скачать книгу бесплатно
Разумеется, когда подумаешь об этом… когда кто-нибудь, вроде мистера Дженкинса, сохранившего способность ясно мыслить, в поношенном пиджаке или без оного, разобъяснит тебе, что к чему, открывается очевидная истина: по-другому и быть не может. Почти все пассажиры и команда самолета «Боинг?767» авиакомпании «Американская гордость», вылетевшего рейсом 29, исчезли между пустыней Мохаве и Великим водоразделом[8 - Еще одно название Скалистых гор, которые являются водоразделом рек, впадающих в бассейны Тихого и Атлантического океанов.]… но среди оставшихся на борту (о чудо! чудо!) оказался еще один пилот «Американской гордости», обученный управляться именно с этой моделью самолета.
Дженкинс пристально посмотрел на Алберта, потом улыбнулся. Впрочем, глаза у писателя были грустные.
– Любопытная версия, не правда ли?
– Мы должны арестовать его, как только приземлимся! – с жаром воскликнул Алберт. – Вы, я, мистер Гаффни и этот англичанин. Он, видать, парень крепкий. Только… а если англичанин тоже в деле? Может, он телохранитель капитана Энгла. На случай, если кто-то вроде вас раскроет их замыслы.
Дженкинс уже хотел ответить, но Алберт продолжил, не дав ему вымолвить ни слова:
– Нам придется брать их обоих. Уж не знаю как. – Он сухо улыбнулся мистеру Дженкинсу: улыбкой Туза Косснера, холодной и безжалостной, улыбкой человека, который выхватывает револьвер быстрее молнии и знает об этом. – Я, возможно, не самый умный человек, мистер Дженкинс, но я не хочу быть чьей-то лабораторной крысой.
– Но, знаешь ли, кажется, эта версия не выдерживает проверки жизнью, – вставил Дженкинс.
Алберт мигнул.
– Не понял.
– Версия, которую я только что изложил тебе. Она нереальна.
– Но… вы сказали…
– Я сказал, «если бы речь шла только о самолете, я мог бы предложить убедительную версию». И предложил. И очень неплохую. Если из нее сделать книгу, мой литературный агент наверняка бы ее продал. К сожалению, самолетом дело не ограничивается. Денвер, к примеру, мог бы быть под нами, но все огни потушены, и его, похоже, нет. Я прикинул, какие города мы должны пролетать, и могу доложить тебе, что Денвером дело не ограничивается. Нет ни Омахи, ни Де-Мойна. Внизу темно, друг мой. Я не могу различить ни одного огонька. Ни ферм, ни элеваторов, ни развилок автострад. Обычно они хорошо видны даже с высоты шести миль. Земля обесточена. Можно поверить, что есть некое государственное агентство, которое может накачать нас наркотиками, чтобы потом понаблюдать за нашей реакцией. Но я и представить себе не могу, что какая-то Контора убедила всех и каждого, кто находится под нами, погасить свет, дабы усилить иллюзию нашего одиночества.
– А может… это ловкий трюк? – предположил Алберт. – Может, мы на земле и все, что мы видим в иллюминаторы, – кинопроекция. Я смотрел такой фильм.
Дженкинс печально покачал головой:
– Я уверен, что фильм был очень интересный, но в реальной жизни ничего не выйдет. Если только наше гипотетическое тайное агентство не научилось создавать гигантские трехмерные проекции, в чем я сильно сомневаюсь. Случившееся не ограничивается пространством самолета, Алберт, а потому дедуктивный метод для разгадки не годится.
– Но пилот! – воскликнул Алберт. – Он ведь оказался в нужном месте и в нужное время!
– Ты бейсбольный болельщик, Алберт?
– Что? Нет. Я, конечно, иногда смотрю «Ловкачей» по телевизору, но не более того.
– Тогда позволь познакомить тебя с самыми удивительными статистическими данными, зафиксированными знатоками этой игры, обожающими статистику. В 1957 году Тед Уильямс добежал до базы при шестнадцати подачах подряд. В течение шести игр. В 1941 году Джо Димаджо удачно подавал в пятидесяти шести играх подряд, но вероятность того, что он умножит свои достижения, бледнеет в сравнении с тем, чего добился Уильямс. Она равна одной двухмиллиардной. Бейсбольные фэны говорят, что повторить подвиг Уильямса невозможно. С этим я не согласен. Но готов поставить последний цент на то, что в ближайшую тысячу лет, если на Земле будут по-прежнему играть в бейсбол, рекорд Уильямса устоит.
