скачать книгу бесплатно
В девичестве ее звали Джин Мюррей, родилась она в 1934 году в семье Томаса и Мэй Мюррей – протестантской пары, проживавшей в Восточном Белфасте. Белфаст представлял собой грязный, серый город с печными трубами и шпилями, окруженный невысокой зеленой горой с одной стороны и узкой бухтой, выполнявшей роль морских ворот, ведущих в Северный пролив – с другой. В городе было много ткацких и табачных фабрик, имелась гавань для стоянки и ремонта судов, рядами шли кирпичные дома рабочих, похожие один на другой. Мюрреи жили на Эвонил-Роуд, недалеко от верфей «Харленд энд Вулф», откуда когда-то был спущен на воду «Титаник». Там и работал отец Джин. Когда она была маленькой, он каждое утро присоединялся к тысячам рабочих, которые тянулись к верфям мимо их дома, и каждый вечер возвращался обратно, вместе с потоком мужчин, бредущих в противоположном направлении. После того как началась Вторая мировая война, ткацкие фабрики Белфаста перешли на выпуск миллионов комплектов формы, а верфи приступили к постройке военных судов. Однажды ночью 1941 года, незадолго до того, как Джин исполнилось семь лет, взвыли сирены: бомбардировщики люфтваффе утюжили небо над прибрежной полосой и сбрасывали мины на парашютах и зажигательные бомбы; вскоре верфи были охвачены пламенем.
В те дни в Белфасте особо не беспокоились об образовании девочек из рабочего класса, а потому в 14 лет Джин бросила школу и начала искать работу. В конце концов ей удалось получить место служанки у вдовы-католички, которая жила рядом с Холивуд-роуд. Женщину звали Мэри МакКонвилл, и у нее имелся взрослый сын – единственный ребенок по имени Артур, который служил в Британской армии. Артур был на 12 лет старше Джин. Он значительно превосходил ее и ростом: в ней-то насчитывалось полтора метра вместе с туфлями. Среди родственников Артура было много военных, и он рассказывал Джин истории о том, как он обратил в бегство японцев во время войны в Бирме.
Когда молодые люди полюбили друг друга, их семьи не могли не придавать значения тому факту, что они находились по разные стороны религиозного раздела. Напряжение между различными религиозными ответвлениями в 1950-х годах было менее сильным, чем в прошлом или чем оно стало потом, но даже тогда «смешанные» браки были редкостью. И не только по причине «племенной» солидарности, но и потому, что протестанты и католики находились в разных мирах: жили в разных районах, посещали разные школы, выполняли разную работу, ходили в разные пабы. Войдя в семью матери Артура в качестве домашней прислуги, Джин перешла границу. Когда начался ее роман с Артуром, его мать негодовала. (Мать Джин, возможно, тоже в восторге не была, но приняла этот брак, хотя один из дядей Джин, член «Оранжевого ордена»[4 - Оранжевый орден – ирландская протестантская политическая организация; его членов называют оранжистами.], устроил ей головомойку за этот грех.)
В 1952 году молодые супруги бежали в Англию и жили там в армейских бараках, в той части, где служил Артур, однако впоследствии, в 1957 году, они вернулись в Белфаст и обосновались у матери Джин. Первый ребенок Джин – Анна – страдала от редкого генетического заболевания и большую часть своей жизни провела в больнице. Вслед за Анной родился Роберт, потом Артур (все звали его Арчи), далее Хелен, Агнес, Майкл (которого звали Микки), Томас (его звали Такером), Сьюзан и, наконец, близнецы – Билли и Джим. Джин, ее мать, муж, дети – в крошечном домике на Эвонил-Роуд теснились не меньше дюжины жильцов. Внизу располагалась маленькая гостиная, за ней – кухня с ванной, стоявшей снаружи, открытым огнем, на котором готовили, и раковиной с холодной водой.
В 1964 году Артур вышел в отставку, получил пенсию и смог начать небольшой бизнес по ремонту зданий. Однако сохранить занятость было нелегко. Нашел было новое место в «Сирокко-инжиниринг», но затем потерял его, поскольку работодатели узнали, что он католик. В течение некоторого времени он трудился на канатном дворе. Впоследствии дети вспоминали этот период (когда была сделана фотография) как счастливый. Конечно, семья испытывала нужду, но в этом не было ничего необычного для ребятишек из рабочего класса в послевоенном Белфасте. Главное, что родители живы. И все казалось стабильным. Их жизнь воспринималась ими как нормальная.
