скачать книгу бесплатно
Раднесь
Евгений Павлович Ходоровский
Молодой человек получает странный амулет из рук умирающего деда. Попытки выяснить тайну амулета ведут к необычайным приключениям в прошлом и настоящем. Обладатель амулета должен следить за равновесием миров, что даёт ему огромную силу и власть над ними, но и налагает невыносимую ответственность за поддержание тонкой грани равновесия. И есть ещё один точно такой же амулет. Один уравновешивает другого. Где он и у кого? Путь предназначения должен соединить оба амулета, но хотят ли этого их обладатели?Книга основана на рукописях Казанцева Игоря Ивановича, моего деда, которого, к сожалению, уже давно нет в живых. Его текст выделен курсивом.
Евгений Ходоровский
Раднесь
Часть 1. Инициация
Неожиданная встреча
Солнечный свет, как издревле, властно завоёвывал ночное пространство, проникая во все уголки прибрежных кустов. Туман нехотя покидал спокойную гладь реки. Вот уже осветился обрывистый противоположный берег, открывая гнездовища речных стрижей, которые начали бесконечный хоровод в поисках мошкариных табунов, играющих в лучах солнца.
Светлые блики коснулись и песчаной отмели, откуда начинались деревянные сходни, уходящие на козлах к стремнине. Влажные поверхности досок, быстро обсыхая, показывали их частое соприкосновение с работающими ногами жителей ближнего одинокого хуторка. Протоптанная от сходней тропинка вела к калитке плетня, защищающего от лесных зверушек большой огород.
Левее песчаной косы, под сенью плакучих ив, слегка бурлила мрачная заводь – «чёрная ямка», как её называли жители затерявшегося в таёжных буреломах одинокого поселения. На поверхности ямки периодически появлялись круги с крупными пузырями – то ли рыба играла после зорьки, то ли струились холодные подземные ключи, то ли просыпалось подводное царство Нептуна, облюбовавшее укромное место для печальных игр при лунном свете.
Речка Пелым медленно несла холодные воды с далёкого северного предгорья Урала вниз к Тоболу-батюшке, чтобы вновь повернуться на север, образуя петли, туманные озёра и заросшие камышом старицы, переполненные всевозможной речной живностью и водоплавающей дичью.
В этом краю, в болотах, перелесках и чащобах обосновались около двухсот лет назад староверческие переселенцы, создавая скиты, тайные молитвенные прибежища и монастыри. Староверы – это раскольники, противники патриарха Никона, насаждавшего пышность и великолепие церковных обрядов.
Возникали редкие поселения стрельцов из потомков дружины Ермака Тимофеевича, которые получали привилегии от всемогущих, титулованных бывших поморских купцов и солеваров Строгановых за охрану несметных земляных угодий, дарованных им русским царём.
По заведённому маршруту передвигаются бесчисленные стада оленей, принадлежащие местным малым народностям в пределах таёжной тундры.
По тайным тропам, спасаясь от зверья, пробирались от скита к скиту вездесущие неугомонные монахи, разнося Слово Господне, приплетая слухи, были и небылицы, среди единоверцев.
Появились в тайге по горным речушкам отважные золотоискатели, в одиночку и артелями добывая золотое счастье.
Вместе с полуголодными «золотишниками» двигались бродячие тёмные личности, всегда готовые к грабежу и насилию. Бродить по зелёному бурелому летом, сражаясь с мошкарой, зимой, преодолевая сугробы, стало далеко не безопасно. Нет-нет да объявится беглый каторжник, который не пощадит жизнь человека за краюху хлеба.
Живет тайга зверьём и отчаянными людьми. Незваные гости в непроходимых болотах порой пропадают бесследно.
