скачать книгу бесплатно
– Ладно, – сказала Мария, схватив горбушку хлеба. Она умирала от голода. Мария встретила отца, ближе познакомилась с матерью, и ей повезло, что ее нашла Ханна Оуэнс. Теперь Мария была готова к самостоятельной жизни. – Я поеду туда, куда вы меня пошлете, но только вместе с вороной.
* * *
Они отправились в Саутгемптон, и там в лавке у порта Ребекка купила дочери прощальные подарки: тяжелую шерстяную пелерину и пару башмаков для путешествия. Мария сбросила с ног изношенные и рваные кожаные туфли с шерстяной подкладкой. Она была в восторге от подарков: накидка мягкая и красивая, а башмаки, сшитые из красной кожи в Испании, – настоящее чудо. Каждой ведьме следует иметь пару такой обуви, не важно, работает она в поле или идет по залам особняка.
Ребекка была счастлива, что ее покупки понравились дочери.
– Я знаю тебя лучше, чем может показаться, – весело сказала она. – Мы одной крови, и нам нравятся одни и те же вещи.
По-своему Ребекка искренне любила дочь, но, если от чего-то отказываешься, учись без этого обходиться, даже если вначале испытываешь душевные муки. Простой ты смертный или нет, живи дальше, пусть тебя и грызет печаль. Ребекка не оставила в наследство дочери гримуар, но та и не рассчитывала на это, Ребекка сама им пользовалась, и поэтому Мария переписала все материнские познания в собственную книгу. Зато Ребекка вручила дочери кожаный мешок с несколькими пакетами полезных трав, свечами из пчелиного воска и катушкой синих шелковых ниток – всем, что необходимо для приготовления амулетов и снадобий. Среди подарков оказался также мешок апельсинов из Испании, купленных за большую цену на рынке.
– Они помогут тебе сохранять здоровье на борту корабля. Никогда не оставайся без ниток, – сказала Ребекка девочке. – То, что сломано, можно починить, как это делала я, если настанут трудные времена. И послушай моего совета: держись как можно дальше от мужчин. Любовь – это несчастье, а несчастье – это любовь.
Хороший совет от женщины, которая так бездумно полюбила недостойного человека, причем не один раз, а дважды. Даже здесь, в порту, Ребекка не отводила взгляд от Робби. Правильно говорят: недостатки, которые видишь в других женщинах, у себя не замечаешь. Вечная любовь, которой отчаянно жаждешь, любовь, которая входит в дверь, любовь, даже если это ошибка, принадлежит тебе одному.
Робби заключил сделку с капитаном судна из Амстердама, которая, по мнению отца Марии, должна была устроить всех. Они ударили по рукам, и Робби, держа лошадей наготове, тихо свистнул и отвесил поклон – самый красивый мужчина трех английских графств. Ребекка заулыбалась и помахала рукой, словно на сердце у нее было спокойно. Однако хватало и толики предвидения, чтобы понять: впереди их всех ждут нелегкие испытания.
– Так, значит, в этом состоит любовь? – спросила Мария у матери, которая не отводила глаз от стоявшего у пирса Робби.
– О да! – воскликнула Ребекка. – Я готова за нее умереть.
Так, по сути дела, и случится. Когда шериф поймает Робби и осудит за совершенное им преступление, Ребекку повесят рядом с ним, не за колдовство, в котором ее могли обвинить, а как сообщницу в конокрадстве – грехе, хорошо знакомом ее любимому. Когда прошел слух, что у Ребекки, мол, есть при себе травы, она носит амулеты на запястьях и шее, тюремщики надели на ее ноги железные колодки, поскольку ведьма теряет магическую силу в металлических оковах и способна лишь проливать слезы, которые обжигают землю. Робби произнес речь, которую слушатели в толпе, в особенности женщины, запомнили на долгие годы. Он говорил о вечной любви, о том, что они с возлюбленной были вместе на этом свете и разделят участь на небесах. Обращаясь к Ребекке, он процитировал «Бурю»[12 - «Буря» – пьеса Уильяма Шекспира, традиционно считается одной из последних в его творчестве.], в постановке которой участвовал, так проникновенно, что все решили, будто он сочинил это сам:
Но слушайте, что говорит душа.
Увидя вас, я вашу власть признал
И сердце отдал вам навеки в рабство[13 - Акт 3, сцена 1. Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник.].
