скачать книгу бесплатно
– Как жизнь?
– А ты как думаешь?
– Ну, хм-м…
– Да-да, вот именно.
– Принести тебе бокальчик вина?
– Да уж как минимум…
– В чем тут дело? – спросила Лидвин.
– Хм, ну, по-моему, у одной не все в порядке. Она вроде как злится на другую.
– А другая?
– Старается быть вежливой. Чувствует себя, думаю, немножко виноватой.
– Однако нигде не упомянуто, что одна злится, а вторая чувствует себя неуверенно, – сказала Лидвин. – Потому такой диалог и становится интересным. В нем сквозит напряжение.
Когда мы убрали садовый инструмент и сидели на лавочке, она сказала:
– В диалогах действуют те же правила, что и в настоящих разговорах: то, чего люди не говорят, по меньшей мере так же важно, как то, что они говорят.
– Понимаю, – сказала я. И глубоко вздохнула. Стало быть, надо научиться записывать то, чего люди не говорят.
«И глубоко вздохнула» я придумала позднее. Ух, сколько же всего мне еще предстоит освоить. Но этими тремя словами я, пожалуй, вполне приспособилась показывать, а не рассказывать. Вдобавок папа по-прежнему держал читателей в напряжении.
8
Нет, папа не упал с лестницы и сумел разыскать Диркье в толчее на пароме. Она с радостью согласилась поехать с нами. На утрехтский поезд можно ведь пересесть и в Хилверсюме.
Так что потом мы – Диркье, Калле и я – стояли со своими сумками среди других семей у паромной пристани в Харлингене, дожидаясь, пока папа подгонит машину с автостоянки. Правда-правда.
Почему его не было так долго, я поняла, только когда села в машину. Он вычистил ее от мусора. Мы бросаем бутылки, пакеты, соломинки, бумажные платки, кульки от бутербродов, изжеванную жвачку (правда, в бумажке), банановую кожуру и яблочные огрызки прямо на пол рядом с водительским сиденьем. Это наш мусорный ящик. Там ведь никто не сидит.
На сей раз я решила не спать, но не помню даже овечьего пруда на выезде из Харлингена. Проснулась я, когда машина уже остановилась и я услышала щелчок – закрылся багажник. Это явно был не хилверсюмский вокзал, а дом с палисадником на тенистой улице. Они вместе шагали к крыльцу, Диркье впереди. Папа шел следом, повесив на плечо ее рюкзак. Потом она его поцеловала (в щеку) и отперла дверь. Папа направился к машине. Рюкзак, подумала я. Ее рюкзак по-прежнему у тебя на плече.
– Мой рюкзак! – крикнула Диркье.
Папа опять поспешил к ней. Громкий смех. Еще один поцелуй. До свидания. Пока-пока.
Н-да, бывает.
– Проснулась? – прошептал папа. Калле еще спал.
– Где мы?
– В Утрехте, я довез ее до дома.
– Я пересяду вперед?
Вообще-то так нельзя, папа считает, что переднее сиденье – самое опасное для детей место в машине.
Я перелезла вперед. Сиденье Диркье было еще теплое. Я почуяла запах ее духов. Папа включил радио, тихонько. Когда мы снова ехали по скоростному шоссе, на пыльное лобовое стекло падали крупные капли. Дворник с моей стороны оставлял полосы, в нем застрял листочек.
Папа сидел с такой широкой улыбкой, что я спросила себя, следит ли он за указателями. И стала следить сама. Иначе бы мы наверняка прозевали съезд на Хилверсюм.
– А не надо описать, как папа выглядит? Во что он одет, какого роста, кем работает и какое у него хобби? – спросила я у Лидвин.
– Нет, разве только если ты хочешь сочинить для него объявление о знакомстве, но просто для чтения не надо. – Она громко рассмеялась собственной шутке.
– Но ведь читателям нужно увидеть его?
– Читатели знакомятся с твоим папой через его поступки, через его слова, через манеру вести разговор. Все сразу выкладывать не стоит. Интереснее, когда ты пробуждаешь персонажей к жизни мало-помалу и незаметно одеваешь их подробностями. Ну а кое-что можно, конечно, предоставить и воображению.
«Одевать подробностями», – записала я на айфон.
– Возьми-ка маркер, – сказала Лидвин, – и отметь пассажи, где речь идет о твоем папе. А потом попробуй добавить немного подробностей. То же самое проделай со всеми главными персонажами. И пусть другие персонажи что-нибудь скажут о твоем папе. Например, что он безалаберный.
Безалаберный, да, пожалуй, так и есть.
9
Впервые папа не остался посмотреть соревнования, на которые привез меня в Утрехт.
– Мне надо кое-что купить, – сказал он.
Врать папа не умеет.
– Ладно, – сказала я. Соревнования не очень-то важные. К тому же мне казалось, быть на них одной гораздо круче.
Когда в четыре он заехал за мной, никаких покупок я в машине не заметила. Зато заметила у него под носом пятнышко губной помады.
