banner banner banner
«Черный тюльпан». Повесть о лётчике военно-транспортной авиации
«Черный тюльпан». Повесть о лётчике военно-транспортной авиации
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

«Черный тюльпан». Повесть о лётчике военно-транспортной авиации

скачать книгу бесплатно


– А у меня сегодня отгул. Вставай, завтракаем и пойдём в универмаг за обновками. Не ходить же тебе весь отпуск в солдатской рубашке.

– Конечно, сынок, нужно кое-что купить, – сказала мама, – и я пойду с вами, если не возражаете.

– Обязательно, Вера Николаевна, пойдём все вместе, приоденем нашего солдата, да зайдём на базар, что-нибудь купим к ужину.

И вот мы – я посредине, Людочка слева обеими руками вцепилась мне в руку, мама справа, я держу её под локоть, – чинно вышагиваем по посёлку. С нами все здороваются, спрашивают, как мои дела. Тропка по посёлку хорошо утоптана – пыли нет. Солнышко светит прямо над нами, на небе ни облачка. Как во сне, который мне сегодня приснился. Настроение отличное, вчерашняя хандра пропала. Я снова вместе с мамой, а рядом со мной девушка, которую я люблю и которая любит меня.

В поселковом универмаге купили мне новые брюки и пару летних маек. Затем зашли на базар, но ничего не купили, так как всё, что там было, было и у нас дома. Дома я переоделся и стал похож на простого сельского парня. Людочка на кухне жарила картошку с салом. Мы с мамой сидели на диване, и она рассказывала местные новости. Из моих одноклассников почти никого в селе не осталось, все уехали в город, кто учиться, кто работать. Так что в посёлке осталось всего несколько человек из нашего выпуска. Но я с ними никогда дружбы не водил, так что на мамино предложение встретиться с одноклассниками я ответил отказом. Никогда у меня с ними ничего общего не было, а тем более сейчас. Мне было хорошо дома с мамой и Людочкой. Поужинали. Наступил вечер. Жара на улице спала, было тихо. Где-то мычали коровы. Весь народ выходил на улицу и рассаживался по скамейкам у заборов. Молодёжь потянулась в центр, где был клуб, в котором показывали кино, а после фильма начинались танцы. Мы с Людочкой решили никуда не ходить, а просто погулять по улице. Мама пошла к тёте Тамаре, и они вынесли табуретки, поставили во дворе у забора и сели поговорить. Прошлись с Людочкой туда-сюда и подошли к её калитке.

– Паша, зайдём ко мне. Ты ведь у меня ни разу ещё не был.

– Да неудобно, тётя Дуся, наверное, дома.

– Мама уехала к подруге, приедет завтра к обеду, так что стесняться некого и нечего.

