скачать книгу бесплатно
Чуть дальше по коридору – ванная комната. Белые неровные плитки. Лосьоны в простых пузырьках из коричневого стекла. Пол, где она корчилась от боли, когда через сутки из нее вышел кровавый сгусток. Ее не родившийся плод. Они с Нэйтаном не знали, как поступить, и поздно вечером отправились в парк, где закопали погибший эмбрион глубоко в землю.
Но подождите, пройдемте по коридору в маленькую комнату, откройте дверь, постойте внутри и посмотрите, как падает свет. Здесь он мягче, рассеяннее. Комната ждет, в ней нет ничего, кроме тихого ожидания.
Это дом, который создала Ханна, и он на три этажа выше Лондона.
* * *
Тушеное мясо готово и стоит, пузырясь, на плите, рядом хрустящий хлеб и миска айоли. На барном столике блестит бутылка белого вина, занимая почетное место по соседству с двумя стаканами. Ханна нарезала петрушку, сбрызнула лимонным соком и посолила. Хлопнула входная дверь. Спустя мгновение Нэйтан уже стоял позади нее, положив руку ей на спину.
– Привет, – она повернулась к нему и коротко поцеловала его в губы. – Как продвигается глава?
Когда Нэйтан заканчивал главу, он отправлялся в Британскую библиотеку. Он говорил, что ему нравится проводить там выходные. В читальных залах тише, да и работается там легче, чем дома.
– Ну ты знаешь, как. Медленно.
Она протянула ему бокал вина, который он с благодарностью взял, разложила тушеное мясо, посыпала сверху петрушкой и подала Нэйтану тарелку. Хлеб и масло уже стояли на столе. Ханна села на стул перед мужем, чувствуя некую церемониальность происходящего. Сегодня суббота, именно в этот день она разрешила себе есть и пить все, что любит. Она сделала глоток вина. Вкус чистый и яркий, она могла бы выпить все залпом, но она этого не делает, оставляя недопитый бокал рядом с тарелкой. Дисциплина – это то, что у нее было всегда, и это то, что она распространила на всю свою жизнь: диету, физические упражнения и веру. Никакого кофеина. Никакого алкоголя, кроме субботних вечеров.
Нэйтан посмотрел на нее, поймал ее взгляд и, протянув свою руку через стол, взял ее ладонь.
– Все очень вкусно.
– Спасибо.
– Да, – продолжил он, – я хотел тебе сказать, что видел Лиссу.
– Лиссу? Где?
– В библиотеке. Вчера.
– В библиотеке? Что она там делала?
– Сказала, что хочет немного почитать. Готовится к кандидатской аспирантуре.
– Забавно. Никогда бы про нее такого не подумала.
– Ну ты же знаешь Лиссу. Она всегда казалась мне немного бессистемной.
Нэйтан протянул руку к бутылке и налил себе еще бокал.
– Нэйт? – произнесла Ханна совсем тихо.
– Что?
– Мне кажется … Это, правда, глупо, но у меня мелькнула мысль в начале недели, когда я начала делать эти уколы. Когда я стояла со шприцами, то подумала о проведении какого-нибудь… ритуала.
Это слово прозвучало странно. Ханна неожиданно почувствовала, как пот выступил у нее на лбу, и промокнула его рукавом.
– Какого ритуала? – Нэйтан отложил ложку и скрестил руки под подбородком. О ритуалах он рассказывал на лекциях – они были его хлебом.
– Не знаю, – она чувствовала, что краснеет, жар снова охватывал ее. – Что-нибудь, чтобы отметить попытку. Ну, если получится. Если бы мы хотели отметить начало чего-то нового, что бы мы могли сделать?
– Ну, ритуал может быть каким угодно. Необязательно даже, чтобы он был серьезным. Мы можем сделать что-нибудь глупое. Что-то простое, – он накрыл своей рукой ладонь Ханны, проводя большим пальцем по ее костяшкам. – Мы могли бы зажечь свечу, – продолжил Нэйтан. Ханна молчала. – Или могли бы просто ничего не делать. Просто сидеть и смотреть.
