скачать книгу бесплатно
– Думаешь, я лжу тебе сказываю?!
– И не думаю, а знаю то крепко, оттого и говорю тебе оное.
Бекетов недобро сверкнул глазами из-под густых бровей. Ничего не ответил, лишь сжал кулаки до побелевших костяшек да зубами скрипнул от злости нахлынувшей за слова наговорные. Стрельцы, почуяв момент, вскочили с лавки, ожидая приказа. Пётр Иванович, резко обернувшись, гневно выпалил им:
– Что, сукины дети, вскочили, аки гадом ужаленные? Небось, заплатил вам воевода за дело собачье? Ишь, резвые какие!
– Ты, атаман, не ярись. А лучше сказывай, куда подарок от ангарских людишек запрятал? Пошто не кажешь его нам? – глаза воеводы блеснули алчным огоньком.
– Не твоё то дело, воевода! – тихо, еле сдерживая готовую вырваться наружу диким зверем злобу, ответил Бекетов.
– Нонче же моё дело уже. Измена! Вяжи его, хлопцы!
Стрельцы разом накинулись на атамана.
Матвей, увидев Шаховского, который с напряжённым лицом ожидал Бекетова в компании двух дюжих стрельцов, тут же смекнул, что привёл атамана в заранее продуманную воеводой ловушку. А услыхав сквозь дверь разговор на повышенных тонах атамана с воеводой, уверился в своём предположении. Он метнулся во двор, чуть не налетев на мирно дремлющего пса, а затем побежал в полуземлянку, где храпел его десяток.
– Братцы! Воевода нашего атамана хочет под крамолу подвести, ужо и стрельцов своих привёл, дабы Петра Ивановича повязать, да в поруб кинуть! Да просыпайтесь же, атамана выручать надо!
Казаки сонно потягивались, не сразу поняв, о чём крик.
– Матвей, ты погоди. То дела воеводские, не нашего ума это.
– Верно, а то и нас подпишет под крамолу…
Своего десятника поддержало лишь четыре казака, что, обувшись, сразу пошли на двор.
– Пошли ужо, Матвей, о чём мочно с ентими пентюхами гутарить, квашня!
Десятник, схватив свой шестопёр, выскочил из полуземлянки, оставив казаков в полном недоумении переговариваться меж собой.
Первого стрельца Бекетов, пригнувшись, встретил плечом, тут же ударив опешившего противника кулачищем в нос, добавив с другой руки в челюсть. Тот, промычав нечто, завалился на лавку. Второй, однако, даром времени не терял, обрушившись на Бекетова с другой стороны, нанося мощные удары своими кулаками. Вылез из-за стола и Шаховский, тут же бросился на атамана и массой своего тела завалил того на дощатый пол. Падая, оглушённый Пётр Иванович с размаху приложился затылком о сундук, стоявший у окошка и теперь лишь вяло выставлял руки, чтобы уберечь голову от наносимых ударов.
– Вот я тебе, погодь токмо, – прорычал первый стрелец, вытерев рукавом кровавую юшку из разбитого носа.
Он вытащил из груды тряпья, лежащей в углу светлицы, шёлковый шнурок, намереваясь связать Бекетову руки, и, повернувшись спиной к двери, направился к продолжающейся свалке. В это время сзади неслышно отворилась дверь, и Матвей, заглянув в комнату воеводы, мгновенно оценил ситуацию. Решительно войдя в светлицу и перекинув шестопёр в другую руку, он с ходу залепил оглянувшемуся на звук открываемой двери стрельцу по носу, от чего тот, взвыв и отшатнувшись, бросился было на казака, но, увидев шестопёр на замахе, тут же отскочил к окошку. Указав казаку из своего десятка шестопёром на стрельца, обливающегося кровью из совершенно разбитого носа, Матвей со вторым казаком направился к закончившейся уже драке. Он с испугом увидел лежащего навзничь атамана с разбитой головой и лужей тёмной крови, натёкшей из нескольких ран.