Толпа оценила речь по достоинству: слова были действительно прекрасные. Многие женщины аплодировали, но Робби все равно повесили. Ребекка увидела фрагменты казни заранее в отражении воды из канавы. И все же это ужасное событие свершилось быстро, а время, проведенное ими вместе, было бесценно и стало частью сделки с судьбой, с радостью заключенной Ребеккой. Как она говорила дочери:
– Любовь иногда выходит из-под нашего контроля.
– У меня все будет иначе, – отвечала на это Мария.
Она обожала подаренные матерью красные башмаки и всегда их носила, но изо всех сил старалась не повторить ее жизненный путь. Мария поклялась, что никогда не позволит любви управлять своей жизнью.
Стоя на пирсе, мать с дочерью крепко обнялись на прощание, чуть ли не впервые дав волю чувствам. Несмотря на долгое время, прожитое порознь, сердца обеих женщин были устроены схоже: их было удивительно легко разбить, но в важные моменты жизни и мать, и дочь проявляли недюжинный характер, именно такой момент настал и теперь: обе понимали, что расстаются навсегда.
* * *
Этот мир оказался намного больше, чем воображала Мария. Морские создания казались огромными: они плавали у самого борта корабля, извергая дурно пахнущую воду и мелких рыбешек. Девочка видела скользкие темные растения, прилипающие к корпусу судна, зубастых рыб, чешуйчатых морских змей и покрытых темно-фиолетовыми водорослями синих крабов, которых вытаскивали сетями. По ночам сквозь черное небо прорывались звезды, а когда шел дождь, мир казался перевернутым вверх дном: вода была и внизу, и вверху. Во время самых неистовых штормов сильные мужчины кричали и звали матерей, а рыбы прыгали на палубу, чтобы избежать бурлящих волн, но Кадин трещала в ухо Марии, что им лишь надо остаться в живых, ничего больше. Вдохни, покрепче за что-нибудь схватись, и вскоре вновь появится небо, синее, как стекло, и люди вернутся к своим делам, уже не помня, как рыдали, мечтая очутиться в материнских объятиях. Матросы долго помнили, что Мария знала о приближении шторма еще до того, как на горизонте появлялись тучи, и, хотя вначале они пренебрегали ее снадобьями, скоро стало известно о ее даре целительства, и многие обращались за помощью, если становились больны. Матросы известны своим грубым нравом, и, казалось, Марии угрожала опасность: даже в своем юном возрасте в их глазах она была женщиной, но никто не осмелился обидеть ее или потискать в темном углу. Она знала вдвое больше девочек ее возраста. Мужчины видели это в ее глазах – в них отражались их собственные судьбы.
Мария использовала скипидар для лечения спазма жевательных мышц, патоку с солью как целебную мазь для заживления глубоких порезов, которые без этого гноились, отравляя кровь, вымоченный в кипящем молоке черный и зеленый чай с мускатным орехом против дизентерии. Если бы кто-то из моряков обидел Марию, его шансы закончить путешествие живым и здоровым сильно уменьшились бы. Ее ценили, и, хотя никто не говорил это вслух, вся команда полагала, что им повезло иметь на судне такую пассажирку.
Для морского путешествия
Чай из иссопа избавит человека от глистов.
Базилик поможет сохранить рыбу.
Огуречная трава исцеляет нарывы.
Имбирь и уксус для лечения язв.
Мята при зубной боли.
Если корабельная кошка спит, свернувшись клубком, ожидается плохая погода.
Если восходящее солнце красное, будет дождь.
Не бери соль за столом у другого человека, иначе вам обоим не повезет. Если просыпал соль, брось щепотку через левое плечо.
Синюю нитку зашивают в каждый предмет одежды для защиты.
Ханна научила Марию, как предохранить сухари от жука-долгоносика; за эти сведения повар и все пассажиры были ей особенно благодарны. От крыс можно избавиться с помощью аконита, тмин хорош при укусах пауков, корень пиона защищает от штормов, кошмаров и безумия – встречались и те, кто сходили с ума от бесконечного буйства моря. Мария исцеляла людей, и ее превозносили чуть ли не как святую, хотя были и такие, кто считал ее ведьмой. Матросы – суеверный народец и традиционно прибегают к морской магии. Под мачту помещали серебряную монетку, лист бумаги во время плавания никогда не разрывали надвое, деревянные мачты метили раскаленным железом, чтобы изгнать злых духов и сохранить судно во время штормов. Кадин, которую могли счесть вестником несчастья, смерти и разрушения, с радостью приветствовали, после того как Мария убедила всех, что это не ворона, а черный альбатрос. Хотя никто из матросов раньше слыхом не слыхивал о подобном создании, все знали, что каждый день в мире происходят чудеса. Альбатрос приносит морякам удачу, и никто не осмелился возражать Марии.
