скачать книгу бесплатно
«Ни Титиус, ни фон Шверин, – размышлял после ужина доктор Волькенштайн, – не кажутся мне людьми, чьё воздействие на юного принца столь пагубно, чтобы вызвать у него симптомы психического расстройства или слабоумия… Но это – на первый взгляд… Что ж, у нас остаются другие подозреваемые – матушка наследника, Анна Мария, да-да, любезный доктор! Не стоит исключать и её! Иоганн Функ, тоже весьма любопытная личность… И сам Скалих… При этом, не стоит упускать из виду и самый неблагоприятный вариант: Альбрехт Фридрих действительно болен! Ведь мне так и не удалось с ним поговорить наедине… А это многое могло бы дать для дальнейших размышлений!»
Этой ночью доктору не спалось. Через приоткрытое окно, откуда веяло сырой прохладой, налетело множество комаров, и Томас устал от них отбиваться. В Замке было тихо. Иногда казалось, что жизнь в нём вовсе угасла, и он остался единственным мыслящим существом на пустынном острове…
Ближе к полуночи послышались раскаты грома, и дождь забарабанил по ставням его мрачной обители. Доктор уже собирался встать и зажечь свечу, когда в спальне послышалось легкое шипение, и внезапно она озарилась светом. Томас тотчас открыл глаза, повернул голову на странный звук и увидел посреди комнаты ослепительно яркий жёлто-оранжевый шар размером в три-четыре дюйма, медленно плывущий от окна к его постели.
«Огонь сатаны»! – с ужасом констатировал Волькенштайн, порывисто сев в кровати и непроизвольно натянув лёгкое покрывало до самых глаз. Прежде ему доводилось слышать, что подобные огненные шары могут вести себя вполне миролюбиво, но могут напасть, обжечь или убить человека, после чего – либо мгновенно растаять, или взорваться с ужасным грохотом. Священники называли их «дьявольским знамением», а люди учёные – «разумными шарами». Говорили, что они обладают способностью «просачиваться» сквозь малейшие щели, появляться, когда и где захотят, и творить, что только вздумают…
Вот и этот ночной гость вёл себя вполне осмысленно: как бы в глубоком раздумье, он немного повисел неподвижно, затем стал кружить над самым полом, с любопытством принюхиваясь, подобно собаке. Наконец, он остановился почти у самого лица испуганного врача, словно пытаясь изучить или околдовать его. Бедный доктор ощутил, как капли пота заструились по его щекам, он боялся пошевелиться или даже просто вздохнуть… Странно, но никакого жара при приближении этого пылающего объекта Волькенштайн не ощутил. Однако шипение и гудение внутри шара усилилось, а цвет его сделался почти красным. Время словно остановилось. Перед глазами Томаса всё поплыло, жутко заболели виски, как если бы их стянул тугой обруч.
Шар медленно поплыл к двери. Доктор в отчаянии схватился руками за голову, и тут… внутри неё прозвучал чей-то властный голос: «Следуй за мной!» Не в силах ему противиться, Волькенштайн, как был в колпаке и длинной ночной рубахе, будто зачарованный, безропотно последовал за таинственным пришельцем, который продолжил своё движение по коридорам Замка…
После нескольких поворотов и коротких лестничных переходов, огненный гость внезапно вспыхнул и растаял в воздухе. На некоторое время воцарилась полная тьма, в которой глаза доктора, привыкшие к яркому свету, ничегошеньки не могли различить, однако головная боль стихла и к Томасу вернулась способность мыслить.
«Святые угодники! Если бы кто-то другой рассказал мне эту историю, то я бы ему не поверил, – было первое, о чём подумал он, потирая слезящиеся глаза. – Вот бы развесить такие штуковины под сводами нашего Замка. Стало бы светло, как днём»…
Вскоре доктор смог различить узкую полоску света, пробивающуюся из-под массивной двери, и обнаружил, что стоит напротив замковой библиотеки. Он потянул за массивное медное кольцо, дверь отворилась. И вот, что он увидел!
