скачать книгу бесплатно
19
Ходжес и Холли встречаются с Питом и Изабель в «Закусочной Дейва», дешевой забегаловке, расположенной в квартале от утреннего дурдома, именуемого «Старбакс». Час пик для раннего завтрака прошел, поэтому они могут выбрать себе место и садятся за столик в глубине зала. На кухне радио транслирует песню группы «Badfinger», официантки смеются.
– У нас полчаса, – предупреждает Ходжес. – Потом мне надо бежать к врачу.
Пит наклоняется вперед, на его лице тревога.
– Надеюсь, ничего серьезного?
– Нет. Я прекрасно себя чувствую. – Этим утром так и есть: ему вновь сорок пять. Сообщение на компьютере, короткое и зловещее, похоже, оказалось более эффективным лекарством, чем гелусил. – Давайте посмотрим, что мы нашли. Холли, им нужна вещественная улика Один и вещественная улика Два. Передай.
Холли принесла с собой небольшой клетчатый портфель. Из него она достает (явно с неохотой) «Заппит коммандер» и крышку окуляра, найденную в гараже дома 1588. И гаджет, и крышка в полиэтиленовых пакетах, хотя крышка по-прежнему завернута в салфетки.
– И что это вы замыслили? – спрашивает Пит. Он хочет, чтобы голос звучал весело, но Ходжес улавливает обвинительные нотки.
– Расследуем, – отвечает Холли и, хотя обычно избегает визуального контакта, бросает взгляд на Иззи Джейнс, как бы говоря: «Сечешь?»
– Объясни, – просит Иззи.
Объясняет Ходжес, а Холли сидит рядом, опустив глаза, ее чашка с кофе без кофеина – другого она не пьет – стоит нетронутая. Впрочем, челюсти Холли работают, и Ходжес знает, что она вернулась к «Никоретте».
– Невероятно, – говорит Иззи, когда Ходжес заканчивает. Указывает на прозрачный пакет с «Заппитом». – Ты просто это взяла? Завернула в газету, как селедку, купленную на рыбном рынке, и вынесла из дома?
Холли вся сжимается. Ее пальцы сцеплены так крепко, что костяшки побелели.
Ходжес обычно благоволит к Изабель, пусть однажды та едва не расколола его в комнате для допросов (во время истории с Мистером Мерседесом, когда он проводил незаконное расследование), но сейчас она ему совершенно не нравится. Ему не может нравиться человек, который заставляет Холли так сжиматься.
– Будь благоразумна, Из. Если бы Холли не нашла эту штуковину – и лишь благодаря случаю, – гаджет бы там и лежал. Вы же не собирались обыскивать дом.
– Вы, наверное, и домработнице не позвонили бы. – Холли не поднимает голову, но в ее голосе слышится металл. Ходжес этому только рад.
– Со временем мы бы позвонили Олдерсон, – отвечает Иззи, но при этих словах взгляд глаз цвета серого тумана смещается влево. Это классический признак лживости, и Ходжес очевидно, что Иззи с Питом даже не обсуждали домработницу, хотя, вероятно, когда-нибудь и вышли бы на нее. Пит Хантли, возможно, и зануда, но зануды обычно не упускают мелочей, надо отдать им должное.
– Если на этом гаджете были отпечатки пальцев, – говорит Иззи, – их уже нет. Можно с ними попрощаться.
Холли что-то бормочет, возвращая Ходжеса к тому времени, когда он впервые ее встретил (и недооценил на все сто процентов). Тогда он и называл ее Холли-Бормотунья.
Иззи наклоняется вперед, теперь ее глаза цветом напоминают не туман, а металл.
– Что ты сказала?
– Она сказала, что это глупо, – отвечает Ходжес, прекрасно зная, что Холли произнесла слово «тупо». – Она права. Гаджет засунули между подлокотником и сиденьем кресла. Любые отпечатки размазались бы, и ты это знаешь. Кроме того, вы собирались обыскать дом?
– Могли бы и обыскать, – говорит Изабель обиженно. – В зависимости от того, какие результаты получили бы от экспертов.
Но эксперты побывали только в спальне и ванной Мартины. Все копы это знают, включая Иззи, и Ходжесу нет необходимости это подчеркивать.
– Расслабься, – говорит Пит Изабель. – Я приглашал Кермита и Холли, и ты согласилась.
– Это было до того, как я узнала, что они собираются вынести…
Она замолкает. Ходжес с интересом ждет продолжения. Она собирается сказать вещественную улику? Улику чего? Зависимости от компьютерного пасьянса, «Злых птиц» и «Лягушатника»?