Капитан, голландец Дрис Хессель, всегда носивший непромокаемую куртку до колен, пропитанную дегтем и животным жиром, редко делал что-то, не сулившее выгоды. Он пустил на борт Марию, договорившись продать ее после прибытия в Кюрасао за шестьдесят шиллингов. Неплохая сделка, учитывая, что голландец заплатил отцу Марии всего сорок. Актер в театре выживает как может, и капитан корабля счел себя вправе быть не слишком щепетильным, даже если предмет торга – человеческое существо. Марии предстояло стать прислугой на целых пять лет, и кто бы ее ни купил, он получал на этот срок безоговорочные права на нее. Когда срок контракта истечет, владелец брал на себя обязательство ее освободить. То, что девушка зашила синей ниткой рану Хесселя, в которого во время шторма попала щепка от мачты, ничуть не изменило его намерений относительно судьбы Марии. Все в этом мире имеет свою цену: и дыхание, и жизнь, и путешествие.
Многие на борту судна были португальскими беженцами, заплатившими за проезд установленную цену. Их преследовали за веру и вынудили бежать из страны. Евреям не разрешали исповедовать их религию в Испании и Португалии, как, впрочем, и в Англии с Францией, поэтому им пришлось отправлять религиозные обряды тайно, пока они наконец не обрели место, давшее им свободу. Те из них, кто пересек океан, хотели жить вольно, оставаясь верными традициям. Их называли португальцами, они везли с собой сушеную треску и сыр с артишоковым порошком, который добавляли в еду, а поверхность съестных продуктов, чтобы не гнили, была покрыта паприкой. Мария учила их язык, хорошо воспринимая на слух иноземную речь, и помогала женщинам, страдавшим от морской болезни; она давала им ложку имбирной пасты и ломтик апельсина, тщательно деля снадобье между больными беженками и их детьми, и даже слабый вкус свежего фрукта был для них тонизирующим средством. Мария выслушивала их истории и наблюдала, как в пятницу после захода солнца они тайно зажигают свечу. Свечи опасны на море, как религия на суше.
Ночью Мария укутывалась в свою пелерину и смотрела, как на небе появляются звезды, сначала по одной, а затем созвездия вихрями прорывали тьму, образуя сияющий световой поток. Как безбрежен и красив мир, особенно для девочки, которая выросла в глуши, ни разу не побывав даже в маленьком городке, не видев ни лавки, ни рынка, ни церкви воскресным утром, заполненной людьми под колокольный звон.
Марии хотелось, чтобы рядом с ней на палубе стояла Ханна и предвкушала будущее, ждавшее ее приемную дочь в стране, где женщине позволено управлять своей жизнью. Мария была благодарна судьбе за то, что добрая женщина нашла ее в снежном поле и вырастила, и за унаследованный от Ребекки дар предвидения. Грядущее по-прежнему было скрыто в тумане, даже когда она пыталась увидеть его сквозь черное зеркало, – ведь она изменила судьбу, отправившись в морское путешествие. Прежними остались лишь некоторые подробности: дочь, которая у нее будет, мужчина, который подарит ей бриллианты, снег на ветках деревьев. Мария видела фрагменты будущего и знала, что обретет свободу, которую не могли себе представить ни Ханна, ни Ребекка. Всегда существовали женщины, обладавшие теми же талантами, что и Мария, и большинство из них искало убежища от мира, чтобы им не устроили проверку утоплением. Если ведьма не тонула, это свидетельствовало о том, что она заключила договор с самим Сатаной. Если тонула – была невиновна, но вся польза, которую ей это приносило, заключалась в том, что утопленницу извлекали со дна реки или пруда, нередко с железными колодками на ногах. Предшественницы Марии решили бы, что она сошла с ума, отправившись в долгое морское плавание, когда вокруг нет ничего, кроме волн. Мария твердо знала, что бояться следует не воды, а людей, которые видят зло там, где его нет и в помине.