«Слабоумный» мальчик сидел в полутьме на полу, держа в руках какую-то книгу. Подсвечник был установлен на одном из стеллажей, свободном от книг. Взгляд Альбрехта Фридриха был устремлён не на книжные листы, ибо при таком освещении невозможно было разобрать буквы. Принц смотрел куда-то вдаль, он словно видел через стену что-то далекое и… прекрасное. Блики огня отсвечивали в его глазах, делая взгляд наследника искрящимся и каким-то… бесовским. А губы тронула грустная улыбка. Поневоле у доктора на голове зашевелились остатки волос, а сердце бешено застучало…
Тем не менее, Томас Волькенштайн сделал несколько шагов к мальчику.
– Если ясновельможный пан собрался читать, – произнёс он тихо, но внятно по-польски, – то ему необходимо добавить немного свечей…
Медленно, бесконечно медленно поворачивалась голова принца к доктору.
– Не извольте беспокоиться, сударь. Иногда размышления заменяют чтение…
Ответ был произнесён на чистейшей латыни!
Глава 3. «Диагнозы» доктора Волькенштайна
«Кёнигсбергский университет по праву считается детищем герцога Альбрехта. Именно поэтому после смерти своего основателя храм науки получил его имя. Учебное заведение стало называться ласково – Альбертина.
Самые просветлённые умы Европы учились и преподавали здесь…
Но так же, как всё прекрасное и высокое, он притягивал в свою обитель самое мерзкое и отвратительное…»
Доктор Томас усмехнулся, вспомнив вчерашнюю беседу с лейб-медиком Титиусом и фон Шверином, когда он рассказал им о своём методе лечения. Если первый счёл всё сказанное им ересью и невежеством и надулся, став похожим уже не на ворона, а на индюка, то второй искренне заинтересовался.
– Где вы научились этим премудростям? – улыбаясь, спросил философ. – Воистину, такой подход к лечению больных органов весьма оригинален!.. Впрочем, мне думается, что он не лишён смысла. Доброе слово всегда успокаивает и несёт в себе божественную силу. А укор или упрёк – побуждает к действию! Не хотите ли, доктор, выступить с докладом на нашем медицинском факультете? Магистр Кристофорум Невиус мог бы посодействовать вам в этом!
– Я много путешествовал, – уклончиво ответил Волькенштайн. – Довелось побывать и на Востоке… И раз уж я прибыл на празднование Юбилея нашей Академии, то наверняка пообщаюсь с ректором и профессорами. Думаю, будущим медикам будет полезно узнать о тех методах лечения, которые не практикуют в традиционной медицине.
– От всего этого попахивает ересью и колдовством, – нахмурился Симон Титиус. – А propos![16 - Кстати (лат.).] … Как долго нужно развивать это… такое… умение? – недоверчиво спросил он.
– Всю жизнь, уважаемый доктор. Но первых результатов можно добиться уже через год тренировок. Всё в руках Господа… Это также зависит от силы вашего духа и желания помочь ближнему… Barba philosophum non facit![17 - Не борода создает философа (лат.).]
«Parvo contentus[18 - Довольствуясь малым (лат.).], приведу некоторые результаты проведённых исследований, – записал вечером в своём потайном свитке доктор Томас, – и поставлю диагнозы отдельным лицам из близкого окружения наследника, которого подозревают в психических отклонениях и слабоумии. Пусть Господь поправит мои мысли, если я в чём-то ошибусь…
Diagnosis[19 - Диагноз.] 1. Фон Шверин. Мыслящий человек, приверженец весьма передовых взглядов. Умеет развивать мышление ученика и способствовать постижению наук… Благодаря его стараниям, наследник прекрасно владеет польским и латынью… Поразительно… Сам превелико учён, но более тяготит к античному вольнодумию, чем к католическим догмам. Способен ли он внушать мальчику сомнение в собственной уравновешенности и здравомыслии pro domo meа[20 - В личных интересах (лат.).]? Весьма сомнительно…»
«Diagnosis 2. Симон Титиус. Как врач, возможно, имеет определённые познания и опыт. Но доброму слову предпочитает острый ланцет. Подозреваю, в его душе таится страх, который передаётся и принцу… Лейб-медик чувствует, что делает что-то не то, но кто-то, видимо, заставляет его поступать именно так… Словом, тут ещё много непонятного».
