скачать книгу бесплатно
А. Дж. Р.
P. S. Есть и другие причины, обо всем расскажу».
Вот же загадка на ночь! Я ломал голову над его словами весь вечер, а ведь думал, что отлично проведу время с новоприобретенными средствами и при сохранности сундука в банке, но это загадочное предостережение испортило мне остаток ночи. Записка прибыла ко мне с последней почтой, но я уже несколько раз пожалел, что не оставил ее на всю ночь в почтовом ящике. Что именно это означает? И что я должен делать? Эти вопросы одолели меня с новой силой ранним утром.
Известие о Кроушае меня не удивило. Я был совершенно уверен, что у Раффлса нашелся повод для того, чтобы вспоминать о нем перед отъездом, даже если он и не видел этого мерзавца собственными глазами. Кроушай и это путешествие могут быть куда более тесно связаны, чем я изначально предполагал. Раффлс никогда не делился со мной всеми фактами. Но об основном он мне рассказал… Я видел своими глазами, как его ценности благополучно оказались спрятанными в моем банке. Сам Кроушай не мог попасть туда вслед за мной. Я был уверен, что он не преследовал мою двуколку. В той паранойе, в которой я находился во время того путешествия, я бы наверняка заметил его. В голове промелькнула мысль о мужчине, который помог дотащить сундук. Нет, я помнил, как выглядит Кроушай, и он совсем не был похож на него.
Мысль о том, чтобы забрать проклятый сундук из банка, водрузив его на крышу другого кэба, без веских причин и дальнейших инструкций от Раффлса, даже не стоила обдумывания. Но я не мог выбросить ее из головы в течение нескольких часов. Я всегда беспокоился о том, что не делаю так много для Раффлса, как он для меня. Он не раз и не два помогал мне, снова и снова с самого первого дня знакомства. Мне не нужно указывать причины, почему я не хотел забрать сундук под свою опеку, они всякий раз всплывали в моей голове. Но каждый раз я вспоминал о том, что Раффлс много раз брал на себя намного худшие риски ради меня, и я хотел, чтобы он узнал, что может рассчитывать на мою преданность.
Поэтому я сделал то, что часто предпринимал, когда оказывался в подобных ситуациях, без инструкции и малейшей идеи, что меня ждет. Я почти ничего не поел, но сразу же отправился на Нортумберленд-авеню в турецкую баню. Не знаю другого способа, который бы так очищал тело и разум, а также давал возможность принять верное решение. Даже Раффлс, без лишнего грамма веса или склонности к тревоге, оценил его и отзывался о нем как о единственном способе восстановить душевное спокойствие человека, когда все остальные неэффективны. Для меня расслабление начиналось со снятия обуви. Я слышал умиротворяющие приглушенные звуки шагов, журчание фонтана, меня мало беспокоили завернутые в полотенца фигуры на кушетках, я просто полностью погружался в атмосферу чистоты, неспешности и тепла, такое времяпровождение радовало мою душу.
Полчаса в самой парилке (я когда-то считал в уме) дарили моим усталым конечностям божественное расслабление, а разум полностью очищался.
И все же… и все же… это было в том самом жарком помещении, при температуре в 270 градусов по Фаренгейту, когда газета «Пэлл Мэлл», которую я приобрел по пути сюда, поселила во мне тревогу.
Я перелистывал горячие шелестящие страницы и наслаждался чтением, пока перед глазами не образовался заголовок, который вывел меня из транса, будто пощечина:
ГРАБИТЕЛИ БАНКА В УЭСТ-ЭНДЕ – ДЕРЗКОЕ И ЗАГАДОЧНОЕ ОГРАБЛЕНИЕ
Совершенно дерзкое ограбление со взломом и подлое нападение на территории Городского и Пригородного Банка на Слоун-стрит, 5. Из данных, которые стали известны, ограбление, по-видимому, было заранее спланировано и ловко произведено в ранние часы этого утра.
Ночной сторож по имени Фосетт утверждает, что между первым и вторым часами ночи он услышал небольшой шум в помещении, используемом для хранения предметов роскоши некоторых клиентов банка. Когда он спустился вниз, чтобы узнать причину шума, на него напал грабитель, которому удалось повалить его на землю, прежде чем сторож смог поднять тревогу.
