скачать книгу бесплатно
– Ну что вы там столпились, затаились, как бараны в загнанном стаде? – Этот грубый, хриплый и прокуренный голос, такой привычный, наверное, был у всех, кто окунулся с головой в эту страну, в эту необъявленную войну. – Строиться быстро, быстро, не топтаться, разобраться в шеренги по три, ста-но- ви-и-сь. – Мать вашу! В три, я сказал, шеренги. Я сказал в три, а не в четыре. Откуда вас пригнали, от какой сиськи оторвали, олухи? Сынки, ничего, здесь из вас сделают настоящих мужчин. Я что сказал, непонятно? Вы меня не выводите, а то сейчас я вам устрою дискотеку!
Знакомый до последней нотки голос, но только более настойчивый и сильный, чем прежде. Перед этим офицером, почему-то тоже без знаков различия, вытянулась покорно тройная шеренга.
– Ну все, сынки, гражданка позади, и Союз далеко, раз попали сюда выполнять свой интернациональный должок, значит, у вас начинается новая жизнь во всем, от пальцев ног до корней волос. Здесь или пан или пропал, как говорится, или-или. Понятно, бойцы? Равня-яйсь! Смирно! Слушай мою команду, – он вытянул руку перед собой. – Спецы – механики и водители, командиры отделений и расчетов, операторы и наводчики! Строиться по правую сторону от меня, остальные на месте.
Офицер орудовал в куче солдат, как регулировщик на оживленном перекрестке дороги. Он размахивал руками и брызгал слюной. Когда Сергей поравнялся с ним, чтобы присоединиться к шеренге солдат, он ощутил, как большая капля влаги, разбившись в мелкие брызги, обдала его сухое лицо. На мгновение он обрадовался ощущению свежести, но тотчас опомнился, брезгливо сморщился, быстро стирая остатки чужой слюны рукавом гимнастерки, и с неприязнью посмотрел на кричащего офицера.
– Ну что ты встал здесь, проходь впэрэд, в кинэц, чи назад витойды. Крымов почувствовал, как кто-то несильно толкнул его в спину.
«Хохлы», – промелькнуло у него в голове. Отступив на шаг в сторону, пропустил вперед нескольких нетерпеливо топтавшихся на месте солдат.
– Извини, браточек, если что не так. – услышал Сергей голос последнего солдата. – Нам туда, – сказал он на чисто русском языке и указал рукой на взлетную полосу, где набирал обороты турбин, чуть вздрагивая, боевой вертолет Ми-8. – А тебе? – он посмотрел на Сергея добрыми детскими глазами. – Нам туда, мы дальше летим, в Асадабаду, что ли, – сказал он, ломая язык о непривычное для него название местности. – А ты? – Я здесь остаюсь, вроде бы «спец» я, – Сергей щелкнул пальцами по лычкам на своих погонах.
Солдат слегка улыбнулся, может быть, с сожалением, что не вместе им продолжать дальше путь.
– Тебе повезло, что дорога твоя окончена, – сказал он и повернул голову на окрик со стороны.
–А что это за местность? – спросил Сергей.
– Город Джелалабад, – ответил тот. – Ты откуда, браток, родом, а-а-а? – заторопился солдат, вплотную приблизился к Сергею, уступая дорогу сзади идущему, не обращая внимания на крики раздирающего горло офицера и откуда-то взявшихся солдат-дембелей в парадной форме, которые рьяно выполняли работу, стараясь выслужиться перед этим офицером. Они жестко сортировали новобранцев в строю по пять- десять человек, приговаривая:
– Ну все, духи, вешайтесь, пришло ваше время тащить службу!
– Я из Казахстана. – Сергей протянул руку навстречу протянутой ладони солдата.
– А я с Украины. – В крепком рукопожатии они соединились, встретились еще раз глазами. – Николай.
– Сергей. ,
– Ну бывай, браток, дай Бог, свидимся еще, земля круглая.