Прошлой ночью, удивительным образом оказавшись возле библиотеки, доктор Волькенштайн обнаружил в ней наследника. Обратившись к нему на польском языке, он услышал чёткий ответ на хорошей латыни, что весьма удивило врача. Не задавая лишних вопросов, доктор Томас подошёл к мальчику и осторожно взял его маленькую ладошку. Тот не отдёрнул руку, не отшатнулся, не закричал. Посветив себе свечой, пожилой хиромант изучил узоры на ладони наследника и, не проронив ни слова, удалился в свои покои.
«Diagnosis 3. Альбрехт Фридрих. Фигуры на холме Сатурна обнаруживают бережливый, задумчивый, склонный к меланхолии характер. Дугообразные полосы на холме Луны указывают на уединённость, мечтательность и склонность к мистике… А вот крест и звезда предвещают незаслуженные преследования и грозящую жизни опасность. Но его линия счастья в своём начале и конце имеет разветвления, и это означает победу над всеми врагами. Линии Юпитера и Венеры говорят о том, что он встретит настоящую любовь, от которой родится много детей. Жизнь он проживет долгую, здоровую и невозмутимую, а умрет тихо и естественно…
Пока ясно лишь одно: где-то неподалёку затаился враг, который упорно раздувает слухи о слабоумии наследника. Сам мальчик сильно напуган, а о своих страхах и сомнениях ему некому поведать… Врачи, учителя и воспитатели упорно твердят о болезни принца (в такой ситуации точно можно свихнуться!), видимо, они выполняют чьё-то задание…
Что же в итоге я узнал? Над ними всеми стоит кто-то могущественный и беспощадный, жестокий и хитрый, готовый нанести смертоносный удар! Когда? Возможно, сразу же после смерти самого герцога!.. Кто этот человек? Думаю, что не стоит искать изменника где-то на стороне: он обычно среди самых близких! Дайте мне ещё немного времени, дружище Альбрехт, и я найду его, не будь я великий маг и целитель Томас Волькенштайн! Procul negotiis![21 - Прочь неприятности (лат.)]».
Утром 16 августа доктор Волькенштайн совершил небольшую прогулку по городским кварталам. По тем местам, которые он давно уже не посещал. Целью его было побродить по знакомым улицам трёх городов[22 - Замок Кёнигсберг и три прилегающие к нему города: Альтштадт, Лёбенихте и Кнайпхоф объединились в город с общим названием «Кёнигсберг» в 1724 году.], слиться с местным разношёрстым населением и привести в порядок свои мысли.
Сам Замок Кёнигсберг и прилегающие к нему города-побратимы готовились к празднику двадцатилетия кёнигсбергской Академии, что стало событием, важным для всех сословий.
Южное крыло Замка, выстроенное в 1551—1553 годах Кристофом Ремером и Андреасом Хессе, имело длину почти двести локтей. Своими изящными балюстрадами, балконом-садом, оригинальным входом и громадной каменной чашей, наполненной водой, оно производило сильное впечатление на жителей Кёнигсберга. Многие из них почтительно внимали шляпу перед этим архитектурным творением и осеняли себя крестом.
Расположенный за южным крылом Крепости, самый старый город, и носящий соответствующее название – Альтштадт, как всегда был оживлён. Много народа толпилось возле церкви святого Николая. Сюда и зашёл доктор Томас, чтобы поведать Господу о своих сомнениях и получить доброе напутствие. Тем более что как раз началась служба.
Внутренне убранство этой лютеранской церкви, как обнаружил Волькенштайн, выглядело значительно проще, нежели у католических, например, польских храмов. Нет разукрашенных фигур ангелочков, не бросается в глаза пышность и роскошь… Не было свечей и изображений святых на довольно скромном алтаре, возле которого располагалась чья-то гробница…
Выйдя из церкви, доктор Томас машинально сунул мелкую монетку в руку женщины, которую сотрясали приступы кашля, пожалев её чумазых ребятишек, копошившихся рядом в изодранной одежде, напоминающей лохмотья.