Фосетт не может описать нападавшего или нападавших, но уверен, что грабителей было несколько. Когда бедолага пришел в сознание, от воров простыл и след, за исключением единственной свечи, которую оставили в коридоре. Тем не менее хранилище было открыто, и сторож забеспокоился, что преступникам удалось выкрасть много ценных предметов из сундуков и ячеек, в связи с тем, что в пасхальные каникулы многие оставили свои ценности на хранение, и это, по всей видимости, воры приняли во внимание, когда планировали ограбление. Обычные банковские ячейки не вскрывали. Считается, что вход и выход в банк осуществлены через подвал для хранения угля, который также располагается в подвальной части банка. До настоящего времени полиция не произвела ареста.
Я сидел практически парализованный этими ужасающими новостями, и, клянусь, что даже при этой невероятной температуре по моей коже с головы до пят заструился холодный пот. Кроушай! Кроушай вновь охотится за Раффлсом и его крадеными ценностями! И в этот раз я винил самого Раффлса: он предупредил меня слишком поздно. Он должен был связаться со мной сразу, прежде чем я поехал с сундуком в банк. Он был явно не в себе, когда покупал столь очевидный и заметный сундук для своих сокровищ. Это будет хорошим уроком Раффлсу, если окажется, что именно его ящик, а не другой, оказался опустошен ворами.
Когда я вспомнил о содержимом сундука, то непроизвольно вздрогнул. Внутри была груда преступных реликвий. Предположим, что его сундук действительно был взломан и избавлен от всех ценностей, но это не отменяет того факта, что даже самой миниатюрной серебряной вещицы на дне, которую могут легко обнаружить уже сейчас, достаточно, чтобы отправить Раффлса на каторгу! И Кроушай был способен на это. Оставив что-то в сундуке, он бы исполнил свою коварную месть… без сожаления или раскаяния.
Для меня сейчас был лишь один путь. Я должен следовать инструкциям и забрать сундук в случае опасности – или быть арестованным при попытке это сделать. Если бы только Раффлс оставил мне какой-то адрес, на который я мог бы выслать ему предупреждение! Но сейчас не было смысла думать об этом. Для всего остального у меня было достаточно времени до четырех часов, сейчас еще не было и трех. Я принял решение завершить банную процедуру и постараться насладиться ею сполна. Это могло стать моим последним посещением турецкой бани на многие годы.
Но я не мог насладиться даже своей любимой турецкой баней. Я делал все быстро, нанес шампунь и наспех погрузился в воду. Рутинно встал на весы, как делаю всегда, но забыл дать работнику шесть пенсов, в связи с чем в его голосе послышался упрек, когда он произнес «Adieu», и только после этого будто очнулся ото сна. И мой диван в зоне отдыха… мой любимый диван, в моем любимом уголке, который я приметил еще при входе… оказался неудобен до ужаса, будто на нем повсюду были шипы, а когда я сел на него, перед моими глазами пронеслись видения тюремной койки!
Должен добавить, что слышал, как другие посетители бани обсуждают кражу со взломом. Я, конечно, прислушивался к тому, что они говорят, пока не ушел, но разочаровывался каждый раз, понимая, что затаил дыхание напрасно. Хорошо, что этот мучительный час прошел без неприятных сюрпризов. Лишь когда я подъехал к Слоун-стрит, новости об ограблении были на всех стендах; на одном я заметил слово «зацепка», которое значило погибель, и я был мрачно настроен разделить ее.
Возле банка царила суматоха. Какой-то кэб уехал оттуда с умеренного размера (в отличие от моего) сундуком, в то время как внутри одна огорченная леди спорила с представителя банка. Что касается добродушного клерка, который за день до этого смеялся над моими шутками, он больше не пребывал в приподнятом настроении, и даже напротив, довольно грубо поприветствовал меня, когда я оказался в его поле зрения.
– Мы ожидали, что вы придете, – сказал он. – Вам не нужно так беспокоиться.
– Он здесь?
– Этот ваш Ноев ковчег? Судя по тому, что мне сказали, грабители пытались открыть его, но их прервали, и они больше не возвращались.
– Так его даже не открывали?
– По всей видимости, они только начали подбирать ключ к замку.
– Слава богу!
– Да, вам очень повезло, – прорычал клерк. – Менеджер говорит, что всему виной был ваш сундук.
