Управляемое сердце: коммерциализация чувств

скачать книгу бесплатно


В целом низшие классы и рабочий класс больше работают с вещами, а средние и высшие классы – с людьми. Работающие женщины чаще имеют дело на работе с людьми, чем мужчины. Таким образом, в общественном и коммерческом использовании чувств наблюдаются и гендерные, и классовые закономерности. В этом состоит мой социальный тезис.

Но есть еще и личный тезис. У эмоциональной работы есть своя цена: она влияет на то, до какой степени мы прислушиваемся к чувствам и иногда на саму нашу способность чувствовать. Управление чувствами – искусство, имеющее фундаментальное значение для цивилизованной жизни, и я предполагаю, что в более широкой перспективе фундаментальная выгода оправдывает цену. В «Недовольстве цивилизацией» Фрейд утверждал нечто подобное о сексуальном инстинкте: каким бы приятным он ни был, в конечном счете нам хватает ума отказываться от полного его удовлетворения. Но когда трансмутация частного использования чувств успешно завершится – когда мы успешно передадим свои чувства инженерам отношений между работником и клиентом, – мы, возможно, расплатимся за это тем, как мы прислушиваемся к нашим чувствам, и тем, что они так или иначе сообщают нам о нас самих. Когда ускорение человеческого конвейера усложняет предоставление «подлинной» личной услуги, работник может отказаться выполнять эмоциональный труд и взамен давать только истонченный слой вымученных чувств. Тогда изменится цена: наказанием станет ощущение фальши или неискренности. Короче говоря, когда трансмутация действует, работник рискует потерять сигнальную функцию чувств. Когда она не действует, есть риск потерять сигнальную функцию их демонстрации.

Определенные социальные условия увеличили затраты на управление чувствами. Одно из них – общая непредсказуемость нашего социального мира. Обычные люди в наши дни проходят через множество социальных миров и познают десятки социальных ролей. Сравните это с жизнью ученика пекаря из XIV века, описанной в книге Питера Лэслетта «Мир, который мы потеряли»: эта жизнь начиналась и заканчивалась в одном и том же месте, профессии, семье, с одним и тем же мировоззрением и с одними и теми же правилами[29 - Laslett 1968; Stone 1965; Swidler 1979.]. Сегодня обстоятельства все реже подсказывают свое правильное истолкование или ясно и понятно указывают, какое чувство и к кому следует испытывать, когда и как. В результате мы, как современные люди, все больше тратим времени на раздумья о вопросе: «Что я должен чувствовать в этой ситуации?». Как ни странно, второе условие, более подходящее для ученика пекаря из книги Лэслетта, никуда не исчезло в более современные и текучие времена. Кажется, мы продолжаем спрашивать себя: «Кто я?» так, словно на этот вопрос может быть дан один-единственный четкий ответ. Мы по-прежнему ищем твердое, предсказуемое ядро нашей личности, даже если условия для существования такой личности давно уже исчезли.

Сталкиваясь с двумя этими условиями, люди обращаются к чувствам для того, чтобы понять, где они находятся, или по крайней мере каковы их реакции на данное событие. То есть в отсутствие бесспорных внешних принципов, которыми можно было бы руководствоваться, сигнальная функция эмоции приобретает большее значение, и коммерческое искажение, порождаемое менеджментом чувств, становится еще важнее в качестве цены, которую платит человек.

Ответом на все эти проблемы нам вполне может показаться все большее одобрение, которым теперь пользуется неуправляемое сердце, большая ценность, которую ныне приписывают «естественности» или спонтанности. По иронии судьбы люди, подобные благородному дикарю у Руссо, который улыбался только «естественно», без какой бы то ни было задней мысли, едва ли годятся для работы официантом, менеджером в гостинице или бортпроводником. Большое почтение к «естественным чувствам», таким образом, может совпадать с навязываемой культурой необходимостью развивать в себе их полную противоположность – инструментальное отношение к чувствам. По этой причине мы носимся со спонтанными чувствами так, как будто это дефицитный и ценный ресурс: мы поднимаем его на щит как добродетель. Не будет преувеличением сказать, что мы наблюдаем призыв к сохранению «внутренних ресурсов», к тому, чтобы уберечь от вмешательства корпорации и навсегда сохранить в «диком состоянии» еще одну неосвоенную природную зону.

Со все большим восхвалением спонтанности пришли и шутки о роботах. Они играют на конфликте между человечностью – то есть наличием чувств – и положением винтика в социально-экономической машине. Очарование маленького робота R2-D2 из «Звездных войн» в том, что он кажется таким человечным. Такие фильмы возвращают нам уже знакомое в инверсированном виде: каждый день за пределами кинотеатра мы наблюдаем людей, которые проявляют чувства с автоматизмом роботов. Сегодня эти двусмысленности стали забавными.

И растущее прославление спонтанности, и шутки о роботах говорят о том, что в области чувств 1984 год из романа Оруэлла уже незаметно наступил, оставив позади смех и, возможно, идею выйти из данного затруднения в частном порядке.

2

Чувство как подсказка

Люди отчуждены друг от друга, так что каждый пытается тайно сделать другого своим орудием и со временем эти старания описывают полный круг. Человек делает орудием себя самого тоже и отчуждается от себя.

    Чарльз Райт Миллс[30 - Mills 1956, p. 188.]

Однажды в учебном центре по подготовке бортпроводников Delta Airlines инструктор окинула взглядом лица двадцати пяти участников ее ежегодного семинара по самоосознанию, который компания проводила совместно с курсами повышения квалификации по поведению в чрезвычайной ситуации, требуемыми Федеральной авиационной комиссией, и заявила: «Это занятие посвящено мыслительным процессам, действиям и чувствам. Я в него верю. Если бы не верила, то не могла бы стоять тут перед вами и проявлять энтузиазм». Она хотела сказать следующее: «Будучи искренней, я не могу говорить вам одно, а думать другое. Рассматривайте факт моей искренности и энтузиазма как подтверждение ценности техник управления эмоциями, о которых я собираюсь рассказать».