скачать книгу бесплатно
Дверь была тяжелая. И Пахому снова стало больно, когда он открывал ее. «А как же сюда попадают слабые девушки, дети и старики? Или ждут, когда кто-нибудь откроет дверь?» На него глянули из-за стойки удивленные глаза дежурного.
– А это еще что за фигня? Ты что пьяный парень или обкурился? Ты хоть понимаешь, куда пришел? Тебя определить на пятнадцать суток?
Пахом поднял глаза на дежурного. Это был молодой парень с худым скуластым лицом. Темные волосы его стояли бобриком. Даже на ночном дежурстве он не позволял себе расстегнуть верхней пуговицы форменной рубашки. Потому что всего лишь несколько месяцев назад, как был принят на службу.
– Я хочу сделать заявление, – тихо сказал Пахом. Каждое слово отзывалось болью. Поэтому он говорил тихо и медленно.
Он был уверен, что дежурный не услышал или не разобрал его слова и непременно переспросит. Немного отдышался.
– Несколько часов назад произошло преступление, – с трудом выговаривал Пахом. – Возле вокзала.
Дежурный отодвинул в сторону бутерброд с колбасой, который он уже успел надкусить. Рядом стояла бутылка пепси-колы.
– Друга у меня убили, а меня они…
– Погоди! Погоди!
Дежурный снял трубку. Ткнул кнопку.
– Товарищ лейтенант! Тут парень пришел, какой-то странный очень. Говорит, что убийство…Понял! Так точно!
Дежурный вышел из-за стойки, брезгливо взял его за локоть, приблизил лицо и принюхался. Еще раз обнюхал.
– Алкоголем попахивает! Пойдем! Сейчас сделаешь свою заяву. Давай шевели копытами!
Он повел Пахома по коридору. Остановился перед дверью, заглянул. На шее у него была бородавка.
– Можно, товарищ лейтенант? Ага! Проходи! Давай!
Пахом вступил в кабинет. Лейтенант, белобрысый молодой мужчина, приподнялся со стула. Вытянулся вперед.
– Сержант! Что за дела? Ты кого ко мне привел? Где ты его подобрал! А ну-ка немедленно выбрось его отсюда! Тьфу!
Лейтенант побагровел. И вышел из-за стола. Дежурный взял Пахома за плечо и потянул к двери. Держал он его несильно.
– Постойте! – закричал Пахом. – Это они меня раздели, избивали и … Они убили моего друга, зарезали ножом. Это в парке возле вокзала. Я вам покажу это место! Поедемте!
Сержант и лейтенант переглянулись. Лейтенант кивнул. И сделал движение головой в сторону.
– Ну, пойдем, раз такое дело! – сказал лейтенант. – Посмотрим!
Они сели в ту самую полицейскую машину, в которую заглядывал Пахом. Подождали. Рядом с Пахомом сел сержант.
7. НА ЭТАЖ ВЫШЕ
– Да! Дела! – произнес лейтенант, потирая лоб. – Не повезло тебе, парень. Вам не повезло. Ну, садись! Садись!
Они снова были в кабинете. Кроме знакомого лейтенанта, сидели еще двое в гражданской одежде. Начался допрос. Пахом всё рассказал. Сержант писал.
– Как ты говоришь, они себя называли? А ну, повтори!
Пахом назвал услышанные прозвища.
– А этот Филипп такой лупоглазый? Носатый?
Пахом кивнул. Лейтенант поднялся и вышел. Вскоре он вернулся. Махнул Пахому.
– Пойдем-ка со мной! Прогуляемся!
Он отвел Пахома в другой кабинет. Кабинет был этажом выше.
– Вот, товарищ капитан! Как просили! Привел!
Капитан был в гражданке. Низкорослый, коренастый. Кого-то он Пахому напомнил.
8. ПРЕДЛАГАЕТСЯ ДВА ВАРИАНТА
– Капитан Филипенко! Я буду вести твое дело. Давай по порядку и очень подробно! – сказал капитан, глядя как-то сквозь Пахома.
