скачать книгу бесплатно
– А мы здесь как раз для этого.
Парк щелкнул по одному из пакетиков указательным пальцем:
– Мне это подсунули.
Человек показал на пакетик:
– Потому что это не то, что я ожидал найти у тебя.
Парк кивнул:
– И не то, что у меня было.
– Хаундз и Клейнер взяли твой товар?
– Да.
– И подсунули это?
– Да.
Мужчина чуть крепче скрестил руки.
– И что же забрали арестовавшие тебя полицейские?
Парк посмотрел на мобильник.
– Мне правда очень надо позвонить жене. Она будет волноваться.
Человек покачал головой:
– Потом. Скажи, с чем тебя взяли.
Парк допил воду из бутылки.
– Демерол. Валиум. Ксанакс.
Мужчина кивнул, расцепил руки и взял один из пакетиков.
– Потому что это тебя никуда не приведет.
Парк потрогал ухо, по которому его ударили, когда он стоял с мешком на голове.
– Знаю. И это не то, что у меня было. И это не то, чем я занимался.
Человек махнул рукой:
– Да знаю я, чем ты занимался.
Парк пожал плечами:
– Ну и что тогда?
Человек уставился на него, покачал головой и сел на стул напротив.
– Я хочу услышать от тебя.
Парк опять посмотрел на дверь.
– Мы можем говорить?
Мужчина снял очки, открыв налитые кровью опухшие глаза, сидящие в глазницах в окружении глубоких морщин.
– Можем.
Парк показал на мешок на полу.
– Тогда, может, вы мне скажете, кто здесь командует, капитан?
Человек с тревожными глазами пожал плечами:
– Мы.
Парк сначала не хотел соглашаться на задание. Не ради этого он шел в полицию. Он шел, чтобы помогать. Он шел, чтобы служить. Когда друзья спрашивали его, какого черта он забыл в полиции, он говорил им, что собирается служить и защищать.
Никто не смеялся, зная, что Паркер Томас Хаас не шутит такими вещами. По существу, он вообще не понимал шуток, когда дело касалось справедливости и порядочности.
Справедливость и порядочность были неизменным мерилом, которое применялось ко всему, и шутить над ними не следовало.
Во всяком случае, он не шутил.
И потому он хотел остаться в полицейской форме.
Задолго до окончания академии он решил для себя, что правосудие в судах часто не соответствует стандартам, которым должно было соответствовать. Долгие жаркие дни, которые он проводил между занятиями в городских судах, глядя, как скрипят и трещат колеса правосудия, решили этот вопрос.
Но уличное правосудие – другое дело.
Его можно было осуществлять напрямую. На улице человек с полицейским значком действительно мог что-то сделать перед лицом несправедливости. То, что происходило после пресечения преступных действий, иногда оставалось тайной, но, проявляя в момент ареста снисходительность, вручения судебной повестки – неожиданную терпимость, а во время нешуточной облавы поддерживая, наставляя или применяя силу, патрульный полицейский мог установить истинную справедливость.
Дело было в том, чтобы установить стандарт и применять его всегда, без исключения, ко всем.
Включая себя самого.
Для Парка это было просто, как дважды два.
Но невыносимо тяжело для всех, кто с ним работал.
Что и было одним из доводов, которыми убеждал его капитан Бартоломе:
– Тебя не любят.
Стоя у себя в кабинете перед фотографией с автографом, где он мальчишкой стоит рядом с улыбающимся Вином Скалли[5 - Вин Скалли – известный американский спортивный комментатор.], Бартоломе пожал плечами:
– Я говорю не для того, чтобы тебя обидеть, но это так и есть.
Парк смотрел на бейсболку с эмблемой лос-анджелесской полиции, которую держал в руках.
– А мне и не обидно.
– А я и не думал, что ты обидишься. И это еще одна причина, почему я считаю тебя подходящим для этого дела. Легче работать, когда тебе наплевать, что тебя не любят.
Парк провел рукой по затылку, пощупал резкую горизонтальную линию волос, постриженных парикмахером по нижнему краю ежика.
– Не то чтобы мне было совсем все равно, капитан. Все зависит от того, почему меня не любят.
Бартоломе сунул кончик языка за нижнюю губу, потом высунул обратно и облизал зубы.
– Значит, тебе наплевать, когда тебя не любят из-за того, что с тобой невозможно работать? А другие причины для неприязни тебя могут беспокоить, так, что ли?