– Бывай, браток. – Сергей посмотрел ему вслед. – Дай Бог, свидимся, браток, земеля. С тех пор как себя помнил, почему-то желая новой встречи с человеком, с которым проговорил не более минуты. Эта встреча наполнила его душу теплом, согрела сердце добротой детских глаз и рук незнакомца.
– Дай Бог тебе остаться и вернуться на Родину Успокоившееся сердце подсказывало ему, что и Николай пожелал ему того же.
«Делай раз!»
Три небольших продолговатых окна казармы были расположены с той стороны, где тень от нескольких обглоданных деревьев тутовника падала на толстые метровые стены, спасавшие от массированных обстрелов ручных гранатометов и разрывных пуль, – об этом говорили выбитые куски бетона, – но только не от знойного сжигающего солнца афганского юга. Они до полудня накалялись до такой силы, что, находясь внутри помещения, можно было свариться вкрутую без воды и соли. В отдельные месяцы жара достигала отметки восемьдесят градусов, превращая в пытку пребывание здесь. И тогда воду, которой, как всегда, не хватало вдоволь, носили под охраной за полтора километра из горной речки. После благополучного возвращения заливали водой пол в казармах и деревянных офицерских модулях, спасаясь таким образом от голодного пожирающего солнца.
Рамы не были вставлены в оконные проемы, но это не создавало комфорта внутри помещения. В казарме стоял тяжелый воздух, насыщенный смесью табачного дыма, углекислого газа и восточных ароматизаторов.
Крымов придержал за собой массивную дверь на упругой стальной пружине и оказался в полутемном сыром помещении боевой роты. Тяжелым, усталым, но твердым шагом пошел вдоль ровных железных рядов двухъярусных, аккуратно заправленных солдатских кроватей. Осторожно стянув с головы выгоревшую на солнце панаму, он остановился, уселся на табурет напротив двух постелей нижнего ряда, перетянутых поперек алой красной шелковой лентой.
– Спите спокойно, браточки мои, – быстро, как молитву, произнес, еле заметно шевеля губами, Сергей.
– Спите, и пусть вам приснится то, о чем вы так часто мечтали, на родине дух земли успокоит ваши мятежные души. Еще пара дней, и сюда определят новых смертников, так что места ваши пустовать не будут.
«Наконец-то», – подумал Сергей, усаживаясь на скрипучую сетку своей кровати, машинально сдернул с плеча автомат, прислонил его к еще теплой, не остывшей за ночь стене возле своего лежбища. Он вытянулся на кровати, не снимая офицерских, на тонкой мягкой подошве, полусапожек, которые считались самой удобной, прочной и легкой обувью среди солдат-разведчиков, если не брать, конечно, кроссовок производства города Кимры, иногда появлявшихся в продаже в местном солдатском «дукане».
Потянувшись всем телом на сетке кровати, затем вытягиваясь вдоль, вместе со скрипом пружин услышал расслабляющий хруст, прокатившийся волной удовольствия от сброшенной с плеч тяжести. Устало сомкнул веки, отключился и затих, охваченный пленом внезапно накатившегося слепящего сна после напряженной ночи в карауле. Автомат упал и глухо брякнул о цементный пол. Сергей моментально очнулся, как по приказу, открыл окутанные сонной пеленой глаза, быстро соображая, в чем дело.
– Дне-ева-ль-ны-й! – закричал он что есть силы.
– Где ты?
И приподнявшись на локтях, оторвал голову от ватной солдатской подушки, вглядываясь в пустую полутемную казарму. В ответ послышалось только глухое эхо, растворившееся в длинном помещении. Набрав в легкие побольше воздуха для повторного окрика, Сергей испуганно отшатнулся в сторону Как из-под земли, перед ним возник замученный ночным дежурством дневальный. Это был Жука.
– А-ааа, это ты, должничок, – вяло произнес Сергей, опуская голову на подушку и высвобождая согнутые в локтях руки. – Помоги мне снять боты, пожалуйста, – обратился он к Жуке, не желая ущемить его самолюбие.