– Почему вы так считаете? – спросил я с беспокойством.
– Грабители увидели его еще за милю, пока вы направлялись сюда, и последовали за вашими ценностями, – сказал клерк.
– Менеджер хочет видеть меня? – смело спросил я.
– Нет, если вы сами не желаете его видеть, – последовал резкий ответ. – Он встречался с другими клиентами с самого утра, и большинство из них пострадало от налета.
– Тогда я сделаю так, чтобы мое серебро больше не смущало вас, – сказал я покровительственным тоном. – Я планировал оставить сундук, если с ним все в порядке, но после того, что вы сказали, конечно же, заберу его. Позовите своего работника или даже работников, чтобы они помогли мне немедленно перенести сундук. Я уверен, что они помогали многим сегодня, но я щедро отблагодарю их за помощь.
В этот раз я не был против проехать по улицам с сундуком. Меня охватило настоящее облегчение, и оно было настолько сильным, что для мук и страха за ближайшее будущее просто не было места. Летнее солнце никогда не светило так ярко для меня, как то тусклое сияние в начале апреля. Я видел зелено-золотые почки и побеги на деревьях, когда мы проезжали мимо парка, и почувствовал, как в моем сердце словно прорастает надежда. Мимо проехали школьники, которые спешили домой на пасхальные праздники, на крышах их четырехколесных экипажей располагались велосипеды, но даже эти юноши не были и наполовину так рады, как я: несмотря на огромный груз в моем кэбе, словно тяжкое бремя упало с моих плеч.
На Маунт-стрит сундук каким-то чудом поместился в лифт, и нам с лифтером не составило большого труда отнести его в мою квартиру. После всего случившегося он даже стал казаться мне почти невесомым. Я чувствовал себя Самсоном в этот час. Не помню, что я сделал, когда оказался один с моим белым слоном посреди комнаты. Только скажу, что графин выскользнул из моих пальцев, когда я услышал…
– Банни!
Это был Раффлс. Я не понимал, где он находится, и совершенно напрасно искал его глазами. Но его не было у окна, как не было и у открытой двери. И все же Раффлс где-то был, или, во всяком случае, его голос где-то прозвучал, и он был явно переполнен удовольствием и удовлетворением, – я мог это понять и не глядя на него. Я опустил глаза и наконец увидел его оживленное лицо посередине сундука, как у святого, который возник из воздуха.
Но Раффлс был жив, он смеялся, не заботясь о своих голосовых связках, и в его появлении не было ни трагедии, ни иллюзии. Он был как игрушка-попрыгунчик в натуральную величину: просунул голову через крышку между двумя железными полосами, которые обвивали сундук, как ремни портмоне. Он, должно быть, вырезал их, а когда я пришел, стал притворяться, что собирает чемодан в дорогу. А возможно, он начал работать над этим чудо-сундуком еще ночью, потому как при ближайшем рассмотрении работа оказалась по-настоящему искусной. Я просто молча наблюдал, как он согнулся от смеха, затем показалась его рука с ключами от двух замков сундука, он легко открыл их и таким образом смог спокойно подняться и выйти, как настоящий фокусник.
– Значит, это ты был грабителем! – воскликнул я наконец. – Ну я даже рад, что не знал.
Он едва не сломал мне руку в крепком рукопожатии.
– Старина, – воскликнул он, – это именно то, что я и ожидал от тебя услышать! Как бы ты мог сыграть свою роль, изобразив все эти эмоции, если бы знал обо всем? Как мог любой другой живой человек? Я не уверен, что даже лучший актер на земле смог бы сыграть столь правдоподобно на твоем месте! Я слышал почти все и видел. Банни, я не знаю, где ты лучше исполнил свою роль: в Олбани, здесь или в своем банке!
– Я не знаю, где я был более несчастен, – возразил я, думая о произошедшем с гораздо меньшим энтузиазмом. – Я знаю, что ты не считаешь, что у меня есть актерский талант, но я взял бы на себя обязательство хранить все в секрете и уверен, что сделал бы все от меня зависящее. Единственное отличие было бы в моем собственном душевном спокойствии, которое, конечно, не принималось в расчет.
Но Раффлс лишь улыбнулся своей очаровательной обезоруживающей улыбкой. Он был в старой одежде, довольно рваной и потрепанной, лицо и руки его чуть испачкались, но в остальном он не выглядел измотанным после того, что ему пришлось пережить. И, как я уже говорил, его улыбка всегда успокаивала меня.