В ветреные дни, когда казалось, что шторм забросит корабль на небеса, и матросы привязывали себя веревками, чтобы их не унесло воздушным вихрем, Мария держала Кадин под своей пелериной и кормила кусочками сухого бисквита. Когда на корабле приходится жить неделя за неделей, он становится ужасным местом: еды и питья все меньше, кругом всякого рода зараза, вши и крысы, штормы и молнии. Иногда людям казалось, что их конец близок. Мужчины, до того никогда не взывавшие к Богу, бормотали молитвы, иногда на непонятном морякам языке. Женщины благословляли своих детей, крепко прижимая их к себе, чтобы уйти вместе с ними в смертную пучину. Но Мария умела предвидеть будущее и знала: они достигнут места назначения. Посмотрев в черное зеркало, она убедилась, что солнце там будет светить ярко, что улицы там вымощены красноземом, а деревья цветут круглый год.
– Тише, – говорила она детишкам из Португалии, когда те плакали. – Мы почти достигли другого конца земли.
* * *
Когда они приплыли, все было точно так, как она видела, – то оказался край диковинок и чудес. Пассажиры озирались и хлопали глазами от изумления, не понимая, куда их привез корабль. Кактусы поднимались в небо на тридцать футов, колючие кусты акации расцветали яркими лимонно-желтыми красками, а деревья диви-диви так гнулись на ветру, что казалось, будто они смотрят в небо. Дети говорили, что эти деревья – маленькие люди в пальто. В небе порхали желтые и оранжевые птички – кассики и банановые певуны. Водились там и королевские тиранны, фламинго, колибри, размером не больше пчелы, которые, пролетая рядом с ухом человека, оставляют в голове легкое гудение. Были и птицы, которые летают только по ночам, козодои и четверокрылы, пьющие росу с больших, как блюдца, листьев, мелькая в сумерках черными тенями.
Благодаря тому, что остров заселяли евреи-сефарды, а также благодаря испанской работорговле, там наблюдалось этническое многообразие. Многие носили скромную традиционную одежду – длинные юбки сайя, которые надевали поверх панталон, и рубахи со сложным рисунком из двух, а то и трех узоров.
В порту Марию ждала девушка по имени Юни, всего на пару лет старше ее самой. Юни послали встретить Марию. Она захлопала в ладоши и громко поздоровалась по-голландски, не поверив, что Мария почти не понимает этот язык.
– Тебе лучше научиться говорить по-нашему, – дала совет Юни по-английски. – А может быть, лучше оставить все как есть: не придется слушать, что говорит мистер Янсен.
Капитан вручил Марии ее документы, согласно которым она принадлежала семейству Янсен из Виллемстада и должна была работать на них, пока ей не исполнится шестнадцать лет, после чего обретет свободу. И только тогда она поняла, что отец продал ее в рабство. Конечно, в свое оправдание он сказал бы, что не желал причинить ей вреда и сделал это в интересах безопасности. Ведь она была ребенком и не имела за душой ни гроша.
– А ты свободна? – спросила Мария у Юни, когда они шли через порт.
Порт кишел торговцами рыбой и моряками. Некоторые, не имея подданства какой-либо страны, выходили в море на свой страх и риск и становились пиратами.
– Я в таком же положении, что и ты. Не рабыня, но и не свободная женщина. Иными словами, мы никто.
Кожа Юни была теплого коричневого цвета, черные волосы такие же длинные, как и у Марии. Ее африканская мать попала в дом Янсенов как рабыня, а двоюродная бабушка обрела свободу, проработав в этой семье тридцать лет. Сама Юни всю жизнь находилась в услужении без всяких документов, которые фиксировали бы срок ее зависимости от хозяев. Марии это показалось настоящим рабством.
– У тебя нет никаких бумаг? – переспросила она. – Ты не знаешь даты, когда получишь свободу?
Юни была очень красива, и проходившие мимо мужчины всех слоев общества на нее откровенно пялились.
– Мистер Янсен придерживает меня для жениха. Я стану свободна, когда выйду замуж.
Но всякий раз, когда у Юни появлялся ухажер, мистер Янсен находил у него какой-нибудь изъян. Не важно, был ли мужчина африканцем, евреем или голландцем, он неизменно получал отказ.
