скачать книгу бесплатно
Как Гермоген двумя месяцами позже…
Он погибнет мученической смертью, пытаясь освободить Царскую Семью. Архимандрит крестный ход повел к Дому Свободы, пытаясь именем Бога вызволить Семью из заточения. Но разогнали большевики святое шествие, а епископа зверски убили, когда я пишу слово «зверски» – я представляю себе, как тонул в холодных волнах Иртыша этот смелый человек, так много на своем веку повидавший. К ногам его привязали камень и бросили в воду.
В 1918-м он погиб, и его смерть положила начало веренице жутких издевательств над церковными служителями. Даже здесь, в Тобольске, где сейчас 28 церквей, а к началу великой большевистской смуты их насчитывалось 33, и все церкви работали. Службы по графику, крещения, венчания и похороны, нарядные прихожане по воскресеньям. Благочестивая богомольная Сибирь.
Ближайшее окружение Семьи в Тобольске после переезда из Царского Села тремя пароходами при виде отца Алексия возроптало.
Евгения Боткина явление нового Григория испугало. Тогда не поняли еще, что опасность вовсе не в отце Алексии. Не понимали, что о суете мирской, о выяснениях, кто ближе к Их Императорским Величествам, можно раз и навсегда позабыть.
Бывшие царь и царица, так называет их новая власть.
Солдат Рыбаков как имя нарицательное.
Пора о спасении души думать. Царица глядела в будущее с надеждой, но казалось, что готова встретить любую развязку без содрогания.
«Может быть, он чем-то напоминал ей Григория Распутина, тоже происходившего из Тобольской губернии» – да, сходство отца Алексия с Распутиным уловил не только сын священника Георгий, рассказавший об этом своим детям. Лейб-медик Боткин, впоследствии расстрелянный вместе с Царской Семьей, тоже отреагировал на появление нового духовника именно так.
«Едва только от одного Распутина избавились, как уже и следующий найден». Евгений Сергеевич Боткин уж очень Распутина не любил, известен случай отказа Григорию в медицинской помощи. Тобольск, деревня Покровское поблизости – только-только ушел в лучший мир один «святой старец», как того и гляди появится другой.
Царица прониклась к тобольскому духовнику самыми теплыми чувствами, это насторожило. И вызвало подозрительность свиты, народу тремя пароходами прибыло немало. («Всего двадцать человек с ними приехали, добровольные жертвы, о каких интригах можно говорить?» – горячо воспротивилась моему предположению журналистка из Екатеринбурга Лия Гинцель, автор статьи о семье Васильевых и укрытии царских драгоценностей).
Корабли в Тобольск приплыли богатые, челяди прибилось с хозяевами немало, о гибели не думали. Думали, как от беспорядков питерских подальше сбежать. А там… разные пути открывались, как виделось в суматохе упаковывавшим все, попадавшееся на глаза, – набитый хлыстиками для лошадей твердый кожаный чемодан одному из биографов запомнился крепко.
«С августа 1917 по апрель 1918 года в губернаторском доме проживала царская семья. 6 августа 1917 года в Тобольск на пароходе „Русь“ прибыла семья Романовых. Их слуги, приближенные (всего 45 человек) и охрана – на пароходе „Кормилец“. С собой в Тобольск Романовы привезли 2800 пудов груза (почти 40 тонн вещей). Для проживания царской семьи был отведен Дом губернатора. Однако, когда пароход остановился около пристани, Николай II отправил слуг, которые доложили, что здание для проживания царской семьи не готово – помещения грязные, пустые и без мебели. Целую неделю Романовы и слуги прожили в своих каютах. Это было прекрасное время: они могли совершать прогулки вдоль Иртыша, встречаться с местными жителями. Романовы посетили Сузгунскую сопку (известную как Лысая гора). По одной из легенд, царская семья посетила также Абалакский монастырь». (Цитируется по статье «Пребывание Царской семьи в Тобольске», сайт Тобольской епархии.)
Никто из добровольно приехавших в сибирскую ссылку не предвидел ужасного конца, вновь прибывшие ссыльные были уверены в скором освобождении, ждали, что придет на помощь английский король Георг V, кузен Николая Второго, в Мурманске готовили для Семьи временное пристанище, откуда царственные узники будут переправлены за границу на корабле.
