скачать книгу бесплатно
Агент, переигравший Абвер
Хачик Мнацаканович Хутлубян
Герои внешней разведки
1943 год. Тегеран готовится к исторической встрече глав большой тройки – Сталина, Рузвельта и Черчилля. Гитлер приказывает фашистским агентам уничтожить великих политиков. Начинается большая игра спецслужб.
Советскому разведчику Геворку Вартаняну поручено вычислить и обезвредить исполнителей покушения на лидеров союзников. После долгой и крайне сложной работы с агентами Геворку удается выйти на след неприметного копателя могил с армянского кладбища. Дальнейшая разработка этого человека приводит к выводу, что это немецкий агент Майер, готовящий план проникновения на территорию британского посольства. Именно там должна была собраться тройка лидеров по случаю 69-летия Уинстона Черчилля 30 ноября 1943 года.
Счет пошел на часы…
Хачик Мнацаканович Хутлубян
Агент, переигравший Абвер
100-летию отечественной разведки – ИНО – ПГУ – СВР посвящается
© Хутлубян Х.М., 2020
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Часть 1
Похожее на большую жирную лепешку, жаркое иранское солнце выкатилось из-за холмистого горизонта и зависло над Тегераном. Казалось, светилу нравится наблюдать за тем, как пробуждался город. Первыми появлялись на улице лоточники, лавочники и магазинщики, направляясь к центру, в 12-й округ, где находился Большой базар – сердце Тегерана. Сюда же, понурив головы, шагали навьюченные овощами, фруктами и орехами ослы с погонщиками-крестьянами из окрестных деревень. Подтягивались нищие вымаливать подаяния у богато одетых горожан. Прямо на тротуарах располагались уличные составители писем, прошений и жалоб. Выбегали из домов мальчишки-водоносы. Последние спешили к арыкам с закинутыми за плечи бурдюками, чтоб, наполнив их водой, занять места у входа на базар. Менее проворным предстояло гонять пыль по кривым, узким улочкам, предлагая живительную влагу изнывающим от зноя иностранцам. Ими был набит город. Многие из тех, кто смог добраться до «восточной Швейцарии», как называли нынче Тегеран, предпочитали мучиться от жары здесь, нежели быть убитыми на войне, прокатившейся по всей Европе и теперь надолго застрявшей в России.
Амир любил этот ранний час, это восходящее солнце. Каждое утро он успевал встать за минутку до того, как начнет пробуждаться город, чтобы первому поприветствовать светило.
Амир улыбнулся своим мыслям, которые были сейчас лишь об одном: сегодня он прокатит на своем велике Гоар. Девушку, при виде которой у него замирало сердце. Еще вчера он предусмотрительно свинтил с велосипеда задний багажник, чтобы ничто не помешало ему посадить девушку на раму и, приобняв ее, потому что по-другому не ухватишься за руль, лететь по пыльным улочкам Тегерана, умирая от счастья.
Все еще улыбаясь, Амир выкатил из сарайчика своего двухколесного друга, вскочил в седло и погнал вниз по брусчатке. Он жил в небольшом армянском квартале Тегерана, где все знали все обо всех, а также всегда были в курсе последних событий, порой и тех, которые не успели еще произойти.
