скачать книгу бесплатно
Народ нехотя вернулся к своим стульям.
– Вы знаете, что на политическом небосклоне мы совсем молодая звезда, – Востриков задумался. Фраза звучала образно, запоминающее, нужно будет обязательно где-нибудь ее использовать.
– Тем не менее, «Глас народа» уже успел открыть в крупнейших городах страны общественные приемные. Они, кстати, себя очень неплохо зарекомендовали. Но саму их работу нужно немного изменить. Обновляться, так обновляться! Во-первых, за каждой приемной закрепим определенный состав наших членов. Вот список людей, которые будут работать в каждом конкретном центре,– и он потряс в воздухе бумагой. – А во-вторых, долой безликость! Каждая такая приемная будет иметь свое название. Это будет наше ноу– хау!
И Антон Семенович небрежно засунул в брюки выбившийся угол рубашки.
– Что это за зверь «общественная приемная»? – весело спросила Глафира. – Я не в курсе.
– Это значит, что вы в определенные часы сидите и ведете прием недовольных граждан. Выслушиваете их жалобы и помогаете им.
– Ничего себе! Как это «помогаете»? Всем не поможешь. Тут себе бы помочь,– на одном дыхании выпалила Глаша.
– Кому сможете, тому и поможете. А вообще, все остается по-прежнему. Кто уже работал в приемных, тот знает. Ваша задача – собирать жалобы, докладывать в центр, а решать будем мы, – проскрипела Элла Эльдаровна.
Много лет назад она переболела тяжелой формой гриппа, который дал осложнение на голосовые связки. С тех пор ее голос напоминал скрип колеса несмазанной телеги.
– Все, все свободны. Вот списки, изучите, и завтра вечером ждем вас здесь же. Будет пресса. Так что приоденьтесь. Ответы на вероятные вопросы журналистов подготовим.
Глава 2
Глафира Радова подошла к двухэтажному обшарпанному зданию, в котором теперь будет находиться одна из общественных приемных партии «Народная власть». Все-таки ее решили назвать именно так, а не «Глас народа». И чего они только спорили об этом? Практически одинаковые названия.
В эту партию ее привела подруга Назира. Как-то она прибежала и возбужденно начала рассказывать, что познакомилась с обалденным мужчиной.
– Ты не представляешь, что это за мужик! Красавец, бабок куча, тачка крутая! Вот это жизнь! Нам надо завязывать с малолетками тусоваться, иначе так и будем жить: замуж, спиногрызы, пеленки, сопли… И копейки считать до самой смерти.
– Ну а что делать? Все так живут, и мои родаки так же, и твои.
– Вот именно! Поэтому я так жить не хочу! Я думала и придумала. Тот мужик, с которым я познакомилась, он в партии какой-то состоит. И там таких крутых, как он, не один и не два. Нам с тобой тоже нужно туда записаться членами. Это наш шанс.
Вот так Глафира в свои девятнадцать лет попала в партию «Народная власть» и сегодня заступала на дежурство в ее общественную приемную. А Назира приложила все силы, чтобы они попали именно в актив партии, иначе, как утверждала подруга, не стоит и начинать.
На стене у входных дверей висела табличка с надписью:
«Искра». Общественная приемная партии «Народная власть».
«Искра» – это, получается, название их офиса. Тот, что в Черемушках, называется «Пламя», на Кутузовском – «Мы вместе». Короче, полная пурга. Сидеть и выслушивать жалобы нытиков Глафире не хотелось совсем, но Назира убедила подругу в том, что так надо.
– Ты пойми, мы должны себя хорошо зарекомендовать. Тогда пройдем в верхние слои, а там уже всякие собрания, тусня…
Назиру прикрепили к офису на Кутузовском. Глаше предстояло дежурить вместе с фигуристой блондинкой Аллочкой. Она была очень похожа на Памелу Андерсен. Глафира с Назирой так и стали между собой ее называть – Памела.