Не приплыл корабль, рука помощи, потянутая поначалу, зависла в воздухе. Британская империя отказалась принять Романовых.
От греха подальше.
Но это поймут позже, много позже. А пока – в августе 1917-го на пароходе «Русь» в Тобольск прибыла Семья – и придворные, привыкшие к особому дворцовому укладу, к секретам и интригам. Прекрасные мужественные люди, но интриги при дворе норма.
Портовые грузчики тащили увесистые, второпях набитые чемоданы, заполняя разнообразным багажом тобольскую пристань.
«13 августа началось проживание в губернаторском доме. Романовы занимали 8 комнат из восемнадцати. На первом этаже проживали слуги, находилась столовая. Охрана царской семьи проживала в доме Корниловых. Непосредственной охраной царской семьи занимался отряд особого назначения под началом полковника Кобылинского, составленный из отборных солдат трех гвардейских стрелковых полков.
Время проживания в Тобольске для Романовых было относительно спокойным: дети занимались уроками, читали, бывший император работал в своем кабинете. В Доме Свободы появились домашние птицы, был вырыт прудик для уток. В теплые дни Романовы любили принимать солнечные ванны на крыше оранжереи. 21 (8) сентября 1917 года, в праздник Рождества Богородицы, Романовым разрешили посещать Благовещенскую церковь. Посещение храма продолжалось до 7 января 1918 года, но затем было запрещено» (после молебна Многая лета посещение церкви запретили… но в январе 1918-го речь уже не шла об укрытии Царя и Семьи. Готовили уничтожение «живого знамени белого движения» – так говорил о Николае Втором товарищ Ленин. Живому знамени церковь посещать необязательно. Но последний церковный молебен в жизни царской семьи был отслужен по всем правилам).
* * *
Полина Сергеевна Веденеева будто наворожила: голоса идущих я услышала, вообразила смутные очертания двух фигур.
И надолго застыла на смотровой площадке, смотрела вниз, на влажные поверхности крыш, опутанные деревьями, лишь кое-где меж ветвей проглядывали гламурные стены элитных домов. Новенькие, ждущие. Кондоминиумы у подножия горы раскинулись амфитеатром, каждый метр продается задорого!
– А ведь там, внизу, три церкви стояли, стройные, их уничтожили. Уничтожают у нас, как вы знаете, зверски. И новые постройки на месте тех церквей время от времени самовозгораются… но это никого ничему не учит. Строят и строят. – Полина Сергеевна загадочно улыбнулась голосу, подняла голову – нам навстречу шел невысокий седеющий парень, и придумывать его образ было незачем: ко мне приближался вылитый Кот Бегемот, его Михаил Афанасьевич Булгаков давно придумал, и задумка блестящая.
А тут фантазия наяву: черная рубашка и узкие джинсы, черные очки в круглой оправе, небольшая черная шляпа модели «котелок» сдвинута чуть к затылку, светлые пряди волос выбиваются наружу, в руке стильная трость. Тоже черная. Театральный персонаж, театральные реплики при появлении. Я не могла поверить, что он настоящий, успела шепнуть Полине:
– Это ваш экспонат из музея? Вы ведь обещали чудеса…
– Он и есть чудо, – отшепталась невозмутимо Полина, почти не шевеля губами. – Не удивляйтесь. – И громко: – Володя, наш сотрудник. Настоящий клад! Он знает все и обо всех вам расскажет. Рекомендую, Светочка, уверена, вы подружитесь. Владимир – моя правая рука.
– Владимир Цыбушкин, правая рука и левая нога Полины Сергеевны, – отрекомендовался Бегемот церемонно, глядя на меня вполне человеческими глазами.
– Видите, Света. Никакого нет пиетета перед начальственной особой. Совсем я в руководители не гожусь, – улыбнулась Полина. Видно было, что эту сцену они играют не впервые.
Владимир церемонно изогнулся, поцеловал ручку – вначале Полине, потом мне, и громко произнес, выпрямившись:
– У меня и перед царственными особами пиетета нет, днем и ночью с ними общаюсь. Такие подробности! Пиетет-иммунитет. Но перед прекрасными дамами склоняюсь, готов выполнять приказания! – и чуть тише добавил: – Между прочим, прибыл по вашему распоряжению, несравненная Полина Сергеевна. В распоряжение несравненной Светланы – как вас по батюшке?
