скачать книгу бесплатно
и я там загорю, как эфиоп.
Я деньги взял в чулане,
над ними вечерами
мечтал, теперь прощай, велосипед!
Жена всплакнула малость,
а что ей оставалось?
Рукой покорной погрозила вслед.
Вокзал гудел, как улей,
мужчину там разули –
хулиганье! Мне жалко мужика.
Отдал ему я кеды,
он их надел покеда,
представился: «Григорьев из ЦК».
– А что ж ты не спецрейсом,
не воздухом, а рельсом?
В вагоне ехать суток полторы.
Он оглянулся ловко,
шепнул: «Командировка.
Не спрашивай про это до поры».
Его я принял в пару:
один погибнет парень,
на всем готовом он сидит в ЦК,
отвык от нашей жизни,
живет при коммунизме,
а тут реальность схватит за бока.
Мы встали за билетом,
но стало ясно – где там!
Кругом толпа, жара и мишура.
Как зверь, я рвался к кассе,
мне кто-то нос расквасил…
Взял в общий два. В Алупку! В Крым! Ура!
В вагон наш проводница,
с глазенками девица,
втолкнула пассажиров сотни две.
С Востока ехал дембель,
глушил вино под крендель,
Григорьев ужаснулся – скотник-де.
В портяночном настое
доехали мы стоя,
Григорьева я вынес на руках.
Он лёг под первый тополь
и крикнул: – Симферополь!
Как далеко ты, сволочь, от ЦК.
Он стал искать бумажник,
но побледнел весь ажник,
сказал: «Украли». Сделался суров.
Потом издал он вопль,
из носа вытек сопль:
– Ну как же так? Ведь нет у нас воров!
Добавил: – Вот так ребус.
Мы сели на троллейбус.
Григорьев ехал молча и потел.
В Алупке комнатёнку
мы сняли за пятёрку,
пошли на пляж, где море разных тел.
Сказал, вздохнув, Григорьев:
– И наши все на море,
в Ливадии балуют до утра.
Едят икру и сёмгу,
а завотделом Сёмка
лакею тычет в морду осетра.
Живём не хуже негров,
ведь сколько в наших недрах
и золота, и нефти, и угля.
На нас Массандра пашет,
Дюрсо Абрау – наше,
вина как грязи, только потребляй.
Я молвил с интересом:
– Молчит об этом пресса,
зато о показателях орём.
Вот мы с тобой у тётки
живем не по путёвке,
А ваши тоже едут дикарём?
И если да, то сколько
вы платите за койку?
И как спиртное? Тоже до семи?
Когда берёшь бутылку,
не чешешь ли в затылке,
челом не бьёшь таксисту до земли?
В палате цен кто служит,
наверное, не тужит,
вздувая цены на процентов сто.
Я слышал, замминистра
за воровство – под выстрел,
а ты, мол, не слыхал про воровство.
Тебя обворовали –
не умер ты едва ли.
А замминистра всех – под гребешок!
А сколько замминистров?
Скажи-ка, только быстро.
Вот то-то же. И есть у всех грешок.
Заржал, как конь, Григорьев,
видать, не знал он горя.
Потом сказал: – А знаешь, почему
я здесь торчу с тобою
у грязного прибоя?
Вникаю в жизнь, доложить кой-кому,
И вот сейчас я вижу,
что многие без грыжи.
Вот ты, к примеру, вёрткий, даже жуть.
Так значит, цены можно
взвинтить еще немножко,
все гайки завинтить, чтоб не вздохнуть.
Я онемел как рыба:
– Ты без меня погиб бы,
разут и обворован, в душу мать!
Тебя пою, кормлю я,
такого чистоплюя,
а ты доложишь – дальше зажимать?
В Ливадию со смехом
он в тот же день уехал,
а я вернулся к вилле и к жене.
Доложит он серьёзно,
что вник, мол, скрупулезно:
предела терпежу в народе нет.
(июнь 1982 г.)
Поездка за город
С другом Колькой едем в лес,
на прогулку, значится,
он ко мне в машину влез
и давай артачиться.
– Кто же с голыми руками
по лесу шатается?
В сухомятку шашлыками
и собака давится.
Алкоголь, мол, ядовит –
чушь бы не морозили.
Только водка сохранит
горло от коррозии.
Завернули в магазин,
взяли от коррозии,
погрузили в лимузин
и махнули к озеру.
На природе – все о'кей,
мы под сок берёзовый,
как французы пьют коктейль,
пили вермут розовый.
Раз и – древо, два и – древо,
раздвоились дерева.
Мы нырнули с перегрева,
чтоб остыла голова.
Он в воде стоял по нос:
мол, тону же, братцы, я,
у меня стоял понос
и галлюцинация.
Кольку трахнул по башке
для спокоя общего,
а потом на бережке
откачал утопшего.
Он очнулся, сразу в глаз
локтем мне подначил.
Я с вопросом – вот те раз?
Он с ответом – сдача.
После, в общем, скромной драки
мы устали как собаки.
Это значит, как бы вроде,
отдохнули на природе.
И под вечер как уроды
возвращались с Колькою.
Мы решили: на природу
брать не будем горькую.
Песня Паши Рукосуева
Я утром меж пятью и так семью,
бывает, просыпаюсь и «кукую»,
все больше размышляю про семью,
про жизнь свою какую-никакую.