Еще с ними в офисе будет находиться та бесцветная моль, которая умничала на последнем собрании партии. Ее звали Кира, но подруги прозвали ее Теткой. А как еще?! Мало того, что ей в обед сто лет (Глафира узнала, что ей – о ужас – тридцать четыре года), так она еще и одевается в жуткие растянутые шмотки. Глаша даже подозревала, что та сама их вязала. А еще волосы некрашеные, какого-то серо-буро-малинового цвета, нещипаные брови. Губы, правда, у нее красивые, да и глаза ничего, но все какое-то размытое. Короче, Тетка. Вот ей бы, Глаше, такой рост, как у Киры – так она моделью могла бы стать, а не в партии этой париться.
Главным над ними назначили Сергея Торопова. Глафира его самого еще не видела, но машину разглядеть успела. Задрипанный Опель, которому лет десять, не меньше. Опель– попель.
Пятым участником их коллектива будет приятная женщина по имени Татьяна Митрофановна Сологубова. У нее стильные шмотки, неплохая тачка. Глаша знала, что та работала врачом. Врачиха. И замужем. Странно, что ей нужно в этой партии?
Глафира вошла в приемную. Все уже были на местах.
– О, явилась. У нас сегодня прием начинается в десять. А уже пол-одиннадцатого. Мы за тебя пахать не собираемся, – возмутилась Аллочка.
– Да ладно, Алла, пока ж сами справляемся. Так что ничего страшного, – вступилась за опоздавшую Кира.
– Ну и что? Получается, я должна приходить вовремя, а эта соплячка нет! – не успокаивалась скандалистка.
– Так, тихо, Ал! Нам вместе работать не один день. Так что ругаться нельзя, – встряла Сологубова. – Идите, Глаша, на свое место. Вот ваш столик, ноутбук. Регистрируем жалобу, кратко описываем проблему и пересылаем в центральный офис на анализ. А потом получаем ответ: или нам самим с делом разбираться, или его за нас решат.
В приемную вбежал Вениамин Краснов, кинул на стул большую холщовую сумку и стал одну за другой вынимать оттуда таблички, которые нужно было прикрепить в офисе «Искры».
– Всем привет! А я к вам. Вот, буду приколачивать. Как вы, работаете? – выпалил он без пауз. – А стремянка здесь какая-нибудь есть?
На него смотрели несколько пар глаз. Никто ничего не ответил и не пошевелился.
– Эй! Гараж! Стремянка есть?
Наконец, на его тарахтенье отреагировала Кира. Вениамин ее хорошо запомнил, она была симпатичной, только уж больно неухоженной. И тихая такая. Просто Тютя. Хотя, на последнем собрании она отличилась, куда только ее робость подевалась.
– У нас есть табуретка. Если вы на нее встанете, то мы подержим вас за ноги,– сказала она.
– Не нужно меня держать. Я справлюсь. Где ваш стул? – отмахнулся Веня.
Пока он любовался табличками, Кира принесла из соседней комнаты табурет.
– Поможешь? – спросил Краснов у Глафиры.
Девчонка была классной: сережка в носу, татуировка на запястье, рваные джинсы. Вениамину такие нравились.
– А чего тебе помогать-то? Гвозди подержать? Обойдешься, – Глафира была девушкой современной, и умела дать отпор особо навязчивым.
– Ну и ладно, – сразу согласился Веня.– Сам справлюсь. А чего вы такие смурные? Чего молчите-то?
– К нам люди приходят со своими бедами. Настроение от этого не повышается, – снова вступила в разговор Кира.
– Да перестань! – прервала ее Аллочка. – Обычные проблемы, как у всех: ЖКХ, денег нет, работы нет, муж бьет, пьет, дети тунеядцы…Ходят, жалуются. Странные люди, верят, что кто-то им поможет. А если вам интересно, молодой человек, почему я молчу, так я скажу – хочу и молчу, – без перехода ответила она Вениамину.
Она надула губки, тряхнула волосами и сердито отвернулась.