Но в 1960-х годах начало постепенно усиливаться взаимное недоверие между протестантами и католиками. Проводя свои триумфальные летние марши, члены местного «Оранжевого ордена» отстаивали права у дверей дома МакКонвиллов. В течение нескольких лет Ян Пейсли убеждал своих протестантских собратьев искать и изгонять католиков, живущих среди них. «Эй вы, люди с Шанкилл-роуд, что с вами? – восклицал он. – Дом номер 425 по Шанкилл-роуд – вы разве не знаете, кто там живет? Люди Папы, вот кто!» Началась этническая чистка: Пейсли перечислял адреса – Аден-стрит, дом 56; Краймиа-стрит, дом 38; владельцы местного кафе-мороженого. Они были «папистами», агентами Рима, их следовало выгнать. В доме по Эвонил-Роуд не было телевизора, но, когда началось движение за гражданские права и Северная Ирландия оказалась вовлеченной в мятежи, Джин и Артур ходили к соседям и смотрели вечерние новости с возрастающим чувством беспокойства.
* * *
В 1969 году, когда начался настоящий ад, Майклу МакКонвиллу исполнилось восемь лет. Каждое лето в Дерри лоялистский орден, известный как «Подмастерья»[5 - «Подмстерья» – организация ремесленников-протестантов, активно защищающая город Дерри от католиков.], проводил марш в память о молодых протестантах, которые были убиты у решетки городских ворот католическими войсками короля Якова II в 1688 году. По традиции участники процессии в конце ее стояли на городской стене и бросали мелкие монеты на тротуары и дома в Богсайде – католическом гетто, расположенном внизу. Однако в этом году провокация вышла за привычные рамки, дошла до жестоких стычек, охвативших Дерри, и переросла в событие, получившее название «беспорядков в Богсайде».
Как только вести о заварушке в Дерри достигли Белфаста, мятежные настроения начали распространяться со скоростью воздушно-капельной инфекции. Банды протестантской молодежи врывались в католические районы, били окна и поджигали дома. Католики давали отпор, бросая в ответ камни и угощая противника коктейлями Молотова. Корпус королевских констеблей и спецподразделение В реагировали на эти волнения, но католики нанесли удар по авторитету этой организации, заявив, что полицейские просто стоят и бездействуют, в то время как лоялисты совершают преступления. Вокруг католических районов росли баррикады, люди захватывали школьные автобусы и хлебные фургоны, чтобы заблокировать ими улицы и возвести оборонительные сооружения. Молодые католики разбирали камни мостовых, складывали их в кучи и затем бросали в полицейских. Встревоженный таким оборотом событий Корпус констеблей ввел в действие небольшие бронемашины, которые называли пигз[6 - Pigs (англ.) – свиньи.]; они двигались по узким улочкам, и их пулеметные башни вращались во всех направлениях. На них обрушивался град камней. Бутылки с зажигательной смесью ударялись о сталь, и голубое пламя выливалось из них, как содержимое из разбитого яйца.
Это было время романтического анархизма: бульдозер, который кто-то оставил на стройке, был оккупирован мальчишками: они сидели в огромной машине и весело ехали по улице Западного Белфаста, ободряемые криками и приветственными возгласами соотечественников. Затем мальчишки потеряли контроль над своим неуклюжим конем и врезались в телеграфный столб; кто-то тут же метнул в бульдозер бутылку с зажигательной смесью, и она взорвалась ярким пламенем.
Банды лоялистов начали упорно продвигаться по Бомбей-стрит, Вотервилл-стрит, Кашмир-роуд и другим католическим районам: они били окна в зданиях и бросали бутылки с бензином внутрь. Сотни домов были разграблены и разрушены, а их жители выброшены на улицы. По мере разрастания мятежа простые семьи во всем Белфасте забивали окна и двери, как будто на город надвигался ураган. Они вытаскивали старую мебель из гостиной, так чтобы ничто не загорелось, на случай если какие-либо горючие вещества влетят в дом через разбитое окно. Они собирались на кухне, выходящей на задний двор, бабушки и дедушки прикрывали клумбы с розами, и все ждали, пока закончится хаос.
Тем летом примерно две тысячи семей бросили свои дома в Белфасте и бежали; подавляющее большинство из них были католиками. В городе жило около 350 000 человек. В последующие годы население сократилось на целых 10 процентов. Иногда банда в сотню человек, напав на дом, заставляла его жителей покинуть его. В других случаях в почтовый ящик бросали записку, в которой говорилось, что владельцам строения дается только один час на эвакуацию. Люди набивались в машины, которые везли их через весь город в безопасное место: никого не удивляло, что семья из восьми человек втиснулась в седан. В конечном итоге тысячи католиков сгрудились в очередь у железнодорожного вокзала – беженцы ожидали прохода на поезд, движущийся в южном направлении, к Республике.