От госпитальной кирхи «Святого духа» до капитула и городской ратуши на домах весели флаги с гербом Альтштадта. Возле Лавочного моста, соединяющего Альтштадт и Кнайпхоф, скопилось множество повозок. Пахло рыбой. Галдёж покупателей и торговцев напоминал крики голодных чаек, когда им бросают мелкую рыбёшку.
Доктор Томас, вдоволь насмотревшись на придворную публику и чувствуя всё нарастающее отвращение к высокомерным канцлерам, надутым гофмаршалам, важным священникам и прочей дворцовой челяди, включая чопорных фрейлин герцогини и лакеев, решил развеяться среди обычного городского люда. Ему нравилось не спеша бродить по городу, слушать слащавые крики зазывал, споры лавочников с покупателями, ругань извозчиков, чьи экипажи не могут разъехаться в узком проходе между домами, смех и весёлые голоса студентов и… даже брань между пожилыми супругами…
В раскрытые окна лавок выглядывали торговцы, приглашая заглянуть к ним; одни предлагали ткани, хвалясь их изяществом и добротностью, другие гремели кухонной утварью, третьи выставляли клетки с заморскими птицами, крикливыми и разноцветными. Один, совсем ещё молодой парень, едва не выпал из окна своей лавки, показывая юной горожанке модную флорентийскую шляпку.
Со стороны реки, где располагались торговые ряды, раздавался гогот гусей, кудахтанье кур и визг поросёнка. Всё это сопровождалось озабоченными призывами лавочников и весёлыми шутками прохожих.
С восточной стороны города через вытекающий из Замкового пруда ручей Лёбе-бах, который служил и крепостным рвом, был расположен Лёбенихт – город-побратим Альтштадта. Туда и направился Томас Волькенштайн, дыша полной грудью и чуть заметно усмехаясь, глядя на городское столпотворение.
Ему было невдомёк, что от самых ворот Замка за ним следует невзрачный человек, одетый так же, как и большинство горожан. Правда, своё лицо он скрывал широким капюшоном. Его осторожная поступь и некоторая суетливость усиливали впечатление, что этот человек старается оставаться незамеченным для преследуемого им господина.
Не доходя до женского монастыря святого Бенедикта, доктор повернул назад, намереваясь перейти на остров Кнайпхоф по Кузнечному мосту. Незнакомец, чьего лица никто не видел, следовал за ним по пятам…
А поразмышлять Томасу Волькенштайну было о чём. Вчера вечером ему, наконец, удалось пообщаться с супругой герцога Анной Марией Брауншвейгской, наставником наследника Иоганном Функом и с самим Паулем Скалихом, которого при дворе уже привыкли называть не иначе как князь Скала. Было у него и другое имя – граф фон Хун.
Случилось эта беседа во время ужина, который слегка затянулся и незаметно перешёл из дворцовой церемонии в дружескую вечеринку, если такое сравнение уместно при дворе. Но, как бы то ни было, обстановка в трапезном зале способствовала добродушной беседе, чему немало помогал сам герцог Альбрехт. В тот вечер, несмотря на торжественный наряд (он надел короткую куртку, рыцарский плащ, на плечах его висела драгоценная цепь из широких колец, а с шеи спускался золотой знак «Ордена Лебедя»[23 - Учрежден в 1440 г. курфюрстом бранденбургским Фридрихом II, восстановлен в 1843 г. королем прусским Фридрихом-Вильгельмом IV-м, «как свободное общество мужчин и женщин всех званий и вероисповеданий, имеющее целью соединенными силами облегчать физические и нравственные страдания» (цель эта не была выполнена). Знак ордена: белый финифтяный лебедь, носимый на цепи.]). Герцог был весел и остроумен, стараясь никого из гостей не обделить своим вниманием, добрым словом и уместной шуткой.