– Нет, не будет с него толку, – провожая взглядом паренька на велосипеде, пробурчал грузный мужчина в старой выцветшей феске, пожелтевшей от времени рубахе и черных шароварах. Это был владелец харчевни ага Арзу, который любил напустить на себя важный вид, особенно в кругу близких людей. В руках он держал четки и проворно перебирал бусины короткими круглыми пальцами. – Отец – уважаемый человек, фабрикант, можно сказать, весь Иран шоколадом кормит, а этому хоть бы хны. Целыми днями только и знает, что на велосипеде гонять. У-у-у!.. Сам делом не занимается и других с толку сбивает… Казанфар! Ты куда это собрался? – вдруг выпучил он глаза на достаточно упитанного парня, лет шестнадцати на вид. Тот не спеша сел на велосипед и, навалившись на педали всем весом, рванул за ворота, не проронив ни слова отцу. – Вах!.. Что делается?! Вот же до чего довела эта проклятая «модернизация», – понизив голос, провел ладонью по подбородку ага Арзу. – О Господи, только ты знаешь, куда мы катимся с таким правителем. – Он осторожно посмотрел по сторонам и на всякий случай прикусил язык. Но мысли вскипели в голове. После того, как в 1935 году Персия стала именоваться Ираном и шах Реза Пехлеви заявил, что будет модернизировать страну, он не нашел ничего лучшего, как издать указ о снятии чадры. Газеты писали, что это стало огромным шагом вперед. Но «огромный шаг» по дороге, ведущей к пропасти, разве это тот путь, которого хотели люди? Кардинальные перемены, ломающие вековой уклад, что это, если не уничтожение нравственности?.. Мужчина ощутил ораторский зуд и поспешил в дом, чтобы не во дворе, а за глухими стенами облегчить душу высказываниями, которые, услышь их посторонний, могли б иметь весьма плачевные последствия для него, ибо относились к крамольным. Перешагнув порог и затворив за собой дверь, он вспомнил, как, наставляя сына на путь истинный, спросил его однажды: «Казанфар, почему ты болтаешься целыми днями на улице? Разве нет более полезного занятия для тебя?» – «Отец, я не просто болтаюсь, я слушаю, о чем говорят люди. Когда я стану премьер-министром этой страны, я должен буду знать, чего хочет народ Ирана». – «О Боже, он сошел с ума!.. Сын мой, ты хоть сам слышишь, что говоришь?» – «Слышу, папа, слышу». – «Молись, чтоб никто больше этого не услышал», – выдохнул тогда с горечью отец. Между тем разговор, который всплыл в памяти, затеплился в отцовской душе. А что, а вдруг и в самом деле сыну его суждено стать премьер-министром Ирана?! Реза-хан – в прошлом полковник русской казачьей бригады – стал же шахом!.. Знающие люди говорят, что знатную фамилию Пехлеви он присвоил себе «не по чину». Впрочем, может, и не так. Всевышнему видней, за какие грехи народу Ирана ниспослано терпеть такое. Мысли отца вновь вернулись к сыну. Казанфар, он, конечно… может премьер-министром стать. Умный, исторические книжки читает. Главное, чтобы Всевышний не оставил его в этих мечтах. Ага Арзу на минуту представил себя отцом премьер-министра Ирана, и ему понравилось это ощущение.
– Казанфар!.. Куда тебя нелегкая понесла?! – нарочито громко произнес мужчина, чтобы его недовольный голос дошел до уха жены. – Заявись мне только домой!.. Я покажу, как с отцом следует разговаривать! – с этими словами он огляделся в комнате и, не найдя супруги, расстроился. Жена была благодарным слушателем, когда муж начинал кипятиться перед ней по поводу сына. Она смиренно кивала в такт его словам, не смея перечить супругу во гневе. – Пусть, пусть только явится домой этот негодник Казанфар! – по инерции продолжил ага Арзу и недоуменно пожал плечами. Но куда запропастилась жена?
– Жена!.. Жена, ты где?..
Ответом ему был осторожный стук в дверь. Ага Арзу потянул ее на себя и, ступив за порог, нос к носу столкнулся с соседом Хабиром. Тот стоял, подобрав руки под живот, но при виде хозяина дома наклонил голову, сделав шаг назад.
– Мир тебе, Хабир. – Ага Арзу на правах старшего по возрасту первым поприветствовал гостя кивком, подумав: «Опять подслушивал под дверью». Вслух же, голосом сладким, как мед, произнес: – С какими вестями пожаловал в столь ранний час, дорогой сосед? Как ты знаешь, мой дом всегда открыт для добрых людей.
– Мир вам и вашему дому, ага, надеюсь, вы в добром здравии.
Арзу благосклонно кивнул.
– Я на минуту. В квартале говорят… – Хабир запнулся и, приложив ладонь ко рту, понизил голос: – Хотел услышать совет мудрого человека. Люди говорят, что оптовые цены на кешью, фундук и миндаль поднимутся. У меня в лавке товара на месяц запасено. Может, стоит еще закупить орешков, впрок?.. Как вы считаете?
– Что?.. – ага Арзу вскинул брови, выражая недоумение. – С таким вопросом ты пришел ко мне? Откуда вообще ты взял это?