Сегодня Сергей почему-то был в хорошем расположении духа. «Почему?» – подумал он про себя. Жука расшнуровал полусапожки Сергея и аккуратно стащил обувь с его ног, тихо задвинул ее под кровать и крадучись направился к входной двери.
– Ты где? – Сергей приподнял голову. – Сто-ой, я тебя отпускал, а-ааа? – угрожающе повышая голос, он посмотрел на возвращающегося солдата. – Ты что, припух, а-ааа? Давно на «калабаху» не раскручивался, да-ааа? Ты что, по-хорошему не понимаешь, душара? Ты что, добра не помнишь, или забурел перед фазанкой, а-ааа, дух? Сейчас встану, места тебе мало будет.
Жука, понимая свою оплошность, быстро подошел к кровати Сергея, опустил голову и вытянул руки по швам, пытаясь как-то оправдаться.
– Да мне туда надо.
– Куда туда, а-аа? Сейчас сделаешь, что скажу, и пойдешь, куда тебе нужно, хоть на все четыре стороны.
Понял?
– Да, – уже спокойно ответил Жука, внимательно слушая, что ему скажут.
– Первое, – Сергей загнул палец на руке. – Сдашь в руж-парк мой автомат, скажешь Димону, я просил, и смотри, не перепутай, в мою ячейку поставишь, понял?
Жука согласно кивнул головой.
– Второе, покажи свои руки.
Жука протянул перемазанные непонятно чем ладони.
– Понятно, – бросая короткий взгляд, произнес Сергей. – Помыть сначала с мылом, потом с содой. – Я проверю, так и знай. Понял?
Жука ответил понимающей гримасой.
– Третье, сходишь на ПХД в столовку, что там у нас на завтрак сегодня?
– Капустный суп на первое, на второе перловка с тушенкой, – ответил солдат.
– Первое и второе оставь себе, если выдюжишь. Жука подхалимажно заулыбался.
–Зайди в офицерскую столовую, подойдешь к узбеку, зовут Хашим, скажешь, от меня, возьмешь «пайку», хлеб и масло. Понял?
Жука понимающе задергал головой.
– Ну, тогда все, вперед, одна нога здесь, другая там, – сказал Сергей и перевернулся на живот.
***
Рота была на утреннем разводе на батальонном плацу. Было слышно, как комбат орал во все свое луженое горло, нарушая тишину раздраженным недовольным криком.
– Что, уроды, зажрались, а-ааа? Я спрашиваю,
зажрались, да-аа? Конечно, зажрались, – отвечал он на свой же вопрос. – Я что сказал вам делать, дембеля мои дорогие? Что, не слышу ответа, где ответ, почему молчите? Что? – он приложил шутливо ладонь к своему уху. – Кто там каркает? Я сказал вам делать крышу. Где? Правильно, на бане. Одни не доделали, дембельнулись, уехали, потому что я их пожалел, вообще-то, они уволились вместе с вашим старым комбатом, им просто повезло. Вы думаете, и вам повезет, да? – он демонстративно замотал пальцем у себя перед лицом. – Нет, не дождетесь от меня этого. Я последний раз спрашиваю, что я сказал вам делать? Молчите? Значит, знаете. Отвечаю, работать, заканчивать крыть крышу, а не лежать под ней и в казарме. А я что наблюдаю? Что я наблюдаю, и что я сказал вам, уроды? Одни под крышей растянулись, кайфуют, видите ли, другие в казарме вожделенно наслаждаются. А работать кто будет, я, что ли? – он ткнул себя пальцем в грудь, – или молодых опять запрягете? Вот этого не будет! Вы что, боитесь оторвать свои задницы от влажных матрацев, а-ааа?
Он подошел к небольшой двойной шеренге дембелей. Они, недовольно прищурив глаза, смотрели поверх головы комбата, чтобы не встречаться с ним взглядом.