– Лучше по имени, – отмахнулась я. – Вы с моим отцом тезки, он тоже Владимир. Не будем путаться. Я отчества в принципе не люблю, Полина Сергеевна – исключение, такое сочетание редкость, приятны звуки для произнесенья вслух.
– По-моему, Света, вы с Володей нашли друг друга, в чем я не сомневалась, еще не было гостя, к которому наш заведующий Отделом исторических подробностей не подобрал бы особый ключик. Вы взаимообогатитесь, я уверена.
– Полина Сергеевна, матушка, никакого ключика я не искал. Как научили общаться, так я и общаюсь, – обиженно мурчал Бегемот, над приспущенными темными очками из пены маскарадной бравады на меня устремлен чистый и ясный взгляд; Владимир приподнял шляпу, у него короткие светлые волосы. Ладный, бурлескный, неожиданный.
Симпатичный Кот Бегемот. Росту небольшого, но без признаков обжорства, подтянут.
– Что же, Светлана, панорамное вы увидели, но прежде чем спуститься вниз, я вам кое-что наверху покажу. Давайте через площадь перейдем. Вы идите рядом, а я по дороге буду рассказывать. В бывшей столице Сибири каждый камень тайны хранит. И каждая картина. Пожалуй, вначале один интереснейший портрет соблаговолите рассмотреть. Вместе со мной.
Полина Сергеевна улыбалась нам:
– Ну вот, откланиваюсь, но если есть во мне необходимость – я в своем кабинете. Переодеться, вещи оставить, отдохнуть – милости прошу. Да и чаю с печеньем – в любой момент. Не стесняйтесь, заходите! – Она неспешно удалилась, скрывшись через мгновение за огромной дверью Дворца Наместника. Я проводила ее взглядом, и Владимир тоже проводил. Теперь мне приходится задавать вопросы самостоятельно:
– Володя, вы знаете тайны и секреты сибирские, «все и обо всем», как мне сообщили. Свидетельства, книги, событий клубок. Тугой клубок. Пишете, наверное?
– Да нет, не пишу. Не умею. Говорить-то недавно научился. Я ведь до знакомства с Полиной Сергеевной молча с документами работал, а она появилась и практически силой заставила экскурсии вести. Я спорил с ней – какой из меня экскурсовод? Много лишнего сообщаю, в тесных рамках мне трудно. А она свое: тут разные люди приезжают, одни пишут, другие фильмы снимают. Им подробности интересны, знаете ли. Ну да, Отдел исторических подробностей как исполнившаяся мечта. И без меня вон сколько народу пишет, и вы, мне сказали, пишете. Я краевед. Чем могу, стараюсь быть полезным.
Мы беспрепятственно проходили по залам музея, повсюду компьютерные программы, экраны, на которые кликнешь – и подзаголовок, вызвавший интерес, растолковывается дикторским голосом. В деталях. Чудеса! Это и в европейских музеях редкость, а тут Сибирь, я думала, в глухомань еду…
– Ох, Светлана, это в последние годы мы так преобразились, демонстрируем «уровень мировых стандартов». Президенту город очень понравился, вы уже о том наслышаны, уверен – вот он и распорядился его в порядок привести. И что? Мигом!
Создали специальный фонд, банкиры наши объединились с бизнесменами, музейные заявки не остаются без внимания, чудеса в решете как из рога изобилия посыпались.
Обсуждая увиденное по пути, мы перемещаемся в нижний этаж. Таинственная, набитая самыми неожиданными предметами комната. Владимир остановился у портрета в уголке экспозиции. В полутьме небольшого зала огнем горели глаза жгучего брюнета, жадные и смелые.
– Кто бы вы думали? Это Ермак собственной персоной, работа неизвестного художника, восемнадцатый век. А ведь вылитый Фернандо Кортес! Конкистадор, покоритель Мексики… С чего бы это? Каким ветром занесло отъявленного авантюриста в Россию?