Очень скоро банда пришла и к МакКонвиллам. Группа местных мужчин нашла Артура и велела ему уходить. Под покровом ночи он выскользнул из дома и направился к матери, надеясь найти там убежище. Сначала Джин и дети оставались на месте, полагая, что напряжение вот-вот спадет. Однако и им в конце концов пришлось бежать, взяв с собой лишь те вещи, которые поместились в такси.
Город, через который они ехали, очень изменился. Тут и там сновали грузовики, груженные мебелью, которую люди сумели забрать при переезде. По улицам брели мужчины, сгибавшиеся под тяжестью старых диванов и кресел. На перекрестках горели машины. Тлели школьные здания, подожженные попавшими в них снарядами. К небу поднимались огромные клубы дыма. Ни один светофор не работал, а потому на пересечении улиц стояли молодые люди в гражданском и регулировали движение. 60 автобусов, находящихся у католиков, были расставлены по улицам так, чтобы сформировать баррикады; все новые и новые линии фронта указывали на разгоревшийся этнический конфликт. Повсюду куски резины и битое стекло; один из поэтов впоследствии назвал это «белфастским конфетти».
А среди этого побоища – упрямые жители Белфаста, которые просто приспособились к беспорядкам и продолжали жить. В промежутках между стрельбой передняя дверь тихонько приоткрывалась, и белфастская домохозяйка в очках в роговой оправе просовывала голову в щель, чтобы проверить, все ли «чисто». Затем она появлялась снова, уже набросив дождевик и прикрыв кудри косынкой, и шла прямо через зону военных действий к магазинам.
Водитель такси был так напуган происходящим, что отказался вести Джин и ее детей дальше, чем до Фоллз-роуд, а потому им пришлось оставшуюся часть пути тащить свои вещи на себе. Они пришли к Артуру, находившемуся в доме матери, но у Мэри МакКонвилл была лишь одна спальня. Женщина наполовину ослепла, а поскольку ей никогда не нравилась бывшая домработница, вышедшая замуж за ее сына, они с Джин не ладили. Кроме того, на этой территории постоянно велись перестрелки, поэтому Джин и Артура предупредили, что дровяной склад за домом могут поджечь, и тогда огонь перекинется на здание. Итак, семья снова отправилась в путь, теперь уже в католическую школу, которую превратили во временное убежище. Они спали в классе на полу.
Жилищное управление Белфаста строило капитальные дома для размещения тысяч людей, вдруг оказавшихся беженцами в своем собственном городе, и МакКонвиллам в конечном итоге предложили только что построенный сельский домик – шале. Но когда они прибыли туда, то обнаружили, что его захватила семейка бродяг-скваттеров[7 - То есть тех, кто незаконно вселился в дом.]. Многие люди, сорванные со своих мест, стремились заселиться куда угодно. Католики въезжали в дома, брошенные протестантами, а те занимали помещения, откуда выехали католики. Во втором шале МакКонвиллы столкнулись с той же проблемой: здесь жила другая семья, которая отказалась покинуть дом. На Дайвис-стрит строилось много новых домов, и на этот раз Артур МакКонвилл сумел настоять на своем и остался с рабочими до того, пока не закончится стройка, так чтобы никто не мог первым занять его дом.
Жилище было совсем простым: четыре комнаты и туалет во дворе. Но они впервые получили дом, который могли на законном основании назвать своим собственным. Радостная Джин побежала в магазин и купила ткань на занавески. Семья жила в этом шале до февраля 1970 года, пока им не предложили постоянную квартиру в новом комплексе под названием «Дайвис Флэтс»; его строили несколько лет, и сейчас он маячил на горизонте, накрывая окрестности своей тенью.
* * *
«Дайвис Флэтс» задумывался как сооружение будущего. Его строительство шло в 1966–1972 годах и являлось частью программы по «сносу трущоб», согласно которой ветхий район с невероятной скученностью населения в мало приспособленных для жизни строениях XIX столетия (так называемый Паунд Лоуни) должен быть полностью снесен, а на его месте построено жилье, состоящее из двенадцати связанных между собой многоквартирных домов по 850 квартир в каждом. С претензией на стиль Ле Корбюзье, жилые помещения должны были располагаться в футуристических зданиях-лотосах, (city in the sky), что смягчало бы недостаток площади в них и при этом давало уровень комфорта, который казался бы роскошью для простых семей Белфаста, таких, как МакКонвиллы. У жителей «Дайвис Флэтс» в каждой квартире были душ и туалет, а также раковина и кран с горячей водой. На каждом этаже такого многоквартирного дома имелась широкая терраса, на которую был выход из квартир. Отсюда открывался вид на маленькие улочки за блочными домами – Паунд Лоуни – зону отдыха, где могли играть дети. Все двери были покрашены в цвета леденцов: красные, синие и желтые – впечатляющий поп-арт по сравнению с серыми тенями многих районов Белфаста.