– Niet goed genoeg, – всякий раз говорил он. – Недостаточно хорош.
– Я вообще не собираюсь замуж, – объявила Мария.
Она видела в будущем дочь, но не супруга, а лишь человека с бриллиантами, появление которого теперь, когда они шли вдоль деревянного пирса, а над головой кружились стаи попугаев, казалось невероятным поворотом судьбы.
– Это ты теперь так думаешь. Подожди немного. Если выйдешь замуж, больше не будешь служанкой.
– Я не вполне уверена, смогу ли стать ею сейчас, – сказала Мария, нахмурившись.
– Мы делаем все, что нам велят, пока хозяева не лягут спать, и только тогда предоставлены сами себе.
У Марии никогда не было ни подруги, ни даже желания ее иметь, но в этой далекой стране она была благодарна доброй девушке, которая взяла ее под свое крыло.
– Делай то, что я делаю, говори то, что я говорю, – и все у тебя будет хорошо, – заверила ее Юни.
Было легко себе представить, как на острове действуют заклинания. Небо ранним вечером было не синим, на нем играла целая палитра цветов, от розового до темно-фиолетового, от кобальтового до черного. Здесь обитали шестьдесят восемь разновидностей бабочек, включая больших оранжевых, черных монархов и тигровокрылых, которые летают только в тени. Воздух будто двигался и казался живым, внезапно налетавший ветер был ласковым, наполненным запахом соли и морских водорослей. Запертая в ящике для переноски Кадин просилась на волю.
– Не сейчас, – говорила ей Мария. – Скоро тебя выпустят.
– Миссис Янсен не понравится твоя птица. Скажет, что она грязная и испакостит весь дом, – предупредила Юни, но Марию это не слишком обеспокоило.
– Ей совсем не обязательно знать о Кадин.
Юни только усмехнулась в ответ. Новая девушка казалась ей самой занятной из всех ее знакомых, и было даже интересно, как хозяева уживутся со служанкой, которую не особенно волнуют их правила.
Мария наконец скинула грязную одежду, которую носила день и ночь, не снимая, вымылась обжигающе горячей водой и едким мылом. Так началась ее новая жизнь. Она была еще девочкой и очень устала от морского путешествия, но не забывала, что надо делать все возможное, чтобы выжить. В комнате вместе с ней и Юни жили еще две служанки, сестры из английского Манчестера, которым оставалось отработать всего год, чтобы выполнить договорные обязательства.
– Не успеете и глазом моргнуть, как нас уже здесь не будет, – наперебой похвалялись сестры. У них была привычка разом говорить одно и то же. Сестры считали, что они лучше, чем Юни, чья мать была рабыней, и чем юная и неопытная Мария.
Мария подождала остальных девушек, чтобы вместе с ними идти на ужин, но прежде всего спрятала гримуар под половицы. Ей хватало ума держать в секрете историю своего семейства, поскольку ее таланты могли принести как удачу, так и несчастье. Девочка оказалась в весьма любопытном месте, совершенно не похожем на все, что она знала прежде. Там, где прежде была тьма, теперь струился свет. Мария жила уединенно, а теперь оказалась в многолюдном доме. Большая часть жизненного пространства находилась на открытом воздухе. Она пересекла двор и оказалась в заросшем буйной растительностью саду, удивившись, как такое возможно на сухой почве субтропиков. Мария прошла по аллее, засаженной манговыми деревьями, ямайскими яблонями и яркими кустами алоэ, испещренными желтыми цветками. Возле них она наконец выпустила Кадин. Мария изготовила амулет с одним черным пером, который повесила на шею вороны, зная, что ту всегда можно будет позвать и она вернется, как бы далеко ни улетела. Ворона посидела на ветке гуавы и взлетела в мглистое небо нового места обитания.
Наступил вечер. Сама луна здесь казалась другой: она мерцала бледным серебристым светом. В мокрых солончаках водились диковинные птицы: фламинго, белые и алые ибисы, зеленые цапли, большие синие цапли и увенчанные черной короной ночные цапли, которые кричали во тьме, как молящие о пощаде женщины. Но самой прекрасной из всех птиц Мария считала ворону-воровку: в ней было больше сострадания, чем в человеке, и куда больше преданности.