– Я уже два раза по порядку и очень подробно рассказал.
Пахом невероятно устал. И сейчас ему хотелось одного, чтобы все его оставили в покое. Глаза закрывались.
– Я что неясно выражаюсь? Повторить?
Капитан начал сердиться. Застучал пальцами по столу.
– Хорошо! Хорошо! Только потом я должен отдохнуть! Я хочу спать.
– Отдохнешь! За этим у нас не заржавеет.
Пахом снова всё рассказал. Капитан на некоторое время задумался. Потом долго и пристально смотрел в глаза Пахому. Лицо капитана было неподвижно.
– Значит, слушай сюда внимательно! Предлагаю тебе два варианта на выбор. Первый. Сейчас тебя отправят в камеру, где сидят уголовники. Ты сам представляешь, что они с тобой сделают. Разорвут твою задницу в клочья. Второй вариант. Я тебе даю одежду, денег, покупаю билет, сажу на поезд, ты уезжаешь к себе домой и забываешь навсегда об этой истории. Ничего не было.
Пахом усмехнулся. До него стало доходить.
– Можно вам вопрос, товарищ капитан?
– Валяй! Спрашивай!
– Вы отец Филиппа? Я угадал?
– С чего ты взял? А?
– Внешнее сходство. Хотя вы сильно отличаетесь.
– Хорошо, что хоть только внешнее. Я его старший брат. Так что ты решил? А?
– У меня нет выбора. Мой вариант, как я понял, не пройдет.
– Гребнев! Зайди! Эй!
Зашел сержант. Посмотрел с презреньем на Пахома.
– Отведи его в душ! Пусть помоется!
– Под ледок, товарищ капитан?
– В наш! В нормальный!
9. КАПИТАН ВСЁ РАЗРУЛИЛ
Пахом вышел из душа почти обновленным. Хотелось поскорей забыть об этом ужасе. На скамейке лежала одежда. Джинсы, футболка, ветровка. Рядом кроссовки. Всё подошло. А впрочем, он с Филипповым-старшим был одинаковой комплекции.
– Готов? А?
Он повернулся. На пороге стоял капитан, накручивая на пальце связку ключей. Пахом пошел следом за ним. Приехали на вокзал. Капитан отдал Пахому билет, паспорт и студенческий. Документы лежали в мультифорке.
– Так вы нашли? – не поверил Пахом. И тут же замолчал, поняв, что лучше об этом не надо было бы спрашивать. Что тут непонятного?
– Вон твой поезд. Значит, слушай сюда внимательно. Ты сидел в вагоне, Стас побежал за пивом. Поезд тронулся. И ты решил, что Стас опоздал. Приедет на следующем поезде. Мобильник – вот он – Стас оставил в вагоне. Всё!
– А что же… ну, с телом? С ним?
– Отправим. Это не твоя забота. Дело по убийству завели. Но, скорей всего, висяк. Не надо ночью выходить на пустынный перрон, еще и пиво пить в заброшенном глухом парке, где всякая гопота шарится. Так ты меня понял? А?
– Да! Понял.
– Если попробуешь дернуться, я тебе такое устрою. И убийство Стаса на тебя свалю и изнасилование. Так что будешь чалиться по полной программе в качестве петуха. Вот так!
– Я должен вам сказать «спасибо»? В ножки не надо кланяться?
– Пошел на хрен! Чтобы я больше о тебе никогда не слышал! Студент!