МакКонвиллы переехали в мезонет с четырьмя спальнями в блок под названием «Фарсет Вок». Но все то радостное волнение, которое они, вероятно, ощутили при виде нового жилья, вскоре испарилось, поскольку комплекс был построен с весьма малыми представлениями о том, как там будут в действительности жить люди. В «Дайвис Флэтс» не предполагалось ни объектов социально-бытового назначения, ни зеленых насаждений, ни благоустройства территории. Не было и детских площадок, за исключением двух открытых всем ветрам футбольных полей и огражденного куска асфальта с парой качелей – а ведь в комплексе проживали более тысячи ребятишек.
Когда Майкл МакКонвилл переехал в новый дом, «Дайвис» показался ему похожим на лабиринт для крыс – со всеми его коридорами, лестничными пролетами и пандусами. Внутренние стены сделаны из дешевых гипсокартонных панелей, так что днем вы прекрасно слышите, о чем говорят ваши соседи. А на внешних стенах, построенных из плотного бетона, образуется конденсат, и отвратительная черная плесень ползет вверх, пробираясь на потолки квартир. Будучи задуманным как архитектурная утопия, «Дайвис» оказался в итоге антиутопией и стал сооружением, которое кто-то назвал «небесными трущобами».
Тем же самым летом, когда МакКонвиллов выгнали из их дома в Восточном Белфасте, в Северную Ирландию была отправлена британская армия, чтобы принять меры против заварушки в Богсайде и мятежей. Тысячи молодых солдат в зеленых мундирах прибыли на кораблях и наводнили Белфаст и Дерри. Сначала католики тепло приветствовали их. Католическое население было так недовольно действиями Корпуса королевских констеблей и спецподразделения В, что, когда появилась армия (которая по сравнению с этими структурами хотя бы была нейтральной), люди посчитали, что она даст бо?льшую безопасность. В Западном Белфасте матери-католички подходили к армейским постам и предлагали солдатам чай.
Отец Майкла был осторожнее в своих суждениях. Сам бывший военный, Артур МакКонвилл не любил, когда солдаты ходят повсюду, разговаривают с ним в дружеском тоне, как будто им не отведено определенное место в командной цепочке. В одной из частей комплекса «Дайвис» высилась двадцатиэтажная башня – самое высокое здание Белфаста, если не считать церкви. Первые 18 этажей занимали квартиры, а верхние два британская армия использовала в качестве наблюдательного поста. Следя за очагами напряжения внизу, армейские наблюдатели могли контролировать с помощью биноклей весь город.
Едва успев прибыть, войска начали терять доброе расположение сообщества. Молодые солдаты не понимали сложной этнической географии Белфаста. Вскоре их стали считать не нейтральными судьями конфликта, а скорее оккупационными силами – хорошо вооруженными союзниками спецподразделения В и Корпуса констеблей.
Католики начали вооружаться и стрелять в своих противников-лоялистов, в полицию и, в конце концов, в саму армию. Начались сражения с применением оружия, и некоторые снайперы-католики устраивались на крышах по ночам, лежа среди печных труб и высматривая цели внизу. Возмущенные такой агрессией армия и полиция тоже стреляли в ответ, причем из более мощного оружия; и окрестности оглашало эхо выстрелов из карабинов М1 и громкого треска пистолетов-пулеметов «Стерлинг». Желая усложнить задачу снайперам, люди из спецподразделения В палили из револьверов по уличным фонарям, погружая город в темноту. Британские войска патрулировали пустые улицы на своих полутонных «Ленд Роверах» с выключенными фарами, чтобы не стать мишенью. И во всем этом хаосе поначалу погибло не так много людей: в 1969 году во время Смуты погибли 19 человек, а в 1970-м – 29. Но в 1971-м, когда волна насилия резко пошла вверх, погибли уже почти 200 человек. К 1972 году эта цифра составила пять сотен.
«Дайвис Флэтс» населяли почти исключительно католики, и комплекс стал оплотом вооруженного сопротивления. Переехав сюда, МакКонвиллы сделались частью системы, которую местные жители называли «цепочкой». Когда полиция или солдаты в поисках оружия подходили к входной двери какой-то определенной квартиры, кто-нибудь высовывался из заднего окна этого помещения и передавал винтовку соседу, который в свою очередь передавал ее таким же образом в следующую квартиру. Затем какая-нибудь женщина переносила оружие соседу на другой стороне, который отправлял его дальше, пока оно не оказывалось в самой дальней части здания.