– Что за форма одежды? – приблизившись к одному из солдат, спросил он вызывающе и потянул его за ремень. – Я спрашиваю, где должен быть ремень у бойца? Не на яйцах, а где? На талии! Так, понятненько кое-что для меня! – Он сильно дернул его, так что тот подался вперед всем своим телом, едва не сбив с ног комбата. – Домой хотите, да? – он вопросительно посмотрел на них. – И я хочу, – с улыбкой признался он.
– Мы свое отслужили, отдали долг, – недовольно выкрикнул кто-то из строя.
– Да мне наплевать, что вы отслужили, а некоторые даже переслужили свой срок. Это от вас зависит, кто поедет в конце месяца домой, а кто вообще не поедет, только после меня через полгода, когда я уволюсь. Ну, уроды, вы дождетесь, я вам устрою дембель на рождество. Я вам найду работу! Если понадобится, по третьему кругу пойдете. Забили болт на меня, значит, задембелели, это вам дорого может обойтись.
В наступившей тишине казалось, что набирающее силу и раскаляющее все вокруг рыжее солнце потрескивало, поднимаясь все выше и выше. Комбат не спеша прохаживался вдоль шеренг притихших солдат. Остановился и отошел в сторону, освобождая место перед строем.
– Дембеля, упор лежа принять! – разразился он громкой командой.
Шеренги на мгновение заколебались и замерли как вкопанные на своих местах.
– Не понял! Я что сказал? Бунтовать? Повторяю последний раз! Упо-оор лежа, дембеля, при-ии-нять.
Шеренга чуть заметно всколыхнулась на месте, оставаясь в прежнем состоянии.
– Что-оо? Неповиновение своему командиру? Невыполнение приказа? – закричал он, меняясь в лице. – В дисбат захотели, уроды?
– Сам ты урод, – послышался злой шепот.
– Что, кто это сказал? – майор Портов пристально повел своим тяжелым взглядом по напряженной шеренге. – Кто это сказал, я спрашиваю? – брызжа слюной, яростно заорал он. – Ты? – он ткнул пальцем
первого солдата. – Или ты, Кундин, а-а-а? Что зыркаешь на меня? Чем ты не доволен, солдат, а-аа? Упор лежа при-ня-ть, солдат! Не вижу движений. Я что сказал?
Он с силой обхватил солдата мощной клешней за шею и стал прижимать к земле.
– Убери руки, убери руки, гаденыш! Отпусти, отпусти гад, – захрипел тот, хватаясь руками за деревянную трость, которая торчала из-за голенища выдраенного майорского сапога.
– Куда ты руки тянешь, урод? – майор, сильно толкнув его вперед, кулаком правой руки ударил в живот и прижал к пыльному плацу. – Лежать, я сказал, ле-жа-ть, – он демонстративно придавил концом деревянной трости спину солдата, пытавшегося встать на ноги. – Повторяю еще раз. И последний. Упо-оор лежа принять!
Как по велению волшебной палочки, дембеля бухнулись в пыль батальонного плаца. Майор Портов стоял, широко расставив ноги, одной рукой похлопывал трофейной тростью по голенищу конолевого хромового, покрытого тонким слоем пыли сапога, после каждого короткого удара оставляя на нем след, другую упер в бок могучей двухметровой фигуры, грозно нахмурил густые мохнатые брови и нервно оскалил прокуренные желтовато-белые клыки.
– Домой хотите? Это нужно заслужить еще. Домой – это хорошо, водка, ба-абы, удовольствия всем хочется. Но я стал отчетливо замечать, что вы почувствовали сладостные моменты далекой и желанной всем сердцем гражданки. Вы положили на меня и мои приказы. Так что ли, а-аа? – Портов непристойным жестом изобразил невыполнение приказа. Он согнул руку в локте и сжал кулак, так что послышался в пальцах хруст, яростно хлопнул себя по бицепсу, напрягая стальные звенящие мышцы. – Или вы на войну захотели, соскучились, а-ааа? Я вам устрою, проще пареной репы, мои дорогие дембеля.