Мы зашли в дом. Я ведь и в самом деле никогда в нём не был. Вернее, был, когда ещё бегал босоногим пацаном. Но ничего не запомнил. В комнатах стоял запах табака, видимо, тётя Дуся и Людочка курили в доме. А так было чистенько, богатства никакого. Как и в нашем доме, да, собственно, как во всех домах, в которых я бывал. Людочка повела меня в свою комнату. Комнатка маленькая, прибранная. Из вещей только шкаф и кровать. Даже стола не было. У кровати стоял стул, на котором лежали её вещи. На подоконнике стояла начатая бутылка водки, заткнутая свёрнутой газетой. Я сделал вид, что не заметил её. Людочка прижалась ко мне, и мы начали горячо целоваться. Она так страстно целовала меня, что у меня всё поплыло перед глазами. Не помню, как это произошло, но я оказался перед ней совершенно раздетым. Мои руки жадно гладили её тело, которое вскоре тоже осталось без всякой одежды. Я не понимал, что делаю, но я гладил её бедра и груди. Дыхание перехватило, я не мог сказать ни слова, и только Людочка что-то шептала мне на ухо. Я не понимал её слов, сердце бешено колотилось. Мы повалились на кровать. Перед моими глазами были её упругие груди, которые я жадно целовал. Я понимал, что сейчас происходит что-то очень запретное, что этого не должно быть, но ничего не мог поделать. Внезапно я почувствовал, что куда-то проваливаюсь, я был в Людочке. На меня нахлынула волна жара, я ничего не соображал. И вдруг меня как током стукнуло: так не должно быть. Ей должно быть очень больно, должна быть кровь. Но ничего этого не было. Людочка жадно целовала меня и прижимала к себе. Её широко открытые глаза были безумны. Внезапно по её телу прокатилась какая-то дрожь, она поняла, что со мной что-то не так. «Пашенька, мой родной, мой любимый, не останавливайся. Я тебе потом всё объясню, ты поймёшь меня и простишь», – горячо шептала она. Но во мне что-то сломалось, я не находил этому объяснения. Но чувствовал, что что-то не так. В голове звенели колокола, тело дрожало, язык распух и был сухой. Я не мог сказать не слова. Наконец я через силу произнёс: «Почему, почему? Ты обещала ждать меня». Я поднялся с кровати и сел. Людочка продолжала лежать, закрыв лицо руками: «Пашенька, милый, всё не так, как ты думаешь. Я тебе всё объясню. Я люблю тебя и только тебя одного». «Почему?» – вновь тупо спросил я и начал одеваться. Людочка, как была раздетая, так и подошла к подоконнику, взяла бутылку, выбросила газетную пробку на пол и сделала несколько глотков прямо из горлышка бутылки. Я торопливо вышел на улицу. Было уже совсем темно, но я всё равно боялся, что меня кто-нибудь заметит. Но, к счастью, на улице никого не было. Я быстро вошёл в свою калитку и прошёл за дом, в душ. Разделся и включил воду, которую я набирал сегодня днём. Она прогреться не успела, и меня обдало практически ледяной водой. Но я стоял под холодными струями и смывал с себя следы нашей любви. По лицу текли слёзы. «Почему она так поступила со мной?» – стучало у меня в мозгу. Внезапно мне вспомнились сальные рассказы Руслана из Краснодарского училища. Как он говорил, в их гарнизоне не было ни одной женщины в возрасте от 18 и до 30 лет, с которой бы он не переспал. Рассказывал во всех деталях, чем отличаются девушки от женщин. Я теперь окончательно понял, что я не первый у Люды, что она с кем-то уже переспала. За что, почему? Я не находил ответа. Меня начал бить озноб, и я резко выключил лившуюся на меня холодную воду. «Не хватало ещё простыть», – вдруг подумал я. Услышал мамины шаги по дорожке, она тихонько подошла к душу: «Пашенька, у тебя всё нормально?» – спросила она.

– Да, мама, всё хорошо, уже выхожу.

– Вода ведь совсем холодная.

– Не переживай, я уже иду. Иди в дом.

Мама ушла, я оделся и тоже пошёл в дом. От предложенного чая я отказался и пошёл в свою комнату. Не раздеваясь, я лёг на кровать и закрыл глаза. Подошла мама и села рядом.

– Павлик, я догадываюсь, что произошло. Не говори ничего. Сынок, пойми, Людмила тебе не пара. Забудь её. Она предала тебя.

– Ну почему, за что?? Она обещала ждать меня.

– За этот год, Павлик, она несколько раз заходила ко мне. И каждый раз от неё несло спиртным. Вокруг неё часто крутились какие-то парни. Я сама видела, как кто-то провожал её домой. Они были оба достаточно пьяны. Как возвращался тот парень, я не увидела. Наверное, он остался ночевать у неё. Павлик, выброси её из головы, я понимаю, что это непросто сделать, но это необходимо. Ты молодой, тебе ещё учиться четыре года. За эти годы много воды утечёт. Не нужно сожалеть о ней, она тебя недостойна.