И ведь как умен был! Я уверен, вначале он завоевывал Сибирь для себя, и ведь чистая случайность помогла! И не намеревался, но когда стало складываться – просто повезло, азарт! – и стал как в карты играть. В конце концов объявил, что выполнял поручение царя, да и не совладал бы иначе с превосходящими силами противника. Татарские воины считали Ермака дьяволом.
Но у меня главный вопрос: почему он так выглядел? Ведь первые портреты именно такие, художники друг у друга перерисовывали. А потом уже – вот, полюбопытствуйте – небольшая скульптура рядом – «Завоевание Сибири Ермаком», здесь уже славянский тип лица, простой мужик, русский казак. Таким его теперь изображают. А совершенно загадочная фигура на самом деле, кто таков – до сих пор непонятно. Это – кстати о тайнах и секретах. Тут куда ни встань – везде тайна, есть версии, но нет четкого неопровержимого мнения, как и что происходило, все очень приблизительно. Версии появляются, опровергаются. Что известно определенно?
С вашим прадедом как раз определенная история. Все сходится: кто да что, где жил. Откуда происходил, дети семья жена и прочее.
Я тут же перебиваю, жду уточнений: почему он так уверен? Но Владимир продолжает, не обращая на меня никакого внимания:
– В остальном… Историческая правда – это сплошные белые пятна. Что логично, а что нет, дедукция и индукция. Применяю, всматриваюсь, делаю выводы… мужик.
Вот город наш основан в 1587 году, с конца семнадцатого века – столица Сибири. А что первым выстроили, как только струги казацкие стали разбирать и для хозяйственных нужд применять, обживаться? Первым делом – острог. Из этих самых лодейных досок, вон видите – здание, похоже на домики из спичек, такие раньше дети клеили, – это ресторан «Ладейный». В самом центре города. Дорогой, богатый ресторан имени первого острога. Неподалеку – Тюремный замок. Мы его так красиво называем, а это на самом деле – бывшая тюрьма. Прямо напротив Дворца Наместника, как вы заметили, и каменного Кремля, первого и единственного в Сибири.
Здесь начало сибирской ссылки, в этом замке и Достоевский 10 дней провел, а памятник ему отгрохали такой, будто он здесь и родился. Я не против памятника, но у нас ведь не литературе монументы ставят, а тем, кто имеет отношение к городу.
Сидел он здесь недолго.
На Завальном кладбище Кюхельбекер похоронен, я роман Юрия Тынянова «Кюхля» очень люблю. Но памятник Вильгельму не установлен. Может, в городе о нем не так хорошо осведомлены. Я опять отвлекся…
Пойдемте через площадь, у нас же тут все рядом. В Тюремном замке теперь гостиница, дешевая достаточно. За 600 рублей вы проведете ночь в камере, «почувствуете себя заключенным в историческом контексте». Это не юмор, это правда. Я там тоже как-то ночевал, но бесплатно. Задерживались с подготовкой выставок, 2–3 часа иногда оставалось, но спать где-то надо. Вот и…
– И как? – Я оживилась.
– Карцер как карцер, каменный мешок с откидной узенькой доской для сна. Можете при желании попробовать.
– Да нет, у меня нет желания и в комфортабельной камере ночь проводить, не то что в каменном мешке. С одной стороны, у меня воображение слишком развито, с другой – и хорошо, что развито, могу себе представить все, что там ощущают. В красках.
– Какие там краски. Серые и черные, мне кошмар однажды приснился, но я тогда слишком рано туда вошел, за восемь часов сна еще и не такое приснится. На два-три часа легко – в любом месте спокойно, будто проваливаешься в сон. Но я что хотел сказать: здесь город особый. История у нас такая. Не только Царь и Семья и не случайно Царь и Семья. Сейчас изменилось многое, но целых три с половиной века это был город-ссылка. Город – начало испытаний. Ссыльные здесь и оставались… или возвращались обратно и продолжалась прежняя жизнь. Но разве прежняя? – посмотрел он на меня особенным взглядом, в нем отчаяние и торжество. – Здесь божественная кузница, несуразное вперемежку с роковым, но и рок какой-то несуразный, непредсказуемый. Особая зона. Не скажу, что аномальная, но здесь история России иначе видится. Меншиков отвластвовался, душу отвел – и выброшен в 1728 году, не без активного участия князя Долгорукова, в нашу губернию. В Березово с семьей. В нищету и бедствия, за год сгорел.