* * *
На ужин им подали фунчи, кукурузную кашу с небольшой миской стобы, пряного тушеного мяса, сдобренного папайей, – остатки семейного обеда Янсенов. Это был большой клан, три дочери были уже почти взрослые и мечтали о мужьях. По словам Юни и сестер из Манчестера, работы по дому всем хватит с избытком. Они были рады, что к ним присоединилась Мария.
Сама она старалась быть бодрой и вежливой. Ханна всегда учила ее: посторонним не следует знать, что у тебя на уме. Нельзя давать другим повод наказать тебя за твои мысли и убеждения. Мария полагала, что никто не вправе отдать ее в чью-то собственность, но не поднимала шума, зная, что в конечном счете сама будет вольна решать свою судьбу. Чтобы развлечь других девушек, Мария предсказывала им будущее по линиям ладони. Она объяснила, что у женщин правая рука показывает судьбу, с которой они родились, а левая говорит о том, что они пережили, какой делали выбор, изменивший предначертанное им от рождения. Линия сердца всегда самая интересная: она показывает, кто эгоистичен, кто будет доволен жизнью, чье сердце легко разбить. Она предсказала всем, что они влюбятся и выйдут замуж (так и случится), опуская лишь неприятные подробности: кто из них влюбится слишком легко, кто обретет печаль, кто сделает выбор, о котором впоследствии пожалеет. Девушки из Манчестера были в восторге от редкого таланта Марии и называли ее своей младшей сестренкой. Младшие сестры хорошо ладят с близкими, когда они себе на уме, и со стороны Марии было мудро поддерживать со всеми хорошие отношения, по крайней мере так долго, как ей это было нужно, пока она не обретет свободу. У Марии оставался в запасе один драгоценный апельсин из подаренных матерью, и она разделила его с другими служанками, прежде чем все улеглись в белые металлические кровати. Девушки радовались, что она с ними, и никто не жаловался, что теплыми вечерами Мария оставляет окно открытым, чтобы Кадин всегда могла вернуться домой.
1679
III.
Никто не знает, куда уходит время, но оно исчезает. В том странном краю, похожем на сон, Марии исполнилось пятнадцать лет. Все краски там были очень яркими, и иногда Мария, стоя в сияющем свете, ловила себя на мысли, что тоскует по темной зелени леса и по черным от мороза папоротникам. Она не хотела быть служанкой, никому бы этого не пожелала, и все же выполняла порученную работу согласно списку, каждое утро вручаемому ей миссис Янсен. Мария стала превосходной кухаркой, научилась бесшумно входить в комнату и выходить из нее, двигаясь босиком по кафельному полу, чтобы не беспокоить хозяев. Она расчесывала дочкам Янсенов волосы, промывала их ромом, чтобы сделать сильными, шила им свадебные платья. Мария узнала, что яйца хорошо сохраняются в известковой воде, что яичными белками, пропитанными ртутью, травят клопов, что фитили ламп утрачивают дурной запах, если прополоскать их в уксусе, а потом высушить хлопчатобумажные волокна на свежем воздухе. Она научилась вытряхивать ковры вместо того, чтобы выметать их, и стирать шелковые платья в зеленом чае, чтобы они вновь блестели. Днем она старалась не поднимать глаз и думала о текущих делах. Однако ночью, после того как супруги Янсен укладывались спать на простыни, которые они с Юни выстирали мылом, сваренным из золы и щелока, а потом вывесили на просушку в сад, чтобы ткань источала сладкий запах свежего воздуха и ароматов цветочных клумб, она была предоставлена самой себе.
Мария держала в тайне, кто она на самом деле, какие таланты унаследовала от безымянных женщин, своих предшественниц. Она незаметно убирала белье, прежде чем начнется дождь, чтобы никто не заподозрил, что она об этом знает заранее, никому не говорила, как с помощью горстки белого порошка ей удалось прогнать крыс из сада и что она оставляет у дверей спальни чеснок, соль и розмарин, чтобы защитить ее обитательниц от злой воли. Мария не объяснила, почему не отважилась войти в воду, когда свободным воскресным днем они с Юни пошли на берег океана. День был великолепный, море манило, но Мария знала, что будет с такой, как она: вода станет выталкивать ее, и подлинная природа девушки будет раскрыта. Вот почему Ханна пряталась в лесу, а Ребекка никому не демонстрировала свои таланты. Этот мир опасен для женщин, особенно для тех, чья родословная заставляет их поступать не так, как велят, а так, как им нужно.