– Люди говорят… говорят, что… шах Реза отрекся от власти, да продлит Всевышний его дни! Русские и английские солдаты де хозяйничают в шахском дворце. Возможен хаос… взлет цен на продукты…
– Не может этого быть. Русские, как писали газеты, вошли в Иран по договору. Что они потеряли в шахском дворце? Конечно… – Ага Арзу хотел сказать: «Конечно, шах Реза Пехлеви давно проявлял приверженность к идеям Гитлера и всемерно подчеркивал, что иранцы относятся к арийской расе – расе избранных. Не просто так же он переименовал Персию в Иран – «страну ариев». Это не могло не нравиться Гитлеру и – нравиться русским с англичанами. Но чтобы свергнуть правителя, нужны более веские основания. Конечно, Реза-шах допустил в страну столько немцев, что в самой Германии их, кажется, наполовину стало меньше. В правительстве – немцы, в армейских кругах, жандармерии и таминате – тайной полиции – тоже они заправляют в качестве советников и инструкторов. В каждом учебном заведении, сын рассказывал, есть преподаватели, которые проповедуют идеи гитлерюгендов. Ага Арзу помнил, как в 1937 году Тегеран посетил Бальдур фон Ширах – глава гитлерюгенда. Во всех газетах об этом писали. По приказу Резы в честь гостя был организован парад, где иранские юноши промаршировали мимо трибуны, вскидывая руки в нацистском приветствии. С тех пор в школах в качестве основного иностранного языка стали изучать немецкий, а молодежные организации создавались по германскому образцу. Да что там говорить, в промышленном, сельскохозяйственном производствах, медицине и даже на железной дороге, вплоть до машинистов, – кругом засели немцы. Не он, ага Арзу, все это выдумал. Это – очевидный факт. Вот только отношение к тому у людей разное. Бедные иранцы симпатизируют Советской России и приветствуют ввод ее войск. Но чиновники и представители богатых кругов – на стороне нацистской Германии. Это тоже факт. В подобной ситуации сохраняющий лояльность Гитлеру верховный правитель, пока не вовлек страну в войну, может и должен быть смещен. И это вовсе не хаос». Ага Арзу мог в таком ключе высказаться соседу, но, будучи человеком осторожным, решил держать нейтралитет, ограничившись советом:
– Конечно, – сказал он и через паузу добавил, – риск подорожания есть, но стоит ли торопиться с закупками впрок, чтобы излишки орехов запрели потом в кладовой. Я бы не спешил. – С этими словами ага Арзу мягко выпроводил со двора соседа Хабира, которого давно и не без оснований подозревал в связях с немецкими агентами.
Нынешний, 1941 год мало чего хорошего кому сулил. Гитлер, маршем пройдя по Европе, в июне, 22-го числа, напал на Советский Союз, а спустя два месяца Сталин вместе с Черчиллем ввели войска в Иран. Все говорило о начале большого, кровавого передела мира. То, что услышал сегодня ага Арзу от Хабира, свидетельствовало о том же и внушало ему если не оптимизм, то, во всяком случае, – надежду на какие-то перемены. Но перемены, даже когда они к лучшему, всегда происходят за счет простых людей. Насколько они могут быть хороши?.. В силу своей прозорливости, ага Арзу мог предположить многое. Но слишком свежи были события, чтобы с расстояния вытянутой руки дать им объективную оценку. Истинный смысл сложных геополитических процессов, которые, словно мохнатые тучи, сгустились над Тегераном, понять было трудно и ему.
Развязанная Германией Вторая мировая война никак не собиралась обойти стороной Иран. Гитлер намеревался использовать его нефтяную отрасль для обеспечения фатерлянда бензином, а впоследствии территория страны рассматривалась в качестве плацдарма для вступления нацистских войск в Баку. Далее иранский коридор нужен был фюреру для выхода в Афганистан и Британскую Индию, чтобы ослабить мощь Соединенного Королевства в его колониях. Нельзя было сбрасывать со счетов и тот факт, что шах Ирана, в качестве основного союзника Гитлера в мусульманском мире, тайно обязался двинуть свою армию на Советский Кавказ, как только войска вермахта окажутся под Москвой. Мотивы, движущие шахом Резой Пехлеви, были продиктованы необычными, на первый взгляд, фактами его биографии. Выросший в Персидской казачьей бригаде, сформированной русским императором Александром II, Реза-хан дослужился из рядового воина до полковника. В 1921 году он возглавил поход казаков на Тегеран и, отстранив от власти Насер ад-Дин-шаха, представителя тюркской династии Каджаров, провозгласил себя новым Верховным правителем Ирана. Реза ненавидел произошедшую в России революцию и как заразы боялся переноса коммунистических идей в свою страну. Поэтому, находясь перед необходимостью выбора союзника, он поставил на Гитлера, не понимая, что тот заигрывает с ним, как кошка с мышью. Называя персов «родственниками древних германцев» и «чистокровными арийцами», фюрер на самом деле считал их «историческим мусором» и «недочеловеками». Шах Реза этого не знал либо не желал знать. И совершил роковую ошибку, ответив отказом на предложение Сталина – взять под охрану иранские месторождения нефти в связи с возможным захватом их войсками Германии. А также – выслать из страны всех подданных Третьего рейха. СССР трижды предупреждал иранское руководство об активизации в стране немецкой агентуры и предлагал выдворить сотни германских военных специалистов, проводящих несовместимую с иранским нейтралитетом деятельность. Тегеран отказал в таком требовании и русским, и англичанам.