У плетня, головой к речке, лежал отрок, зажмурив глаза от речных бликов в ленивой полудрёме, приятно наслаждаясь отдыхом после ночного бдения за конями в поле. Тишину нарушали посвистывание стрижей и жужжание шмеля, ищущего гнездо, да тонкий писк настырного комара. Всё предвещало жаркий день предстоящего сенокоса. Из-за плетня огородов, где-то вдали доносилась живая перебранка домашней птицы, повизгивание поросят и спокойное конское ржание. Всё это сливалось в стройный гул богатого человеческого жилья, одновременно не нарушающий спокойной тишины речных просторов.
Впрочем, до чуткого уха паренька донеслись и новые тревожные звуки, правда, издалека, но явно кто-то осторожно приближался к сходням вдоль песчаной косы. Парень приоткрыл глаза и весь напрягся. Тревога оказалась вполне обоснованной. Явно кто-то приближался сюда.
И вот из-за кустов на прибрежный песок, как видение из тумана, в лучах восходящего солнца явилась девица в длинном, иноземного покроя, сарафане с узелком за спиной. Подол платья был подвязан к поясу, оголяя стройные смуглые ноги.
Оглянувшись по сторонам и не заметив в траве паренька, она в раздумье присела на голую отполированную дождями серую корягу, которую обычно местные обитатели использовали для разных хозяйственных нужд, связанных со стиркой и мойкой.
«Нездешняя – видимо, издалека», – быстро сообразил парень и затаился, с любопытством наблюдая за незнакомкой. Её слегка раскосые глаза и выдающиеся скулы говорили о её принадлежности к местным северным народностям. Вместе с тем юность лица неожиданной гостьи с чертами северянки придавала особую прелесть и чистоту, а чёрные длинные волосы, собранные в растрепавшийся узел, живописно оттеняли намечающуюся женственность. Всё это быстро оценил невольный наблюдатель.
Девица в раздумье подошла к сходням, погрузила босые ноги в прозрачный поток и решительно вернулась к коряге. Машинально оглянулась ещё раз и скинула сарафан и нижнюю кофту. Юноша оцепенел и затаил дыхание. Его взору представилась обнажённая фигура девицы – молодой богини, которая сошла с картин старшего брата-иконописца.
Девица смело стала погружаться в освежающую влагу. Радостно фыркнув и взмахнув руками, она присела и совсем по-детски стала брызгать по сторонам, радуясь возникающей радуге.
Юноша видел живую нимфу из сказок дедушки Архипа. Всё затрепетало в нём.
Увлёкшись, черноглазка незаметно приближалась к чёрному омуту. Вдруг головка разыгравшейся феи исчезла под водой.
Парень оцепенел от ужаса и, забыв осторожность, быстро вскочил. Девушка вынырнула с широко раскрытыми косенькими глазами и, захлёбываясь, закричала что-то на родном гортанном наречии, а затем снова погрузилась в пучину чёрной ямки.
Как будто кто-то толкнул юношу и, не раздумывая, он бросился в омут, не ощущая ледяных подводных ключей, которые судорогами сводили ноги. Уже на глубине парень обнял голое тело потерявшей сознание девицы. И опять как будто какая-то неведомая сила помогла всплыть обезумевшему от страха юному спасителю.
Прошли мгновения, и обмякшее безвольное тело девушки было бережно уложено на влажном песке. Вспоминая уроки братьев, которые спасали утонувшую сестру, юноша добился того, что девица порозовела, вздохнула и открыла раскосые угольно-чёрные глаза. Безразличие сменилось ужасом, когда она совсем близко увидела незнакомые голубые глаза русоволосого паренька.
Приходя в себя, черноглазая незнакомка всё сильнее сжимала в маленьком кулачке нашейный амулет в виде сердечка – по всей видимости, единственную ценность родного гнезда. Она вся дрожала, когда наспех одевалась с неуклюжей помощью неожиданного спасителя, с которого ручьями текла вода.
Оглядев себя, она робко улыбнулась и только сейчас услышала остервенелый лай собак, ржание коней и заполошный гомон дворовой птицы. Весь содом покрывали сильные мужские окрики. Необычный ералаш доносился со стороны добротно отстроенной одинокой усадьбы, куда и вела тропинка примыкавшего огорода.