И именно в «Дайвис Флэтс» в период Смуты произошла гибель первого ребенка. Это случилось до того, как туда въехали МакКонвиллы. Одной августовской ночью 1969 года снайпер, засевший где-то рядом с комплексом, ранил двух полицейских. Поддавшись панике и не умея применять оружие в таких ситуациях, полицейские начали беспорядочно палить в «Дайвис» из бронемашины. Затем, в момент затишья стрельбы, они услышали, как из здания раздался голос: «Попали в ребенка!»
Когда полиция начала стрелять, девятилетний Патрик Руни вместе с родителями спрятался в задней комнате их квартиры, однако пули пробили гипсокартонные стены и попали мальчику в голову. Поскольку взаимная стрельба продолжалась, полиция отказалась разрешить машине «Скорой помощи» пересечь Фоллз-роуд. Затем из дома выбежал мужчина, лихорадочно размахивая белым шарфом. За ним появились еще двое, они несли ребенка с разбитой головой. Им удалось донести Патрика Руни до машины «Скорой», но он вскоре умер.
Майкл МакКонвилл понял, что «Дайвис» – опасное место. Патрик Руни был почти его возраста. Ночью, когда начиналась стрельба, Артур умолял: «Ложитесь на пол!» Дети стащили свои матрасы в центр квартиры и спали там, сгрудившись в комнате, находящейся посередине. Иногда казалось, что они чаще спят на полу, чем в своих кроватях. Майкл часто не спал и смотрел в потолок, слыша, как пули рикошетом отлетают от бетона. Это была безумная жизнь. Но анархия продолжалась месяцами, и он стал воспринимать ее как единственный известный ему способ существования.
* * *
Однажды июльским вечером 1970 года группа британских солдат появилась на густозаселенных улочках вокруг Бэлкен-стрит, что рядом с Фоллз-роуд, в поисках спрятанного склада оружия. Обыскивая один из домов, они нашли 15 пистолетов и одну винтовку, а также пистолет-пулемет «Шмайсер». Но когда они возвращались к бронемашинам и уже готовились покинуть этот район, на них напала толпа местных жителей, полетели камни. В панике водитель одной из пигз сдал назад, в толпу, задавив человека, что еще больше разозлило местных. Поскольку конфликт нарастал, на помощь первому отряду солдат отправили второй. Военные начали распылять в толпе слезоточивый газ.
Вскоре на Ловер Фоллз было сконцентрировано три тысячи солдат. Они рубили двери, врываясь в узкие домики. По официальной версии, они искали оружие, но делали это с такой непропорциональной ситуации разрушительной силой, что все походило на акт возмездия. Они крушили диваны и переворачивали кровати. Они отрывали линолеум от пола, били цветочные горшки и срывали газовые и водяные трубы. С наступлением ночи над Фоллз-роуд начал кружить военный вертолет, и из громкоговорителя доносился голос с явным итонским акцентом, сообщающий о введении комендантского часа: люди должны оставаться в своих домах, в противном случае они будут арестованы. Штыками винтовок солдаты разматывали огромные катушки проволоки и натягивали ее, огораживая таким образом Ловер Фоллз. Военные в бронежилетах и со щитами патрулировали город, лица их были измазаны углем. Жители маленьких домиков смотрели на них из окон с нескрываемым презрением.
Возможно, дело было в газе, а может, в чем-то другом, но Западный Белфаст объединился в опасную оппозицию. Газовый патрон пролетал через тротуар, оставляя за собой дымный след и заставляя людей, бросающих камни, рассыпаться по сторонам. Только за одну неделю в этом районе военные распылили 1600 канистр газа, и он разносился по узким улочкам и просачивался в щели продуваемых насквозь старых домов. Он щипал людям глаза, скреб в горле и провоцировал панику. Молодые парни протирали лица тряпками, смоченными в уксусе, и снова отправлялись бросать камни. Один журналист, писавший об осаде, говорил, что газ стал чем-то вроде клея, веществом, которое «скрепляло толпу в общей симпатии людей друг к другу и их ненависти к тем, кто пускал в них газ».
* * *
У Майкла МакКонвилла было весьма неспокойное детство. Он рос со здоровым скептицизмом по отношению к властям. На его взгляд, Британская армия ничем не отличалась от полиции. Он смотрел, как солдаты бросали людей о стены, пинали их ногами, обутыми в форменные сапоги с распластанным орлом. Он видел, как военные вытаскивали отцов и братьев из домов и уводили прочь, арестовывая их без какого-либо суда. Артур МакКонвилл был безработным. Но едва ли кого-то в «Дайвис Флэтс» могло это удивить: половина жителей кормила свои семьи исключительно на пособие.
