скачать книгу бесплатно
* * *
Председатель сельского Совета колхоза «Красный Октябрь» Цыпкин собрал у себя молодых, ещё бездетных девушек и повёл перекличку:
– Надежда Барбашова, Варвара Коновалова, Зинаида Некрасова, Татьяна Фатеева, Клавдия Цыпкина, Ан… Ан… Ан-на… – запнулся он на имени шестой девушки. – Нюся, – поправила его последняя девушка.
– Что Нюся?..
– Зовут меня Нюся.
– Сидоровна, – снисходительно улыбнулся Цыпкин, – угомонись.
– Опять неправильно! Это бабка моя Сидоровна! Из-за неё меня так прозвали!
– Нюська! – повысил голос председатель сельсовета. – Не морочь мне голову!
– Правильно! – весело захохотала Нюся и заразила смехом других девушек. – А то затвердили одно и то же: ан-на, ан-на! А сами ничего не даёте!
– Хватит хохотать! Хватит! – рассердился председатель сельсовета. – Вы хоть знаете, зачем я вас позвал?
– Целовать, наверно, будете! – продолжала хохотать Нюся по кличке Сидоровна, а следом за ней и другие девушки.
– А ну-у!.. – погрозил им пальцем председатель колхоза Константин Некрасов, входя в помещение сельсовета. – Хватить бузить
, а то всех ремнём выпорю!
– Не будем больше, председатель. Не будем… – испуганно забормотали девушки и сразу притихли.
– Степаныч, ты присаживайся, – смущённо засуетился Цыпкин. – Я быстро с ними разберусь.
– Давай-давай, действуй как Чапаев! – буркнул Константин, присаживаясь на табурет. – А я погляжу, как партийцы умеют народ агитировать.
– Первым делом хочу поблагодарить Надежду Барбашову, – начал издалека председатель сельсовета. – Молодец! Истинная комсомолка!
– Лукьян Алексеич, вы всегда одно и то же говорите, – обиженно пробубнила Надя.
– Ну так и что? Ты же и правда истинная комсомолка! И я истинный коммунист!
– Ага, истинный. А в коллективизацию в кутузке сидел за пропажу скота, – усмехнулся председатель колхоза.
– Так это же по навету, – смущённо кашлянул председатель сельсовета. – И ты, Степаныч, брось свои кулацкие присказки.
– Давай-давай, агитируй! – засмеялся Константин.
– Немцы и их союзники со страшным боем рвутся к Сталинграду и в нефтяные районы Кавказа. А японцы и турки только и ждут момента, чтобы присоединиться к ним. Надо срочно остановить фашистов! – зачастил председатель сельсовета, отчаянно потрясая кулаком.
– Нам шестерым, что ли? – опять оживилась Сидоровна.
– Тьфу ты! Вот же неугомонная! Гляди, выпорю я тебя когда-нибудь! – окончательно рассердился Цыпкин.
– Это смотря чем!.. – захохотала Сидоровна, а следом за ней опять залились смехом все девушки и позакрывали лица, в смущении, ладонями.
– Степаныч, ты послухай чё она мелет? – в растерянности развёл в стороны руки председатель сельсовета.
– Ну, Сидоровна, на этот раз ты точно напросилась на порку! – вскочил председатель колхоза и вытащил ремень из брюк.
– Всё, дядя Костя! Всё! Ни словечка больше не скажу! – спряталась за спины подруг Сидоровна и присела.
– А позвали мы вас вот зачем, – продолжил разговор председатель сельсовета. – Поедете на рытьё окопов. Военным срочно нужна помощь. Ясно?
– Ясно, – за всех ответила Надя.
– Раз ясно, тогда марш по домам за тёплой одеждой!
– Уж мы военным помогём! Ой, и помогём!.. – вынырнула из-за спин подруг Сидоровна. – Ноги еле волочить будут!
– Всё, доболталася! – взмахнул ремнём председатель колхоза и погнался за Сидоровной, но брюки его упали до колен и остановили погоню.
– Степаныч, ты-то по какому делу припёрся? – в неудовольствии посмотрел председатель сельсовета на голоштанного председателя колхоза. – Все карты мне спутал.
– Пришёл глянуть, отпустила ли мать нашу младшенькую.
– А может, Зину освободить от этого дела?.. Ей поменьше годков, чем другим?
– Поменьше. Но освобождать не надо. Как я потом людям в глаза буду глядеть? Ты же тоже не даёшь поблажки своей младшей сестре.
– Это верно. Да Клава и не согласилась бы. Она с подругами хоть на край света.
– И моя дочурка такая же. Нехай едет вместе со всеми на окопы.
* * *
Председатель сельского Совета колхоза «Красный Октябрь» действительно лично повёз девушек на двух санях, вместе со стариком Ерошкой, в станицу Чернышевскую
на рытьё окопов. В Чернышевской они расселили девушек с помощью тамошних властей в семьи станичников по принципу «в тесноте, да не в обиде», сдали списки работниц в особый отдел и в тот же день уехали обратно.
Аналогичным способом расселяли девушек из других сельсоветов, сплошным потоком прибывавших на берега Чира.