– Мама, ты тётю Дусю, её маму, давно знаешь?

– Давно, очень давно. Мы вместе начинали строиться. Мы с твоим отцом и она со своим Петей. Дружили. Вместе праздновали новоселье. Потом Петю перевели – он ведь был офицером – в другую часть. Дуся должна была поехать к нему, как только он устроится. Но она загуляла. Водка, проклятая, её и сгубила. Как сгубила её отца и мать. Правда я их не знала, но люди говорили, что отец Дуси сгорел от водки, а мать зимой где-то замёрзла. Вот и Дуся начала пить, у неё появились мужики. Когда Петенька за ней приехал, они прожили ещё месяц, и вместо того, чтобы с собой её забрать, они развелись. Любил он её сильно. Вот от этой любви и появилась Людмила. Твой отец, Сергей, к той поре уже погиб, попал в аварию. Ты у нас появился поздно, мне уже было 32 года. Я ведь, почитай, на десять лет старше Дуси. А как она сейчас выглядит?

– Петя – это Пётр Сергеевич?

– Да. Хороший мужик. Если бы Дуся не пила, хорошо бы жили. Вот, сынок, что говорят в народе. Яблочко от яблоньки недалеко падает. Ой, боюсь, что Людмила повторит судьбу матери. Петя после выхода на пенсию сюда вернулся, видимо надеялся, что сможет образумить Дусю. Но поздно уже было. Спилась совсем.

– Мама, а мне Люда говорила, что у неё был другой отец, а с Петром Сергеевичем они не были женаты.

– Ну, я не знаю, зачем ей это Дуся говорила. Пётр Сергеевич её настоящий отец.

Мама поднялась: «Ладно, Павлик, тебе спать пора, я тебя совсем заговорила. Завтра работать будем, горевать не когда. Дел невпроворот».

Мама вышла, а я разделся и долго не мог заснул.

Проснулся утром рано, но мама была уже на ногах. Готовила завтрак. Сегодня она решила начать побелку комнат. Хотя, как мне казалось, этого не требовалось. Просто она решила загрузить меня работой, что бы некогда было предаваться раздумьям. Ну что ж, побелка так побелка. Мы с ней достаточно быстро управились, хотя на самом деле был уже вечер. Оставалось вымыть полы. Про Люду я сегодня совсем не думал, и только к вечеру засосало в груди. Я вышел на улицу, чтобы незаметно для мамы заглянуть в её двор – дома ли она. Но не успел я дойти до её калитки, как Люда сзади окликнула меня. Она возвращалась с работы.

– Паша, привет. Чем занимаешься?

– Да вот, в комнатах побелили с мамой, осталось полы вымыть.

– Иди домой, я переоденусь и через минуту зайду к вам, – как ни в чём не бывало сказала Люда.

Я вернулся домой и сел на стул. И точно, через минуту Люда была у нас.

– Вера Николаевна, я пришла помочь вам. Давайте я полы вымою.

– Да не нужно, Людмила, мы сами управимся.

Но Люда уже схватила ведро и пошла на улицу за водой, затем, вернувшись с полным ведром воды, она взяла у мамы тряпку и сноровисто начала мыть полы.

– Вера Николаевна, не беспокойтесь, я всё вымою, а вы лучше пока что-нибудь на ужин сготовьте.