Взяв крепко за худенькую ручку неудачную купальщицу, спаситель, минуя грядки, приблизился к задним стенам дворовых строений. Сквозь щель в заборе промокшим до нитки и озябшим молодым людям, не обмолвившимся хоть какими-то значительными словами, открылся просторный внутренний двор усадьбы. Около ворот, держа лошадей под уздцы, стояли двое ладно скроенных бородачей из дальнего хутора – потомков Ермаковой дружины.
Шел 1860 год, а традиции Ермаковой вольницы в этой глуши сохранялись и передавались от поколения поколению.
Мирно разговаривая с хозяином хутора, они с удовольствием пили из деревянного ковша преподнесённый им медовый квас, заглядываясь на красавицу жену брата Андрея, которая не без лукавой улыбки опустила взгляд. Разговор, видимо, был закончен. Довольные приёмом гости проворно вскочили на коней и поскакали по лесной дороге. Было заметно, что один из бородачей явно хромал на левую ногу.
Хозяин хутора – высокий, ладно скроенный бородач – хлопотал около ворот, провожая взглядом удаляющихся неожиданных гостей.
Собаки утихомирились и нехотя разлеглись около конуры. На высоком крыльце стояла миниатюрная, с добрым взглядом, светловолосая хозяйка, сложив натруженные руки под фартуком на животе. Из просторного, высоко поставленного дома доносились голоса детей.
Поглощённая наблюдением, молодая пара не обратила внимания на Цыгана – чёрного волкодава, обнюхивающего мокрый подол незнакомки. Наконец ворота закрылись на толстую жердину, и тогда Алёшка – спаситель очаровавшей его девушки – вышел из засады, ведя за собой слегка упиравшуюся новую гостью. Все во дворе затихли, увидев неожиданную сцену, собаки вновь подняли головы.
Отец нерешительно взялся за бороду, потом вроде хотел вернуться к воротам, но, махнув рукой, направился к младшему любимому сыну, который крепко держал дрожащую худенькую ручку. Отец молча вглядывался в раскосые чёрные глаза незнакомки. Он решал, как поступить, ибо только что отъехавшие дальние соседи, безусловно, разыскивали именно вот эту беглянку, купленную за ружьё у вождя кочевого племени.
Конечно, они ищут её, но, подумал хозяин, не будем торопиться. Выдать строптивицу никогда не поздно, а сейчас приближается сенокос и любая пара рук в большом хозяйстве просто божий дар.
Поняв мысли мужа, хозяйка зазвала Алёшку со спутницей в горницу для исполнения святой заповеди – первым делом накормить гостей.
Присев в тени сарая, Алексей рассказал отцу о неожиданной встрече, едва не закончившейся трагедией на песчаном плёсе.
К вечеру всё семейство собралось на совет перед выездом на покос. На немногословных старших старались походить малыши, женщины хлопотали около печки и в разговор не вмешивались.
Старший сын Андрей – высокий и худощавый мужчина с мечтательным взглядом – редко вступал в разговор. Он в этом родном гнезде был всегда хотя и желанным, но гостем. Большую часть времени он проводил в усадьбе Строгановых, расположенной много вёрст на север. Там он выучился иконописному мастерству, следуя традициям братьев Савиных, Чирина и других питомцев прославленной Строгановской художественной школы.
По правую руку от отца сидел Михаил – средний сын – черноволосый, широкоплечий, наделённый недюжинной силищей. Он всегда находился в движении. Поспевая повсюду, Михаил был надёжной опорой отца. Главной его страстью была охота. Он добывал пушное золото, отправляясь на дальние заимки за белкой и соболем вместе с любимой женой, весёлой и добродушной Марией из казацкого рода. Она тоже хорошо и метко стреляла. Почти каждый год у них рождались крепыши на счастье всего семейства. Мария гордилась родословной и своими страшными сородичами – старинными завоевателями Сибири, потомками сподвижников самого Ермака Тимофеевича.