Шаховский, тяжело дыша, поднимался с колен, оставляя стрельцу вязать бесчувственное тело атамана. Возникший перед ним казацкий десятник с широко раскрытыми от изумления глазами, разъярил его вконец! Как посмел этот мужик войти сюда?!
– А ну пшёл отседа, пёс, убью! На заступничество изменника государева идёшь, да ты сам с ним, поди, в сговоре?
Схватив со стола медную чернильницу с фигуркой прыгающего льва, он, яростно рыча, попытался ударить десятника по вихрастой голове, но казак уклонился, воевода лишь только обдал ему лицо и ворот чернилами.
Лицо казака стало каменным, воевода же повторил замах – и снова неудача, замахнулся в третий раз – и тут же в его глазах вспыхнул и мгновенно померк ослепительный свет. Моментально настала гробовая тишина, перестал всхлипывать разбитым носом стрелец у окна, замер, судорожно дёрнув головой, второй. Немигающим взглядом он уставился на Матвея и стал отчаянно пытаться вытащить причудливо изогнутый засапожный нож.
– Путы сними с атамана, – хрипло произнёс Матвей.
Стрелец бросил затею с ножом, быстро освободил руки Бекетову и отошёл в сторону.
– Бежать надо, Матвей, подалече, нам это так не оставят, – пробасил стоящий в дверях казак.
Десятник молча кивнул и позвал казаков:
– Братцы, возьмите Петра Ивановича на руки. А вы, Бог вам судия, не хочу вашей крови за кровь нашего атамана, живите уж, сукины дети.
Енисей, берег за острожной пристанью
Никита и Сахно, тихонько переговариваясь, сидели у костра, на самом берегу Енисея. Лодку они решили бросить тут же, прятать не было смысла – в обратный путь будет нужен струг или лодия, а не малая лодчонка. Назавтра следовало договориться насчёт телеги до Томского городка, а там уже до Тары и по Иртышу до Тобольска. Никите не спалось, в отличие от храпящих устюжан, да и Сахно не прочь был почесать языком, благо ночь стояла тёплая и располагающая к неспешному разговору.
– Говорю тебе, то наша родная вера, отчая, самой земли нашей вера. А енто – греческое ученье, силою установленное, да отцов наших позабыть указующее, – в который раз наставлял Никиту Сахно.
– Погодь, Сахно, не наводи напраслину – нет такого указанья ни в житиях святых, ни в Библии. Сколь много средь людей отчую веру исповедующих, и нет у христиан к ним вражды, яко есть средь латынян поганых. Каждому – своё и… – Никита уставился на замершего Сахно, который прислушивался к чему-то.
– Идёт кто-то к берегу, несколько человек идёт, тяжело идут, – негромко сказал Сахно.
Пихнул устюжан и, прихватив саблю, отошёл в сторону от освещаемого костром пространства. Никита, почувствовав холодок в душе, направился за ним.
С пологого берега показались несколько человек, первый нёс факел в руках. Идущие следом были тяжело нагружены, они, несомненно, несли чего-то тяжёлое, носилки?
Факелоносец, увидев костёр на берегу, решительно направился к нему. Обвёл взглядом хмурых дружинников и прошёл дальше, к самому берегу, осветив, насколько это было возможно, лодку.
– Ваша лодка? Кто сами будете?
Устюжане молчали, поглядывая на прибрежные кусты, где скрылись их спутники. Сахно вышел, а за ним и Никита.
– Наша ента лодка, а сами мы ночь пережидаем, чтобы поутру на Томский городок путь вести. Ежели вам наша лодка люба – забирайте, нам она без проку ужо будет, – заявил Сахно.
– Вот как…
– Куды вы на ночь глядя-то?
– Не твоего ума дело, не лезь!