– И что все это значит?
– Это значит, что присутствие капитана Энгла на борту самолета – случайность, точно такая же, как и уникальная серия подач Уильямса. Учитывая обстоятельства, счастливая для нас случайность. Если бы в жизни, как в детективном романе, не было случайностей и не происходило невероятных событий, пожалуй, на Земле было бы тише и скучнее. Но я убедился, что в реальности совпадение – скорее правило, чем исключение.
– Тогда что же произошло? – прошептал Алберт.
Дженкинс тяжело вздохнул:
– Боюсь, спрашивать об этом надо не меня. Жаль, что среди нас нет Ларри Нивена или Джона Варли.
– А кто это?
– Писатели-фантасты, – ответил Дженкинс.
3
– Полагаю, вы не читаете научную фантастику? – неожиданно спросил Ник Хопуэлл.
Брайан повернулся к нему. После того как Брайан взял управление самолетом на себя, Ник почти два часа просидел в кресле штурмана, наблюдая за безрезультатными попытками Брайана связаться с землей.
– В детстве только ее и читал. А вы?
Ник улыбнулся:
– До восемнадцати лет я истово верил, что Святая Троица состоит из Роберта Хайнлайна, Джона Кристофера и Джона Уиндема. Я вот сижу и перебираю в голове их романы, дружище. И думаю о такой фантастике, как свертывание времени, свертывание пространства, вторжение инопланетян.
Брайан кивнул. На душе у него полегчало. Приятно сознавать, что не тебя одного посещают безумные мысли.
– У нас нет возможности узнать, что же происходит внизу, не так ли?
– Нет, – подтвердил Брайан.
Над Иллинойсом облака плотной пеленой закрыли темную землю. Брайан не сомневался, что все еще летит над сушей: Рокки ему это гарантировали, но за что-либо еще он поручиться не мог. Да и что он мог знать, если служба безопасности полетов вышла из игры. А облака могли тянуться до самого Бангора. Брайан рассмотрел несколько вариантов, в том числе и самый неприятный: выныривают они из облаков, а все следы человеческой цивилизации исчезли, в том числе и аэропорт, на посадочную полосу которого он намеревался приземлиться. И что ему тогда делать с этой серебристой птичкой?
– Я всегда находил, что ожидание – самая трудная участь.
«Участь чего?» – Брайан был озадачен, но вслух спрашивать не стал.
– А если снизиться до пяти тысяч футов? – неожиданно предложил Ник. – Посмотреть, что к чему? Может, вид маленьких городков и широких автострад успокоит нас.
Брайан уже думал об этом. Обсосал эту идею со всех сторон.
– Хотелось бы, конечно, но не могу.
– Почему?
– Пассажиры – по-прежнему моя первейшая ответственность, Ник. Они, возможно, запаникуют, даже если я заранее все объясню. И особенно меня смущает тот горластый тип, которому вы выкрутили нос и которого ждут не дождутся в Пру.
– С ним я разберусь. И с другими, кто будет дергаться.
– Я уверен, что разберетесь, но все-таки считаю, незачем пугать их без нужды. А что творится внизу, мы выясним. Не можем же мы вечно оставаться на этой высоте.
– Это точно, дружище, – сухо согласился Ник.
– Я бы снизился, если бы знал, что на высоте четырех или пяти тысяч футов мы выйдем из облаков, но без СУП и радиоконтакта с другими самолетами я не уверен, что нам это удастся. Я даже не знаю, какая внизу погода, и просто представить себе не могу, что нас там может ждать. Смейтесь надо мной, если хотите, но…
– Я не смеюсь, дружище. Более того, мне совсем не до смеха. Уверяю вас.
– Допустим, мы прошли сквозь дыру во времени, как в фантастическом романе. Вдруг мы выйдем из облаков и увидим стадо бронтозавров, щиплющих травку на пастбище фермера Джона, а в следующее мгновение нас разорвет циклон или поджарят молнии?
– Вы действительно думаете, что такое возможно? – спросил Ник.
Брайан даже взглянул на него, чтобы убедиться, не подтрунивает ли над ним англичанин. Вроде бы не похоже, но как знать. Англичане славятся особым чувством юмора, не так ли?
Брайан уже хотел сказать, что видел нечто подобное в фильме «Сумеречная зона», но решил, что к делу это не относится.