10. С ЭТИМ ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ
Вот живет себе человек, поживает, свой у него мир, прочный, устоявшийся, где ничего не происходит неожиданного и неприятного, всё катится по заведенному порядку. Конечно он знает, что в мире есть зло, насилие, людей убивают, издеваются над ними, калечат, грабят. Кто-то гибнет в автокатастрофах, кто-то умирает от инфаркта. День за днем об этом трандычат из ящика. Но это как-то далеко, это там, с совершенно не знакомыми и нисколько не дорогими ему людьми. В художественных фильмах кровь тоже льется потоками…
Он потягивает пивко, кушает. Ему показывают убитых, искалеченных, обворованных, обманутых, оставшихся без жилья людей. Но совершенно для него далеких. И это его нисколько не взволнует, не заставит подпрыгнуть на месте, побледнеть, застыть от ужаса, убрать в сторону бокал с пивом и тарелку с едой. Он спокойно продолжает трапезу. С ним-то этого не происходит и не произойдет. Нет, конечно, разумом он понимает, что и с ним может случиться что угодно, даже самое страшное. Головой понимает. Но каждая частица его души и тела не принимают такого исхода, вопиют против такого. С ним и с близкими ему людьми уж точно этого не будет. Ни за что! Но вот происходит. Но не с кем-то далеким, незнакомым, другим, а с ним. Как гром среди ясного неба! Это же всемирная катастрофия. Он отказывается принять это. И первое ощущение: да этого не может быть. Ну, никак не может быть! Потому что не может быть! Не должно! Ведь это же он! А никто-то далекий! Да это всего лишь сон! Кошмарный сон. А вот он проснется и убедится, что ничего не произошло. Что всё, как было, так и есть. Так что испуг его от этого сна, глупого и кошмарного! Потом чувствует, понимает, до него доходит, что ни какой это ни сон, что это случилось и случилось именно с ним, а ни с кем-то иным. Что судьба выбрала именно его!
Разве можно жить с этим? Нет, нельзя. А если нет уже прежней жизни, а нынешняя стала невыносимой, то и вообще жизнь не нужна. Не всякий способен выдержать испытания. Многих они ломают и толкают к роковой черте. А у тех, кто выстояли, выдержали, пережили, у тех начинается другая жизнь. Это уже другой человек. Человек, переживший ужас и устоявший перед ним.
Теперь вся прежняя жизнь Пахома была перечеркнута этим кошмарным, диким, скотским насилием. Значит, с ним можно вот так! Ну, зарезали бы, искалечили! Но чтобы вот так!
Даже если никто не будет знать, что с ним произошло, разве это меняет его положения. Он-то знает об ЭТОМ. И ЭТО теперь в нем навсегда. От ЭТОГО не избавишься! Он отныне изгой. Его взяли, как паршивого щенка, и швырнули туда, где падаль и отбросы. Теперь там его место на помойке жизни среди самых презираемых. И сделали ЭТО с ним отбросы и падаль. А значит, он хуже их. Они оказались сильнее, те, кого можно только презирать. А как бы он относился к такому человеку?
Родоки сразу обратили внимание, что Пахом какой-то не такой. Он был грустен, лежал в своей комнатке на диванчике и на все вопросы отвечал предельно кратко: «Всё нормально! Ничего не произошло!» Вечером он позвонил родителям Стаса. Заметно волновался. Какое-то время не мог заговорить.
– Это я, Пахом. Понимаете, Вера Сергеевна, мы разминулись со Стасом. Он на станции выскочил, ну, чего-нибудь купить перекусить. И опоздал на поезд. А телефон его у меня. Он, кстати, еще не приехал? Должен вроде как.
Мать Стаса насторожилась. Пахом это почувствовал.
– Как это разминулись? Что ты говоришь?
– Ну, уж так получилось. Вот!
– Но он до сих пор не звонил. Почему же он не звонит?
– Да, может, уже подъезжает. Ну, сел на следующий поезд, на сутки задержится. Должен подъехать.
Положив трубку, он вздохнул с облегчением. Но ведь это только начало. А что дальше? Как он сможет пережить? Куда-нибудь бы спрятаться!
В полдень следующего дня мать позвала его к телефону. Лицо ее было напуганным.
– Что-то мама Стаса рыдает. Я ничего так и не поняла. Со Стасом всё нормально? Вы же были вместе?
– Ну,– неопределенно ответил Пахом и дрожащей рукой приблизил трубку. – Да!
– Стаса убили! Убили Стаса! Мне сейчас позвонили с этой проклятой станции. Как же так? Вы же ехали вместе. Стаса убили! Где ты был?