Веня хмыкнул:
– У вас, как в грузинском анекдоте. «Дэвушка, такой красивый, почему молчишь»? А она ему: «Хочу и молчу». А он: «Вах, вах, хочешь и молчишь»!
И он захохотал так заразительно, что, несмотря на то, что анекдот был с бородой, остальные тоже прыснули со смеху.
Вениамин отсмеялся и стал примерять вывеску к стене.
– Что это? – подошла к нему Сологубова.
Она была в стильном брючном костюме вишневого цвета. Гладко зачесанные темные волосы, ненакрашенные глаза и пухлые губы, подчеркнутые темной помадой винного оттенка.
Вениамин скосил на нее глаза, не будет же он пялиться на женщину в два раза старше его. Она была очень даже ничего, а если бы еще надела юбку, да покороче! Вообще была бы секси. А так – кофта с жабо, узкие брюки, очочки… Училка, одним словом.
– Тут написано, что вы «Искра», часы приема указаны. Фамилии ваши, телефоны, – пояснил Веня.
– Я не про это. Вот эта таблица о чем? – Сологубова указательным пальцем ткнула в листок бумаги и поправила очки на переносице.
– Здесь вы будете отмечать свои победы. Поможете кому-нибудь и сразу отметите красной пятиконечной. А если дело в разработке, то зеленой, – Вениамин разложил на столе бумажные звездочки.
– А если не сможем помочь? – уточнила Кира.
– Тогда черную. Но я думаю, что черных звездочек будет немного. Скоро выборы. Все расстараются, чтобы поднять рейтинг партии, – со знанием дела сказал Вениамин.
– А вы, молодой человек, достаточно цинично рассуждаете для своего возраста. Мы помогаем людям не потому, что скоро выборы, а потому что наша партия стремится реально помочь народу.
Интересный мужчина средних лет с сединой на висках и с тонкими усиками над верхней губой укоризненно покачал головой, глядя на Краснова. Усы ему шли, но были, по мнению Вени, ужасно старомодны. Наверное, именно так должны выглядеть дипломаты, опять же, по мнению Вениамина. На бедже было написано «Сергей Торопов».
– Ага, как же! – засмеялся Веня. – Все партии хотят помочь народу, пока не прошли выборы. А потом начнут делить портфели, и станет не до помощи людям.
– Интересно, как с такими мыслями вы пришли в партию? – возмутился Торопов.
– Перестаньте мучить мальчика, – вступилась за него Кораблева. – Он делает свое дело, а нам надо делать свое. Извините.
В этот момент в приемную зашел высокий старик, с достоинством всех оглядел и прямиком направился к Кире.
Глава 3
После работы Сергей Торопов шел по улице Багрицкого, ища дом под номером 17А. Из-за странной нелогичной нумерации он блуждал вокруг да около битых полчаса. Нужное здание нашлось, наконец, в глубине двора. Он подошел к кирпичной пятиэтажке, поднял голову и с тоской посмотрел наверх.
Три дня назад Антон Семенович попросил его разобраться с одним деликатным делом. Вернее, нет, не так. Не с деликатным, а с его личным, собственным. Такие вещи Торопов очень не любил, но делать было нечего.
– Понимаешь, Сергей, моя мама очень беспокоится, – говорил ему накануне Востриков. – У нее есть подруга детства, Ноэми Юльевна Вассерман. Так вот, у той появились какие-то очень беспокойные соседи. Она пожаловалась маме, что к тем постоянно ходят толпы людей, причем бритоголовых, в кожаных куртках. Она переживает, думает, что это скинхеды. Ее внука несколько лет назад такие вот избили до полусмерти. Ну и теперь моя мама за нее волнуется. Ты у нас человек деликатный, дипломатичный. Будь добр, сходи туда, прозондируй почву.
Ну и как выполнить это поручение? Прийти и спросить: «Скажите, пожалуйста, вы случайно не антисемиты»? Вообще-то для всяких «деликатных» поручений у партии имелся Марк Борисович Капельман. Востриков мог бы его попросить… Ах, да, его-то как раз и не мог.