И дочь его скончалась, красавица Мария, без вины виноватая, пострадавшая из-за алчного отца. И что? Через два года уже Долгорукие едут в Березово, а дети Меншикова возвращаются домой, имения отца пожалованы высочайшим указом, владейте и продолжайте фамильную историю. B пути, как гласит легенда, сани пересеклись, Меншиковы с Долгорукими встретились. Тот, кто интриговал, сам едет к нам в гости, а потомки загубленного милостиво прощены. Логика есть? Нету. Мне вот интересно – они раскланивались друг с другом при встрече «туда и оттуда»?
И поговорка наша любимая – «дальше Сибири не сошлют». Да…
На Тюремный замок мы снаружи посмотрели, Владимир уже увлекал меня обратно к Кремлю. Триста шагов – от тюрьмы до Кремля. Рукой подать, как говорится. Гостиницы в самом Кремле, гостиницы в Тюремном замке. Приют для богомольцев, Торговый ряд, Софийский собор, во время служб голос проповедника разносится по всей округе, а службы ежедневные, дважды в день, в десять часов утра и в пять пополудни. Прихожане поклоны бьют.
Смешать, но не взбалтывать.
– А кто заложил наш каменный Кремль, знаете? Матвей Гагарин, его сюда губернаторствовать сослали. Сибирь по-разному на людей влияет. Медвежий угол бескрайний, ощущение недосягаемости для начальства, чувство полной свободы. Иллюзия поддерживалась, но черту дозволенного не переступать. Растраты и хищения прощали, но захотел губернатор Матвей царем всея Сибири стать – и Петр не простил.
Теперь неизвестно, действительно ли он собрался Сибирское государство основать, правда это или наговор, интриги клеветников? Кто знает?..
Вот послушайте, это история о постройке. Казалось бы, величественный Кремль заложён, имя человека, который это сделал, овеяно почетом. Не тут-то было! В Сибири всякий человек «из центра» – сосланный или наказанный. Или царь.
Гагарин решил стать царем, отделить Россию от Сибири, и поддержка у него была, смешная поддержка, Петр разбил бы ее в момент, но была.
Губернатор сибирский князь Матвей Гагарин. В Тобольск приехал в 1711 году, а в 1714-м Петру Первому донесли, что губернатор крадет. Ревизия обнаружила то ли 300 тысяч, то ли три миллиона рублей недоимок. Но разгневало Петра вовсе не это. Заподозрили в сепаратизме – и голова с плеч! Гагарин якобы захотел сделать Тобольск столицей Царства Сибирского. Не бывать этому!
Строителя Тобольского кремля в 1721 году повесили в Петербурге под окнами Юстиц-коллегии, где ветер его потом семь месяцев раскачивал. Вороны глаза клевали, труп на глазах у родственников и всего честного люда разлагался самым непривлекательным образом.
После – целых три года тело сибирского губернатора не предавали земле. Чтоб впредь никому неповадно было, Сибирь – дело серьезное: кто дурное замыслит, тому несдобровать. У нас нет возможности восстановить ход мыслей губернатора, но представить себе реальный масштаб недоимок вполне осуществимо – это 3,7 % бюджета тогдашней России. Эти 3,7 % сегодня – 13 млрд долларов. Понятно, что ни у кого тогда не было и доли сомнения, – писал князь Василий Долгоруков, руководивший Следственной комиссией, – «что Гагарин совершил множество злоупотреблений». Во всяком случае, дознаватели без труда высчитали, что князь Матвей из собранных налогов и податей себе оставлял не меньше, чем сдавал казне.
«Проведал я в подлиннике, – доносил царю обер-фискал Алексей Нестеров, – что князь Гагарин свои и других частных людей товары пропускает в Китай под видом государевых с особенными, от него назначенными купчинами, отчего как сам, так и эти его приятели получают себе превеликое богатство, а других никого к китайскому торгу не допускают».
На пытках Матвей Гагарин вел себя мужественно, ничего не сказал. Донес на него, кстати говоря, его собственный сын.