Пахом еще какое-то время слушал истеричные рыдания и выкрики, потом медленно положил трубку. Сейчас бы убежать куда-нибудь, зарыться так, чтобы тебя никто не нашел. За что же ему такое? Почему он теперь должен жить с этим? И ничего уже невозможно изменить. Вечером он, как ни страшно ему это было делать, позвонил родителям Стаса. Хорошо, что трубку взял отец. С матерью он не смог бы говорить.
– Стас сейчас в морге. Мы ездили на опознание. Оказывается, его еще и зверски изнасиловали сначала, а потом убили, зарезали ножом. Я матери не говорил про это. И ты не говори! Хорошо? Договорились?
– Да! Да! Да! – только и бормотал Пахом. – Конечно, да! Договорились!
На следующий день он отправился к Стасу, то есть к его родителям. С порога ударил характерный запах, который бывает всегда, когда в доме покойник. Он остановился на пороге, не зная, стоит ли ему снимать обувь. Потом понял, что этого не делают. Медленно прошел мимо кухни, где сидели незнакомые люди, видно, родственники. Седой мужчина пил чай. Две женщины в черных платках о чем-то тихо говорили. Пахом подошел к гостиной, посередине которой на табуретках стоял гроб со Стасом. По обе стороны сидели. Отец и мать Стаса рядом, еще несколько женщин. Мать, не отрываясь, глядела в лицо сына и гладила ладошкой то его волосы, то скрещенные на груди руки. Под глазами у нее были черные круги. Пахом медленно приблизился и сел на свободный стул. Лицо Стаса было отрешенно спокойным. На щеке красный след царапины. На нем был черный костюм, белая сорочка, галстук, черные туфли с дырчатой поверхностью. Такого Стас никогда бы не надел в жизни. Только мертвым можно было его обрядить в подобное. «Какую-то чушь я думаю! – выругал себя Пахом. – Почему же я не лежу у себя дома также? Что за сволочь человек! Даже в таком состоянии он цепляется за жизнь и страшно боится, что кто-то узнает его постыдную тайну! И это теперь мне на всю жизнь. Жить и бояться. Знать, что ты не такой. Как я буду теперь общаться с пацанами? А вдруг у опущенного человека по глазам можно прочитать это? Ты же ничего не знаешь!»
Пахом вышел на лестничную площадку. Следом за ним хлопнула дверь. Он машинально оглянулся. И остановился.
– Постой, Пахом! Поговорим!
Это был Иван Николаевич, отец Стаса, худой, невысокий мужчина. Кажется, он работал слесарем в гараже. «Он сейчас начнет меня расспрашивать, разузнавать про подробности», – подумал Пахом. Как раз этого он и не хотел делать. Надо было уходить, не оборачиваясь. Сразу!
– Давай закурим! – сказал Иван Николаевич.
Достал сигареты.
Они спустились ниже на небольшую лестничную площадку. На подоконнике стояла полулитровая банка, служившая пепельницей. На стене скотчем приклеен листок, распечатанный на принтере, «Категорически запрещается курить!» Кто-то об него потушил бычок. Закурили. Пахом глядел в окно, на крыши железных гаражей. Возле одного гаража стояла «девятка» с узором вдоль всей стороны. «Девятка» была темно-вишневого цвета. Сильно подержанная.
– Это… извини, в общем… Ну, не надо тебе на похороны,– заговорил Иван Николаевич. И чувствовалось, что говорить ему это не хотелось, и он вымучивал каждое слово. – Я не виню тебя ни в чем. Ты же тут ни при чем, так же? Но Вера… ей сейчас тяжело. Она считает, что все виновны в смерти Стаса, что его могли бы спасти… Наверно, она не хочет тебя видеть. Вот такие пирожки с капустой, Пахом! Вот так всё.
Иван Николаевич глубоко затянулся сигаретой, и она уменьшилась сразу почти наполовину. Шумно выдохнул дым.
– Ничего! Раз так! – сказал Пахом.
Он уже спустился на несколько ступенек. Остановился. Что-то он забыл очень важное. Вспомнил! Ну, конечно же…