Алексей в семье считался будущим наследником всего большого хозяйства. Так, по крайней мере, считал отец Александр по прозвищу Казанский.
Историю этой фамилии с удовольствием рассказывал словоохотливый дед Архип, который всё лето работал на пасеке, и только в долгие зимние вечера раскрывался у него талант рассказчика. Дед, усевшись под образа, начинал бесконечные сказания о глубокой старине, рисуя образы героев, мудрецов, царевичей и русалок, к великому удовольствию малышей. Вся возня тогда на полатях утихала, и слышно было только стрекотание женских прялок.
Для малышни считалось великим счастьем, когда дядя Алексей брал их летом с собой для того, чтобы подвезти на пасеку деда. Дед Архип был очень стар, и его все любили.
Артём
Солнечный свет, как в детстве, беззаботно лучился сквозь огромные окна двухэтажной университетской аудитории, создавая ощущение вселенской радости и предвкушения чего-то бесконечного и хорошего. Слышно было, как по-весеннему громко щебетали птицы на улице, внося в душу чувство зависти к их свободной жизни и создавая непреодолимое желание бросить всё, вырваться из пыльного и унылого помещения и бежать, бежать куда-нибудь далеко-далеко, подальше от забот и хлопот взрослого бытия.
Ощущение детства заполняло всю душу непередаваемым теплом и уверенностью в безнаказанности и безответственности. Воображение услужливо рисовало соответствующие приятные образы: журчащие весенние ручейки с яркими солнечными бликами, мокрые ноздреватые кучи полуснега-полульда, тёплый ветерок, бередящий сердце чем-то одновременно тревожным и спокойным. Хотелось ломать ногой эти хрупкие ледяные остатки снежной, долгой и печальной зимы, хотелось бросать спичку в ручеёк и быстро перескочить кучу снега, под которую он ненадолго прятался в стремительном беге, и ждать с другой стороны, выплывет ли спичка или затеряется в тёмной секретной пещерке.
Солнце припекает уже по-летнему, оно заливает светом всё вокруг, не давая шанса жалким остаткам зимы, которые из последних сил испускали хлад, при этом постепенно исчезая, оголяя всё больше земли, где вот-вот должны уже вылезти упругие ростки мать-и-мачехи, а далеко в лесу, где редко ходят люди, – и подснежников.
Посреди весеннего шума и гама, услужливо создаваемого воображением в голове у молодого преподавателя, вдруг стала растекаться напряжённая тишина, насторожившая его и резко заставившая очнуться от весеннего наваждения.
Тишина… Тишина? Не может быть! Ведь сейчас должен быть пятиминутный перерыв между одним и вторым часом лекции, и в это время обычно стоит монотонный гул студентов-первокурсников, успевших передружиться в течение уже почти двух семестров.
Артём, вернее Артём Павлович, как все его тут называли, перевёл затуманенный весенним настроением взор от огромного окна и яркого солнечного света на студентов. Почти сто пар внимательных глаз смотрели на него, ожидая, когда же преподаватель выйдет из оцепенения, в котором тот пребывал минут десять.
Это было странно, так как именно он, преподаватель, должен был вернуть их к учёбе, но никак не они должны заставлять его учить их. Поэтому сидели молча, но смотрели, что будет дальше, тем более молодой преподаватель (ему лет двадцать пять – двадцать семь, прикинули они) вызывал понятно какой интерес у женской части аудитории, а остроумными шуточками и приколами он завоевал внимание и у парней. Да и лекции его редко бывали скучными, много раз прочитанный материал часто перемежался интересными фактами из жизни и аналогиями с российской действительностью.
Только иногда видно было, что преподаватель не в духе, чем-то расстроен, и лекция была от этого сухой и скучной. Вот и сегодня Артём пришел на лекцию какой-то потусторонний, в его голове мысли были далеки от экономики, которую он преподавал.