И его слова не были пустой угрозой. Нет. Что он говорил, то он и делал, не заботясь о жизни простого солдата. Особенно непримиримым он становился по отношению к увольняемым, замечая, что его приказы все чаще игнорируются. Он мог быть справедливым, но мог быть и последней сукой, отправляя дембелей с легким сердцем в горячую точку или в Богом забытый, кишащий смертью кишлак. Так просто, легко. За Родину, за какую? – спросить бы его. Не имея права распоряжаться чужой жизнью, а просто из желания сломать, уничтожить неугодного, наживая врагов среди тех, кто был с ним в одном строю, не оставлял он выбора жить или умереть, когда все меньше оставалось в дембельских календарях дней, не перечеркнутых крестом, отделяющих их от долгожданной свободы. За что здесь воевали, никто из солдат-смертников толком не мог понять до конца своей службы или жизни. Может, за то, чтобы просто выжить, если попал сюда, не по своей воле или реже – добровольно, выискивая в этой службе романтику или приключения, но, только столкнувшись с действительностью, понимал всю тяжесть происходящего.
Вот и сейчас майор, рьяно выговаривая дембелям на плацу, пугал их, что не видать им хорошей жизни на гражданке, ведь он может испортить им жизнь и там – характеристикой или еще каким-либо черным
словом, и здесь, на войне, лишив увольнения домой вовремя, вопреки тому, что они заслужили свою свободу и жизнь.
И за малейшую провинность они лишались заслуженных неимоверной ценой наград, к которым представлялись после удачных боевых операций, рискуя жизнью, испытывая страдания и видя смерть своих друзей. И награды не находили своих настоящих героев, а оседали в штабах, красуясь на груди недостойных «крыс», или «любимчиков», не узнавших, что такое огонь, никогда не преследуемых запахом горящей плоти, в штабных кабинетах перевиравших услышанные рассказы смертников. И в последний раз ребята думали о Родине, которую не суждено обнять тоскующей душой своей, и не целовать землю свою жаркими губами, и не обдавать ее своим свободным дыханием. И с последней надеждой срывали чеку и прижимали к сердцу обжигающе холодный металл оставленной для себя гранаты. Только бы в плен к врагу не попасть.
– Что молчите? Развалились тут, как на пляже. Солнышко пригрело? Я сказал, упор принять. Упор, а не подпор, – он подошел к ближайшему солдату и небрежно, ногой, выбил из-под него руку. Тот, не ожидая такой выходки, упал на бок, цепляясь щекой об оголенную землю, и разодрал ее в кровь.
– Ну и скот же ты, майор, – прокатился легкий шепот по лежащим шеренгам солдат, напряженно наблюдающих, за происходящим.
Портов или сделал вид, что не услышал, или на самом деле не обратил внимания на шум со стороны, но, сильно хлопнув тростью по голенищу сапога, прикрикнул:
– Отставить разговорчики в строю! Дембеля, слушай мою команду! Делай раз, два. Делай раз, два. Я сказал два, – настойчиво повторил он и прижал носком сапога рядом лежащего солдата. – Не нужно торопить меня, не нужно. Раз, я сказал, раз! Стоять, ноги не сгибать в коленях. Что, разучились выполнять команды? Вашу мать, ишь ты, забурели. Ни хрена у вас не выйдет. Четче, два. Раз, два. Четче, раз, два. Капитан Кривенко, подойдите ко мне, – обратился он к офицеру. – Продолжайте, – сказал Портов и отошел на несколько шагов в сторону, изредка нервно похлопывая тростью по голенищу. – Хорошо, вы свободны, идите в штаб, я передумал, – распорядился вдруг он. – Я сам закончу свои дела. Капитан недоуменно посмотрел на Портова.