– С покупками все успешно? – спросила я.
– Да нет, того, что нужно, у них не нашлось.
Конечно, я бы могла продолжить расспросы. Чего у них не нашлось? И где именно не нашлось? И почему ты так задержался, если не нашлось?
Но я сказала:
– Я заняла второе место.
– Здорово, очень здорово. – Он не спросил, в какой дисциплине.
Когда мы сидели в машине, я все-таки поинтересовалась:
– У Диркье было весело?
Он взглянул на меня в зеркальце, открыл рот и снова закрыл. Потом по его лицу расплылась улыбка.
– Скоро она заедет к нам на обед, – сказал он. – Если вы не против. Ей очень хочется повидать вас еще разок.
Калле подпрыгнет до потолка. Ведь он сможет снова сыграть в ясс. А я? Н-да, подумала я, вот так и бывает. Сперва им хочется повидать нас. Немного погодя это входит в привычку, и тогда им хочется провести уик-энд с папой вдвоем.
– Замечательно, папа, – сказала я. Причем совершенно искренне.
Сначала этот отрывок был вдвое длиннее. Нет, втрое длиннее.
Лидвин дала мне задание: вычеркнуть десять предложений. Затем внимательно прочитать отрывок и проверить, все ли будет понятно читателю. В случае чего можно приписать словечко-другое.
Я сбегала домой за ноутом.
Пока Лидвин с Нероном на коленях читала книгу, я удалила десять предложений и соединила оставшийся текст. Потом дала Лидвин прочитать на экране, что получилось.
– Отлично, – сказала она.
По-моему, она толком не читала.
– Теперь повтори эту процедуру еще раз.
– Значит, плохо вышло? – спросила я.
– Ты сообщаешь слишком много, – ответила она. – Будет увлекательнее, если рассказывать не все.
– Увлекательнее?
– Надо рассказывать ровно столько, чтобы вызвать у читателей любопытство. Чтобы они спросили себя: почему Катинкин папа врет? Как на его лицо попала помада и что они делали?
Я поперхнулась чаем.
– Как автор ты обдумываешь не только то, что собираешься описать, но прежде всего то, что опускаешь, – сказала Лидвин.
10
Раз в три месяца к нам заходит тетя Адди.
«Чтобы подправить воспитание», – всегда говорит папа.
Она его старшая сестра, и ее дети уже живут отдельно. На первых порах после смерти мамы она очень нам помогала. Покупала нам (и папе тоже) новую одежду, ходила со мной и Калле в парикмахерскую, присматривала за нами. Поэтому ей до сих пор можно время от времени заходить к нам и вникать в наши дела. Так она считает.
«Ничего не поделаешь, – говорит папа, – она же моя сестра».
Представить себе не могу, чтобы я позднее вот так же говорила про Калле.
Тетя позвонила заранее, чтобы согласовать время. Трубку сняла я. Она хотела прийти в пятницу.
– Днем в пятницу меня не будет, – сказала я.
– Почему? – спросила тетя. Вот такая она.
– Днем я всегда хожу к Лидвин.
– К Лидвин? К писательнице? Зачем?
– Просто немножко помогаю в саду и все такое.
– И до которого часа? Не весь же день?!
В конце концов мы договорились, что она приедет в шесть. Это означало, что нам не удастся посмотреть «Огрызок»[7 - Телепередача для подростков.]. Но с этим тоже ничего не поделаешь.
Ведь, так или иначе, было весело. Благодаря папиным рассказам про их юность.
В девять мы с Калле ушли наверх. Но немногим позже я сидела на верхней ступеньке лестницы и слушала, о чем говорят папа и Адди. Не могла не слушать. С Адди всегда невольно думаешь: что еще взбредет ей в голову?
Сперва они немного поговорили про папину работу, а потом я услышала, как она спросила:
– Что Катинка делает у этой Лидвин?
– Помогает в саду. И, по-моему, Лидвин время от времени дает ей уроки писательства.
– Дополнительные занятия? Разве ей они нужны? Я думала, в школе у нее все в порядке.
– Уроки писательства, Адди, а не дополнительные занятия. Ты оглохла? Катинке нравится писать.
– Но с ровесниками-то она общается?
Папа сказал что-то про спорт и одноклассников. Я показала двери большой палец.
Потом я услышала, как Адди сказала, что для моего… социального… (я толком не разобрала) нехорошо, что я так много общаюсь со взрослыми.
– Ничего дурного в этом нет, Адди.
– Подружки у нее есть?
– Конечно, есть.
– Держу пари, ты даже их имен не знаешь.
– Нет, почему же, – сказал папа. – Ноор и… э-э… Бетти и еще Мерел.
Молодец, папа! Они учатся со мной в одном классе. А Ноор и легкой атлетикой занимается, мы вместе бегаем.
– Что ж, по-моему, тебе не мешает держать руку на пульсе. Она ведь такая ранимая.
На секунду-другую повисла тишина.
