banner banner banner
Генерал и его семья
Генерал и его семья
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Генерал и его семья

скачать книгу бесплатно


Заинька мой, попляши, серенький мой, серенький!
Избы бедные твои, пшик да змеевик.
Край мой, край, окраина, краешек, краюшечка.
Совесть бедная моя,
заветная моя.

Совесть, совесть, никуда не уйти мне, матушка.
Тут я, туточки стою, агитпроп мне в лоб.
„Здравствуй, здравствуй“, – я пою, а во поле чисто,
чисто во? поле, дружок.
Зайка скок-поскок».

– Да-а, – протянул немного успокоившийся, но все еще изумленный генерал. – Типичный бред сивой кобылы. Как же Анечка-то не видит?

– Так, может, это вы не видите? Дочь-то в поэзии побольше вашего понимает!

– Да чего тут понимать-то?! Херомантия сплошная!

– Не балуете вы нас разнообразием суждений, товарищ генерал, не балуете.

– Пусть тя черти на том свете балуют со всеми твоими этими метафорами и херафорами!

Никогда, никогда Василий Иваныч по-настоящему не любил и не понимал поэзию. Начиная с детского разочарования в «Евгении Онегине» (об этом мы расскажем подробно в свое время) он стал ощущать, что без руководящей роли настоящей музыки эти хитросплетения словес чересчур уж двусмысленны (а то и трех-, и четырех-, и n-смысленны) и за редким исключением (Лермонтов, например) не вызывают того невинного и головокружительного парения духа, которое дарили смычковые, медные и даже ударные и которое, по убеждению Бочажка, было смыслом и целью всякого искусства и культуры в целом.

Да даже и оперные либретто! Ну взять ту же «Кармен», о которой уже шла у нас речь. Музыка же просто великолепная, а герои?! Дезертир, ставший уголовником, а под конец и убийцей, и, не побоюсь этого слова, блядь!

А сцена, где этот сброд издевается над офицером?!

«Ах, капитан, мой капитан!»

И пусть не брешут про то, что это, мол, социальный протест такой! Ага! Прям революционерка у нас Кармен! Клара Цеткин и Роза Люксембург! Просто на передок слаба ваша свободолюбивая цыганка, и все!

Как же генерал радовался щедринской «Кармен-сюите» – вся музыка осталась, может, даже и выразительнее еще, а вот бесстыдства этого как не бывало!

Кстати, и «Лакме» с точки зрения верности воинскому долгу тоже подгуляла!

Да что там легкомысленные французы – вот «Иван Сусанин», казалось бы, уж тут все в порядке, герои как на подбор, тема патриотическая, но и здесь либреттист умудрился напортачить: Ваня, чтобы предупредить Минина, торопится так, что верный конь в поле пал, добегает пешком до цели и что? – достучаться не может! Как вам это нравится, а? А где же часовые? То есть дрыхнет, получается, караул! Хорошенькое ополчение! Василий Иванович знал, конечно, что первоначально опера Глинки называлась «Жизнь за царя» (вынужден был композитор замаскироваться от жандармов Николая Палкина!), но не мог себе вообразить, насколько Сергей Городецкий, преодолевший и символизм, и акмеизм, и вообще всякие приличия, покуражился над текстом барона Розена.

И очень досадно было генералу, что князь Игорь не наказал как следует мерзкого князя Владимира и других гадов, воспользовавшихся его отсутствием, – во всяком случае, в опере об этом не спели ни слова.

В общем, никакого особого пиетета перед писателями и тем более поэтами у Василия Ивановича не было, и то, что Анечкин избранник оказался стихоплетом, только усугубляло его вину.

На дне ящика лежал обыкновенный канцелярский скоросшиватель; раскрыв его, генерал на первом листе папиросной бумаги увидел от руки написанные иностранные слова «Licentia poetica», а под ними наискосок надпись: «Анечке с любовью и благодарностью. Кирилл».

– Так! Имя есть. Ну давай, Кирюха, посмотрим, чего ты там еще нахерачил…

Из пустого в порожнее льется
Эта музыка. Хочется жить
Несмотря ни на что. Остается
Улыбнуться, прищурясь на солнце…

– Ну медаль тебе за самокритику! Так и есть – из пустого в порожнее! – поиронизировал генерал и, лизнув палец, перевернул тоненькую страницу.

СОНЕТ

Неплохо жить, по «Правде» говоря.
Беги трусцой, чтоб с жиру не сбеситься.
На пять процентов чаще веселится
Народ сегодня, чем позавчера.

Ждать нечего. И нечего терять.
Скажи солдату: «Дембель не случится!»
Он перестанет службой тяготиться
И крикнет троекратное «ура!».

И вот опять транслируют парад,
Благодарят за радостное детство,
Ведь нет войны, а прочее мура.