– Я сам, сам я, идите в штаб, я вам приказал, кажется, товарищ капитан! Что вы тут стоите, выполняйте приказ, или вы тоже разучились? – выплеснул он свое раздражение на капитана.
– Так точно, товарищ майор, – ответил Кривенко, опуская глаза
– Что так точно, разучились? Что, что, что-оо? – повышая голос, закричал Портов.
– Ты что, Алексей? Успокойся.
– Да пошел ты подальше, – вытаращив глаза, зашипел майор. – Он меня успокаивает, ты вот кого должен успокаивать, разнуздал, распустил, расслабился! Он меня успокаивает, етит-твою мать,
– он грязно выругался. – Ишь ты, он меня останавливает. Я здесь хозяин. Забыли? Кому прекословить вздумали? Урро-одыы. Всем стоять смирно! Я не давал команду «вольно».
Ровные шеренги заметно напряглись, солдаты
сдерживали дыхание.
– Вот так-то лучше, – уже мягче произнес комбат, окидывая их тяжелым взглядом.
Он был готов разорвать любого, кто осмелился возмутиться по какому-либо поводу. Дембеля, покрытые коркой пыли, изнывали, стоя на вытянутых руках. Крупные капли пота стекали по налитым кровью лицам быстрыми струйками, падали в ядовитую серую мучную пыль, впитывались в нее, исчезали.
– Ну что, отдохнули? – обратился он к ним со злорадной улыбочкой. – Раз, держать. Вам выбирать, аккорд или боевые. Что вдруг замолчали? Устали? Я понимаю, что это трудно и неприятно. Да мне плевать, также как и вам. Это ваша служба. Вы в моей власти. Но я с вами еще по-человечески обращаюсь. Вот как скажете, так и будет, слово даю. Так что, дембельский аккорд или разомнетесь до замены в горах, а-ааа? Делай два!
Дембеля, измученные продолжительной муштрой, плюхнулись на плац, подняв небольшое облако пыли.
– Ну что такое, что за отношение к себе? – как бы в шутку проговорил майор. – А теперь слушайте меня внимательно! Пока не построите баню, меня лично не интересует, сколько вы будете ее строить. Для вас чем быстрей, тем лучше, сами понимаете. Для вас полная свобода времени. А до этого времени никто никуда не поедет, – он поднял многообещающе палец.
– Ну, если только грузом двести, – съязвил он. – Понятно вам, граждане дембеля? Я спрашиваю, понятно? Не слышу ответа.
– Так точно, товарищ майор, – прохрипело
отделение из пятнадцати человек.
– Ну ладно, – комбат по-хозяйски прошелся вдоль лежащих шеренг. – Полежали – вставайте, а то еще уснете, не дай Бог, – и на его суровом лице появилась обжигающая улыбочка. – Вольно-оо! – гаркнул комбат.
Батальон оживленно зашевелился и загудел, выходя из напряжения.
– Теперь слушай мою команду. Дембеля, в столовую завтракать, – он посмотрел на свои часы, усмехнувшись. – Хотя уже близится время обеда, но ничего, даю час чистого времени без проволочек принять пищу – и быстро на объект. А то я уже замучился пробираться через «зеленку» в бригадную баню, пора бы уже свою иметь. Своего отца-комбата совсем не жалеете, – он прищурил глаза и оголил клыки, выдавливая из себя уже знакомую улыбочку. – Уедете от меня, будете вспоминать лучшие денечки своей службы, граждане дембеля, -сказал он, четко выделяя последние два слова. – Остальные – разобраться по плану сегодняшнего дня. Третий взвод третьей роты, приготовиться к выезду. Инструкции получите у командира роты. Все, – проговорил он, выдыхая.
Батальон с нетерпением ждал последнего слова хозяина.
– Командирам рот, развести по объектам, – любимое выражение Портова, такое же, как и слово «уроды». Он говорил уже спокойно, улыбаясь, как будто ничего особенного не произошло, вежливо раздавал указания подчиненным офицерам, которые не спеша подходили к нему в порядке очереди.