* * *
Жаркими ночами Мария и Юни вылезали через окно, чтобы побродить по острову. Они были молоды, полны интереса к жизни и хотели вырваться за пределы своей комнаты, да и спалось в жаре не очень-то хорошо. Девушки сблизились, теперь они остались вдвоем. Сестры из Манчестера, Кэти и Сюзанна, отработав свой срок, тут же выскочили замуж за первых подвернувшихся мужчин, случайных ухажеров, которых Мария советовала отвергнуть. Она погадала на чаинках, изучила рисунок ладоней сестер и сказала, что надо подождать: появятся другие мужчины, тогда можно будет сделать выбор или вообще отказаться от замужества и жить самостоятельно. Но сестры ее не послушались и стали супругами двух молчаливых, мрачных братьев. Их жизнь мало изменилась по сравнению с той, что они вели в семействе Янсенов, только теперь они вели хозяйство не в роскошном доме, а в деревянных лачугах рядом с гаванью. Хижины стояли на сваях над самым морем, притиснутые друг к другу, так что половые доски гнили от сырости, а на мебели и посуде оставалась серебристая пленка соли. Когда задули пассаты, сестрам ничего не оставалось, как прибить мебель гвоздями к полу, а себя привязать к стенам джутовыми канатами. Мужья почти все время отсутствовали, ловили рыбу, чему обе сестры были рады. Супруги плохо с ними обращались: секс существовал лишь для мужского удовольствия, и жены ни в чем не могли им перечить. Мария, придя к ним в гости, принесла сочные красные яблоки, необычный для тех мест фрукт, который и стоил немало. Она посоветовала сестрам с именами мужей на устах колоть яблоки иглой, а затем запечь их в пироги и угостить супругов. Тогда эти угрюмые, раздражительные рыбаки станут хоть немного добрее и внимательнее. Сестры в ответ сшили для Марии синюю шаль, которую разукрасили изображениями чуть ли не всех птиц, водившихся на острове. Они испытывали к ней огромную благодарность и впоследствии даже назвали своих первых дочерей Мариями, произнося это имя с любовью и признательностью по сотне раз на день.
* * *
Когда Мария и Юни по ночам вылезали через окно, чтобы побродить по аллеям и песчаным тропкам, они чувствовали себя счастливее, чем дочери Янсенов, которые носили тяжелые шелковые платья, корсеты на косточках и тесные туфли, стиравшие ноги до волдырей. Им редко разрешали самостоятельно выходить из дома, даже когда они вышли замуж и поселились отдельно от родителей. Юни часто окликали молодые люди и мальчишки, изумленные ее красотой. Марию же никто не замечал. Она хорошо выучила урок, преподанный ей Ханной и Ребеккой, и, чтобы уберечь себя от любви, носила под платьем черную юбку, прошитую по кайме синей ниткой и выстиранную в воде с добавлением гвоздичного масла и терна. Мария умела выбирать тенистые места для прогулок. Никто не останавливал на ней взгляда дважды.
* * *
Мария и Юни часто брали с собой ослика, который жил в конюшне вместе с господскими лошадьми. Когда он упирался и отказывался везти их домой, чтобы успеть к семейному завтраку, заставляя тащить себя на веревке, они называли это неповоротливое создание Slechte Jongen, что по-голландски значило «плохой мальчик». Они словно возвращались в детство, держась за животы и закрывая рты ладонями, чтобы их смех не был слышен. Но этот мир не предназначался для детей – только для работы и послушания. На острове одни люди имели все, а другие – ничего. Можно было догадаться, кто есть кто, по обуви, по цвету кожи, по тому, опускает ли человек глаза, гуляя по извилистым улицам.
Иногда ночью девушки посещали пещеры к северу от города, где некогда прятались беглые рабы. Там и в ту пору находили их кости. Между 1662-м и 1669 годами Голландская Вест-Индская компания и Королевская Африканская компания на Ямайке провезли через Кюрасао двадцать четыре тысячи рабов. Эти пещеры были сакральным местом для коренного населения острова, араваков[14 - Араваки (самоназвание – локоно) – индейский народ группы араваков в приатлантических районах Гвианы. В основном проживают в Гайане, а также в Суринаме, Венесуэле и Французской Гвиане.], полностью исчезнувшего – араваки были убиты, взяты в рабство и отправлены на плантации на других островах или умерли от болезней. Туземцы оставили после себя рисунки более чем тысячелетней давности. В этих пещерах, где были выбиты картины их жизни, как они ее знали или себе представляли, Мария часто зажигала белую свечу в память о Ханне Оуэнс. Она была благодарна ей за то, что та прятала ее от остального мира на Любимом поле, и за то, что одарила ее умением читать и писать.