– Ничуть не сомневаюсь, ты бы пошел на многое, Банни! Нет предела твоему героизму, но не забывай о человеческом факторе, который проявляет себя как раз в самых критических ситуациях. Я не мог забыть об этом, Банни. Я не мог позволить, чтобы какая-либо мелочь помешала выполнению моего плана. Не говори так, будто я не доверял тебе! Я доверил тебе свою жизнь, поставил все на твои верность и упорство. Как думаешь, что бы случилось со мной, если бы ты позволил сундуку остаться в том хранилище? Как считаешь, через какое время мне пришлось бы выбраться и сдаться властям? Да, впервые я бы сам сдался и получил в награду долгие годы добропорядочного труда. Красота всех законов – в возможности нарушить их, это относится и к тем законам, которые мы сами устанавливаем.
У меня был «Салливан» для него, и через минуту он уже расположился на моем диване, разминая онемевшие конечности с бесконечным удовольствием; сигарета между пальцами, золото в бокале под рукой – все это в честь его триумфа и моих переживаний.
– Не так важно, когда это пришло мне в голову, Банни, по сути это было только на днях, когда я решил уехать на какое-то время по тем причинам, о которых я тебе говорил. Возможно, я придавал им куда большее значение, чем на самом деле. И я действительно хотел провести телефон и электричество.
– Но куда ты спрятал серебро, прежде чем сел в сундук?
– Никуда, это был мой багаж – дорожная сумка, спортивное снаряжение для крикета и сумка, набитая разными мелочами, я их оставил в Юстоне, и один из нас должен принести их этим вечером.
– Я могу это сделать, – сказал я. – Но ты действительно проехал до Кру?
– Ты не получил мою записку? Я проделал весь путь до Кру, чтобы отправить тебе эти несколько строк, мой дорогой Банни! Бесполезно начинать что-то, если не учитывать все детали. Я хотел, чтобы ты показал все эмоции в банке. Кроме того, я сел в обратный поезд, отходящий от платформы через четыре минуты после того, как сошел на станцию. Я просто отправил свое письмо в Кру и сменил один поезд на другой.
– В два часа ночи!
– Ближе к трем, Банни. Когда я забрался в сундук, было уже около семи. Но даже в этом случае у меня было два часа, прежде чем ты должен был появиться.
– И подумать только, – пробормотал я, – как ловко ты меня обманул!
– С твоей помощью, – сказал Раффлс, смеясь. – Если бы ты проверил расписание поездов, то узнал бы, что утреннего поезда попросту нет, а ведь я и не говорил, что поеду утром. Но я хотел обмануть тебя, Банни, и признаю это… но это все было ради успеха! После этого я провел не самые приятные полчаса в своей жизни, пока меня транспортировали. У меня были с собой свеча, спички, и я много читал. В хранилище было вполне неплохо, пока не случился тот неприятный инцидент.
– Поделись со мной, дорогой друг!
– Для этого мне нужен еще один «Салливан»… спасибо… и еще одна спичка. Неприятный инцидент был в том, что мне послышались шаги снаружи, и в замке повернулся ключ! Я был занят взломом замка на одном из сундуков. Я едва успел погасить свечу и спрятаться за ним. К счастью, тот ящик оказался достаточно большим, чтобы меня не было видно, его содержимое я покажу чуть позже, там были драгоценные камни. И все-таки пасхальные праздники прошли для нас довольно удачно, я даже не мечтал о подобном улове.
Его слова напомнили мне о газете «Пэлл Мэлл», которую я читал в бане и которая лежала сейчас в моем кармане. Я выудил ее, бумага уже сморщилась и раздулась от жара, и передал Раффлсу, указывая большим пальцем на статью об ограблении.
– Восхитительно! – сказал он, прочитав ее. – Грабителей было больше одного, да еще и проникли они через угольный подвал! Я оставил там достаточно свечного сала, чтобы эти плиты как следует прокоптились. Но если рассуждать здраво, то ясно, что через тот ход, Банни, не пролез бы и восьмилетний мальчишка. Пусть они продолжают разрабатывать эту теорию в Скотланд-Ярде!