– Любезный доктор, – с улыбкой обратился герцог к Томасу Волькенштайну. – Что ты сидишь с таким кислым видом, словно тебя потчуют вином «трёх людей»?[24 - Кёнигсбергское кислое вино в шутку называли вином «трех людей»: первый должен был держать того, кто пьёт, то есть, второго, а третий – вливать кислятину пьющему в горло.]. Отведай рейнского! А может, ты предпочитаешь бордоское или бургундское? В наших подвалах к твоим услугам любое! Ad liberum![25 - На выбор (лат.)]
– Я бы предпочёл испанское, но от него веет инквизицией, – улыбнулся в ответ Волькенштайн. – А это не самый лучший запах…
– Забудь, дружище, это слово здесь, в доброй и просвещённой Пруссии! Вот когда отправишься странствовать по Южной Европе, там уж будь осторожным! Ибо de lingua slulta incommoda multa[26 - Из-за пустых слов бывают большие неприятности (лат.)].
А поскольку к пожилому доктору, в дворцовом обществе уже сложилось, в основном, доброжелательное, хоть и несколько настороженное отношение, то сопровождающий наследника вместе с Анной Марией Иоганн Функ, проходя мимо, в целях нравоучения для юного принца, заметил:
– Господин Волькенштайн, слова словами, но ваши увлечения гаданиями и предсказаниями… в том числе и ваш метод лечения болезней… могут вывести вас на… весьма скользкую и опасную дорожку.
Доктор поднялся из-за стола, отвесил почтительный поклон наследнику и герцогине, затем повернулся к теологу и изобразил на своём лице крайне удивление, почти обиду.
– Да-да, любезный доктор, – Иоганн Функ намеревался играть привычную для себя роль проповедника и наставника. – Ибо Господь снабжает наше тело необходимыми для жизни органами, а наши души оживляет своим божественным дыханием, – он поднял глаза к сводчатому потолку, словно ища поддержки свыше. – И судьбу, предначертанную Им для каждого из нас, не должно читать без Его ведома! Только молитвой и постом мы можем заслужить Его высочайшее участие в своей судьбе, и спасение detur digniori[27 - Да будет дано достойнейшему (лат.)]…
Юный Альбрехт Фридрих откровенно скучал. Анна Мария с любопытством слушала, не прерывая своими репликами разговор, который, по её мнению, грозил перерасти в интересную дискуссию.
– Как? Вы отрицаете известных всему миру предсказателей, астрологов и хиромантов?
– Увы. Подавляющее большинство из них совершают грех, преувеличивая свои возможности и выдавая свои скромные способности за божественный промысел…
– А что вы скажете о гороскопе, составленном моему супругу, который подтверждается уже сорок лет? – наконец, не выдержала герцогиня.
Доктор благодарно поклонился ей вновь.
– Или о гороскопе, составленном господином Скалихом, который обещает счастливое тысячелетие Пруссии?
Пока Функ что-то лепетал о звёздах, установленных в порядке, определённом самим Богом, доктор позволил себе рассмотреть герцогиню более внимательно.
Одета Анна Мария была в расшитое жемчугом тёмно-вишнёвое платье, по существующей в то время испанской моде. Рукава и лиф его украшали разрезы. Стоячий воротник касался золотой сеточки, в которую были спрятаны роскошные тёмные волосы. Драгоценное колье переливалось в огне множества свечей, блестели перстни на пальцах, а в глазах затаилась глубокая печаль, которую так и не смогли вытеснить её молодость и красота…
И тут к ним подошёл Скалих.
– Не будете же вы отрицать дар предвидения, которым обладал Парацельс, или известный всей просвещённой Европе Мишель Нострадамус? – с усмешкой спросил он Иоганна Функа, который совсем уже было смутился. – Чем вы можете объяснить сбывшееся предсказание Нострадамуса о внезапной гибели на рыцарском турнире короля Франции Генриха II?[28 - На рыцарском турнире король Генрих вступил в бой с графом Монтгомери, при этом копьё графа сломалось о панцирь противника. Осколки копья вонзились в лоб короля и попали также в глаз. Несколько дней спустя, 10 июля 1559 года, Генрих умер от этой раны, несмотря на помощь, оказанную лучшими врачами того времени.] – И продекламировал на память:
Молодой лев одолеет старого
На поле битвы в одиночной дуэли.