Когда дети выходили из квартиры, Джин всегда велела им не уходить далеко. «Никуда не ходите! – говорила она им. – Держитесь поближе к дому». Формально войны вроде бы не было (власти упорно называли происходящее «гражданскими беспорядками»), но в действительности это был самый настоящий военный конфликт. Майкл бродил со своими друзьями, братьями и сестрами по чужой, непредсказуемой местности. Но даже в самые ужасные годы Смуты некоторые дети, казалось, не испытывали страха. Когда прекращалась стрельба и замолкали винтовки, ребятишки высыпали на улицу и заползали в остовы сгоревших грузовиков, прыгали на ржавых сетках кроватей или прятались в брошенных ванных, которые лежали среди груд булыжников.
Майкл большую часть времени проводил в раздумьях о голубях. В XIX веке голубь считался в Ирландии «скаковой лошадью бедняка». Отец Майкла и его старшие братья привили ему интерес к голубям. Сколько он себя помнил, его семья всегда держала птиц. И Майкл отправлялся в зону боевых действий, чтобы поискать сидящих где-нибудь голубей. Когда ему удавалось их обнаружить, он снимал куртку, устраивал для них что-то вроде гнезда и нес теплых испуганных птиц обратно в свою спальню.
Во время таких походов Майклу порой приходилось идти через брошенные дома. Он и понятия не имел о том, какие опасности могут поджидать его внутри: бродяги, военизированные группы или бомбы – что угодно. Но он не боялся. Однажды он наткнулся на старый завод, у которого взрывом начисто снесло весь фасад. Майкл и его друг заглянули внутрь, чтобы проверить, нет ли там гнездящихся голубей. Когда они дошли до верхнего этажа, то вдруг оказались прямо перед отрядом британских солдат, ставших здесь лагерем. «Руки вверх, стреляю!» – закричали солдаты, они держали Майкла и его друга на прицеле, пока те не спустились вниз, в безопасное место.
Примерно через год после всех этих событий в округе Фоллз Белфаста отец Майкла начал сильно терять в весе. В конечном итоге он очень ослаб и так дрожал, что не мог даже удержать чашку чая в руках. Обратившись наконец к доктору и сделав анализы, он узнал, что у него рак легких. Гостиная стала его спальней, и Майкл слышал, как по ночам он стонет от боли. Он умер 4 января 1972 года. Когда Майкл смотрел, как гроб с телом его отца опускают в мерзлую землю, он и представить себе не мог, что может случиться что-то худшее.
Глава 4
Раскол в ИРА. Подпольная армия. «Это было потрясающее время»
Однажды в 1971 году Долорс Прайс шла пешком по Белфасту вместе со своей матерью Крисси. Завернув за угол, они увидели контрольно-пропускной пункт Британской армии. Всех пешеходов допрашивали и обыскивали. Крисси замедлила шаг и пробормотала:
– У тебя что-нибудь есть?
– Нет, – ответила Долорс.
– Есть у тебя что-нибудь? – снова спросила Крисси уже более настойчиво.
Долорс видела, как в отдалении молодых людей швыряли о бронемашины и солдаты приказывали им снять куртки.
– Дай сюда, – сказала Крисси.
Долорс достала имеющийся у нее пистолет и украдкой передала его матери, которая спрятала оружие под пальто. Когда они дошли до КПП, Долорс заставили снять куртку, а поскольку Крисси была старше, то взмахом руки ей разрешили пройти. Вернувшись домой на Сливгаллион-драйв, Крисси тщательно почистила пистолет и смазала все металлические части. Затем она завернула его в старые носки и зарыла в саду. Впоследствии, выкапывая оружие, начальник снабжения из ИРА остановился и спросил Долорс, лишь отчасти в шутку:
– А твоя мама не хотела бы к нам присоединиться? Она потрясающий спец по хранению оружия.
* * *
Фоллз-роуд и Шанкилл-роуд шли почти параллельно друг другу, так как обе улицы вели в центр Белфаста, иногда сближаясь, но никогда не сходясь. Фоллз-роуд считалась оплотом католиков, в то время как Шанкилл – протестантов; эти две артерии соединялись множеством узких улочек, которые шли между ними под прямым углом, и характерными рядами стандартных домиков ленточной застройки. В определенных местах этих улочек заканчивалась католическая территория и начиналась протестантская.