– А как насчет того парня, которого ты ударил? – спросил я. – Это совсем на тебя не похоже, Раффлс.
Раффлс задумчиво пускал кольца дыма, лежа на диване, его черные волосы разметались по подушке, от света, падавшего на него, черты лица заострились.
– Я знаю, Банни, – начал он с сожалением. – Но такие вещи, как любой поэт скажет, действительно неизбежны. Мне потребовалось пару часов, чтобы выбраться из хранилища. Третий час я посвятил безобидной имитации того, что кто-то забрался через подвал, и вдруг услышал шаги. Некоторые из нас, возможно, даже убили бы сторожа, другие залезли бы в какой-нибудь угол, из которого не было бы пути отступления. Я оставил свою свечу там, где она была, подкрался к бедолаге, прислонился к стене и ударил его, когда он проходил мимо. Признаю, что это был подлый удар, но тот факт, что пострадавший уже рассказал о произошедшем, свидетельствует, что я сознательно не вложил в него много сил.
Он осушил свой бокал и покачал головой, когда я подошел к нему с графином. Раффлс показал мне фляжку, которую носил в кармане. Она была все еще почти полной, и я понял, что он мог быть наедине с этой самой фляжкой все праздники. На Пасху или в другой праздник, если бы я подвел его, ему бы пришлось пойти на все, чтобы выбраться оттуда. Но риск был огромным, и я с радостью почувствовал, что все сделал верно.
Что касается трофеев, обнаруженных Раффлсом в хранилище моего банка на Пасху – без восторгов или чрезмерных подробностей могу сказать, что их ценность была достаточной для того, чтобы я присоединился к Раффлсу во время его отсроченных каникул в Шотландии. Более того, полученная сумма позволила ему регулярно играть в крикет за «Мидлсекс» все следующее лето, за это время он сыграл больше, чем за несколько прошлых сезонов. В общем, его затея оправдала себя в моих глазах, несмотря на излишнюю (но неизменную) секретность, которую я так не любил. Даже сейчас, вспоминая об этом, я восхищаюсь его находчивостью; мой единственный упрек ему касался фантомного Кроушая.
– Ты позволил мне думать, что он вновь нацелился на нас, – сказал я. – Но я так понимаю, что ты даже не слышал о нем с того самого дня, когда он сбежал через твое окно.
– Я даже не думал о нем, Банни, пока ты не пришел ко мне и не вложил эту мысль в мою голову своими словами. Моя цель заключалась в том, чтобы ты искренне беспокоился за мои тарелки.
– Конечно, я понял это, – возразил я. – Но мне кажется, что ты слишком вошел в роль. Зачем было писать столь очевидную ложь об этом мерзавце?
– Ни одной лживой строчки, Банни.
– А о «принце среди профессионалов», который был неподалеку, когда ты уехал?
– Мой дорогой Банни, но ведь это чистая правда! – воскликнул Раффлс. – Да, признаю, было время, когда я был лишь любителем. Но после того, что я проделал в банке, я считаю себя профессионалом среди профессионалов. И пусть сомневающиеся для начала превзойдут мой трюк!
Отдых
Я не видел Раффлса уже месяц или даже больше, и мне был нужен его совет. Моя жизнь была отягощена тем, что в нее вторгся мерзавец, который приобрел мою мебель на Маунт-стрит, и я понимал, что, только живя в другом месте, смогу удержать вульгарного злодея от проникновения в мою квартиру. На это нужны были средства, но мой баланс в банке нуждался в очередной инвестиции от Раффлса. Несмотря на это, он исчез с лица земли, и гораздо успешнее меня.
Был август. Он ни разу не играл в крикет после июля и его место в «Мидлсекс» занял юнец-теоретик без должной практики. Напрасно я искал его на поле и в списках игроков, его не было даже там, где он обычно предпочитал завершать сезон. Крикетные матчи проводились регулярно, но нигде не оказалось упомянуто волшебное имя А. Дж. Раффлса. Ничего не было известно о его местонахождении и в Олбани. Он не оставил никаких инструкций о приходящих ему письмах ни там, ни в клубе. Я начал опасаться, что с ним случилось что-то плохое. Я просматривал сводки об арестованных преступниках, вглядываясь в лица, изображенные в воскресных газетах. Каждый раз я с трепетом искал там Раффлса, но не находил. В газетах не появлялось ничего интересного, что могло бы пролить свет на то, чем занимался Раффлс. Я не буду отрицать, что о своем благополучии я беспокоился чуть больше. Но для меня было двойным облегчением, когда Раффлс подал первый характерный признак жизни.