На плантациях острова трудились рабы, которые обретут свободу лишь через сто лет. Чтение считалось для них преступлением. Как говорила Ханна, грамотность дает власть, поэтому тех, кто приобщал рабов к книгам, брали под арест. То было мерзкое время, когда люди владели себе подобными, а к женщинам относились скверно по обе стороны океана. Но и здесь, на острове, существовала магия. Ее завезли с берегов Африки и называли «бруха» от испанского bruja, что значит «ведьма». Магией пользовались в лечебных целях местные лекари, которые помогали одержимым злыми духами при помощи амулетов и заклинаний. К колдунам обращались те, кто жаждал мщения, или искал милосердия, или что-то потерял. Мария наткнулась на следы отправления таких культов: круг, нарисованный на земле, амулеты с бусинами, ракушками и перьями, размещенные внутри сакрального пространства. Когда Мария упомянула о своей находке Юни, та призналась, что ее двоюродная бабушка Одри практиковала бруха.
– Возьми меня на собрание поклонников культа, – попросила Мария.
– Никогда, – категорически отказала Юни.
Бабушка предупредила, чтобы Юни держалась от магии подальше. Она сказала, что женщина всегда платит слишком высокую цену за интерес к таким вещам. Но Мария проявила настойчивость. Стоя внутри круга, она ощутила прилив сил.
– Я ни о чем больше не попрошу, – обещала она Юни. – Мы просто будем наблюдать. Я сделаю всю работу по дому за целую неделю и никогда не раскрою твои тайны.
Тайны Юни сводились к тому, что она целовалась с несколькими молодыми людьми и иногда пряталась от хозяйки в высоком комоде. Но подруга есть подруга: в конце концов Юни сдалась и взяла Марию на собрание. В день проведения ритуала девушки, взявшись за руки, наблюдали за ним с самого высокого мангового дерева. Участники собрания пели так красиво, словно на поляне собрались ангелы с высокими чистыми голосами, далеко разносившимися в синеве наступающего вечера. Один за другим подходили клиенты, многие удрученные и в слезах: горюющие родители, влюбленные женщины, мужчины, надеющиеся выбраться из беды.
Когда совсем стемнело, собравшиеся разошлись. Мария и Юни едва не засыпали от усталости, но, как и договорились, пробрались в огороженный песком круг, чтобы рассмотреть оставленные амулеты, предназначенные как для живых, так и для мертвых, – морские ракушки, камни, пакетики с семенами, маленькие белые кости. Девушки были настолько увлечены магическими предметами, что не заметили: они не одни. Одри, двоюродная бабушка Юни, вышла из-за ограды. Ее посетило видение, что одна из этой парочки юных леди скоро столкнется с серьезными неприятностями. Бабушка Юни жестом подозвала их. Она была очень стара и известна как куриосо, мастерица готовить целебные чаи. Она хорошо знала, что в этом мире можно доверять только кровным родственникам. Одно дело, ее внучатая племянница, совсем другое – незнакомка, которая явилась за ними шпионить.
– Зачем ты привела ее сюда? – спросила она у Юни.
Перед ней стояла юная служанка, не имевшая ни гроша за душой. Но на сгибе руки девушки, с внутренней стороны, Одри заметила отметину.
– Это моя подруга, бабушка. Мы только смотрели.
Старуха покачала головой и зацокала языком. Потом без тени сомнений заявила:
– Она ведьма. Держись от нее подальше.
Юни рассмеялась и так же уверенно возразила:
– Будь она ведьмой, стала бы она надраивать дом Янсенов, стирать их белье и наполнять ванны? Да никогда!
– А почему бы и нет? Я-то всем этим занимаюсь. – Одри повернулась к Марии и взглянула прямо в ее серебристые глаза. – Не приходи больше сюда.
– Я восхищена тем, что вы делаете.