– …принадлежавшую миссис Эллертон вещь. – В голосе Иззи обреченность.
– Что ж, теперь она у вас, – говорит Ходжес. – Мы можем двигаться дальше? К примеру, обсудить человека, который отдал ей эту штуковину в супермаркете, заявив, что компании интересно мнение пользователей о гаджете, который давно не производится?
– Или человека, следившего за женщинами, – добавляет Холли, не поднимая головы. – Человека, который, вооружившись биноклем, следил за ними с другой стороны улицы.
Давний напарник Ходжеса берет пакет с крышкой.
– Я отдам это в лабораторию, но особых надежд не питаю, Керм. Ты знаешь, как берут эти крышки.
– Да, – кивает Ходжес. – За ободок. И в гараже было холодно. Я видел идущий изо рта пар. Так что этот парень, возможно, сидел в перчатках.
– Мужчина в супермаркете наверняка прокручивал какую-то аферу, – говорит Иззи. – Я это чую. Может, он позвонил неделей позже, чтобы сказать, что, взяв этот вышедший из употребления гаджет, она обязана купить другой, гораздо дороже, и она его послала. А может, он хотел использовать данные вопросника, чтобы залезть в ее компьютер.
– Только не в ее компьютер, – возражает Холли. – Он древнее Земли.
– Все обследовала, да? – спрашивает Иззи. – В аптечные шкафчики тоже заглянула?
Тут Ходжес не выдерживает:
– Она делала то, что следовало сделать тебе, Изабель. И ты это знаешь.
Кровь приливает к щекам Изабель.
– Мы позвали вас из вежливости, вот и все, и теперь я жалею, что мы это сделали. От вас двоих всегда одни неприятности.
– Прекрати, – вмешивается Пит.
Но Иззи наклоняется вперед, смотрит то на Ходжеса, то на макушку склоненной головы Холли.
– Эти ваши таинственные мужчины, если они, конечно, существуют, не имеют ничего общего со случившимся в том доме. Один, возможно, хотел срубить деньги по-быстрому, а второй просто подсматривал.
Ходжес знает, что должен оставаться невозмутимым и приветливым, работать на мир, а не на войну, но промолчать не может:
– Какой-то извращенец пускал слюни, наблюдая, как раздевается восьмидесятилетняя старуха или как полностью парализованную женщину обтирают губкой? Да, это логично.
– Слушай меня внимательно, – чеканит Иззи. – Мать убивает дочь, потом себя. Даже оставляет в каком-то смысле предсмертную записку – буква «зет», конец. Яснее быть не может.
«Зет-бой, – думает Ходжес. – Тот, кто прячется под синим зонтом Дебби, подписывается как Зет-бой».
Холли поднимает голову.
– Буква «зет» была и в гараже. Ее вырезали на деревянной перегородке между воротами. Билл ее видел. И «Заппит» начинается с «зет».
– Да, – голос Иззи сочится сарказмом, – а в фамилиях Кеннеди и Линкольн одинаковое количество букв, и это доказывает, что их убил один человек.
Ходжес бросает взгляд на часы и видит, что должен уходить в самом скором времени. Оно и к лучшему. Эта встреча не приносит ничего хорошего, только расстраивает Холли и злит Иззи. И не может принести, потому что он не собирается говорить Питу и Изабель об утренней находке в собственном компьютере. Эта информация раскрутила бы расследование, но он предпочитает, чтобы пока оно ползло, как сейчас. Сначала он сам должен кое-что выяснить. Ему не хочется думать, что Пит может наломать дров, но…
Но он может. Да, он дотошный, но толку от дотошности мало, если требуется широта мышления. А Иззи? У нее нет желания открывать ящик Пандоры, наполненный сошедшими со страниц бульварных романов шифрованными письмами и таинственными незнакомцами. Особенно теперь, когда на первой полосе сегодняшней газеты появился репортаж о смертях в доме Эллертон вместе с подробным резюме, напоминающим, где, когда и как парализовало Мартину Стоувер. Особенно когда Иззи с нетерпением готовится занять более высокую ступеньку на иерархической лестнице полицейского управления, освобождающуюся после выхода на пенсию ее напарника.
– Итог: мы исходим из того, что это убийство и самоубийство, – говорит Пит, – и мы двигаемся дальше. Мы должны двигаться, Кермит, потому что я ухожу на пенсию. Иззи остается одна, с огромным ворохом незаконченных дел и на какое-то время без нового напарника, спасибо чертовым сокращениям бюджета. Все это, – он указывает на полиэтиленовые пакеты, – безусловно, интересно, но не меняет сути произошедшего. Если только ты не думаешь, что во всем виноват великий преступный ум, который ездит на старом автомобиле и чинит куртки малярным скотчем.