Самонадеянность сыграла с шахом злую шутку. Сталин привел в действие советско-иранский Договор от 26 февраля 1921 года. Согласно ему, на основании статьи шестой СССР имел право ввести войска в Иран в случае появления угрозы безопасности его южным границам. Утром 25 августа 1941 года в 4 часа 30 минут советский посол и английский посланник посетили дворец Резы Пехлеви и вручили ему ноты своих правительств о вводе в Иран советских и британских войск. Спустя несколько часов к шаху пожаловал и германский посол с соответствующей нотой. Но ответом ему стало высочайшее сожаление: «Вы опоздали».
Совместная операция союзников под кодовым названием «Согласие» заняла 24 дня – с 25 августа по 17 сентября. В результате Иран оказался оккупированным с юга британскими и с севера советскими войсками. Тем самым была обеспечена безопасность поставок по ленд-лизу из Персидского залива в СССР вооружений, боеприпасов, продовольствия и медикаментов. Кроме того, подобный «маневр» предупреждал возможную агрессию со стороны Турции.
Стремительно проведенная Иранская операция стала и самой бескровной по меркам Второй мировой войны. Боевые действия длились всего четыре-пять дней, в ходе которых сопротивление армии самого крупного в средневосточном регионе государства было сломлено. Иранские бойцы бросали ружья, а жители с цветами в руках приветствовали советских и британских солдат. При этом первые вошли в страну на законном основании, согласно Договору, а вторые – как оккупанты. Но для простых иранцев суть дела от этого особо не менялась. Так или иначе, союзнические войска, пройдя маршевыми порядками через всю страну, 17 сентября без единого выстрела вступили в Тегеран. Потери сторон от локальных стычек, в основном в приграничных районах, составили 40 советских, 22 британских и 800 иранских солдат.
Днем раньше шах Реза Пехлеви был вынужден отречься от престола в пользу своего старшего сына Мохаммеда Резы Пехлеви и под конвоем англичан этапирован в ссылку – сначала на Маврикий, а затем в Йоханнесбург. Здесь, спустя три года, он скончался в возрасте 66 лет.
Гитлеровский план ввязать Иран в войну против Советского Союза оказался полностью провален.
Однако несмотря на успех стран-союзниц, в Тегеране все еще сильны были позиции немецких спецслужб – военной и политической разведок, возглавляемых соответственно Вильгельмом Канарисом и Вальтером Шелленбергом. Иран использовался Берлином для проведения подрывной деятельности в Советском Союзе до самого окончания войны.
Пока же, в середине сентября 1941 года, когда до конца Второй мировой было еще очень далеко, события разворачивались своим чередом. Советские и британские войска готовились к проведению парада победителей в Тегеране, новый правитель Ирана шахиншах Мохаммед Реза Пехлеви принимал судьбоносные для своего государства решения под диктовку новых советников. А мелкий торговец Хабир после беседы с владельцем харчевни агой Арзу шел в свою фруктовую лавку, что находилась на площади Туп Хане, рядом с Большим Тегеранским базаром. Сегодня туда для разговора должен был зайти коммерсант Фархад, он же глава немецкой резидентуры в Тегеране – Франц Майер – штурмбаннфюрер СС.
– Привет, Оганес, – резко затормозил, подняв за собой столбик пыли, Казанфар.
– Здравствуй, брат. А где Жора?
– Он ехал впереди меня, но на улице Надери…
– Ты упустил его?..
– Знаешь же, как он умеет уходить от «хвоста».
– Эх ты, «хвост»!..
– Не задирайся, Оганес! Ты сам его десять раз потеряешь, пока доведешь от своей калитки до дома!