Вечером того холодного и вьюжного январского дня в домах чернышевцев было как никогда шумно. Девчонки сильно промёрзли в долгой зимней дороге, но взбудораженные новым, небывалым в их жизни событием, без умолку щебетали и по любому поводу безудержно хохотали. Угомонились они только далеко за полночь. А вскорости их всех разбудили люди в штатском, но с оружием в руках, произвели перекличку и строем повели к Чиру, на высоченные крутые холмы.
– Тут немцы ни за что на свете не пройдут! – крикнула Клава Цыпкина, первой выбравшаяся по заснеженному обрывистому склону на верх высотки.
– Это точно! Тут им не пройти! – согласилась с ней Надя Барбашова, закрывая варежкой лицо от позёмки.
– Да кто его знает?.. – засомневалась Варя Коновалова. – Танков у них, люди говорят, тьма-тьмущая!
– Я хоть танков своими глазами и не видала, но точно знаю! Не проехать им по таким кручам! Тут сам чёрт ноги поломает! – с горячностью стала утверждать Клава.
– Так у них же не только танки. Они и с пушек стреляют, и с самолётов бомбы агромадные кидают, – возразила Сидоровна.
– Девки, гляньте, в траншеях какие-то люди работают! – воскликнула Зина Некрасова, самая младшая и озорная из всех девушек – совсем ещё девчонка-подросток.
– Солдаты вроде, – сказала Таня Фатеева.
– Танёк, ты у нас самая глазастая. Получше вглядись, – попросила Надя.
Таня на самом деле была дальнозоркой. Она выпрямилась в струнку, надвинула на лоб платок из овечьей шерсти, связанный собственными руками, прикрыла глаза ладошками и стала отрывисто говорить, задыхаясь от ветра:
– Точно. Солдаты. В шинелях. В руках кирки. Оружия не видно.
– Может, наши там есть? Давай узнаем! – бегом бросилась к окопам Зина и увлекла за собой подруг, а навстречу со свистом неслись завихрённые потоки снега вперемешку с землёй, сметённые рваными порывами ветра с брустверов только что выкопанных окопов, и чуть ли не валили их с ног.
Землекопы действительно были в солдатской, изрядно потрёпанной форме, но без погон и других каких бы то ни было знаков отличия. Рядом с каждым из них в снегу торчали деревянные таблички, на которых были записаны фамилии и норма выработки. Заледенелая земля болезненно стонала под ударами их кирок и ломов, но крошилась с трудом. По замедленной манере разговора и расчётливым, бережливым движениям было видно, что люди сильно истощены, а многие даже смертельно больны.
– Вы, девчонки, к нам близко не подходите. Беды себе наживёте, – сказал, по-волжски окая, бородатый землекоп. – А вот еды принесите, коли сможете. Нас тут совсем плохо кормят. По сто грамм чёрного хлеба на сутки выдают, да и те могут за невыполнение нормы наполовину урезать. Только несите что самим не годится. Подпорченное. Если конвоиры отберут, не так жалко. А пронесёте, мы всё съедим – нам не до жиру. Мы тут все еле живые.
На следующий день сердобольные девчонки собрали что могли – недоеденный чёрствый кусочек хлеба, подопревшую сваренную в мундирах картошину, подмерзшую лучину или подсохшую головку чеснока и, завязав всё это в носовые платочки, понесли штрафникам. На подступах к окопам их остановил офицер НКВД
и попытался вернуть назад. Но девушки, не понимая сложности ситуации, начали возмущаться.
– Вы что-о?.. Изменников Родины поддерживаете? Стервы! – зло прорычал решительно настроенный офицер и вырвал из кобуры пистолет. – А ну назад!
– Это ты на свою жену будешь так орать! А на меня только попробуй ещё раз, так двину, что искры из глаз посыпятся! – смело огрызнулась Сидоровна, достала из-за пазухи узелок с продуктами и бросила через голову офицера в окоп.
Остальные девушки тоже стали доставать узелки из-за пазухи и кидать через голову офицера. Штрафники тотчас кинулись к узелкам, стали разрывать их зубами и есть картошку в мундире и луковицы прямо с кожурой.
– Ах так, да я вам норму выработки вдвое завышу! – вскричал офицер и выстрелил из пистолета вверх.
– Товарищ офицер, погодите, мы же не знали, что нельзя, – примирительно сказала Надя.
– Не знали, что врагов трудового народа нельзя поддерживать?! – несказанно удивился офицер НКВД, но тем не менее убрал пистолет в кобуру и заворчал уже поспокойнее. – Не знали они!.. А ещё комсомолки!
– Не все, – смутилась Надя, – пока только я комсомолка.
– Гоните их на место! Гоните! И с работы снимите на два часа позже! – приказал офицер солдатам НКВД – сержанту и рядовому, подбежавшим к нему с винтовками в руках. – И это на первый раз! – припугнул он девушек.
– Ничего, девки. Ничего, – скороговоркой зашептала Клава. – Мы в другой раз хитрее будем. В снегу прихороним, а штрафники сами разыщут.
Энкаведисты сняли с плеч винтовки и стали толкать девушек прикладами в спины.