«Капельман, Капельман, улыбнитесь, ведь улыбка – это флаг корабля», – тихонечко пропел Сергей себе под нос. Он вынул из кармана листок, на котором Антон Семенович записал адрес проблемной квартиры. Вот интересно, что бы сказал графолог, глядя на крючочки и закорючки, гордо именуемые почерком. Буквы, да и цифры, сплошь состояли из затейливых петелек, хаотично наползающих друг на друга. Ну вот как понять 33, 38 или 88? Хотя, в доме 60 квартир. Или, может, эти закорючки означают цифру 6? Нет, пожалуй, загогулина – или три или восемь. Позвонить Вострикову и уточнить – значит расписаться в неумении решить ситуацию самостоятельно. Ничего, разберемся. Вот это крючок или кружок?
Над подъездом, около которого стоял Торопов висела табличка «Квартиры с 31-45». Если рассуждать логически, то нужно выяснить номер квартиры Ноэми Юльевны, а тогда плясать от него. В списке жильцов Вассерман Н.Ю. значилась около номера 37. Торопов вздохнул с облегчением: слава богу, значит ему в тридцать восьмую.
Вообще-то, он был обижен на Вострикова. После того, как Сергей согласился выполнить поручение «моя мама волнуется», Антон Семенович с облегчением выдохнул, радостно потер руки и обратился к Похлебкину:
–Ну а мы, Олег Витальевич, займемся делом. Бери ребят и езжай на улицу Победы. Там, по слухам, открылась одна «точка», просто пальчики оближешь.
У Похлебкина загорелись глаза.
– Что, наркотики?
Он так обрадовался, как будто сам рассчитывал разжиться там дозой другой.
– Они самые, родимые. Спайсы всякие… А главное – тема дня: алкогольная крутка.
– Что, «Боярышник»? – радости Похлебкина не было предела.
Востриков только вздохнул и качнул головой.
– Да нет, конечно. Самогон. Но это наша тема, ребята!
– Что значит, «наша тема», – не выдержал Торопов. – Мы же боремся с коррупцией, разъедающей чиновников.
– А это тебе что, не коррупция? Каждый день то тут, то там находят целые заводы, крутящие алкоголь! Их же кто-то крышует. А народ устал сутками слышать, как десятки людей становятся жертвами метилового спирта. Соображаешь? – возбужденно воскликнул Востриков.
– Я-то соображаю, но что мы сделаем? Здесь же нужна государственная монополия! Монополия! А у спиртовиков такие бабки! Нас просто размажут, если мы выступим с таким предложением. Никто не в силах решить эту проблему!
– А мы в силах. В этом и есть, как говорят в Одессе, две большие разницы, – сказал Востриков. – И мы не сумасшедшие переть по подпольным заводам, там и правда башку снесут. Мы пойдем по «точкам»! Главное – побольше шуму.
– Но на «точках» как раз «натур продукт», а не метиловый спирт, – попытался возразить Торопов, но Востриков только махнул рукой.
– Да какая разница! Все равно рассадник. Закроем пару точек – тогда мы на себя оттянем процентов десять голосов, а то и больше. Пригласим прессу. Что там единороссы, подумаешь? Они ветеранам жилье обещают, пенсии поднять. Но это уже привычно. А тут мы накануне годовщины Победы освободим улицу Победы. Там, кстати, этих алкогольных притонов не один и не два.
Торопов расстроился. Ему хотелось на самом деле решать вопросы, волнующие народ, а не добывать рейтинг для партии. Хотя, он не был наивным человеком и понимал что к чему. Ну, пусть будут, хотя бы рейды по «нехорошим» квартирам. Все-таки помощь в разгребании огромной социальной проблемы. И ему хотелось сегодня тоже принимать участие в этом деле. А он…
Каждому из их приемной досталось свое поручение. Милой грустной девушке Кире, которую он про себя назвал Тихоней, поручили старика-ветерана. У того были какие-то серьезные проблемы. Глуповатой Аллочке, ее он назвал Секс-бомбой, нужно было разобраться с неоправданно высокими счетами за коммунальные услуги. Их выставляла обслуживающая компания «Справедливый платеж». А девчонка со старомодным именем Глафира должна будет заняться пробиванием денег на ремонт домофонов. Ее, кстати, он назвал Простушкой.