– Так уж и десять?
– Ну девять.
Ребята рассмеялись и пошли во двор к Оганесу, к которому должен был приехать и Жора. Казанфар не стал рассказывать о том, что произошло с ним и Жорой в пути. Нет, он доверял Оганесу, просто не любил много болтать. Пусть уж лучше сам Жора расскажет обо всем. Он – командир и ему видней, что говорить, а о чем лучше помалкивать. Но Жоры подозрительно долго не было. Это вызывало беспокойство. А ведь начиналось все, как всегда. По пути ребята затеяли «шпионскую» игру: Казанфар следит, Жора уходит от слежки. Глядя со стороны, можно было подумать, что мальчишки на велосипедах беспечно гоняются друг за другом. Обычное дело для 14–16-летней пацанвы. На деле же ребята, лучше взрослых знавшие все уголки и закоулки Тегерана, отрабатывали навыки ведения наружного наблюдения. На улице Надери Жора резко свернул в сторону. Казанфар едва не пролетел мимо, но вовремя успел притормозить и вильнул следом. Ему показалось, что Жора пытается оторваться от него, но он ошибался. Жора не ради интереса сделал вираж. На стене углового дома он увидел нанесенный мелом едва приметный крестик. Это был условный знак. Его здесь мог оставить только один человек – водонос Мурат, мальчик-сирота тринадцати лет. Крестик означал: экстренное происшествие, необходимость срочной встречи! В таком случае она назначалась на площади Туп Хане, напротив овощных рядов. Отличное место, где, если что, можно легко затеряться в разношерстной толпе горожан. Тут всегда было людно. Покупатели и продавцы, нищие, попрошайки и состоятельные иностранцы, разгуливающие вместе с женами и подругами в золотых украшениях, шикарные лимузины и скрипучие повозки, запряженные ослами и мулами, – бедность и богатство соседствовали здесь рядом. Улица была полна бойких голосов зазывал в магазины и харчевни, криков погонял и ржания заупрямившихся животных, звуков автомобильных моторов и клаксонов в толпе прохожих, толстых богачей и оборванцев-беспризорников, готовых ради куска хлеба на все, кроме воровства. Да, чего не было на Тегеранском базаре и в городе, так это – воровства. Приезжие поначалу удивлялись этому и тому, что в обед двери опустевших лавок и магазинов не запирались. Но когда местные объясняли, что воровство у них считается несмываемым позором и ворам отрубают руки прямо на площади, на смену удивлению приходило смешанное чувство уважения к суровым, но, видимо, справедливым порядкам.
Жора подкатил к овощным рядам и в условленном месте заметил Мурата. Тот знаком дал понять, что к нему подходить не надо. Пришлось отойти в тень массивного платана, что раскинулся над тротуаром, чтобы понаблюдать за фруктовой лавкой напротив, куда вошел Мурат. Вскоре оттуда вышел высокий худощавый человек. Одет он был в черный костюм. Его вид – выбивающиеся из-под фески длинные светлые волосы, красная борода, обрамляющая круглое лицо и холодный взгляд серо-голубых глаз – вызывал озноб. Скорым шагом мужчина пересек дорогу, подошел к черному «Опель Капитану», сел на заднее сиденье, и машина рванула с площади. В ту же секунду Жора обернулся к Казанфару, который следил за ситуацией с другой стороны, и, махнув рукой, показал большой палец. Казанфар вскочил на велосипед и, на ходу предугадывая направление движения автомобиля, последовал за ним, срезая по диагонали путь через внутренние дворы и пешеходные тропки. В результате он не только успевал на велосипеде за машиной, но иногда приходил на промежуточный пункт раньше ее. Этому трюку его научил Жора. В одном из глухих переулков 11-го округа «Опель» остановился, прижавшись к тротуару. Опередивший его по короткому пути, Казанфар прокатился мимо автомобиля и, завернув в проезд между домами, притормозил. Отсюда хорошо просматривалась дорога, где стоял «Опель». Увы, в салоне никого не было, кроме… дамочки за рулем! Вскоре та вышла из машины с небольшой кожаной сумочкой в руках, в которой лежали, кажется, фрукты и, перейдя улицу, скрылась во дворе добротного дома из белого кирпича. Невысокая блондинка с осиной талией и широкими бедрами, произвела неизгладимое впечатление на Казанфара. Одета она была по-европейски, в голубую пару – пиджачок и узкую юбку чуть ниже колен, туфли на каблуке, а на голове шляпка и темные очки в пол-лица, которые вполне могли сойти за паранджу в стиле модерн. Запомнив номер дома, Казанфар вскочил на велосипед и, еще раз проехав мимо пустой машины, погнал назад. По пути, прокручивая в голове произошедшее, он пришел к выводу, что его, кажется, провели как пацана. И кто? Женщина! Хоть и шикарная во всех отношениях. Обидно. Работу свою он выполнил плохо. «Опель» проследил, но главное – «пассажира» упустил, и теперь несся к Оганесу, где, наверное, давно уже его дожидался Жора. Казанфару надо было доложить ему все. А также рассказать о том, что не успел сделать там, на площади, когда поехал сопровождать «Опель». Дело в том, что он знал хозяина фруктовой лавки, за которой наблюдал Жора и откуда вышел высокий мужчина в черном костюме. Она принадлежала соседу Казанфара – мелкому торговцу Хабиру. Может, это и не имело большого значения, а может, и имело.