– Да, – словно очнулась Ханна, немного смущенно высвобождая руку. – Да, давай просто подождем и посмотрим.
Лисса
– Это ты, милая? – Сара открыла дверь и тут же удалилась обратно в темноту холла. – Заходи, на плите для тебя кое-что есть.
Лисса прошла за матерью через холл на кухню.
– Я тут готовлю суп, хотя непонятно, зачем, кому. У нас и так чертовски жарко. Будешь?
Сара подошла к плите и, сняв крышку с кастрюли, помешала суп. Ее длинные седые волосы были беспорядочно скручены на макушке и удерживались двумя японскими гребнями. На ней был синий рабочий фартук, старый и весь в краске.
– С удовольствием, – ответила Лисса. Она никогда не отказывалась от еды, когда гостила у мамы, ведь мама – фантастический повар.
– Еще десять минут, – оценила Сара, закрывая кастрюлю. – А я пока приготовлю салат.
Лисса согнала кота с одного из стульев и села. На кухне царил беспорядок, пожалуй, больший, чем обычно: кучки писем на столе, некоторые из которых распечатаны. Периодические издания – «Нью Стейтсмен», старые издания «Гардиан ревью», письма от «Гринписа» и «Свободы от пыток». Один официальный конверт не распечатан, мама использует его для пометок, ее изящным почерком выведено: «Джуди?? Кортизол? Спросить доктора Л. Руби – таблетки».
Лисса подняла голову:
– Что случилось с Руби?
– Что-то с животиком. Бедняжку тошнит и поносит уже несколько дней. У того ветеринара приема ждать вечность.
– Как твоя рука?
– О, ты же знаешь, – Сара пошевелила пальцами. – Все в порядке.
– Это похоже на важное письмо, – заметила Лисса, показывая конверт матери.
Сара повернулась обратно к плите, отмахиваясь от Лиссы.
– Вовсе нет. Как раз по конверту и видно.
– Неужели? – удивилась Лисса.
– Благотворительный фонд просит еще денег. Или кто-то еще хочет, чтобы я раскошелилась.
Сара вытащила из кармана фартука кисет и свернула себе папироску.
– Будешь?
– Конечно.
Лисса взяла протянутый кисет и, наслаждаясь вкусом подслащенной бумаги на языке, принялась скручивать сигарету. Ее мама всегда пользовалась одной и той же маркой папиросной бумаги. Только лакричная бумага «Ризла». Сколько Лисса себя помнила, другой она у матери не видела. Мама снова была вся в делах. Фартук, беспорядок на кухне и какая-то маниакальная энергия, как будто где-то поблизости, в соседней комнате, идет собрание. Впрочем, Лисса знала достаточно, чтобы не расспрашивать мать. Над чем бы Сара ни работала, это всегда было что-то новое.
– Тмин, – мама вновь загремела в шкафах. – Нужен тмин!
Лисса небрежно бросила конверт обратно в кучу, чем вызвала небольшой оползень, остановившийся только у вазы с фруктами. Если мама не собирается беспокоиться о неоплаченных счетах, то она о них тоже думать не будет.
– Сладкая паприка? – Сара повернулась к Лиссе с банкой в руках.
– Как скажешь, ма.
– Думаю, должно сработать. Семена тмина, никогда без них не готовлю. Странно, куда они подевались?
– Могу я чем-то помочь? – спросила Лисса.
– Мне нужно что-то для салата. Нарежь, что захочешь. Подожди!
Сара бросила ей засаленную коробку спичек, Лисса поймала их и побрела к двери, распахнутой навстречу летнему воздуху.
Пожалуй, в этом доме самым приятным местом был сад. Мама была прекрасным садоводом, и то, что казалось хаосом внутри дома, снаружи неожиданно обретало смысл. Только там чувствовался тонкий баланс между ухоженными грядками и красотой соседствующей дикой природой. Лисса чиркнула спичкой и закурила.
– Я получила роль, – проговорила Лисса вникуда, любуясь лавандой и жимолостью.
– Прости, дорогая? – не расслышала Сара. – Что ты сказала?
– Помнишь ту пьесу? – спросила Лисса, выпуская дым тонкой струйкой и возвращаясь на кухню. – Я тебе о ней рассказывала?