Во время волнений 1969 года микрорайоны окружали баррикадами, по которым можно было проследить религиозную географию. Затем их сменили так называемые стены мира – высокие барьеры, отделяющие одно сообщество от другого. Военизированные группы стремились соблюдать границы анклавов, а приграничные линии были укомплектованы караулами из подростков. Когда вспыхнуло восстание, ИРА уже практически не функционировала. Армия участвовала в провалившейся пограничной кампании в 1950-х годах и начале 1960-х, но ее усилия почти не нашли поддержки у сообщества. В конце 1960-х некоторые члены руководства ИРА в Дублине начали задавать вопросы о пользе оружия для ирландской политики и более открыто становиться на сторону марксистской философии, которая склонялась к мирному сопротивлению. Организация уменьшилась до такой степени, что, когда летом 1969 года начались мятежи, ИРА насчитывала в Белфасте всего сотню членов. Многие из них, как Альберт Прайс, отец Долорс, являлись опытными ветеранами прежних кампаний, но теперь были уже немолоды.
С военной точки зрения они также были и совершенно безоружными. Приняв явно несвоевременное решение, ИРА в 1968 году действительно продала по сниженным ценам все свое оставшееся оружие Армии свободного Уэльса. Пока еще говорили о некоторых навыках в производстве кустарных взрывчатых веществ, но ИРА приобрела репутацию организации, чьи подрывники имели тенденцию чаще взрывать себя, чем запланированные цели.
По традиции католическое меньшинство в Северной Ирландии обращалось к ИРА за защитой в периоды религиозных раздоров. Однако, когда в 1969 году началась Смута, организация мало что могла сделать, чтобы помешать лоялистам выкуривать католические семьи из их домов. После «зачисток» некоторые люди предлагали расшифровывать название ИРА как «Я сбежал»[8 - I Run Away (англ.) – Я сбежал.].
В Белфасте имелась группировка, которая хотела взять более агрессивный курс – вновь разжечь в ИРА настроения на проведение насильственных действий. В сентябре 1969 года командующий ИРА по имени Лиам МакМиллен провел совещание руководителей в помещении на Сайпрес-стрит. МакМиллена повсеместно обвиняли в том, что организация не сумела защитить сообщество во время беспорядков. Во время совещания в зал ворвались вооруженные люди (21 человек) под предводительством Билли МакКи, легендарного уличного бойца ИРА. Родившись в 1921 году, через несколько месяцев после разделения Ирландии, МакКи в возрасте всего лишь 15 лет вступил в молодежное отделение ИРА. И с тех пор постоянно оказывался за решеткой. Он был ревностным католиком, который каждый день посещал мессу и никогда не расставался с пистолетом, имел бледно-голубые глаза и отличался склонностью к фанатизму. «Ты дублинский коммунист, и мы переизбираем тебя, – крикнул он МакМиллену. – Ты больше нами не руководишь!»
Один из старых друзей Альберта Прайса, писатель Брендан Биэн[9 - Брендан Биэн (1923–1964) – ирландский писатель и журналист, писал на ирландском и английском языках; происходил из семьи ярых ирландских республиканцев: отец был членом ИРА, а мать – известной активисткой республиканского движения, дядя Педар Керни написал музыку к ирландскому национальному гимну. Биэн – автор пьес, прозы и песен.], не раз отмечал, что на любом собрании республиканцев первым вопросом в повестке дня всегда является раскол. Долорс раскол в ИРА казался неизбежным. Распад организации на два крыла произошел в самом начале 1970 года. Крыло, известное как Временная Ирландская республиканская армия, недвусмысленно стремилось к вооруженному сопротивлению. Старая ИРА получила название Официальная Ирландская республиканская армия. В народе за этими разными крыльями закрепились названия «Провос» и «Стикис»[10 - Provo (англ.) – бунтовщик, зачинщик беспорядков; sticky (англ.) – липучка; возможно, сюда вкладывался также смысл «приверженец прежних ценностей».] (официалы прикрепляли на рубашку памятные пасхальные лилии с помощью липучки – sticky, а «бунтовщики» – provos – обходились обычной булавкой). В 1971 году милитаризованные группировки убили 44 британских солдата. Но, несмотря на то что эти два крыла ИРА усилили борьбу с лоялистскими отрядами, Корпусом констеблей и Британской армией, они начали кровавую войну и друг с другом.
* * *
Пригород Андерсонстаун, где выросла Долорс Прайс, располагался над Фоллз-роуд, у подножья плосковершинной Черной горы, которая, если смотреть издалека, будто нависала над городом. Когда в 1969 году ситуация резко ухудшилась, нормальная жизнь замерла. Детям стало небезопасно посещать школу, а потому многие просто перестали это делать. Две тетки Долорс переехали в этот район, так как их собственные дома, находившиеся в других местах, были сожжены. В поисках подозреваемых в связях с ИРА или оружия военные часто устраивали рейды в Андерсонстауне. Один местный дом одновременно служил и школой подрывников: тайной фабрикой взрывчатых веществ, где рекруты из Временной ИРА обучались тому, как собирать устройства и как обращаться с зажигательными веществами. Власти ненавидели местных жителей, а присутствие вооруженных и добровольных представителей британской короны только еще более усиливало впечатление того, что Белфаст оккупирован.