А деньги? Деньги вовремя переместились в Англию. Сокровища Гагарина до сих пор пытаются из-за границы вернуть. Уплыли.
– Столько драгоценностей ненайденных, российских в том числе… а координаты исчезновений сибирские… – Тут я запнулась, об этом отдельный разговор, всему свое время. – Вас послушать – Сибирь все-таки как аномальная зона. Влияет.
– Да нет, у нас мир и покой. Перевалочный пункт. К нам сюда и колокол сослали в свое время из Углича, в 1591 году… он триста лет вон там на специальном помосте стоял. Ему вырвали язык, колоколу набатному, чтобы не звонил когда не надобно, плетьми высекли… и тягом по земле сюда приволокли. Много народу погибло при перемещении виновника смерти царского наследника царевича Димитрия. Сейчас опустел помост, в 1892 году, в связи с трехсотлетием ссылки, колокол амнистировали. Так что гоголевская повесть «Нос» здесь читается с энтузиазмом. Реалистическая литература, можно сказать, никаких преувеличений.
– А зачем язык колоколу вырвали? Плетьми секли? – Я об этом случае и раньше знала, но, честно говоря, всерьез не относилась, легенда и предание. А тут вот оно как, все настоящее.
– Светлана, пытки на Руси – неотъемлемая деталь. Раз провинился – нужно пытать. Иначе правду не скажет. Никто. Колокол провинился? Колокол нужно пытать. Может, он и говорил что-то, пока его волоком тянули, мы не знаем. Вы обратили внимание, что писались доносы – и на Гагарина, и на Меншикова, и на Долгоруких потом… вон гагаринский сын на отца родного донес… И не удивляло никого. Доносы – так принято было. Испокон веку. Сказал что-то в присутствии двух людей – значит, не сомневайся: оба пойдут и донесут. Если не донести – другой донесет, а тебя будут пытать за недонесение. А так – пытали и того, кто донес, но несильно. И посерьезней пытали того, кто виновен.
– Зачем же того, кто донес?
– А вдруг неправду сказал? Пытали, пока показания и свидетельства не совпадут у всех участников мероприятия. Русская традиция, государственный подход: без пыток правды не узнать. Пытали всех, причастных к делу. Виновных казнили с выдумкой. Гагарина не хоронили три года, Долгорукого четвертовали, а он Бога благодарил в молитве, пока в сознании был.
– Но это же восемнадцатый век…
– А вы думаете, многое изменилось? В двадцатом наркомы принимали пулю, без суда и следствия посланную, со словами: «За великого вождя, за Сталина!» Может, так умирать проще.
– Мы с вами ничего не можем знать о том, как и кому проще умирать. В данном случае они принимали насильственную смерть. Не допев и недолюбив.
– И те, кто так часто об этом говорит, – тоже ничего не знают. История колокола более или менее ясна. Остальные события – чаще всего плод интерпретаций. Не фантазий, а вот именно интерпретаций.
Истории царей мы еще как-то восстанавливаем. На то и цари! Нам это важно. Только это и важно. На Руси царь – святое. Не было бы царей – ни одного факта неопровержимого не дошло бы. Царь – столбовая веха. Отменили царя, балбесы, – и сто лет ни в одном факте сойтись не могут. Кто победил, кто проиграл, с кем и за что боролись. Перемалывают тему сталинских репрессий. Будто бы до Сталина недостаточное количество ужасов произошло.
Перед революцией в царя Николая Второго и императрицу Александру Федоровну злопыхатели вцепились мертвой хваткой. Оболгали, оговорили. Хоть кто-то задумался, что будет, если с ними расправиться? Это же не Европа, это Россия. Языческая, мистическая, православная, не поддающаяся объяснениям по причине вширь раскинутых территорий – и разных народов, ничем, кроме царя, не связанных. Плюс предубеждения, с материнским молоком всосанные.
Архимандрит Гермоген Долганов – тот великий человек был. Личное для него на второй план отходило. Пока разделял взгляды Распутина – он поддерживал Распутина, уловил неправду – и перестал поддерживать. И что? В Сибирь его тут же сослали, то есть перевели в другую епархию. В места, не столь отдаленные.