– Ну что, время пришло продолжать? – встрепенувшись, сказал Артём. – Чего сидим молчим, смотрим на меня внимательно? Нет бы сказать: «Артём Павлович, а давайте продолжим лекцию!» Так ведь нет, будете сидеть и ждать, лишь бы не учиться…
Сказано это было шутливым тоном, что сразу сняло напряжение, зашуршали тетрадки, защёлкали ручки.
– Запишите новый вопрос в нашей теме: «Простая Кейнсианская модель или Кейнсианский крест»…
* * *
Артём плёлся по длинным университетским коридорам совершенно без сил.
Силы оставляли его каждый раз, как только звенел звонок пары, так как он выкладывался настолько эмоционально сильно, что потом было ощущение какой-то давящей пустоты по всему телу.
Иногда во время лекции он ловил себя на том, что будто бы от него идёт какой-то мощный поток энергии на аудиторию, что этот поток жадно втекает в каждого, кто смотрит на него и слушает, но беспомощно рассыпается в пыль там, где его не слушают и внимание отвлечено чем-то. Пропадающую энергию ему всегда было нестерпимо жаль, и поэтому он старался завладеть вниманием слушателей любыми способами, что естественно требовало много усилий.
Студентов, упорно сопротивляющихся его стараниям, он тихонько ненавидел, но не позволял себе открыто упрекать их, лишь иной раз высмеивая, подловив на какой-нибудь глупости. В общем, давал понять, что либо слушай внимательно, либо вообще не приходи.
Бывало, Артём специально замолкал всего на пару секунд, чтобы насладиться моментом, когда все слушают в оцепенении, пьянея от энергетического потока, исходящего из него. Через секунду наваждение уходило, и студенты вдруг возвращались в реальность, смущаясь столь откровенного внимания преподавателю.
Такие «эксперименты» Артём позволял себе нечасто, вернее, мог себе позволить нечасто. Для этого ему требовалось какое-то особое умиротворённое состояние души, которого в наше суетливое время достичь крайне проблематично. Но всё равно даже и без этого любая лекция забирала столько энергии и сил, что ему потом минут двадцать требовалось на то, чтобы хотя бы немного прийти в себя.
Он шёл на улицу покурить, временами фокусируя взгляд чуть более внимательно на какой-нибудь обладательнице короткой юбки или стройных ножек, которые мельтешили вокруг него в радостном возбуждении от того, что закончилась пара и есть несколько минут свободы. Иногда с ним здоровались, и он им отвечал коротко «здрасте», не успевая иной раз осознать, с кем поздоровался, но это было и неважно – так, простой знак внимания.
– Молодой человек! Да-да, вы, – высокая женщина, лет сорока пяти – пятидесяти, чуть улыбаясь лишь одними глазами, обращалась, несомненно, к нему. – Я смотрю, вас заинтересовало это объявление.
– Какое объявление? – Артём обнаружил, что и в самом деле смотрит на информационную тумбу, и там посреди предложений студентам сделать им реферат, курсовую или диплом располагалась рекламная листовка, содержание которой напрочь отличалось от всех других.
– Ну вот же! Вы на него смотрели вот только что, – женщина показала направление, в котором смотрел Артём, лишь глазами, на долю секунды потеряв из виду собеседника.
– А-а, вот это… Ну, я случайно просто взглянул. Я… задумался просто, – непонятно почему Артём стал оправдываться перед незнакомкой. Что-то его насторожило в этой женщине, но он не мог понять, что именно.
– Случайно, неслучайно – это вопрос, который мы сейчас не будем обсуждать…
– А мы что-то сейчас будем обсуждать? – окончательно пришёл в себя Артём.
– Я просто хотела, чтобы вы всё-таки прочитали его наконец, Артём!
– Да что в нём такого особенного? И кто вы такая, я вас знаю? – Артём повернул голову, чтобы взглянуть на рекламку, которая вроде бы и обратила на себя его внимание, и в то же время оставалась вне сознания и зрения.
«Чего она пристала ко мне? – мысленно недоумевал Артём. – Да и кто она такая вообще?.. Стоп! Она назвала меня по имени!»