Мама вздохнула и пошла на кухню. А я стал помогать Люде передвигать стол и стулья, менять воду, протирать мебель. Не прошло и часа, как всё было готово. В комнатах пахло свежестью, полы блестели, вся мебель сверкала чистотой. Ни соринки, ни пылинки. Мама к тому времени сварила картошку в «мундире», нарезала солонину и хлеб. Мы сели ужинать. Разговор как-то не клеился, всё больше молчали. Правда, Люда напомнила мне, что необходимо прийти в военкомат и встать на временный учёт, о чём я совершенно забыл. Я пообещал завтра с утра непременно зайти. Люда предложила, чтобы она с утра зашла за мной и мы вместе пошли в военкомат. Я согласился. Поужинав, Люда пошла домой. Ни я не вызвался её проводить, ни она не предложила этого. Мы с мамой остались одни. Быстро убрав посуду, я начал маме хвастать своим сочинением, которое я писал на курсовом экзамене и которое было признано лучшим по курсу. Мама внимательно его прочла и говорит: «Павлик, к тебе учитель словесности видимо благоволит. Сочинение хорошее, спору нет, но оценки явно завышены. Грамматика – пять. Но есть две запятые, которые он подчеркнул, а ещё есть две, которые он не заметил. И грамматическая ошибка – тоже не заметил. Так что четвёрка, и то не очень твёрдая. А по сочинению тоже есть изъяны. Тема раскрыта хорошо, но диалоги и прямая речь – так не говорили в восемнадцатом веке. Это современный стиль изложения. А тебе нужно было передать дух того времени». Она встала и подошла к книжному шкафу. Достала томик Достоевского «Идиот» и подала мне.

– Прочти, Фёдор Михайлович очень точно в диалогах передаёт манеру разговора людей разных сословий.

– Мама, да зачем мне это нужно? Всё. Русский язык и литература в прошлом. Теперь у нас будут совершенно другие дисциплины.

– А окончив училище, ты хочешь быть солдафоном или культурным интеллигентным человеком, офицером, лётчиком? Это ведь элита армии. И если ты будешь писать с ошибками, мне будет очень стыдно за тебя.

– Мама, тебе не будет стыдно за меня никогда. А «Идиота» я обязательно прочитаю. Обещаю.

Утром Люда зашла за мной, и мы вместе пошли в военкомат. Только шли рядом, а не под ручку.

– Паша, мне нужно многое объяснить тебе.

– Не надо, Людочка, всё и так понятно.

– Ничего тебе не понятно, ведь ты даже выслушать меня не хочешь.

– Мне не нужны твои объяснения, Людочка, что случилось, то уже не изменишь.

– Пашенька, я очень виновата перед тобой.

– Ничего ты не виновата, у тебя своя жизнь, и ты распорядилась ею, как тебе было угодно. У меня своя – я тоже распоряжусь ею, как угодно мне. Извини.

– Это ты, Пашенька, извини меня.

– Людочка, человек даёт обещание и сам его нарушает. Ты обещала ждать меня и не стала. Так что при чём здесь извинения? Извиняются тогда, когда делают что-нибудь нечаянно. Ты сама сделала свой выбор.

Мы зашли в военкомат, Петра Сергеевича ещё не было. Люда достала из сейфа печать и поставила мне её на отпускное удостоверение. Я молча положил бумагу в нагрудный карман и вышел. Почему-то мне стало легко и просто. Словно камень с души свалился. Люда мне ничего не должна, я ей тоже ничего не должен. У неё своя жизнь, у меня своя. Через несколько дней я уеду учиться дальше и появлюсь здесь только через год. Время летело быстро. Днями я с мамой чем-то занимался. То дом снаружи подновили, то дверь в сарае перевесил, чтобы не цепляла пол. Вечерами я с упоением читал Достоевского. Раньше я читал что-то по школьной программе, но сейчас роман меня захватил. Я не мог оторваться и торопился закончить его, чтобы не тащить книгу с собой в училище, тем более что там читать времени особо не было. Люду ни разу за эти дни я не увидел.

И вот каникулы позади, завтра уезжать. Мама наготовила мне провианта в поезд. Я собрал вещи в чемодан. И вдруг вечером зашла Люда, она, как мне показалось, была немного навеселе. Спросила, когда я завтра уезжаю и можно ли прийти проводить меня. Я сказал – как хочешь.