– Идите, идите скорее на рабочее место, – с чувством меры толкал рядовой. – А то расстреляют к чёртовой матери за саботаж. Тут ни с кем не церемонятся.
– Бегом, сучки! Бегом! – матерно ругался сержант.
– Идите. Идите скорее, – добродушно просил рядовой. – А то и правда расстреляют.
– Да что ты их уговариваешь, сучек белогвардейских! Не жалей их! Не жалей! – больно бил девушек прикладом в спину сержант.
– Будете агитировать девчонок, значительно увеличу норму! – угрожал штрафникам тем временем офицер НКВД.
– Да куда уж тут увеличивать, – невнятно сказал бородатый штрафник, дожёвывая подгнившую лучину прямо с шелухой. – Мы и так дохнем, как мухи. Каждый день по пять человек. Вон, с самого утра двое окочурились, – показал он рукой на край окопа, где лежали два заледеневших трупа. – Скажи своим, пусть заберут.
– Поговори ещё! Поговори! – погрозил офицер бородатому штрафнику кулаком. – И сразу узнаешь почём фунт лиха!
– Ты нас не пугай. Мы сами знаем, что сдохнем, – спокойно ответил бородатый. – Так что увеличь паёк, если хочешь выслужиться перед начальством.
– Ну а зачем тогда ерепенитесь, раз знаете?
– Так как, командир – увеличишь?
– Не замолчишь, точно увеличу. Да только норму, – незлобно буркнул офицер и окликнул солдат. – Хватит их толкать! Хватит! Дальше сами дойдут.
Солдаты тотчас оставили девушек и побежали к офицеру.
– Заберите этих жмуриков, – кивнул офицер на мёртвых штрафников.
Солдаты быстро забросили винтовки обратно за плечи, похватали умерших за ноги и поволокли за собой, оставляя их головами следы на снегу.
Изо дня в день, с раннего утра и до позднего вечера рыли девчонки окопы на ужасном холоде, в продуваемой всеми ветрами голой степи, и многие из них вскоре стали сопливить и кашлять, а некоторые даже слегли в постель.
В стане соседей дела обстояли и того хуже – ежедневно кто-то умирал. Иногда по нескольку человек сразу. Обессиленные, заморённые голодом штрафники постепенно смирились с судьбой и перестали цепляться за жизнь. Они поняли – выжить в таких нечеловеческих условиях невозможно. Девчонки, видя плачевное состояние штрафников, любыми путями старались передать им сэкономленные на собственном желудке продукты. Они теперь отдавали всё самое лучшее: хлеб, картошку, кусочки сала – а больше у них ничего и не было, и с нетерпением ждали воскресенья.
По воскресеньям из сельсоветов, приславших своих колхозниц на рытьё окопов, приезжали фуражиры, привозившие девчонкам от родителей продукты питания. Иногда что-то выделяли и колхозы.
В первое воскресенье февраля сухонький старичок Ерошка, фуражир из колхоза «Красный Октябрь», изрядно подвыпил, спасаясь от холода, и спьяну разбазарил в дороге все продукты. А когда к понедельнику протрезвел, испугался, что будет хорошенько побит девчонками, и с полдороги повернул обратно.
Прибыв в свой колхоз, шкодливый Ерофей никому ничего не сказал – тут матери-казачки могли забить его вовсе насмерть.
Туго пришлось ольховским девушкам. Они одолжили у соседок – у вяжинских и сетраковских подружек – немного сала и муки и терпеливо ждали Ерошку четыре дня. Но когда и эти продукты, расходуемые со строжайшей экономией, закончились, оголодавшие девушки не вытерпели. Да и хозяйка квартиры внесла свою лепту.
– Чтой-то ваш Ерошка запропастился? Давно уже должон был продуктишки подвезти. А его всё нету и нету. Можить, колхоз отказался от вас? – каждый вечер говорила она девушкам одно и то же.
– А нас не колхоз обеспечивает, – возразила Клава. – Нам родители передают.
– Клава, ну что ты говоришь?! – обиженно посмотрела на подругу Надя. – И колхоз помогает чем может. Масла подсолнечного выделил, муки немножко.
– Не знаю, девки, кто и что вам выделяет, да только кормить вас больше нечем, – продолжала нагнетать обстановку хозяйка квартиры.
– А мы и не просим! – возмутилась Надя. – Перетерпим как-нибудь.
– Да как же вы перетерпите?.. Уже четыре дня впроголодь, да ещё при такой работе! А нынче совсем без крошки хлеба остались!
– Вы, девки, как хочете, а я завтра пойду домой, – спокойно сказала Сидоровна. – Узнаю, что там стряслось.
– Одной никак нельзя! – строго возразила хозяйка квартиры. – Голодно нынче в степи. Волки кругом так и рыщут. Да и в тюрьму одна быстрее угодишь. А вот если все вместе пойдёте… – обвела она девушек испытующим взглядом. – Глядишь, обойдётся.
– И пойдём! Не помирать же с голода! – за всех ответила Сидоровна и вопросительно посмотрела на Надю.
Другие девушки тоже вопросительно уставились на Надю.