Сахно, поглядывая на пищали и сабли, предпочёл замолчать, однако не смог сдержаться, с трудом узнав в лежащем в носилках человеке Бекетова.
– Атаман енисейский, Пётр Иванович? Что же стряслось-то?
– Воевода лютует, – брякнул кто-то из казаков, – да отлютовал своё, паскуда.
– Дурень, чего несёшь, Бажен! – в сердцах крикнул Матвей. – Яко баба треплешь языком, счас как вырву тебе его!
Никита был наслышан о Бекетове, – воевода ангарский, Вячеслав, говорил о нём с уважением немалым. Оценив ситуацию, он бросился к привязанной лодке, подтянул её и заговорил с Матвеем:
– Уходите по Тунгуске на Ангару! Опосля порогов дальних подымайтесь вверх, до пределов Ангарского воеводства! Там воеводе Вячеславу поклонитесь, он поратует!
– Не ведаю о сём воеводстве, – с опаской ответил Матвей.
– Так то людишки ангарские, Пётр Иванович ужо в знакомстве с ними! – воскликнул Бажен. – Мне дядько Богдан сказывал, он бывал там.
Бекетов тем временем пришёл в сознание и застонал:
– Напиться дайте, братцы, сухо мне.
Сахно, покопавшись у себя в мешке, протянул Матвею мешочек:
– В воду бурлящую кинешь, потом пить давай атаману – боль да немочь уводит. Снедные припасы есть?
Матвей кивнул.
– Там в лодке есть, а мы на злато ещё возьмём. Залазьте, да уходите вскорости!
Казаки спешно загрузились в лодку, первым бережно уложили под крытой кормой Бекетова. Через минуту лодка скрылась в ночной мгле. Сахно стоял на берегу и шептал оберег на сохранение жизни воина.
Некоторое время спустя со стороны острога послышались крики и громкая ругань. Из ворот стали выходить группы стрельцов и казаков с факелами и при оружии. Сахно вместе с помогавшими ему устюжанами залил костёр водою из котелка да стал собирать вещи.
– Уходить надо, до Красного Яра. Видал я струг чутка выше, охраны считай нету.
Байкал, посёлок Новоземельский. Август 7137 года (1629)
Родившегося в мае у Мышкиной сына назвали Ростиславом, Петренко настоял – дал имя в честь своего отца. За два с половиной месяца пищащий комочек округлился в розовощёкого карапуза с непомерным аппетитом. На подходе было ещё три женщины – медик из Мурманска и две из учёной партии. В самом центре посёлка заранее поставили просторную и светлую избу – прежняя, устроенная как медпункт, уже не годилась – небольшая да неудобно расположенная на отшибе, у первых ворот, она стала караульным помещением. А теперь для рожениц и маленьких детей будет свой, отдельный дом. Полиэтилена на окна ещё хватало, да со ставнями проблем не было, но разве это серьёзно?
– Да, надо решать проблему со стеклом. Что там нужно – кварц? Песок есть, отличный песочек. Уголь для высоких температур имеется. Хоть какое бы стекло сделать, чтобы свет пропускал – большего нам и не требуется, – осматривая со Смирновым новый дом, заявил Петренко.
– Надо с Вячеславом поговорить, – согласился полковник.
Радек, случайно услышавший о стекле, сразу заявил, что идея не осуществима, а если и выйдет что-то, то это стекло будет тяжёлым, мутным и с неровными краями.
– У нас нет необходимого оборудования для производства стекла, забудьте об этом!
– А ты можешь что-нибудь предложить? – спросил профессора Ярослав.
– Я? Нет, я не могу. Что там было в Московии? Бычий пузырь или промасленная ткань. Но полиэтилен гораздо лучше, тем более быков у нас нет.
– Ясно… Но всё равно с нашим инженером надо пообщаться. Ярослав, пошли тунгусов в Белореченский, им на лодках привычнее. Сейчас я Вячеславу письмо напишу.