Когда Казанфар скрылся следом за «Опель Капитаном», Жора, подождав минут пять, направился к фруктовой лавке, где находился Мурат. Раздвинув занавеску из продолговатых стеклянных бусинок, похожих на струи дождя, Жора вошел внутрь и сразу почувствовал неладное. Лавка была пуста. Жора поднял крышку стойки, шагнул за прилавок и остолбенел! На полу, слева от прохода, лежал, свернувшись калачиком, Мурат. Жора наклонился к нему, тронул за плечо, но тот никак не отреагировал. Руки Мурата были прижаты к животу. Жора попробовал отвести одну из них, но Мурат вдруг застонал и, немного развернув кисть, показал окровавленную ладонь.
– Что произошло, Мурат?! – пытаясь придать голосу твердость, спросил Жора.
– Ма-а… он… в го-ро-де… – Слова дались Мурату с большим трудом и лишили последних сил. Голова мальчика откинулась в сторону, взгляд застыл, и тонкая струйка крови потекла из уголка рта.
– Мурат… Муратик, погоди, братишка… Я приведу врача, – зашептал дрогнувшим голосом Жора. – Мурат… не умирай… я сейчас…
Слезы навернулись на глаза, но он не отвернулся, смотрел сквозь пелену в лицо мальчику и беззвучно плакал, подрагивая плечами. Вскоре Жора опустил ладонь и прикрыл веки умершему. Бессилие перед непоправимой бедой, опустошенность в душе сменились злостью. В памяти всплыл мужчина в черном костюме – неведомый, безжалостный враг, нанесший смертельный удар, не пощадивший и ребенка. «Я найду убийцу, Мурат, найду и отомщу за тебя. Обещаю, братишка». – Шепотом произнес Жора. Он начал собираться с мыслями. «О чем хотел сказать Мурат?.. Что произошло в лавке за эти пять – десять минут?.. Мужчина в черном костюме!.. Мурат помешал ему?.. Узнал его… и тот убил парня?! По-бандитски сунул шило в живот! Способ фашистских диверсантов. Так они «бесшумно устраняли свои жертвы». Рассчитано наверняка – удар в брюшную аорту – внутреннее кровотечение и неминуемая смерть. Мужчина в пустой лавке – фашистский диверсант?.. Зачем он зашел туда? Кто хозяин?..» Вопросов было много. Подобно сыпучке в песочных часах, они «просеивались» через сознание, которое отказывалось понимать, что Мурата больше нет!..
– Руки за голову! Не сопротивляться! Полиция! – Жора не успел даже оглянуться на окрики, когда сзади на него навалились несколько туш и стали выкручивать запястья. Потасовка длилась недолго. Минуты через полторы Жора уже стоял перед двумя полицейскими с завязанными за спиной руками и смотрел на третьего, довольно невзрачного мужчину в старом темном костюме. Тот то и дело вскидывал руки, причитая о случившемся:
– О Боже, как ты допустил такому произойти в моей лавке? За что ты посылаешь это испытание мне, бедному торговцу фруктами? Чем я прогневил тебя? Я ведь ни в чем, ни в чем не виноват…
– Слушайте, хватит! – сильным низким голосом прервал хозяина один из стражей порядка – коренастый, с лоснящимся от пота смуглым лицом полицейский. На широких плечах его, прикрепленные к мокрой рубахе, плотно лежали красивые сержантские погоны. Судя по всему, он являлся старшим и потому обратился к напарнику в некотором пренебрежительном тоне, но на «вы»:
– Муслим, выйдите-ка, поищите там свидетелей, наверняка найдутся те, кто что-то видел или слышал.