– Нет, я так не думаю. – Тут Ходжес вспоминает, как вчера Холли назвала Брейди Хартсфилда. Архитектор. – Я думаю, ты все понял правильно. Убийство и самоубийство. – Холли бросает на него короткий взгляд, в котором удивление смешивается с обидой, и снова опускает глаза. – Но ты сделаешь кое-что для меня?
– Если смогу, – отвечает Пит.
– Я пытался включить игровую приставку, но экран остался темным. Возможно, сдох аккумулятор. Я не хотел открывать отсек для батареек, поскольку на сдвижной панели как раз могли остаться отпечатки пальцев.
– Я попрошу этим заняться, но сомневаюсь…
– Да. Я тоже. Хочу, чтобы один из ваших кибергениев включил эту штуковину и проверил все игры. Посмотрел, нет ли в ней чего-нибудь необычного.
– Хорошо, – отвечает Пит и ерзает в кресле, когда Иззи закатывает глаза. Полной уверенности у Ходжеса нет, но он думает, что Питер ткнул ее в лодыжку.
– Я должен идти. – Ходжес встает, достает бумажник. – Вчера пропустил прием у врача. Сегодня не могу.
– Мы заплатим, – говорит Иззи. – После того как вы принесли нам столь ценные улики, это самое меньшее, что мы можем сделать.
Холли что-то тихо бормочет. На этот раз Ходжес ее бормотание расшифровать не может, хотя давно стал экспертом, но думает, что скорее всего это слово сука.
20
На тротуаре Холли натягивает на уши немодное, но очень милое охотничье клетчатое кепи и сует руки в рукава пальто. Она не смотрит на Ходжеса, просто направляется к офису, расположенному в квартале от «Закусочной Дейва». Автомобиль Ходжеса припаркован у забегаловки, но он спешит за Холли.
– Холли!
– Видишь, какая она. – По-прежнему не глядя на Ходжеса, Холли прибавляет шагу.
Боль в животе усиливается, дыхания не хватает.
– Холли, подожди. Мне за тобой не угнаться.
Она поворачивается к Ходжесу, и того охватывает тревога: ее глаза на мокром месте.
– Там есть много чего! Много, много, много! Но они собираются просто сунуть все под сукно. И даже не называют настоящей причины, которая состоит в том, чтобы прощальная вечеринка Пита не омрачалась висяком, точно так же, как дело Мерседеса-убийцы висело над тобой дамокловым мечом, когда ты уходил на пенсию. Но на этот раз газеты шумиху не поднимут, и ты знаешь, как и я, что тут надо копать и копать. И я знаю, что ты должен получить результаты обследования, и я хочу, чтобы ты их получил, потому что я ужасно волнуюсь, но эти бедные женщины… Я просто думаю… Они не заслуживают того, чтобы… чтобы их сунули под сукно!
Она наконец-то останавливается, ее трясет. Слезы замерзают на щеках. Он приподнимает ей голову, чтобы она смотрела на него, хотя знает, что прикосновение заставляет ее съеживаться… да, даже если это Джером Робинсон, а она любит Джерома, возможно, с того дня, когда они двое нашли программу, которую Брейди подсадил в компьютер Оливии Трелони, ту самую, что стала последней каплей, заставившей Оливию покончить с собой.
– Холли, мы с этим еще не закончили. Собственно, я думаю, мы только начали.
Она смотрит ему прямо в глаза; он единственный человек, с которым она себе это позволяет.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Появилось кое-что новенькое, но я не хотел рассказывать Питу и Иззи. Не знаю, как они отреагируют. И тебе сейчас рассказывать нет времени, но после возвращения от доктора я расскажу тебе все.
– Ладно, согласна. А теперь иди. И хотя в Бога я не верю, помолюсь за результаты твоих обследований. Ведь молитва повредить не может?
– Конечно, нет.
Он быстро обнимает ее – долгие объятия с Холли не срабатывают – и возвращается к своему автомобилю, вновь думая о вчерашних словах Холли: Брейди Хартсфилд – архитектор самоубийств. Изящная фраза женщины, которая пишет стихи в свободное время (Ходжес не видел ни одного стихотворения, и едва ли увидит), но Брейди, услышав ее, пренебрежительно фыркнул бы, решив, что это попадание в молоко. Брейди назвал бы себя князем самоубийств.