Посёлок Белореченский. Август
Казаки заложили по чертежу одного из мастеров Вячеслава две крупные лодки. Поменьше и поуже струга, они должны были быть более быстрыми на воде, а на их борта крепились сбитые щитами доски, для защиты от стрел, при возможном нападении туземцев. На бумаге лодка чем-то напоминала ботик Петра Первого, только на строящихся планировалась крытая корма да мачта в центре. Прибывший из Удинского форта Кабаржицкий при обсуждении проекта настоял на том, чтобы на носу сделать орудийные лафеты. Приглашённый из Новоземельского Сартинов контролировал постройку бота, по ходу дела предлагая свои решения того или иного вопроса.
– А ну если сподобимся пушчонки сделать, то в самый раз будет, – говорил Фёдор Андреевич. – Ещё бы мотор ему и винт!
– Ну, пока у Репы только получается металл от земляных веществ отделять, белый чугун у него выходит. Эту крицу потом ещё очищать будут. А вообще, надо бы на том ручье, за северной стеной, запруду соорудить – меха качать водой гораздо лучше, – сообщил Вячеслав.
– Технологичней, – уточнил Кабаржицкий.
– Согласен, Владимир. Ручей тот нужно использовать.
– До мотора, видимо, ещё далеко, – констатировал Сартинов.
Евгений Лопахин сидел на левом берегу устья реки Белой, смотрел на реку, на лес да пожёвывал травинки, короче, находился в дозоре. На левом берегу редут, как назвали это сооружение из небольших блоков отёсанного известняка и наваленной земли, был уже закончен, на правом оставались ещё небольшие участки строительства. Укрепления представляли собой участки круговой обороны, нечто вроде некрытого дота. Подобное укрепление сейчас сооружалось на мысе острова посреди Ангары, только оно должно было быть несколько крупнее, и по двум сторонам укрепления возводили деревянные башенки.
Тунгусов он заметил издалека, шло две лодки, причём шли они целеустремлённо в устье Белой. Кликнув Саляева, он посмотрел в бинокль. Тунгусы как тунгусы, пусть поближе подойдут. Ринат тоже посмотрел в бинокль, определил в первой лодке сына Алгурчи.
– Куросава плывёт, – ухмыльнулся он.
Проплывая мимо солдат, Огирэ приветливо помахал им бумажным конвертом, зажатым в руке.
– Здравствуйте! Я с вестями от полковника!
«…вот и Радек заверил, что стекла не получится. Вячеслав, ты подумай, что можно сделать. Возможно ли стекло сделать или точно нельзя? Да и вообще, Андреевич, с тобой пообщаться надо, захвати Володю Кабаржицкого, когда поплывёте к нам».
– Стекло? Радек прав, думаю. Никакого стекла не выйдет. У Репы в кузнице уже получилось стекло пару раз – спёкшийся тёмный кусок. В принципе, реально сделать, но конечно, этому стеклу будет далеко до того, к которому мы с вами все привыкли.
– А зачем стекло, Вячеслав Андреевич? На Байкале городок был, то есть он есть. Короче… – запутался в словах Кабаржицкий.
– Ты о чём, Володя?
– О Слюдянке, слюде то есть!
– А ведь верно, слюда – отличный вариант для наших окон, они у нас небольшие. Заодно и осмотр местности сделаем, а то Ангару мы оседлали, а что у нас творится рядом – не знаем.
– Это крайний юго-запад Байкала. Можно отправить туда один струг на разведку. Если местных жителей встретим, то они должны будут знать о блестящем материале, – сказал Владимир. – Ну что же, решили! Но людей придётся задействовать смирновских, я уже не могу выделять своих на такое путешествие. Как два наших ботика построим, так и отправимся.