Он выколет ему глаза в золотой клетке.
Два перелома – одно, потом умрет жестокой смертью.
Как вы помните, копьё пронзило глаз бедному Генриху и сломалось… И он умер после продолжительных и невыносимых страданий.
– Слово Господа в предсказаниях пророка… – произнёс Функ.
– Нострадамус не только астролог и предсказатель, он же ещё и врач! – заметил доктор Томас.
– Совершенно верно, – подхватил Скалих. – Кстати, я лично с ним знаком! Один из своих катренов великий прорицатель посвятил мне. Он хранится здесь…
С этими словами советник герцога водрузил на стол шкатулку, которую до этого держал в левой руке.
– Вот тут лежит его послание! – он придавил ладонью поверхность шкатулки и усмехнулся. При этом кончики его тонких усов вздрогнули и подпрыгнули вверх.
– Почему же вы не прочтёте его нам? – спросила Анна Мария.
– Мишель пишет по-французски… Не все присутствующие понимают этот язык. К тому же, большинство его предсказаний не несут в себе прямой смысл, они как бы зашифрованы… Иной раз приходится поломать голову, чтобы разобраться в его сочинении…
Волькенштайн присмотрелся к шкатулке. Была она овальной формы, сделана из серебра и расписана магическими символами. Томас успел рассмотреть кресты, пяти- и шестиугольные звёзды, надписи на латыни и иврите… Но больше всего его привлёк чёткий отпечаток ладони Скалиха на блестящей поверхности коробочки…
– Так что, уважаемый капеллан Функ, – продолжил Пауль, забирая шкатулку со стола, есть всё же настоящие пророки, хотя, не скрою, гораздо больше шарлатанов! – Он рассмеялся.
– А как вы читаете будущее по руке, любезный доктор? – спросила Анна Мария. – Раскройте нам свои секреты!
– Охотно, госпожа, – в очередной раз склонился в поклоне Волькенштайн. – Если господин Функ позволит,… – тот протянул доктору правую руку и раскрыл ладонь. – Ваши линии о многом говорят… Вот это – линия жизни. Она означает ход физического развития, линия Сатурна – направление таинственных роковых наклонностей. Линия Аполлона, или Солнца, – стремление использовать умственные способности. Линия Меркурия – те явления, которые появляются у нас в своё время, такие, как возмужалость и старость, причём их нельзя ни своевольно приблизить, ни препятствовать им. А линии Марса и Юпитера означают направления, которые говорят о наших собственных волевых побуждениях и решениях. Холмы обозначают энергии, долины – недостатки и потери, линии – влияния и путь действий. Звёздочки всегда указывает неожиданные опасности…
Говоря всё это, хиромант умолчал о будущем Функа, которое уже узрел в складках его ладони.
– Это просто восхитительно! Взгляните же на мою руку, любезный… – и герцогиня протянула доктору свою изящную ладошку.
Увиденное несколько смутило пожилого хироманта.
– Видите ли, ваша жизнь тесно переплетена с жизнью вашего супруга…
– Не надо… Я не хочу, – потянул мать за рукав молчавший до сих пор наследник.
– Что ж, как-нибудь в другой раз… – улыбнулась герцогиня. – Мальчик устал и хочет отдохнуть…
Оказавшись на Кнайпхофе, доктор Волькенштайн подумал: «Как невелик остров, а сколько всего удалось здесь построить!»
Тут расположена знаменитая Голубая башня, ставшая местом заключения преступников, городская ратуша, недавно возведённое здание Университета и, настоящее украшение Кнайпхофа – Кафедральный собор.
Город-остров связан со своим южным форштадтом двумя мостами: Зелёным и Потроховым. Перед каждым мостом стоят прочные ворота. С востока Кнайпхоф соединён с островом Ломзе Медовым мостом, к которому можно пройти через одноимённую башню. На Альтштадт ведут мосты: Лавочный и Кузнечный.