– Пожалуй, нет, но вы должны понять ход моих мыслей: мы понятия не имеем, с чем нам пришлось столкнуться. Мы можем врезаться в новенькую гору, которая выросла в штате Нью-Йорк. Или в другой самолет. Черт, даже в космический челнок! В конце концов, если это дыра во времени, она может привести не только в прошлое, но и в будущее.
Ник посмотрел в окно.
– У меня такое ощущение, что, кроме нас, в небе никого нет.
– На этой высоте – да. А вот внизу… кто знает? Для пилота авиалайнера ситуация очень неприятная. Я собираюсь пролететь мимо Бангора, если эти облака будут по-прежнему закрывать землю. Развернусь над Атлантическим океаном и там пробью облака. Наши шансы на удачное приземление возрастут, если большая часть спуска будет проходить над водой.
– А пока летим вперед?
– Так точно.
– И ждем.
– Так точно.
Ник вздохнул:
– Что ж, капитан – вы.
Брайан улыбнулся:
– Вновь не могу с вами не согласиться.
4
В глубоких впадинах, прорезающих дно Тихого и Индийского океанов, есть рыбы, которые живут и умирают, не видя и не чувствуя солнца. Эти необычные существа курсируют по глубинам, словно шары-призраки, светясь изнутри. Хотя выглядят они очень хрупкими, на самом деле рыбы эти – чудеса биологии, потому что выдерживают давление, которое в мгновение ока сплющило бы человека почище асфальтового катка. Их великое достоинство одновременно и огромный недостаток. Пленники своих тел, они обречены на плавание в темных глубинах. Если их ловят и вынимают на поверхность океана, поближе к солнцу, то они просто взрываются. Уничтожает их не внешнее давление, а как раз его отсутствие.
Крейг Туми воспитывался в такой вот впадине, жил в атмосфере такого же высокого давления. Его отец занимал достаточно высокий пост в «Бэнк оф Америка», частенько отсутствовал дома и требовал совершенства не только от себя, но и от других. Своему единственному сыну он тем более не давал спуску. Истории, которые он рассказывал на ночь маленькому Крейгу, вызывали у ребенка ужас. И неудивительно, потому что именно этого и добивался Роджер Туми. Истории эти главным образом касались чудовищных существ, называемых лангольерами.
Их работа, их задача в жизни (в мире Роджера Туми у каждого была своя работа, к исполнению которой все относились очень серьезно) заключалась в охоте на ленивых, тратящих время попусту детей. К семи годам Крейг уже во всем подражал отцу. И он твердо решил: лангольерам до него не добраться.
Табель успеваемости, в котором значились оценки, отличные от «А», Роджером Туми воспринимался как личное оскорбление. Если он видел только «А», дело ограничивалось лекцией о том, каково всю жизнь рыть канавы и опорожнять бачки для мусора. За единственную «В» следовало наказание: недельное заключение в комнате. В течение этой недели Крейгу разрешалось выходить из комнаты только в школу и к столу. За хорошее поведение никаких поблажек не полагалось. Выдающиеся достижения – к примеру, как-то раз Крейг выиграл первенство трех школ по десятиборью – тоже не гарантировали похвалы. Когда Крейг показал отцу медаль, врученную ему за победу, тот искоса глянул на нее, буркнул что-то нечленораздельное и вновь уткнулся в газету.
Крейгу было девять лет, когда отец умер от сердечного приступа. У мальчика его смерть вызвала облегчение.
Мать Крейга была алкоголичкой, которую сдерживал только страх перед мужем. Как только Роджера Туми положили в землю, лишив возможности отыскивать спрятанные ею бутылки, бить их, отвешивать жене оплеухи и говорить, что она должна держать себя в руках, Кэтрин Туми полностью отдалась любимому занятию. Своего сына она то нежно любила, то не переносила на дух, в зависимости от количества джина, циркулирующего в ее кровеносной системе.
Иной раз поведение матери, мягко говоря, вызывало удивление. Когда Крейгу исполнилось десять лет, она вставила горящую спичку между двумя пальцами на его правой ноге и запела «Happy Birthday to you», но сначала предупредила Крейга, что сдаст его в сиротский приют, если он дернется. Спичка горела, Кэтрин пела. Напившись, она часто вспоминала о сиротском приюте. «Придется тебя сдать, придется. Ты такой же, как и твой отец. Он не знал, как люди развлекаются, и ты не знаешь. Ты зануда, Крейги-Вейги». Спичку Кэтрин задула, когда кожу второго и третьего пальцев, между которыми она торчала, уже здорово припекало, но Крейг на всю жизнь запомнил маленький желтенький огонек, медленно ползущий к его пальцам, и мамашу, заплетающимся языком желающую ему счастливого дня рождения.
