба нужны мне здесь. Поедешь с Джейми Декарри.
Я обдумал услышанное и решил, что Краснорукий Джейми будет хорошим спутником. Хотя я предпочел бы поехать с Катбертом или Аленом. И отец, разумеется, это знал.
– Поедешь без возражений или будешь мне что-то доказывать и отрывать от дел?
– Я поеду.
На самом деле я был даже рад хоть на время сбежать из дворца – от его сумрачных комнат и тайных интриг, от этого всепроникающего ощущения, что близится тьма и анархия, и ничто не способно их остановить. Когда мир сдвинется с места, Гилеад не сдвинется вместе с ним. Этот сверкающий дивный пузырь просто лопнет.
– Хорошо. Ты хороший сын, Роланд. Может быть, я тебе никогда этого не говорил, но это правда. Мне не в чем тебя упрекнуть. Да, не в чем.
Я опустил голову. Потом, когда выйду отсюда, я дам волю чувствам. Но не сейчас. Не на глазах у отца.
– В десяти или двенадцати колесах от женской обители… Ясной обители, или как там ее называют… располагается городок Дебария, на самом краю солонцовых равнин. Ничего зловещего в нем нет. Обычный железнодорожный узел, пыльный, пропитанный запахом скотобойни. Оттуда идут поезда со скотом и солью. На восток, север и юг – во всех направлениях, кроме того, где засел этот мерзавец Фарсон. Скота с каждым годом все меньше и меньше, и я думаю, уже в скором времени Дебария придет в запустение и исчезнет с лица земли, как происходит со многими поселениями Срединного мира, но пока что там кипит жизнь. Салуны, игорные дома и притоны с девицами… В общем, то еще злачное место. Однако там есть надежные люди. Да, в это трудно поверить, но хорошие люди там есть. Один из них – старший шериф Хью Пиви. К нему-то вы и пойдете. Представитесь как положено. Покажете свои револьверы и сигул, который я дам. Пока все понятно?
– Да, отец. И что же там случилось такого ужасного, что оно требует внимания стрелков? – После смерти матери я улыбался нечасто, но тут улыбнулся. – Пусть даже таких желторотых, как мы?
– Согласно докладам, которые я получаю… – Он взял со стола стопку листов и взмахнул ими. – В городе появился шкуроверт. У меня самого есть большие сомнения на этот счет. Но одно несомненно: люди напуганы.
– Я не знаю, кто такой шкуроверт, – сказал я.
– Что-то вроде оборотня. Во всяком случае, так говорится в старинных легендах. Когда мы закончим, иди к Ваннею. Он собирал все доклады.
– Хорошо.
– Выполни свою работу, найди безумца, который бродит по городу, нарядившись в звериные шкуры… скорее всего именно так оно и обстоит на самом деле… только не слишком затягивай с этим делом. Назревают большие события, очень серьезные. Ты будешь нужен мне здесь – ты и весь твой ка-тет – до того, как все начнется.
Через два дня мы с Джейми отправились в путь. Для нас и наших лошадей снарядили специальный поезд на два вагона. Когда-то Западный рельсовый путь тянулся на тысячу с лишним колес, до самой пустыни Мохане, но в годы, предшествовавшие падению Гилеада, по железной дороге можно было доехать не дальше Дебарии. За ней хорошая дорога кончалась. Большие участки путей были разрушены землетрясениями и непогодой. А что пощадили стихии, то растащили бродячие шайки бандитов, называвших себя сухопутными пиратами. И таких было немало – в тех диких землях царили анархия и беззаконие. Эти земли на дальнем западе мы называли Внешним миром, и этот мир как нельзя лучше служил целям Джона Фарсона. По сути, Фарсон и сам был всего лишь бандитом. Но с большими амбициями.
Паровозик был маленьким, почти игрушечным. Жители Гилеада называли его «свисток на колесах» и смеялись, когда он, пыхтя, проезжал по мосту за дворцом. Верхом мы бы добрались быстрее, но поезд давал нам возможность поберечь лошадей. А пыльные бархатные сиденья в пассажирском вагоне раскладывались в спальные места. Это было удобно. То есть мы с Джейми так думали до тех пор, пока не попытались там спать. Вагон все время трясло и шатало, а однажды тряхнуло так, что Краснорукий Джейми свалился на пол. Катберт бы рассмеялся, случись с ним такое, Ален стал бы ругаться, но Джейми молча поднялся, снова лег на кровать и мгновенно заснул.
В тот первый день мы почти всю дорогу молчали – просто сидели, смотрели в окно, сквозь дрожащую пленку листового рыбьего клея. Зеленые луга и леса Гилеада сменились унылыми равнинами, заросшими пыльным кустарником. Были там фермы, явно знававшие лучшие дни, и отдельно стоящие пастушьи хижины, и несколько маленьких городков, чьи жители (среди них было много мутантов) изумленно таращились на «свисток на колесах», медленно едущий мимо. Некоторые из них тыкали пальцем себе в лоб, как будто указывая на невидимый третий глаз. Это означало, что они поддерживают Фарсона. В Гилеаде их бы отправили в тюрьму за измену, но Гилеад был уже далеко. Меня поразило, как быстро сошла на нет преданность этих людей, когда-то принимавшаяся как должное. Это был тревожный знак.