Здесь же, кроме жилых домов располагаются склады с углём, пакгаузы, небольшая пристань, лавки, пекарни и всё, что необходимо для существования полноценного города, имеющего свою печать и герб.
По Лавочному мосту доктор перешёл в город Альтштадт. Таинственный человек, прячущий своё лицо, неотступно следовал за ним. Посторонившись, пропуская карету, запряжённую двумя рысаками, Томас Волькенштайн направился к Королевскому замку.
После прогулки он чувствовал себя посвежевшим и отдохнувшим. Но, неведомо откуда взявшееся чувство тревоги всё-таки досаждало ему.
«Diagnosis 4. Иоганн Функ. Теолог, проповедник, советник герцога и наставник наследника… Пожалуй, одна из ключевых фигур… Я верю, что он может дурно воздействовать на психику принца, подавляя его волю и приучая к мысли о собственной неполноценности и бессилии… Только зачем?.. По своей ли воле?.. Пожалуй, в ближайшее время должно что-то случиться. Ибо линия жизни Функа обрывается. Но он ещё не стар. Значит, его ждёт трагический конец… В связи с чем, пока не понятно. Если составить гороскоп, я бы сделал более точные выводы. Но одно ясно определённо – господь скоро приберёт его в свои чертоги…»
«Diagnosis 5. Герцогиня Анна Мария… Это печально, но и ей осталось жить совсем мало… Действительно, что-то должно вскоре произойти… Самое вероятное – это смерть самого герцога. Вот тогда всё и завертится… Сколько ей ещё осталось, известно только Господу… Год или пять?… Не более. Жаль. Молодая, красивая женщина… Боже, что будет с наследником? Впрочем, я уже видел: с ним всё будет хорошо».
Прежде чем писать следующий диагноз, доктор представил лицо главного советника герцога. «На первый взгляд – приятный и обаятельный молодой человек, – размышлял он, – но… форма ушных раковин, складки на лбу и возле губ, окраска и точки на ирисе (радужной оболочке глаза) – всё свидетельствует о недюжинных умственных способностях и талантах, но одновременно, и даже в большей мере, о склонности к интригам, изворотливости, обману и предательству. Не сомневаюсь: перед нами величайший хитрец и плут! Это – очень опасный человек, ему нельзя верить!»
А вот о чем поведал врачу отпечаток ладони на поверхности шкатулки.
«Diagnosis 6. Скалих. Я созерцал отпечаток его ладони всего несколько мгновений, но мой опыт и зрительная память позволили мне сделать выводы об увиденном… Итак, фигуры на холме Венеры обнаруживают ненасытно-чувственное и развратное существо. Крест между линией головы и линией сердца указывает на мистицизм и расположение к оккультным наукам. Но такой человек может легко забыться до жестокости и кровожадности. Даже до убийства! Однако отвесная линия от холма Солнца по направлению к линии счастья указывает на расположение к нему высокопоставленных лиц. Совершенно отсутствует линия счастья, а это знак безбожия и вероломства, но одновременно очень длинная линия жизни… Мне многое не понятно в знаках на его ладони, возможно, он появился на свет в результате кровосмешения… И этот странный завиток на ушной раковине! Как у хищного животного…»
Глава 4. Вино и кровь
«В Королевском замке множество помещений. Среди них есть как огромные залы, так и маленькие комнатки… В этих покоях прохладно даже жарким летом и сумрачно даже светлым днём. В залах каждый звук отдаётся гулким эхом. Лица Гогенцоллернов глядят на вас с портретов в позолоченных рамах. Их рыцарские доспехи блестят даже самой тёмной ночью.
А в подземельях Замка таится страшный зверь. Каждую ночь он поднимается наверх и бродит по Замку, заглядывая в приоткрытые двери.
Когда ему становится тесно в коридорах, он выходит во внутренний двор…»
Утром в пятницу, 17 августа 1564 года, едва часы на восьмиугольной башне Хабертурм показали половину десятого, из ворот Королевского замка выехала роскошная кавалькада, состоящая из восьми карет и сопровождаемая двумя десятками всадников.