Давление.
Давление во впадинах.
Крейг Туми продолжал учиться исключительно на «А» и продолжал проводить много времени в своей комнате. Из темницы она превратилась для мальчика в убежище. В основном он грыз там гранит науки, но иногда, если что-то шло наперекосяк, если он чувствовал, что «прижат к стенке», Крейг вырывал из блокнота лист за листом и рвал их на узкие полосы. Полоски эти падали у его ног, а глаза невидящим взглядом смотрели в никуда. Но такие периоды отчаяния случались не часто. Во всяком случае, тогда.
На выпускном вечере он удостоился чести выступить от своего класса. Его мать не пришла. Лежала дома, пьяная в стельку. Школу менеджмента Лос-Анджелесского университета он закончил девятым. Его мать и на вручение дипломов не пришла. Она умерла. В глубине души Крейг Туми знал: лангольеры все-таки добрались до нее.
В калифорнийскую банковскую корпорацию «Солнце пустыни» Крейг попал во время практики. Туда же его пригласили на работу после окончания университета. Дела у него сразу пошли хорошо, что, впрочем, неудивительно: Крейга Туми с малых лет готовили к тому, что он все будет делать на «А», его не пугало давление больших глубин. Но иногда, возвращаясь после работы в свою квартиру в Уэствуде, всего в полумиле от кондоминиума, в котором поселится Брайан Энгл после развода, Крейг часами рвал листы бумаги на длинные полосы. Он занимался этим все чаще и чаще.
Первые пять лет работы в корпорации Крейг напоминал борзую, несущуюся за механическим кроликом. Уже ходили разговоры, что он станет самым молодым вице-президентом «Солнца пустыни» за всю славную сорокалетнюю историю корпорации. Но каждая рыба может подняться только на определенную высоту. Лишний метр, и она взрывается, перешагнув установленный природой предел.
Восемь месяцев назад Крейга Туми поставили во главе первого большого проекта, по корпоративным меркам соответствовавшего защите докторской диссертации. Проект разработал отдел государственных облигаций. Облигации иностранных государств и с высокой степенью риска (зачастую речь шла об одних и тех же облигациях) были коньком Крейга. Этот проект предусматривал покупку определенного числа облигаций южноамериканских государств (иногда их называли безнадежные долги) по тщательно просчитанному графику. Было проведено достаточно серьезное теоретическое обоснование: такая покупка не только могла принести спекулятивную прибыль, но и обеспечила бы значительные налоговые льготы, что в итоге позволило бы еще более увеличить прибыль (Дядя Сэм из кожи лез вон, чтобы сложное строение задолженности южноамериканских государств не рухнуло как карточный домик). Однако реализация этой идеи требовала филигранного мастерства.
Представленный Крейгом Туми план вызвал немалое удивление. Основывался он на крупной закупке аргентинских облигаций, пожалуй, самых рискованных из всех. Крейг отчаянно отстаивал свой план, приводя факты, графики, расчеты и доказывая, что надежность аргентинских облигаций выше, чем кажется многим игрокам. Одним махом, утверждал он, «Солнце пустыни» станет самым серьезным и самым богатым покупателем иностранных облигаций на Западе. Мало того, что корпорация заработает на этом деньги, она приобретет кредит доверия.
После многочисленных дискуссий, в том числе и очень жарких, проекту Крейга дали зеленый свет. Том Холби, старший вице-президент, после решающего заседания отвел Крейга в сторону, чтобы поздравить и… предупредить:
– Если к концу финансового года все будет, как ты говоришь, ты станешь всеобщим любимчиком. Если нет, боюсь, ты окажешься на семи ветрах, Крейг. Я думаю, что тебе надо загодя построить убежище.
– Мне не нужно убежище, мистер Холби, – уверенно ответил Крейг. – Потому что за убежищем придет черед строить виселицу. Это будет самая удачная сделка века… все равно что найти бриллианты в купленном сарае. Вот увидите.
В тот день домой он отправился пораньше, и когда запер дверь на три замка, маска уверенности сползла с его лица. У Крейга были пустые глаза. По пути он купил пачку журналов. Отнес их на кухню, аккуратной стопкой сложил на столе и начал разрывать на длинные, узкие полоски. Рвал шесть часов. Пока «Ньюсуик», «Тайм», «Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт» не превратились в ворох бумаги у его ног, под которым исчезли туфли от «Гуччи». Выглядел он как единственный выживший после взрыва на билетной фабрике.