Утром мы с мамой вышли из дома, я нёс чемодан, мама – сетку с продуктами в дорогу. Нас догнала Люда: «Ой, чуть не опоздала. Здравствуйте, Вера Николаевна. Привет, Паша». Мы поздоровались и пошли все вместе на автобусную остановку. На остановке я попрощался с мамой и Людой. Она, видимо, ожидала, что я ей предложу проводить меня до поезда, но я сказал ей: «Пока, будь счастлива». И всё.

Глава 6

Второй курс пролетел так же быстро, как и первый. Заниматься стало труднее, и мне приходилось достаточно сильно напрягаться, чтобы не скатиться до троек. Строевая подготовка, на удивление, мне далась достаточно легко, и меня частенько ставили в пример моим сокурсникам. Занялся спортом, получил второй разряд по бегу и гиревому спорту. Сам себе удивляюсь. Ведь я никогда раньше не занимался спортом. Письма от мамы я получал регулярно, так же быстро и отвечал. Она часто стала болеть зимой. Жалко, что помочь ничем не могу. Про Людмилу ни слова. От Люды письма тоже приходили, но редко. Она описывала поселковые новости, погоду и прочее. О себе ни слова. Письма кончались лаконичным «целую».

Затем пришло письмо от мамы, где она сообщила, что умерла тётя Дуся. Замёрзла пьяная, не дойдя до дома. Я написал письмо Люде со своими соболезнованиями, ответа от неё не получил. Пролетела зима с морозами и снегом, с марш-бросками и стрельбами. Пришла весна. Получил письмо от Люды, короткое, в полстранички. Она писала, что выходит замуж и просит меня её простить. Я послал ей открытку с поздравлением и написал, что мне её прощать не за что. Наступило жаркое и пыльное, как часто бывает в Поволжье, лето. Отпуск в этом году был коротким – 10 суток, не считая дороги.

Я вышел на своей станции. Меня никто не встречал. Сел в автобус, приехал в свой посёлок. Вышел с чемоданом. Никого на остановке нет. Быстренько дошёл до своего дома, захожу. На пороге встречает мама. Она приболела, разыгрался радикулит. Обнялись, мама поплакала.

Я зашёл в свою комнату переодеться и, о чёрт, опять всё мало. Нужно завтра идти снова покупать обновки. Сели за стол обедать. Вдвоём. Нам никого и не надо. Нам хорошо вдвоём. Мама рассказала про дела в школе. Тяжело ей уже работать с детьми, здоровье стало подводить. А до пенсии ещё почти пять лет. Я рассказал про свою учёбу. Как-то мы начали отдаляться друг от друга. Видимо, время разлуки берёт своё. Час поразговаривали, и говорить стало не о чем. О Люде ни слова. Пришла тётя Тамара. Тоже постарела, ходит как-то боком. Нога болит. Хорошо, что у мамы есть старая закадычная подруга, тётя Тамара. Я её знаю столько, сколько помню себя. Посидели-посидели, да я пошёл спать, сказал, что устал в дороге. Лёг на свою кровать. Как я по ней скучаю в казарме. Какая-то она домашняя, родная. Сплю я на ней с самого детства. Лёг – не спится. Стал строить планы на завтра. С утра сразу в военкомат, отметиться; пойду в форме, так как переодеться не во что. Затем в универмаг, купить новые вещи. Потом домой – переодеться и пообедать. После обеда нужно маму отвести в больницу, пусть посмотрят, что с ней. Вот вроде и всё. В военкомате увижу Люду… Что-то засосало в груди. Ведь я её любил, да, наверное, ещё продолжаю любить, хотя себе в этом не признаюсь. Весь год я о ней не думал, вроде бы совсем забыл. А оказывается – нет. С этими мыслями я и заснул.

В военкомат я заходил с бьющимся сердцем. Какая будет наша встреча? Открываю дверь, за столом сидит другая девушка в форме, Люды не видно.

– Здравствуйте, вам кого?

– Здравствуйте. Я прибыл в отпуск, нужно встать на временный учёт. А как вас зовут?