Я наведался в Олбани в пятидесятый раз и уже возвращался по Пикадилли, преисполненный отчаянием, когда какой-то разгильдяй подошел ко мне и поинтересовался: верно ли, что меня зовут Банни?
– Тогда это вам, – передал он мне смятую записку, услышав утвердительный ответ.
Письмо от Раффлса. Я разгладил клочок бумаги и прочитал пару строк, наспех нацарапанных карандашом:
«Встретимся у Холланд Уолк. Приходи, как стемнеет. Жди меня там, пока не приду. А. Дж. Р.»
И это все! После всех этих недель он написал лишь несколько слов, не свойственным ему неразборчивым почерком, явно в спешке! Но это так похоже на него! Я больше не беспокоился о таких мелочах, но не любил его манеру скрывать все до последнего, и от этого меня захлестнуло негодование. Я поднял глаза от таинственного послания и удивился, увидев, что не менее таинственный посланник исчез – в манере, которая как нельзя лучше подходила всему делу. Этот посланник, однако, оказался первым, которого я увидел под деревьями у Холланд Уолк в тот вечер.
– Видел его? – заговорщически спросил он, выдувая едкое облако из своей ужасной трубки.
– Нет, еще нет, и я хочу знать, где вы его видели, – ответил я строго. – Почему вы убежали, как только вручили мне его записку?
– Приказ, приказ, – был его ответ. – Я не такой человек, чтобы идти против приказов, это ничем хорошим не закончится, а я не дурак, я всегда держу язык за зубами.
– Кто вы такой? – ревниво спросил я. – И кем вы приходитесь мистеру Раффлсу?
– Тише ты, Банни, не говори всему Кенсингтону, что я в городе! – ответил оборванец, превращаясь у меня на глазах в Раффлса. – Вот, возьми мою руку… я не такой дикий, как выгляжу. Я не в городе, не в Англии, и вообще меня нет на Земле, это должно быть известно всем, кроме тебя.
– Тогда где ты, – спросил я, – между нами?
– Я нашел дом на праздники, где я отдыхаю. Можно сказать, что я в санатории. Почему? О, по многим причинам, мой дорогой Банни, среди прочего у меня давно есть желание отпустить бороду. Под следующим фонарным столбом ты и сам согласишься, что у меня это получается, и весьма неплохо. Ты не знаешь этого, но в Скотланд-Ярде есть один довольно проницательный человек, он наблюдает за мной дольше, чем мне бы того хотелось бы. Я видел его сегодня утром у Олбани. Именно тогда-то я и увидел тебя и написал пару строк. Если бы он заметил, что мы разговариваем, он бы сразу понял, кто я.
– Значит, ты скрываешься здесь!
– Я предпочитаю говорить «отдыхаю», – ответил Раффлс, – и это правда, я не делаю ничего больше. У меня есть меблированный дом, в то время как никто другой не мечтал бы арендовать подобный дом в городе, и мои соседи не знают, что я в нем живу, хотя нужно сказать, что вряд ли кто-то из них дома. У меня нет слуг, и я делаю все сам. Я словно развлекаюсь на необитаемом острове. Не то чтобы я много работал, потому что я действительно отдыхал, большую часть времени читал и прочитал столько книг, сколько и за несколько лет не осилил. Забавно то, Банни, что человек, в чьем доме я живу, является одним из надзирателей в тюрьме Ее Величества, а его кабинет – просто музей криминолога. Было довольно забавно смотреть его глазами на себя.
– Но, конечно же, ты делаешь какие-то физические упражнения? – спросил я, потому что он вел меня на высокой скорости по дорожкам, усеянным опавшей листвой, по Кэмпден-Хилл, и его шаги были легкими и быстрыми.