Гермоген зла не затаил. Жизнь за царя отдал. Он единственный, кто действительно пытался что-то конкретное сделать, остальное все разговоры. Бантики. Утопили истинно верующего праведника и философа, и мощи его сейчас в этом самом Софийском соборе. У нас в Тобольске. Святой Гермоген канонизирован, и тут я согласен, хоть сам атеист отчасти. Как бы это объяснить… Я знаю, что Бог есть. Но готовности не чувствую для истинной веры.
– У нас много общего. Я такие вещи и вслух кому-то боюсь сказать, я тоже «знаю» и тоже не готова. Хотя и странно это, на первый взгляд.
Матушка, жена моего прадеда, происходила из семьи Сеньтяшевых – священников, ведущих свой род от владимирских князей. Лидия Ивановна Сеньтяшева. Генеалогическое древо мое как раз с того самого колокола, который к вам сослали, а потом реабилитировали, и начинается. Семинарист Алексей Васильев женился на дочке своего преподавателя. Приход свой, церковь Благовещенскую, потом в наследство от него получил. Выгодно женился, можно сказать.
Вот и продолжаемся мы от них, от священнослужителей, от колокольных дворян и дворянок, каким бы ироническим ни было это прозвище. То ли упали с колокола, то ли звонили в него, но ни в чем дурном не замешаны.
– А кстати, Иосиф Виссарионович, нами помянутый несостоявшийся колокольный дворянин из Тифлиса, был в свое время отчислен из семинарии как раз ректором Гермогеном Долгановым. В то время наш Гермоген Тобольский руководил Тифлисской семинарией. И за нерадивость и неуспеваемость… в общем, не отчисли он тогда Иосифа Джугашвили, не было бы 37-го года, возможно. Но революция все равно случилась бы. Столько усилий со всех сторон вложено для ее реализации! Дети так шалят – бочку с порохом подпалить и в стороны разбежаться, чтобы из-за угла подглядывать, как взорвется. Недетские игры, и не всем разбежаться удалось. Не всем.
– Владимир, какие совпадения невероятные!
– Их множество. Я об этом часто думаю. И вряд ли мы можем с точностью сказать, что было бы, если… а может, все-таки рок? Знамения, предсказания, пророчества…
– В отдельных случаях сила воли преодолевает предсказания. И таких отдельных случаев много.
Мы еще долго говорили, перешли на «ты» во время последнего спора, случайно перешли. Будто никто и не собирался переходить, но вот так случилось в апофеозе словесной перепалки. А может, когда я чуть не упала с кремлевской стены… Володя меня по окружному приступку отправил, опоясывающему крепость изнутри. Туристы ходят не падают, а мы еле удержались, вернее, он меня удержал…
Даль бесконечная по прямой, дорога от гостиницы к Тобольскому кремлю – там ждет Володя; возможно, и не ждет, но иду пешком к месту его работы. Меняются указатели на табличках, я двигаюсь вдоль дороги. В разные стороны разбегаются чистые старательные улицы, выметенные и вычищенные. Рощи из берез, обновленные парки, возрожденные исторические кафе (попробовала капучино в одном из них – сплошная безвкусная пена! Но официантки в народных костюмах согласились переделать, принесли кофе хуже прежнего, но я виду не подала).
Образцово-показательные магазины, девушки на плакатах улыбаются, а на груди девушек улыбается президент – они в майках с его портретом красуются, приезд руководителя страны оказал неизгладимое впечатление на местных жителей.
И не в ссылку приезжал, а с визитом. Всем ведь интересно, как люди в Сибири живут, чтоб не со слов.
В конкретном городе Тобольске люди после этого визита стали жить лучше. Некоторые роптали что одновременно с расчисткой улиц, ремонтом зданий, оптимизацией цвета стен, установкой всех возможных памятников тем, кто хоть как-то связан с историей города, и улучшением ландшафта в целом, а уж золото на куполах соборов и церквей глаза слепит, новехонькое! – он также распорядился начать строительство химического комбината, что ставит под вопрос экологические перспективы местности… просто уничтожает перспективы напрочь…
Но это в двадцати километрах от города. Говорят, там работают турецкие подданные, это настораживало. А если рванет?