– Меня зовут Лена, а вы кто?

– Павел Колокольников, прибыл из училища в отпуск. А Пётр Сергеевич на месте?

– Петра Сергеевича мы проводили на заслуженный отдых, ещё зимой.

– А где он живёт? Хочу зайти поздороваться.

– Пётр Сергеевич уехал из посёлка, насовсем, дом продал. А куда, не знаю.

– А вы откуда, что-то я вас раньше не видел?

– А мы с мужем переехали из соседнего посёлка. Уже три месяца назад.

– Понятно, – ответил я и подал Лене отпускное удостоверение.

Она поставила печать, и я пошёл в универмаг. После обеда, одевшись в новую одежду, я пошёл в больницу. Мама со мной идти не смогла, она еле-еле ходила по дому – так болела спина. Я зашёл к доктору, он хорошо знал мою маму и выписал ей какое-то растирание. Я купил его в аптеке и пошёл домой. Народу на улице было мало – разгар рабочего дня, знакомые вообще не встречались. Люда тоже на глаза не попалась, хоть я и не торопился заходить домой, постоял возле своей калитки. Дома я снова переделал множество разных дел. Сад наш выглядел заброшенным, много сухих веток, между деревьями трава по колено. Сухие ветки я все вырезал и сжёг. Траву выкосил косой, благо я это умел делать с малолетства. В прежние годы наш сад был очень ухоженным, мама всё лето работала в нём. Я всегда помогал. Весной сам делал обрезку яблонь, опрыскивал деревья, косил траву между деревьев. Теперь за садом ходить было некому. Что мог я сделать за десять дней отпуска? А мама уже не могла, силы не те. Заглянул в сарай. Дров и угля почти не было, всё мама сожгла за зиму. Я спросил, как быть. Она ответила, что дрова и уголь заказала в правлении и оплатила, теперь ждёт, когда привезут. На следующий день я с утра пошёл в правление к председателю и попросил всё привезти, пока я дома. Председатель обещал завтра-послезавтра всё завезти. Мою маму все в посёлке знали и уважали, поэтому в помощи никогда не отказывали. На другой день привезли и дрова, и уголь. Всё выгрузили у забора на улице. Раньше мы с мамой всё таскали носилками. Теперь мне всё это предстояло сделать одному, хотя мама настойчиво предлагала свою помощь, но я её, естественно, от этого избавил. Сказал, пусть лучше борщ варит, если может, а с этими вещами я сам разберусь. Не сегодня, так завтра всё будет в сарае. Я переоделся и начал носить дрова в сарай. Потихоньку, с перерывами, к вечеру я управился. Только собрался закрывать калитку, как слышу: «Паша, привет». Меня как током стукнуло. Поворачиваюсь, стоит Люда с каким-то мужиком. «Бог в помощь, ты давно приехал, в отпуск?» – говорит Люда. Вижу, что она крепко навеселе, так же как и её парень.

– Паша, это Коля, мой муж, а это Паша, ты про него слышал, – сказала Люда.