– Лучшие упражнения, которые я когда-либо делал в своей жизни, – сказал Раффлс, – и ты никогда не догадаешься какие. Это одна из причин, почему я сменил свой наряд на этот потрепанный костюм. Я следую за кэбами. Да, Банни, я выхожу из дома в сумерки и бегу за ними с Юстона или Кингс-Кросс. Конечно, я предварительно оцениваю мой кэб и часто преодолеваю расстояния в три или четыре мили всего за шиллинг или меньше. И это не только держит в тонусе мышцы ног; если ты понравился пассажиру, то он позволит тебе донести его багаж вверх по лестнице. Я побывал внутри многочисленных просторных апартаментов, и заметки, которые я там сделал, наверняка пригодятся нам осенью. С новыми домами в Роутон, Банни, моей приобретенной бородой и хорошо проведенным отпуском, я надеюсь, что у нас выдастся прибыльный осенний сезон, прежде чем сумасбродный Раффлс вновь появится в городе.
Я почувствовал, что настало время поделиться с ним своим намного более плачевным положением дел. Но мне не понадобилось перечислять и половину своих проблем. Раффлс мог быть излишне самоуверенным, как многие менее приятные люди общества, но мне совсем не претила эта черта его характера. Совсем наоборот, недостатки показывали, что он тоже несовершенен. Его эгоизм также был непостоянен, он был скорее плащом, который Раффлс мог отбросить быстрее, чем любой другой человек, – как и сейчас, после того, что я ему поведал.
– Банни, ты сообщил мне об этом как нельзя кстати! – воскликнул он. – Ты должен пойти со мной, и мы оба заляжем на дно. Только помни о том, что я сказал тебе: мы на отдыхе. Я хочу сохранить абсолютную тишину, как если бы я жил там один. Что скажешь, Банни, если мы дадим обет молчания? Ты согласен? Хорошо, тогда вот улица и вот дом.
Это была тихая маленькая улица, которая располагалась на небольшом живописном холме. Одна сторона холма была монополизирована садовой стеной уродливого, но на зависть огромного особняка, стоящего на собственном участке земли. Напротив него располагались небольшие, но высокие дома, по всей улице горели лишь несколько огней в окнах, на улице – ни одной живой души. Раффлс держал курс к одному из маленьких, но высоких домов. Он располагался сразу за фонарным столбом, и я не мог не обратить внимания, что по фасаду тянется виргинская лиана почти до самых ступенек, и что окно на первом этаже расположено довольно близко к земле. Раффлс открыл входную дверь своим ключом, и мы вошли в узкий коридор. Я не слышал, как он закрыл дверь, но нас больше не освещал свет фонарей, и он легко обошел меня.
– Я сейчас зажгу нам свет, – пробормотал он и ушел, но когда я попытался пропустить его, то случайно нажал спиной на один из электрических выключателей. В одно мгновение коридор и лестница оказались залиты светом, а в следующее Раффлс повернулся и бросился в мою сторону, и в одну секунду снова стало темно. Он не сказал ни слова, но в темноте я мог различить его дыхание.
Ему не нужно было ничего говорить. Простая электрическая вспышка света сказала мне многое: она осветила хаос вокруг и непокрытую ковром лестницу, а эмоции на лице Раффлса, когда он прыгнул, чтобы нажать на выключатель, говорили сами за себя.
– Так вот как ты въехал в дом, – проговорил я, подражая его манере говорить. – «Нашел», да уж, «нашел», как же!
– Ты думал, что я снял его через агентство? – прорычал он. – Честно, Банни, я был уверен, что ты понял шутку.
– Почему бы тебе не найти дом, – спросил я, – и не заплатить за него?
– И зачем мне это делать, – возразил он, – в трех милях от Олбани? Кроме того, мне не было бы никакого покоя, и я правдиво описал свой отдых.
– Ты на самом деле остаешься в доме, который решил ограбить?
– Не грабить, Банни! Я ничего не украл отсюда. Но в остальном ты прав: я остаюсь здесь ради отдыха, о котором может мечтать любой занятой человек.
– Мне здесь не будет отдыха!
Раффлс засмеялся, зажигая спичку. Я последовал за ним в комнату, которая должна была быть ничем непримечательной гостиной, но надзиратель переделал ее в свой кабинет, расположив повсюду книжные шкафы, и тогда я понял, о каких книгах говорил Раффлс.
Я не смог проинспектировать много. Раффлс зажег свечу и поставил ее внутрь своей шляпы, дождавшись пары восковых капель, чтобы прилепить ее. Таким образом, свет падал овалом на потолок, оставляя почти всю остальную часть комнаты в темноте.