Предложенная им покупка аргентинских облигаций таила в себе куда более высокий риск, чем указывался в представленных им материалах. Он добился одобрения своего проекта, выпятив одни факты, затенив другие… выдумав третьи. Причем выдумал он не так уж и мало. Но, придя домой и разорвав несколько журналов, задался вопросом, а зачем он это сделал. Крейг ничего не знал о рыбах, обитающих в океанских впадинах, которые живут и умирают, ни разу не увидев солнца. Он не знал, что есть рыбы и люди, беда которых не во внешнем давлении, а в его отсутствии. Крейг только знал, что ему очень уж хотелось купить эти облигации, и теперь, получив на это необходимые средства, он крепко подставился.
В Бостон он летел на встречу с представителями пяти крупных банковских корпораций, специализирующихся на операциях с государственными облигациями. Собравшись в Пруденшл-центре, они намеревались обсудить сложившуюся ситуацию, поговорить о будущем рынка государственных облигаций, провести обстоятельную дискуссию о крупных покупках этих облигаций в последние шестнадцать месяцев и результатах, к которым привели эти покупки. И еще до окончания первого дня трехдневной конференции они бы узнали то, что Крейг Туми знал последние девяносто дней: купленные им облигации при продаже могли вернуть лишь шесть центов от каждого затраченного доллара.
А вскоре руководство «Солнца пустыни» узнало бы и все остальное: он в три раза перекрыл лимит отпущенных на покупку средств. Он также вложил в аргентинские облигации все свои деньги… Но едва ли начальство поставило бы ему это в заслугу.
Вместо того чтобы сгореть от стыда, Крейг Туми сел в самолет авиакомпании «Американская гордость», вылетающий рейсом 29 в Бостон, с чувством безмерного облегчения и ни с чем не сравнимого счастья. Он чувствовал, что скоро взорвется, но его это нисколько не огорчало. Наоборот, он буквально жаждал этого взрыва. Он чувствовал, как отступает давление с его кожи по мере приближения к поверхности. И впервые за последние недели у него не возникло ни малейшего желания рвать бумагу. Он заснул еще до того, как «767» выкатился на взлетную полосу, а разбудили его вопли этой маленькой слепой паршивки.
И тут ему заявили, что все переменилось, но допускать такого просто нельзя. Нельзя, и точка! Он попал в сеть, он чувствовал, как растягивалась его кожа, пытаясь компенсировать перепад давлений. Они не имеют права передумать и вновь бросить его в океанские глубины.
Бангор?
Бангор, штат Мэн?
Нет. Никогда!
Крейг Туми вроде бы осознавал, что большая часть пассажиров рейса 29 исчезла, но не придавал этому какого-либо значения. Что они ему? Они не являлись частью того, что его отец называл ОБЩИМ ЗАМЫСЛОМ. Вот совещание в Пру входило в ОБЩИЙ ЗАМЫСЕЛ.
Эта безумная идея лететь в Бангор, штат Мэн… Кому она могла прийти в голову?
Разумеется, пилоту. Конечно, это идея Энгла. Так называемого капитана.
Энглу, значит… Энгл вполне мог стать частью ОБЩЕГО ЗАМЫСЛА. А также ВРАЖЕСКИМ АГЕНТОМ. Крейг подозревал это с того самого момента, как голос Энгла раздался в динамиках громкой связи, но в данном случае он мог и не полагаться на голос сердца, не так ли? Он прислушивался к разговору между костлявым парнем и мужчиной в пиджаке, купленном на какой-то распродаже. Вкуса у мужчины не было никакого, но говорил он разумные вещи… во всяком случае, для Крейга Туми.
«В этом случае пилот – один из нас», – сказал юноша.
«Да и нет, – ответил ему мужчина в поношенном пиджаке спортивного покроя. – По моей версии, пилот – он и есть пилот. Пилот, случайно оказавшийся на борту, вроде бы летящий в Бостон. Он должен сидеть в салоне первого класса, футах в тридцати от кабины пилотов».
Другими словами, Энгл.
И еще другой парень, тот, что чуть не сломал ему, Крейгу, нос. Наверняка с Энглом заодно, охраняет псевдокапитана от тех, кто может раскусить его.