Динамика развития военного осадного положения привела к тому, что весь район сплотился, а затем объединился в оппозицию. «Местные жители вдруг изменились, – позже вспоминала Долорс. – Они сделались республиканцами». Как только представители властей появлялись здесь, домохозяйки и даже дети выбегали из домов, срывали металлические крышки с мусорных баков, вставали на колени прямо на тротуар и лупили этими крышками, как тарелками, по камням мостовой, издавая при этом грохочущие и скрежещущие звуки, которые разносились по всем окрестным улочкам и сообщали повстанцам, что начался рейд. Бойкие ребятишки школьного возраста отирались на углах улиц и пронзительно свистели при первом же тревожном знаке.
Такая солидарность укрепляла дух. По мере нарастания насилия обычным делом стали грандиозные похороны, когда на краю могилы произносились речи, а гробы оборачивали трехцветными флагами. Люди стали шутить, что в Белфасте вся общественная жизнь представлена поминками. Эти церемонии с пышным великолепием смерти и национализма завораживали Долорс Прайс. После марша и событий на мосту Бернтоллет она продолжила учебу. В течение нескольких лет она мечтала о художественной школе, но, подав туда заявление, горько разочаровалась, так как ее не приняли. Тогда она поступила в Педагогический колледж Св. Марии, который находился в начале Фоллз-роуд, намереваясь получить диплом бакалавра.
В эти годы Альберт Прайс редко принимал участие в семейной жизни, потому что был вовлечен в новый виток политической борьбы. Если ИРА нуждалась в оружии, Альберт начинал его поиски. Вечерами Долорс часто приходилось видеть группы мужчин, собиравшихся в их гостиной; они о чем-то шептались с отцом. Однажды Альберт подался в бега и тайно перешел границу Республики. Долорс начала учиться в Св. Марии в 1970 году. Она от природы была сообразительной и любопытной, а кроме того, хотела получить диплом. Но после резни на мосту Бернтоллет в ней будто что-то перевернулось. Как впоследствии говорил отец, этот случай изменил и Долорс, и Мариан. Вернувшись в Белфаст, «они так никогда и не стали прежними».
Однажды – это было в 1971 году – Долорс пришла к местному командующему ИРА и заявила: «Хочу вступить в организацию». Официальная церемония состоялась в гостиной дома Прайсов на Сливгаллион-драйв. Кто-то буднично сказал ей: «Эй, заходи сюда через минуту». Она вошла, подняла правую руку и произнесла торжественную клятву верности: «Я, Долорс Прайс, обещаю, что буду служить ИРА, используя все свои знания и способности». Она поклялась подчиняться всем приказам «старших офицеров». Пока Долорс принимала участие в этом серьезном обряде, ее мать сидела в соседней комнате, заваривала чай и вела себя так, будто понятия не имеет, что происходит.
В ту минуту, когда ее взгляд встретился с глазами лоялиста, который бил ее на мосту Бернтоллет, Долорс поняла, что ее фантазии о мирном сопротивлении наивны. «Я никогда не переделаю этих людей», – сказала себе она. Никакие марши не принесут Ирландии необходимых изменений. В юности она начала поиски истины, отойдя от краеугольных убеждений своей семьи, но, вступив в ИРА, совершила своего рода возвращение домой.
Мариан тоже присоединилась к Провос. В тот день сестры еще ходили в школу. Но ночью они исчезли из дома и долго там не появлялись. Родители в Западном Белфасте обычно не задавали вопросов в таких ситуациях. Временами молодые люди исчезали, например, на неделю, и, когда они возвращались, никто не спрашивал их о том, где они находились. И тому была своя причина. Поскольку ИРА являлась запрещенной организацией и даже вступление в ее ряды было основанием для ареста, группа фанатически соблюдала секретность. Молодежь, присоединяясь к ИРА, обычно не сообщала об этом своим родителям. В некоторых ситуациях родители могли и не одобрить этого: Белфаст уже сделался достаточно опасным, и вступление в милитаризированные формирования было просто искушением судьбы. Когда юные бойцы ИРА отправлялись на задание, они порой просто сталкивались за углом с собственной матерью. А мать, не обращая внимания на то, что сын вооружен, брала его за ухо и тащила домой.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