Перед Артёмом никого не было. Получилось так, что последнюю фразу он сказал, как бы в пустоту, ни для кого. Со стороны это казалось странным, и курившие неподалёку две студентки хихикнули.
– Ты чего тут бушуешь? – к Артёму подошел его друг и заодно коллега по кафедре, на которой работал, Женя. Он тоже вышел на улицу покурить на перемене.
– А? Привет, – ошалело покрутив головой, ответил Артём. – Да чертовщина какая-то мерещится. Стою, смотрю бездумно на рекламную тумбу, никого не трогаю, вдруг какая-то женщина назвала меня по имени и стала тыкать мне каким-то объявлением. Фигня какая-то!
– Твоя знакомая?
– Так в том то и дело! Я её первый раз вижу, а она меня по имени назвала. Странная какая-то.
– По пьяни, поди, не запомнил даже, гы-гы…
– Сам ты – по пьяни! Я, в отличие от некоторых, практически всегда всё помню.
– Да ладно, знаем мы! Что за объявление-то? Тут, по-моему, кроме рефератов и курсовых за деньги отродясь никогда ничего путного не было.
– Ну вот именно! Я и стоял, говорю, тупо, без всякой мысли смотрел, а она: мол, ну когда же ты, Артём, наконец-то уж обратишь-таки внимание на это объявление! – и Артём ткнул пальцем прямо в центр доски, испещрённой наклеенными разнокалиберными бумажками с отрывными кусочками, где были указаны номера телефонов.
– И конечно, это объявление сильно отличается от остальных! – саркастически воскликнул Женя. – Но надо признать, я бы на него внимание не обратил, если бы не ты, о внимательнейший из землян!
На обычной белой бумажке на лазерном принтере было отпечатано: «Если вы читаете это, у вас развита интуиция. Приходите к нам, и мы поможем вам развить способности. Адрес: ул. Цвиллинга, 51. Не забудьте ваш Знак».
– Мистика какая-то…
– Да какая мистика! Обычный развод на бабки. Сетевой маркетинг, мать его!
– Но ты же его и не заметил бы, если б я тебе на него пальцем не ткнул! – Артём начинал лихорадочно искать объяснение случившемуся. – Так же, как и я, пока мне эта женщина на него не указала!
– Правильно, и не заметил бы! Потому что для нормального, здорового человека такие объявления бессмысленны. Ну что за чушь, Тёма?! – Женя скривил губы и процитировал надпись противным гнусавым голосом. – Тьфу, блин, бред какой-то! Ты ещё сходи по этому адресу, там наверняка такому лоху, как ты, обрадуются.
– Да нет же! Тут что-то есть, я сам пока понять не могу. И почему она меня по имени назвала?! Фу-у-у, – Артём провел тыльной стороной ладони по лбу, – надо напиться сегодня…
– Вот! Вот с чем я к тебе и шёл! Я пару закончил, и, не поверишь, меня посетила именно такая мысль: а не бухнуть ли нам сегодня?
– Ой, ё-моё, ну ничего другого от тебя я и не ожидал, нет бы там в шахматы предложить поиграть! А он – «пойдём бухнём»…
– Не, ну можно и в шахматы. Но перед этим пивка попьём, а?
– Вот что меня удивляет в тебе уже на протяжении нескольких лет, так это дар убеждения. Ладно, у меня ещё сейчас одна лекция, потом пойдём пива попьём. Уж больно погода хорошая, душа поёт, весна-а-а!
– Вот! Вот теперь я вижу перед собой нормального Тёму, а не сумасшедшего у доски объявлений. Договорились. Пошли, уже звонок давно прозвенел, сейчас все студенты разбегутся.
– Да хоть бы все и разбежались – нашим легче, гы-гы-гы…
* * *
Артём попал домой уже за полночь. Хорошо, что он уже давно жил отдельно от родителей и ему не надо было оправдывать поздние приходы домой ни перед кем.