Муслим – высокий, очень худой парень в великоватой в плечах и одновременно коротковатой форме рядового полицейского таким же низким грудным голосом рявкнул:
– Будет исполнено! – козырнул и выбежал на улицу.
Оставшийся в лавке сержант, осматривая место происшествия, шумно вздохнул в раздумье – кого из подозреваемых первым огорошить вопросом: «Где вы находились в момент преступления?!»
Тем временем Муслим, которому пришлось-таки походить в поисках свидетелей, разговаривал с мальчишкой, работавшим зазывалой в кондитерском магазинчике. То, что поведал парень, Муслим сопоставил с рассказом уличного писаря, который был опрошен им несколько раньше. И примерная картина произошедшего стала вырисовываться в голове полицейского. Запротоколировав под роспись сказанное ими, он прихватил их обоих с собой и направился к фруктовой лавке. Ему теперь предстояло предъявить показания и самих свидетелей старшему напарнику. Муслим вполне мог считать достигнутый результат успехом, так как обитатели Большого базара всегда с неохотой делились свидетельскими показаниями по поводу уличных убийств. Они в начале 40-х годов происходили в Тегеране часто, нередко являясь результатом фатальных разборок враждующих между собой разведсообществ, которые согнала сюда с разных концов света Вторая мировая война.
Когда Муслим вошел в лавку, напарник вел перекрестный допрос:
– Слушайте, так вы утверждаете, что, зайдя утром в свой магазинчик, увидели раненого мальчика и выбежали за полицией? – пробасил он хозяину. – А вы, – обратился к Жоре, – в это время как раз зашли сюда?.. Слушайте, вы оба что, хотите меня запутать?!
– Ни в коем случае.
– Нет-нет.
– Молчать! Вы подождите, – ткнул он пальцем в Жору и, продолжая ко всем обращаться на «вы», добавил: – А вы говорите! И вот, что я вам скажу – не врать мне!
– Да, господин полицейский, – подобрав руки под живот, произнес хозяин. – Именно. Я открываю лавку обычно рано, но сегодня немного задержался, так как зашел к соседу – владельцу харчевни аге Арзу, возможно, вы его знаете, хотел проконсультироваться по коммерческому вопросу.
– Ну и!
– Ну и поговорили мы, и я, по этой причине немного позже обычного открыл лавку. Хотя ее и не запираю на замок, только на ключ. Дальше я вам рассказывал. Вошел, увидел под прилавком, с внутренней стороны, раненого мальчика, очень испугался, хотел расспросить его о случившемся, почему он здесь? Но он лишь стонал, и я понял, что ему нужна помощь, выбежал на улицу, чтобы вызвать врача и полицию.
– У-уфф! – выдохнул коренастый полицейский, вытирая платком пот со лба, и перевел взгляд на Жору. – Слушайте, вы зачем зашли в лавку? И зачем полезли за прилавок? Ведь находясь перед прилавком, не заметишь, что под ним, по ту сторону, лежит человек.
– Простите, господин полицейский, я уже говорил, что не видел, как из лавки выходил ее хозяин, но я видел, как в нее вошел Мурат и как из нее вскоре вышел высокий мужчина в черном костюме. Он до Мурата уже находился внутри. Так вот, он вышел, сел в черный «Опель Капитан» и уехал. А я вошел, хотел купить горсть орешков, заодно – поздороваться с Муратом, мы друзья. Но смотрю, в лавке никого нет. А Мурат ведь не выходил из нее. Куда же он делся? Я решил заглянуть за прилавок. Он там лежал скрюченный. Я хотел сбегать за врачом, но не успел, Мурат скончался у меня на руках. Так и было. Господин полицейский, он никому не сделал ничего плохого. Он был водоносом, сирота. Бедный, маленький Мурат, – под конец не сдержался Жора.
– Слушайте, мужчина в черном сел в черный «Опель». – Вполуха слушая рассказ, проговорил полицейский. – Получается какая-то «черная кошка – в темной комнате». Тьфу ты! Значит, вот что я скажу – можете поподробнее описать его?
– Кого?
– Мужчину в темном… черном костюме.