Парк перестал теребить волосы.
– Мне наплевать, когда со мной не хотят работать, потому что я знаю, что прав.
Брови капитана наркоуправления приподнялись.
– Господи, Хаас. Неудивительно, что тебя не любят.
Парк стряхнул пылинку со штанины.
– Я могу идти?
Бартоломе показал на дверь:
– Можно ли тебе выйти из моего кабинета? Да.
Парк стал подниматься.
Бартоломе показал на окно:
– Можно ли тебе вернуться на улицу? Нет.
Парк, почти поднявшись с твердого пластикового стула, замер и посмотрел на начальника.
– Простите, сэр?
Бартоломе взглянул на стол, нахмурился, читая заголовок спортивной колонки раскрытой на столе «Лос-Анджелес таймс»:
«ГЛАВНАЯ БЕЙСБОЛЬНАЯ ЛИГА ЗАВЕРШАЕТ СЕЗОН
Игры не возобновятся до тех пор, пока не удастся остановить пандемию бессонницы».
Он посмотрел через стол на своего подчиненного.
– Больше не будет сольных выступлений, Хаас. Все ездят с напарниками. В управлении не хватает денег на бензин для патрульных машин. Пока в результате стимулирующего финансирования наш автопарк чудесным образом не наполнится электромобилями и гибридами, все патрульные машины будут выезжать с двумя, тремя или четырьмя полицейскими.
Он протер глаза.
– И никто, никто абсолютно не хочет больше ездить с тобой.
Парк выпрямился.
– Никто и раньше не хотел.
– Ну да, но раньше было не так плохо. Было не так опасно, а это только начало. Управлению нужен высокий боевой дух в этой паршивой ситуации. Высокий боевой дух означает, что нам не грозит дезертирство, какое было после «Катрины». Когда полицейские теряют веру в систему и просто исчезают.
Бартоломе перестал тереть глаза и оглядел Парка с головы до ног.
– Высокий боевой дух также означает, что офицеры должны прикрывать друг друга. Нам не нужно, чтобы наши ребята закрывали глаза, потому как решили, что всем будет лучше, если напарник, который у всех стоит как кость в горле, получит пулю во время какой-нибудь бандитской разборки.
Парк подумал о времени, год тому назад, когда он ездил с Делом Рико. Как однажды они выехали на вооруженное ограбление. Дел сказал, что в подсобке винного магазина безопасно. Только это было не так. Оказалось, что подозреваемый был не вооружен; что кореец – владелец магазина принял за оружие обрезок трубы. Но в полицию поступил звонок о вооруженном грабителе, и Дел дал Парку войти в подсобку, которую он считал безопасной, хотя там за какими-то ящиками прятался подозреваемый с трубой, и она вполне могла оказаться ружьем. Парк отделался парой синяков на ребрах. Подозреваемый получил ряд ударов по гениталиям.
Дел всегда вел себя спокойно с Парком, но тот слышал, как он острил с ребятами. Дескать, не могу дождаться, когда кончится дежурство смонахом.
Парк считал, что Дел Рико не знал о преступнике в подсобке. Но он был хороший полицейский. И он сказал, что в подсобке чисто. Может быть, он бы отнесся к заданию более внимательно, если бы не думал о том, когда кончится его дежурство с Парком?
– Хаас, ты следишь за моей мыслью?
Парк посмотрел на капитана.
– Я могу патрулировать на велосипеде.
Бартоломе потер гладкую смуглую макушку.
– Патрульные на велосипедах тоже ездят по двое.
– На мотоцикле. Я могу патрулировать дорожное движение.
– Ты когда-нибудь ездил на «Харлее»?
– Нет.
Бартоломе показал на фотографию на стене. Он же, но помоложе, кожаные сапоги, сине-белый шлем, верхом на «Харлее».
– Чтобы научиться управлять «Харлеем», нужно несколько недель, и управлению это влетает в копеечку. Я тебе могу сказать только одно: при нашем теперешнем бюджете переобучение возможно только для спецназа и антитеррористической академии.
Парк посмотрел на фотографию Бартоломе с ведерком на голове.
Спецназовцы обожали свои автоматы, обожали стремительность, с которой они срывали двери и врывались в дома. Зачем они там, кто, что и кому сделал, для спецназа не имело никакого значения. Им просто хотелось сделать меткий выстрел.