Москва. Ноябрь 7137 года (1629)
Снег белым покрывалом лёг на Москву и окрестности, злым холодом сковал леса и поля, лишь кажущиеся редкими людские жилища оставались тёплыми островками жизни в этой суровой снежной стране. Савелий Кузьмин, бывало, общался и с европейскими, и с азиатскими купцами, но они, будучи зимой на Руси, отмечали, что о подобном холоде нигде более и слыхом не слыхивали. И лишь один раз голландский купец рассказал о холодах Студёного моря, что на пути в Архангельск, но там и люди-то не живут! «Так уж и не живут, – подумал тогда Савелий. – Это ваши не живут, а наши – и живут, и промыслы учиняют разные, на Грумант ходят, да зверя морского бьют бессчётно. Поморы, одним словом», – как сказал он тогда голландцу.
Прошедшая ярмарка не порадовала Савелия своими итогами, в прошлых годах барыши были больше, сейчас же в последние лет пять прибыль падает год от года, меха становятся всё дороже, чувствуется небольшое обмеление того пушистого потока, что был ранее. Оскудевает помаленьку ближняя землица уральская, выбивают зверя лесного, выбивают. Надо за зверем дальше идти, на новые землицы – на сибирские, благо конца да краю их пока не видится. Придётся отправлять людишек своих торговых в Тобольск.
Вечерело. Кузьмин, засидевшись у муравленой, покрытой зелёной поливой, изразцовой печи да напившись вместо ужина горячего сбитня, решил было уже отправляться в спальню. Туда только недавно, по его приказу, натащили горшков с угольём, ибо сегодня Савелий мотался в возке по Москве, улаживая торговые дела, да продрог до костей. Накинув шубу, купец хотел позвать Николашку, дабы в спальню девка принесла ему ещё горячего питья, как тот заявился сам и сообщил о прибытии некоего Никиты Микулича, человека Петра Авинова, новгородского боярина.
– Сказал он, что ведаешь ты о нём! Просит о беседе.
– Да, знаю я его отца, Иванко Микулича. Зови его, да скажи, чтобы несли сюда сбитня побольше, да снедного, горячего.
Разговор с нежданным гостем продолжался до самого утра, Кузьмин был поражён до глубины души информацией, услышанной от Никиты. Он-то думал, что парень приехал просить денег или вспоможения в получении хлебного местечка, а тут на тебе, такие перспективы вырисовываются. Это непременно следует обдумать всё крепко, ведь прямая торговля с Китаем – куш немалый, без сомненья. Однако ему предлагают стать тем, кто первым заведёт эту торговлю, откроет дверь в Китайское царство для русских людей. Купец знал, что прежние походы в Китай, а их было уже два, успехом не увенчались. Но надобность в мехах для Китая была велика, это бывший в Пекине Иван Петлин уяснил, поэтому дело выгодное, сомненья тут нет. Но срываться из обжитой Москвы, бросая всё? Нет, это не дело, да и нельзя оставлять торговлю. Кузьмин в итоге Никите не сказал ни да, ни нет. Тут спешка не нужна, однако и отклонять предложение ангарского воеводы не стоит. Риск велик, но и барыши сулят быть велики.
– А ещё надобно выправить проездную грамотку мимо Мангазеи, – Микулич помнил, что пройти нескольким судам по волоку мимо острога будет невозможно, отец ему это доходчиво объяснил.
– Государь наш запрет свой наложил на сей ход, – удивился Кузьмин.
– Так то оттого, что иноземцы зверя ясачного там истребляют нещадно, – пожал плечами Никита, – особливо англицкие немцы. А нам зверя и не надо, токмо проходу.
И Микулич поведал купцу о караване, что отправится за Енисей ради сыскания серебряных руд, так нужных Отечеству, и его прибыли да для купеческого достатка. Кузьмин сразу оживился, но посетовал, что по такому делу царь обязательно приставит к походу и своих людишек.
– Для погляду, нешто серебро без оного оставят? – объяснил он.
Микулич, подумав, решил, что раз этого не избежать, то придётся с соглядатаями смириться.