– Могу…
Показания свидетелей, которые записал Муслим, полностью подтвердили сказанное Жорой. Описание зловещего мужчины в черном костюме тоже совпало. Выходило, что парень говорил правду. А вот хозяин лавки, похоже, не все выкладывал начистоту.
– Слушайте, как же вы выходили из лавки, если вас никто не видел? – уже с ноткой угрозы в голосе переключился на него коренастый полицейский. – Думаю, правильно будет, если вас задержать.
– Почему меня?
– Потому что я подозреваю вас в неискренности, а то и в даче ложных показаний. Посмотрим, что вы скажете в участке, когда мы перейдем к допросу с пристрастием.
– Но, господин полицейский, я говорю правду. Меня не видели, очевидно, из-за того, что я зашел в лавку через заднюю дверь, где принимаю обычно товар. И выбежал я тоже через нее.
– Слушайте, зачем вам надо было огибать лавку, заходить и выходить через заднюю дверь, когда куда проще входить через переднюю?
– Через переднюю дверь ходят покупатели. Хозяин лавки не должен заходить и выходить из нее вместе с ними.
– У вас в этот момент были покупатели?
– Э-э… нет.
– Слушайте, когда человек оказывается в ситуации, подобной вашей, – неожиданно застает в комнате раненого, умирающего… в данном случае ребенка, – он не думает о том, какой вход для покупателей, а какой – для продавцов. Он бежит сломя голову по короткому пути, чтобы поскорее позвать на помощь. Если, конечно, произошедшее действительно является для него неожиданным. В противном случае это ситуационное несоответствие, как бы я сказал, вызвано тем, что данный человек либо и есть преступник или соучастник преступления, либо он страдает психическими отклонениями. И эта неискренность в ваших показаниях не единственная. Так что некоторые моменты из сказанного вами нуждаются в дополнительной проверке, – заключил полицейский сержант. – Официально заявляю: до выяснения всех обстоятельств вынужден задержать вас!
– Но как же так, я ничего предосудительного не совершил. Разве это законно – арестовывать невиновного человека только за то, что он не в ту дверь вышел?
– Слушайте, окажетесь невиновным, отпустим, волноваться не стоит. Но имейте в виду, все равно мы докопаемся до сути. И тогда, скажу так, – я никому не завидую. Вот мой совет – если есть в чем признаться, лучше это сделать самому и сейчас.
– О Боже! – только и смог воскликнуть хозяин лавки.
– Муслим, опишите здесь все с понятыми, снимите отпечатки пальцев там, где они есть. А я отконвоирую подозреваемого в участок и пришлю медэксперта. Слушайте, и отпустите вы уже свидетелей, под расписку. Этого молодого человека… тоже можете выставить вон. Есть у меня почему-то такое ощущение, что он нам не врал. Слушайте, юноша! Вот мой совет – еще раз попадетесь мне «не в добрый час и не в том месте», окажетесь в тюрьме, и надолго. Так что держитесь подальше от разного рода темных дел.
– Как скажете, господин полицейский.
– Сержант Бейбутов моя фамилия, – с прищуром произнес тот в ответ. – Вы свободны, но обязаны явиться в участок по первому нашему требованию.
Солнце докатилось до середины неба, и наступил полдень. Жара из желтой превратилась в белую. Прохожие на тегеранских улицах поредели, а тени исчезли совсем.
Жора остановился у дома Оганеса. Прислонив велосипед к забору, пошел во двор, под навес. Казанфар первым выбежал ему навстречу и с чувством облегчения похлопал друга по плечу:
– Ты где был? Я уже не знал что думать.
Жора посмотрел ему в глаза, перевел взгляд на Оганеса и виновато произнес:
– Убили Мурата. Шилом – в живот.
– Как… как убили? – не до конца осознав произошедшее, спросил Оганес.
– Подробностей не знаю, – ответил Жора, рассказав, как обнаружил еще живого мальчика во фруктовой лавке. А после пришли полицейские. Странно, но вели они себя достаточно объективно, разобрались в ситуации и, отпустив его – Жору, арестовали лишь хозяина лавки. Эти двое явно выбивались из общего ряда иранских стражей порядка, которые с одобрения немецких инструкторов не особо церемонились с задержанными.
– Думаю, – подытожил Жора, – Мурата убил диверсант. Казанфар, мужчина в «Опеле» – он и есть. Ты его «проводил до места»?
Казанфар молча опустил голову.
– Понятно.