Получается, все его подчиненные делают серьезные и очень нужные дела, и только он один отправился заниматься какой-то ерундой. Ну какие скинхеды? Полгорода ходит в кожаных куртках, а уж на счет бритых голов, так и говорить нечего. Это раньше лысина считалась чуть ли не позором. Антон Семенович до сих пор, будучи старомодным человеком, зачесывает на плешь остатки волос. А сейчас, то ли экология, то ли питание, но волосы стали покидать головы даже молодых. И ничего, это даже, считается сексуальным.
Торопов шел выполнять поручение Вострикова и стыдился его. Он вспомнил, как в молодости дежурил в ДНД, добровольной народной дружине. Была в советское время такая общественная организация. Кто-то из ребят патрулировал улицы, кто-то помогал милиции в задержании хулиганов. А ему досталось ходить по квартирам условно-досрочно освободившихся из тюрьмы людей и проверять, действительно ли они находятся дома в девять часов вечера, как положено по закону. Вот тогда он испытывал такое же мучительно-стыдливое чувство. Вроде ты благое дело делаешь, но нужно «стучать» на человека, если его нет вовремя дома. Слава богу, что с его «подопечными» таких проблем не случалось.
Так и сегодня, он шел «зондировать почву», и испытывал какое-то брезгливое чувство. Надо же, решать «мамину проблему» поручили именно ему. Как будто он ни на что другое не способен. Обставили просто «тактичный, дипломатичный»!.. Он даже жене не сказал, куда пошел, хотя раньше такого не случалось.
С Наташей они стали дружить еще в школе, в восьмом классе. Потом детская дружба переросла в любовь. Сергей вернулся из армии, и они поженились.
Их единственному сыну было уже восемнадцать лет, проблем семье он не доставлял, так что Торопов считал себя счастливым человеком. Жена им так гордилась, и если бы знала, куда он сегодня идет…
Сергей еще раз посмотрел на окна пятиэтажки, вздохнул и вошел в дом. Зашел и возмутился. Даже непонятно на кого: на пресловутое ЖКХ или на самих жильцов. Подъезд, выкрашенный в некогда веселый голубой цвет, был в безобразном состоянии. Краска вспучилась уродливыми пузырями, кое-где отвалилась и теперь зияла цементными проплешинами.
Как там говорил профессор Преображенский? Если мочиться мимо унитаза, в уборной начнется разруха? И если вместо того, чтобы кричать «бей разруху» заняться чисткой сараев, то разруха исчезнет сама собой? Торопов так развозмущался, что даже остановился между этажами и попробовал отковырнуть кусок «пузыря». Краска отвалилась сама собой. Он представил, как можно пройтись здесь шпателем, счистить старую покраску, подштукатурить… Красота! Но даже не в покраске дело, убрать-то мусор можно!
Он поднялся на третий этаж и остановился у новой металлической двери под номером 38. Едва он притронулся к звонку, как та приоткрылась, и в проеме показался симпатичный молодой человек.
Это было очень странно. Торопов ожидал увидеть какого-нибудь зигующего бритоголового молодчика в «косухе» и высоких армейских ботинках. А этот был беленький, кудрявенький, худенький, воздушный, просто эльф. Молодой человек аккуратно взял его за рукав и потянул на себя. Сергей оказался в квартире. Огляделся по сторонам – ничего особенного, квартира, как квартира. Вот только запах… такой тошнотворно-сладковатый.
– Что ж вы так долго, любезнейший? Я вас с утра жду, – сказал парень вкрадчивым голосом.
– Меня? – удивился Сергей.
– Конечно! Ведь это вы от Невзорова? – спросил он скорее утвердительно.
Торопов пару секунд помолчал, а потом неуверенно кивнул головой.