– Напомни.
Лицо матери было в тени, и Лисса не могла понять ее настроение.
– Чехов. Елена.
– О, замечательно. Это замечательно.
Мать подошла ее обнять, и Лисса почувствовала запах ее травяного шампуня и краски для волос.
Лисса рассмеялась, словно воскресив в памяти то веселое возбуждение, которое посетило ее, когда она только услышала эту новость.
– Спасибо. Режиссер – женщина. С ней непросто, но, мне кажется, свое дело она знает.
– Чудесная новость. Мы должны это отпраздновать!
Прежде чем Лисса успела возразить, Сара уже извлекла из шкафа бутылку.
– Хм, белое вино. «Лидл Пуйи-Фюиссе». У тебя все будет хорошо. Подожди, оно не охлажденное. Есть немного «Гордона». Стоп. Не уверена, что у меня есть лед. Но я могу отколоть кусочек от морозилки. Может, начнем?
– Конечно. И отрежь мне дольку лимона.
Что-то напевая, мама налила две большие порции джина и сбрызнула их тоником.
– Немного пошло, конечно, но сойдет, – сказала Сара, протягивая ей стакан. – Пошли посидим в саду. Салат может подождать.
Сара первой спустилась по извилистой каменной дорожке, минуя кусты лаванды, помидоры, кабачки и лекарственные травы, к беседке, где стояли небольшой стол и несколько стульев, выбеленных непогодой.
– Ты далеко пойдешь, дорогая, – Сара наклонилась вперед и снова зажгла потухшую сигарету Лиссы. – За тебя!
Она подняла еще бокал.
– Теперь за Чехова. Так Елена – это?..
– «Дядя Ваня», – пояснила Лисса.
– Ваня. Изумительно. Напомни мне, это тот, который в конце стреляется?
Мама сбросила с губы крошку табака.
До выхода на пенсию Сара преподавала английский язык и историю искусств в местном колледже. Это была хорошая школа в Северном Лондоне – из тех, в которые родители среднего класса всеми правдами и неправдами хотят устроить своих детей.
– Это «Чайка», – ответила Лисса.
– Ах да, «Чайка». Там еще была неудачливая молодая актриса. А что с Ваней?
– Тоже неудачник, – пояснила Лисса. – Неудачник по жизни. Все они неудачники, это же Чехов.
– И ты – жена этого…
– Неудачливого профессора Серебрякова?
– Совершенно верно. О боже, мне кажется, я когда-то видела, как эту роль играла Гленда.
Лисса знала, что Гленда Джексон была своего рода эталоном для ее матери, когда речь шла обо всем хорошем и полезном в актерской профессии.
– Или нет… Погоди! Это была красавица… Грета или как ее?
– Скакки?
– Вот именно. Она была прекрасна. И ты тоже будешь несравненна.
Сара наклонилась вперед и для убедительности взяла Лиссу за руки:
– Ты молодец. У тебя будет все как надо. Ты должна сказать об этом Лори. Она будет в восторге.
Лори была старой подругой ее матери, преподававшая драматургию в школе, где работала Сара. Много лет назад Лори вечера напролет занималась с Лиссой, чтобы подготовить ее к поступлению в театральную школу.
– Лучше ты скажи ей, – ответила Лисса.
– Так и сделаю.
Сара отодвинулась от дочери и задумчиво посмотрела на нее сквозь дым. Ах, этот взгляд матери, ничто не ускользнет от него. Сколько она под ним страдала? В детстве Лисса служила матери моделью, часами просиживая в старом потрепанном кресле на чердаке. До тех пор, пока однажды, когда ей исполнилось восемь, она не отказалась наотрез.
– Должна сказать, – произнесла Сара, – это замечательно, что ты можешь сойти за… ту героиню, кем бы она ни была. Я имею в виду, им никогда не бывает больше тридцати, не так ли, этим женщинам в пьесах? Если только им не за пятьдесят. Или если это не горничная неопределенного возраста. Горничные пошаркают немного туда-сюда, разожгут самовар-другой, что с них взять, – Сара махнула сигаретой в воздухе.