В первый день путешествия, на выезде из Бисфорда-на-Артене, где до сих пор жили родственники моей матери, какой-то толстяк бросил в нас камень. Камень ударился в дверь вагона, в котором ехали наши лошади, и те испуганно заржали. Толстяк увидел, что мы смотрим на него в окно. Ухмыльнулся, схватился за причинное место двумя руками и пошел прочь, ковыляя вразвалку.
– Кто-то хорошо кушает даже в бедном голодном краю, – заметил Джейми, глядя вслед необъятным колышущимся ягодицам в старых латаных-перелатаных штанах.
На следующее утро, когда слуги подали нам завтрак, состоявший из холодной овсянки и молока, Джейми спросил:
– Так ты мне расскажешь, зачем мы едем?
– Только сначала ответь на один вопрос, ладно? Ну, если знаешь ответ.
– Да, конечно.
– Отец сказал, что женщины из обители в Дебарии предпочитают длинную мерку мужчинам. Можешь мне объяснить, что он имел в виду?
Джейми молча смотрел на меня – как будто пытаясь понять, не издеваюсь ли я над ним, – а потом улыбнулся. Улыбнулся едва заметно, но в случае с Джейми это было равносильно тому, как если бы он схватился за живот, захлебываясь от смеха. Катберт Оллгуд на его месте уже давно бы катался по полу.
– Наверное, это то самое, что шлюхи из нижнего города называют искусственным членом. Теперь понятнее?
– Что, правда?! А как они… ну, это самое… Друг другу, что ли, засовывают?
– Ну, так говорят. Хотя мало ли что говорят. Люди много чего болтают. Ты больше знаешь о женщинах, Роланд. У меня-то и женщины еще не было. Ну ничего. Придет время – все будет. Так зачем нас послали в Дебарию?
– Там у них якобы шкуроверт терроризирует честных граждан. Ну и нечестных, наверное, тоже.
– Шкуроверт – это оборотень? Который в зверя превращается?
В данном случае все было немного сложнее, но основную суть он уловил. Снаружи бушевал ветер, швыряя в стены вагона пригоршни сухой земли. Он был таким сильным, что поезд раскачивался на рельсах, а однажды так накренился, что со стола чуть не упали пустые миски из-под каши. Вернее, они уже начали падать, но мы с Джейми успели их подхватить. Не умей мы проделывать подобные вещи – причем не задумываясь, – мы бы и не годились на то, чтобы носить револьверы. Не то чтобы Джейми ставил револьверы превыше любого другого оружия. При наличии выбора (и времени сделать выбор) он предпочел бы свой лук или арбалет.
– Мой отец в это не верит, – сказал я. – Но Ванней верит. Он…
Тут поезд снова тряхнуло, и нас с Джейми швырнуло вперед. Вагон накренился. Старый слуга, который шел по центральному проходу, чтобы забрать наши миски и чашки, отлетел в самый конец вагона, к двери между салоном и маленькой кухней. Его передние зубы выпали прямо ему на колени. Я, честно сказать, испугался.
Джейми бросился к старику и склонился над ним. Я подошел следом. Джейми поднял зубы, и я увидел, что они сделаны из дерева и держатся на тонкой, почти незаметной скрепке.
– Вы не ушиблись, сэй? – спросил Джейми.
Старик, кряхтя, поднялся на ноги, взял свои зубы и вставил на место.
– Я-то в порядке, но этот гроб на колесах опять сошел с рельсов. Все, с меня хватит. Наездился я в Дебарию, пора на покой. Я, между прочим, женатый человек. Жена моя – та еще старая ведьма. Я, знаете ли, собираюсь ее пережить. А вам, юноши, надо бы посмотреть, как там лошадки. Будем надеяться, ноги не переломали.
Лошади были целы, но сильно встревожены. Они били копытами, беспокоились и явно стремились выбраться из вагона. Мы с Джейми опустили наклонный трап, вывели их и привязали к стяжке между вагонами. Они стояли, низко опустив головы и прижав уши, чтобы горячий ветер, дующий с запада, не задувал в них песок. Потом мы вернулись в пассажирский вагон, забрали свои револьверы и вышли наружу. К нам подошел машинист – широкоплечий, приземистый, кривоногий. Следом за ним появился старый слуга. Машинист указал вперед, на гребень горы.
– Вот там проходит прямая дорога в Дебарию. Указатели видите? За час доберетесь до этого женского приюта. Только вы туда не заходите и ни о чем не просите. Все равно не получите. – Он понизил голос. – Говорят, эти девицы едят мужчин. И это не в переносном смысле, ребята. Они… едят… мужчин.
Я бы скорее поверил в существование шкуроверта, чем в такой бред, но промолчал. Машинист явно был не в себе. Его, наверное, неслабо тряхнуло. И рука была красной, как у Джейми. Только у Джейми она была красной всегда – как будто ее окунули в кровь – и такой и останется до смертного часа, а у машиниста был просто легкий ожог: у него все заживет.