Мы поздоровались. От Коли несло водкой конкретно. Он улыбнулся и говорит: «А, лётчик? Первым делом самолёты, а девушки потом? Пролетел ты, Паша, своё счастье, вот что я тебе скажу», – и засмеялся. Мне хотелось ему сразу врезать, еле сдержал себя. Коля был на голову выше Люды и какой-то кабанистый. Здоровый, сутулый, но не толстый. Я ответил: «Каждому своё счастье нужно, а про чужое рассуждать не стоит». Коля набычился: «Это что, в мой огород камешек, что ли?» Смотрю, он готов к драке. Но тут вмешалась Люда: «Колян, пошли домой, у нас с тобой ещё дела есть», – и потащила слегка упирающегося мужа домой. В руке у неё была сетка, в которой лежала большая бутылка вина и банка магазинных огурцов. Они скрылись в своей калитке, а я пошёл к себе. На душе было муторно, как-то жалко стало Люду. Я зашёл в комнату, мама сразу увидела, что настроение у меня испортилось: «Павлик, что случилось?» – спросила она, хотя по её лицу я понял, что она знает, что случилось. Мама села на стул и говорит: «Павлик, не нужно о ней думать, ни к чему это. Пьёт она вместе со своим мужем. Как мать похоронила, так и пьёт постоянно. Из военкомата её выгнали, чем занимается – не знаю. Николай вроде хороший парень, работящий, тракторист, но тоже выпивает часто, председатель мне жаловался. В общем, два сапога пара. Жалко девчонку», – она вздохнула, и по её лицу потекли слезы. «Мамочка, не нужно, каждый сам выбирает свою судьбу», – попытался я её утешить. «Нет, Павлик, не всегда человек бывает кузнец своему счастью. Есть ещё такая вещь, как наследственность. Где-то на генном уровне у неё всё это было заложено. Дед умер от водки, бабка – от водки, её мать, Дуся, царство ей небесное, – от водки. Я надеялась, что гены Петра Сергеевича перебьют наследственность по материнской линии, но не тут-то было. Люда начала курить ещё в пятом классе, в восьмом я почувствовала от неё запах алкоголя. А сейчас что? Каждый божий день, как только я её увижу, она пьяная. И не дай бог будет у них малыш – кем, думаешь, он вырастет? Вот так вот, Павлик. А ты говоришь, кузнец своего счастья». Мы замолчали.

Отпуск пролетел незаметно. Пора возвращаться в училище. Третий курс жил уже не в казарме, а в общежитии. Можно спокойно ходить куда хочется, ложиться спать, когда захотелось, вставать на зарядку не нужно. Стало немного полегче. Закончились общеобразовательные дисциплины, начались специальные. Стало значительно интересней учиться. Письма от мамы приходили регулярно. Ей стало получше, реже стала болеть. Скучно ей одной, но ничего не поделаешь. Жизнь есть жизнь. Я уже никогда не смогу быть с ней. В одном из писем она написала, что у Людмилы родилась дочка Машенька. Что она уже год как не берёт спиртного в рот. С Николаем они развелись, тот спился окончательно. Может, даст Бог, образумится, возьмётся за голову. Ладно, посмотрим. Хотя что мне до этого? У неё своя жизнь. Может, бросит пить, дочку на ноги поставит.

Этим летом каникул у нас не будет. Выпускники третьего курса летом собираются на учебном аэродроме, где нужно налетать сто часов. А это, как говорят старшекурсники, немало.

Глава 7

Пролетело 5 лет моей военной службы после окончания училища. Я получил звание старшего лейтенанта. Полетал на Ан-26, правда, совсем немного: перевели на Север, на Новую Землю. Переучился на Ан-12. Север мне очень понравился. Это была хорошая школа жизни. Там я стал, надеюсь, настоящим офицером. Повзрослел, возмужал. Это было заметно даже мне самому. На Севере я стал хорошим лётчиком. Приобрёл опыт различных полётов. Летали в самых тяжёлых метеоусловиях, когда летать было нельзя. Летал и на правом, и на левом кресле. Сажал самолёт в одиночку. То есть к 1981 году я был уже достаточно прожжённым служакой и лихим лётчиком.