Ждать нечего. И никуда не деться.
И жить неплохо, если приглядеться.
И все-таки – пора, мой друг, пора.

– Чего тебе пора, чего пора, гаденыш? Пора вот с такими, как ты, разобраться уже, в конце концов!

– Это цитата из Пушкина.

– И что?!

– Да ничего. Орать не надо.

Мы не увидели небо в алмазах –
Небо в рубинах увидели мы!
Девушек наших, подруг ясноглазых,
в противогазах увидели мы.
На коммунальных своих керогазах
студень говяжий готовили мы.
И не увидели небо в алмазах.

На автобазах и овощебазах
дивный узор Хохломы-Колымы.
Сколько, о сколько же МАЗов и КРАЗов
мерзлой землею наполнили мы!
Сколько в казарме ночной унитазов,
Кафеля сколько отдраили мы.
И не увидели неба в алмазах.
В клеточку небо увидели мы!

Грудью прикрыли от вражьего сглаза
Стройки, помойки и фабрики мы.
Ели буржуи вдали ананасы,
рябчиков жрали – не дрогнули мы!
Стойко стояли за мясом и квасом.
Так вот ни разу не дрогнули мы!
И не увидели неба в алмазах…

Так вот, о Господи Боже, ни разу
не отреклись от тюрьмы да сумы!
Лишь по внеклассному чтенью рассказы
о делегатах родной Чухломы,
лишь диамата точеные лясы,
тихо кемаря, прослушали мы…
Видели – орден Победы в алмазах,
неба в алмазах не видели мы.

Генерал вспомнил, как Ленька распекал нерадивого дневального: «Я те, блядь, покажу небо в алмазах!»

Других ассоциаций эта фраза не вызвала, и текст остался для Василия Ивановича не очень вразумительным. Ясно было одно: автор измывается над нашей жизнью и исторической памятью. Вот от кого Анечка нахваталась всех этих гадостей! Генерал в эти минуты даже про Ахматову позабыл.

Следующий стишок его немного успокоил. В нем хотя бы ничего безумного не было и в общем все было понятно и вроде бы правильно.

Гордо реют сталинские соколы
В голубом дейнековском просторе.
Седенький профессор зоологии
Воодушевил аудиторию.

Отдыхом с культурой развлекаются
В белых кителях политработники,
И на лодках весельных катаются
С ними загорелые курортницы.

Пляшут первоклассницы, суворовцы,
Льется песня, мчатся кони с танками.
Сквозь условья Севера суровые
В Кремль радиограмму шлет полярник.

Комполка показывает сыну
Именное славное оружие.
Конного вождя из красной глины
Вылепил каракалпакский труженик.

И в рубахе вышитой украинской
Секретарь райкома едет по полю,
И с краснознаменной песней-пляскою
Моряки идут по Севастополю.

Свет струит конспект первоисточника,
Пламенный мотор поет все выше,
Машет нам рукою непорочною
Комсомолка с парашютной вышки.

– Ну это вроде и ничего. Только рифмы какие-то – «соколы – зоологии»! Ни в склад, ни в лад, поцелуй кобылу в зад.

– А кобыла без хвоста – твоя ро?дная сестра! Ох, Василий Иванович! Ну что вы умничаете? Вы ведь в этом ни уха ни рыла! Это ж специально.

– Чо специально? Специально плохо написано?

– Ну, если хотите, да.

– И за каким хреном?

– Ну чтобы… Ой, Василий Иваныч, долго объяснять.

– Торопишься?

– Да я-то нет, а вот вам бы посоветовал поспешить и закругляться уже с этим обыском. Не ровен час, дочь вернется. Вот с ней о рифмах и поговорите.

– Чо это она вернется? До сеанса полтора часа почти.

– Ну глядите!

Генерал поглядел на часы еще раз и решил все-таки поторопиться и не читать все подряд. Отлистнув страниц десять, он с сардонической усмешкой читал:

Рожденные в смирительной рубашке,
И бесноваты, и смиренны мы.
Как брошенные избы, полны тьмы,
Зияют наши души нараспашку.
И стойки мы, как куклы-неваляшки –
Основы тяжки, и пусты умы.
Наследье Колымы и Хохломы
Заметно в наших ухарских замашках…

Не дочитав, генерал перескочил еще несколько страниц.

Закрывай поддувало, рассказчик!
Нам никто и ничто не указчик –
Лишь висящий на вахте образчик
Заполненья пустого листа!
Пункт за пунктом диктуют уста,
Вправо-влево каретка шагает.
Это к сведенью жизнь принимают
И приветствуют звоном щита
И меча на петличках блестящих!
Долог век наш, но дольше наш ящик,
Исходящих, входящих, пропащих,
Завалящих, вопящих тщета!

Суть да дело по форме ведутся,
Канцелярские кнопки куются,