Ходжес садится в «приус», купить который уговорила его Холли, и едет к офису доктора Стамоса. Он тоже молится: «Пусть это будет язва. Даже кровоточащая, требующая хирургического вмешательства.
Пожалуйста, только язва.
Ничего хуже».
21
Сегодня ему не приходится ждать в приемной. Хотя он появляется на пять минут раньше и народу не меньше, чем в понедельник, Марли, чирлидер-регистратор, отправляет его в кабинет, прежде чем он успевает сесть.
Белинда Дженсен, медсестра Стамоса, которая обычно приветствовала Ходжеса широкой улыбкой и веселой шуткой, когда он приходил на ежегодную диспансеризацию, не улыбается и не шутит, а вставая на весы, Ходжес вспоминает, что на диспансеризацию ему следовало прийти четырьмя месяцами раньше. Почти пятью.
Грузик на шкале старомодных весов останавливается на ста шестидесяти пяти фунтах. Уходя на пенсию в 2009-м, он весил двести тридцать фунтов при прощальном и весьма поверхностном медосмотре. Белинда измеряет артериальное давление, сует градусник в ухо, чтобы узнать температуру тела, потом ведет Ходжеса мимо смотровых прямо в кабинет доктора Стамоса в конце коридора. Стучит в дверь и, как только Стамос откликается: «Пожалуйста, заходите», – оставляет Ходжеса одного. Обычно болтливая, с множеством историй о капризных детях и надменном муже, сегодня она молчалива донельзя.
«Нехорошо, – думает Ходжес, – но, возможно, не так и плохо. Пожалуйста, Господи, пусть будет не так плохо. Еще десять лет жизни – не такая большая просьба, правда? А если Ты не можешь этого сделать, как насчет пяти?»
Уэнделлу Стамосу за пятьдесят. Он быстро лысеет, у него подтянутая фигура с широкими плечами и узкой талией, как у профессионального спортсмена, который поддерживает форму и после смены профессии. Он сосредоточенно смотрит на Ходжеса и предлагает тому сесть, что Ходжес и делает.
– Все плохо?
– Плохо, – соглашается Стамос, потом торопливо добавляет: – Но небезнадежно.
– Не ходите вокруг да около, просто скажите.
– Рак поджелудочной железы, и, боюсь, мы выявили его… скажем так, слишком поздно. Поражена печень.
Ходжес обнаруживает, что борется с сильным, пугающим желанием рассмеяться. Не просто рассмеяться, а откинуть голову назад и загоготать, как это проделывал гребаный дед Хайди[19 - Хайди – девочка-сирота, которую воспитывал дед. Героиня одноименной повести швейцарской писательницы Йоханны Спири (1827–1901).]. Он думает, что причина в последних словах Стамоса: Плохо. Но небезнадежно. Они напоминают ему давний анекдот. Доктор говорит пациенту, что есть две новости, хорошая и плохая. И какую пациент желает услышать первой? Начните с плохой, отвечает пациент. Что ж, говорит доктор, у вас неоперабельная опухоль мозга. Пациент начинает плакать и спрашивает, откуда взяться хорошей новости после того, как он узнал такое. Доктор наклоняется к нему, заговорщически улыбается и говорит: «Я трахаю свою регистраторшу, и она великолепна».
– Я хочу, чтобы вы незамедлительно обратились к гастроэнтерологу. То есть сегодня. В этой части нашего штата лучший – Генри Йип, из Кайнера. Он направит вас к хорошему онкологу. Я думаю, вам назначат химио- и лучевую терапию. Конечно, это тяжелое испытание для пациента, но не сравнить с тем, что было даже пять лет назад…
– Достаточно. – Желание расхохотаться, к счастью, ушло. Стамос замолкает, смотрит на него, залитый светом январского солнца. «Если не случится чуда, – думает Ходжес, – возможно, это мой последний январь на земле. Надо же». – Каковы шансы? Пожалуйста, ничего не приукрашивайте. У меня возникло одно дело, весьма серьезное, и я должен знать правду.
Стамос вздыхает.
– Боюсь, минимальные. Рак поджелудочной железы практически неизлечим.
– Сколько у меня времени?
– С лечением? Возможно, год. Может, и два. И нельзя полностью исключить ремиссию…
– Мне надо об этом подумать, – говорит Ходжес.
– Я много раз это слышал после того, как озвучивал подобный диагноз, и всегда говорю пациентам то, что сейчас собираюсь сказать вам, Билл. Если вы стоите на крыше горящего небоскреба и подлетевший вертолет сбросил веревочную лестницу, вы будете раздумывать, прежде чем схватиться за нее?