Начинался совершенно новый этап моей службы. Я получил назначение в Ташкент, в полк военно-транспортной авиации. Прилетев в Ташкент, я первым делом пришёл в строевую часть – нужно было стать на учёт и получить направление в общежитие. Пришёл прямо с самолёта, так как остановиться мне было негде, а часть располагалась на территории аэропорта. Дорогу мне показал ВОХРовец[2 - ВОХР – военизированная охрана.] на КПП[3 - КПП – контрольно-пропускной пункт.]. 1981 год, весна, было тепло. Это вам не Север, откуда я прибыл для дальнейшего прохождения службы. В руках у меня был небольшой чемоданчик. Все свои вещи, нажитые за годы службы на Севере, я оставил дома, куда заезжал на несколько дней по пути в Ташкент. В строевой части мне ничего не дали – я имею в виду направление в общежитие, – а отправили к начальнику штаба. «Ещё неизвестно, где вы будете служить, есть несколько базовых аэродромов», – сказала мне женщина-майор. Таскаться по части с чемоданом было как-то неудобно, и я его оставил в кабинете у майорши. Нашёл помещение, где размещался штаб, захожу. Дежурный провёл меня в кабинет начальника штаба. Посреди кабинета стоит огромный стол, размером с биллиардный, весь заваленный бумагами, картами, схемами. У стола стоит маленький, сухонький полковник и что-то вычитывает в журнале. «Старший лейтенант Колокольников, прибыл для дальнейшего прохождения службы», – отрапортовал я. «Проходи, присаживайся», – полковник кивнул на ряд стульев, стоящих вдоль стены. Подошёл, сел, разглядываю комнату. Ремонта не было давненько. Все столы тоже завалены бумагами. Судя по столам и стульям около них, в штабе обитало человек пять. Полковник был невысокого роста, крепенький, такое впечатление, что он весь сделан из мышц, ни килограмма жира. Как рельса, подумал я. Если его ударить кулаком хоть в грудь, хоть в живот, то разобьёшь себе руку, а ему ничего не будет. Седые волосы коротко стрижены, но не лысый. Гладко выбрит, хотя, как я думаю, это сделать непросто, так как лицо изборождено морщинами. Возраст определить невозможно. Ему может быть и сорок лет, и шестьдесят. Одним словом – старый служака. Прошло минут пять, наконец полковник посмотрел на меня, подошёл и сел рядом.

– Откуда, старлей?

– С Севера.

– Север большой.

– Новая Земля, посёлок Рогачёво, аэропорт Амдерма-2, – ответил я.

– На чём летал?

– На Ан-12, вторым пилотом. В документах всё записано, они в строевой части.

– Предлагаешь мне сходить в строевую часть?

– Никак нет, товарищ полковник. Извините.

– Где ещё служил?

– В Мелитополе, но недолго.

– Откуда родом?

– Из Казахстана, из деревни.

– Родители, жена, дети?

– Холост, товарищ полковник. Есть только мама.

– Это хорошо, – задумчиво сказал полковник. – Какой налёт?

– Небольшой, около 500 часов.

– Короче, так, старлей. Есть у меня один самолёт, вон стоит на стоянке, 037, – полковник подошёл к окну, я за ним, – есть экипаж. Но нет командира. Справишься?

– Товарищ полковник, у меня нет допуска на первого пилота.

– Это не вопрос. Обкатаем, получишь.

Он снова подошёл к столу, порылся в куче бумаг и извлёк одну из-под самого низа. Начал читать и что-то записывать в журнал. Я постоял столбом, повернулся и снова сел на стул. Полковник, кажется, обо мне совершенно забыл. Так прошло ещё минут 15. В комнату заглянул, судя по лётному комбинезону, лётчик. Поскольку на комбезах погон нет, то звания неизвестного. Полковник обернулся: «А-а, Витя, зайди-ка на минутку. Как раз думал про тебя», – полковник протянул руку, поздоровался.

– Вениаминович, давай быстрее, времени нет. Самолёт готов, экипаж на борту.

– Погоди, погоди. Вот тебе стажёр на левое кресло, старший лейтенант Колокольников, принимай, – сказал полковник.

– Да я же в отпуск ухожу.

– Вот до отпуска и откатаешь. Давай полётное задание, я тебе впишу стажёра.

Полковник взял листок и вписал меня в задание.

– Вениаминыч, может, тогда мне второго оставить дома, что-то он приустал, плохо выглядит.