Убожество

скачать книгу бесплатно


– Что мы делаем здесь? – удивленно спрашивает он.

– На этот вопрос я не могу сейчас ответить. Можете считать, что мы здесь живем. Обещаю, что когда-нибудь я расскажу вам все, что вы хотите услышать, но не сегодня. Вначале вам нужно набраться сил. Лучше расскажите мне, что вы видели.

Голова начинает болеть еще сильнее. Старик перестает разбирать смысл сказанных Августом слов. Бункер. Живем. Здесь. Только делая акцент на самых важных словах, он понимает общий смысл сказанного. Где здесь? Как здесь? Должна же быть причина и если она есть… а она непременно есть… то почему Айрат… Айрат? Нет, Август! Почему Август эту причину скрывает?

– Что вы видели? – повторяет свой вопрос Август.

Старику приходится прикладывать немало усилий, чтобы сконцентрироваться и выдавить из себя хотя бы более-менее связанное предложение.

– Не знаю… трудно сказать. Это был человек. Он вошел в комнату, – старик показывает пальцем на единственную дверь в этой комнате. И щурится, пытаясь вспомнить, что было дальше. – Сел… туда, – переводит палец на единственное кресло в комнате. – А потом разбил телевизор.

– Не все, что вы видите – реальность, – поясняет Август. – Чаще всего это плод вашего воображения и лишь иногда отголоски воспоминаний из прошлого. К сожалению, различить фантазию и реальность не представляется возможным, поэтому я рекомендую вам ко всему необычному относиться как к галлюцинациям. Не увлекайтесь ими и старайтесь держать под контролем.

Старик пытается вылезти из-под одеяла и сесть на кровать. Руки плохо слушаются его, с трудом движутся в нужном направлении, но ладони не могут упереться в кровать. Они глупо хлопаются на кровать, похожие на силиконовые протезы, и, кроме этого, ничего больше не могут сделать. Август помогает старику, усаживает его на кровать, подложив под спину подушку и накрыв его одеялом. Вновь в груди появляется смутная тревога, которая на этот раз формируется во вполне осознанную мысль:

– Я не могу шевелить ногами! Я не чувствую их! – этот вывод уже давно назрел, но только сейчас старик осознал это окончательно, что повергло его в ужас. – Ты что-то со мной сделал? – внезапно выпалил старик, округлив от страха глаза.

– Виталий Викторович, я с вами ничего не делал, – спокойно отвечает Август, не обращая никакого внимания на резкое обвинение со стороны своего «пациента». – Паралич ног у вас стал развиваться после микроинсульта. Полгода назад у вас был инсульт, после которого ноги отказали полностью. Из-за него же и проблемы с памятью. Еще был небольшой паралич правой стороны тела, но он быстро прошел.

Август рассуждает слишком легко. Словно рассказывает про то, как пек пирожки на выходных. Слишком неэмоционально и слишком незаинтересованно, как будто ему скучно.

– Я… ничего такого не… не помню, – старик не понимает как такое возможно. – Не чувствую ног, словно их нет.

– Вы хорошо восстанавливаетесь, но нижняя часть тела полностью парализована. Я не уверен, но похоже на то, что импульсы нервной системы не доходят до мышц нижних позвонков. Комплекс упражнений не помогал даже после микроинсульта. Сейчас же, боюсь, без серьезного медицинского оборудования я не смогу ничем помочь.

Старик смотрит куда-то в пустоту остекленевшим взглядом. До него никак не может дойти общий смысл сказанных слов. Он сидит и думает о вещах, совершенно никак не связанных с ситуацией, сбивается со своей мысли, возвращаясь назад, и переводит взгляд на Августа, словно ищу у него помощи. Август повторил все, что сказал за последние несколько минут и только тогда старик смог продолжить разговор. Однако, логика его мысли не прослеживалась.

– Ты же обманываешь меня, да?

– Почему вы так думаете?

– Потому что… потому что у меня нет ног.

– У вас есть ноги.

– Тогда я хочу увидеть их, – настаивал старик.

– Хорошо.

Август подошел к старику и начал медленно стаскивать с него одеяло. То, что открылось под ним повергло старика в еще больший шок, чем мысль о том, что у него не работают ноги. Увидев свои нижние конечности, старик вскрикнул от неожиданности. Одеяла скрывали две тонкие безжизненные «палочки», и тяжело было сразу признать и принять то, что «палочки» являлись частью его тела. Кости, обтянутые кожей почти коричневого цвета, соединялись между собой непропорционально большими коленями. На бедрах не осталось ни мяса, ни мышц, а кожа сплошь покрыта язвами и синяками. Старику было тяжело поверить в то, что это его собственные ноги… что они принадлежат именно ему, хотя должны принадлежать какому-нибудь мертвецу, прошедшего годы концлагерей.

Старик погрузился в шоковое состояние, которое парализовало все его тело и даже мысли. Он сидел на кровати, перестав шевелиться, моргать и даже дышать. Мысли остановились, все процессы в его тело словно бы затормозились: кровь текла медленнее, а сердце почти не стучало. Старик не слышал, что говорил ему Август, он не замечал, как тот вновь натянул на него одеяло, скрыв страшные ноги. Когда перед его носом начали водить ладонью, он просто не понял, что происходит. Ступор, из которого был только один выход. Старик закрыл глаза. Слабость тут же завладела всем телом. Он неожиданно почувствовал, как сильно перенапряглись мышцы шеи, устав держать тяжелую голову. И руки без сил свисают с плеч. Всего лишь несколько секунд потребовалось на то, чтобы провалиться в темноту… был ли это сон или обморок старик так и не понял.

Когда он вновь очнулся, в его раскалывающейся голове была лишь одна мысль: «Нужно бежать!». Нужно бежать из этого ужасного места. Где-нибудь, где угодно, но точно не здесь, ему точно стало бы лучше. Только не этот подвал, только не эти ужасные серые стены с облупившейся краской и сухим, затхлым воздухом. Бежать! Но куда, а главное как? Старик видит лишь один выход из комнаты – дверь, но что за ней ему совершенно неизвестно. Даже если предположить, что каким-то чудом старик сможет добраться до нее, он не знает, что за ней. Коридоры или другие комнаты? Если это подвал, то на сколько он большой? А если это действительно бункер, то насколько глубокий? Сколько здесь этажей, как их все ему преодолеть? Глупые мысли… глупые и безнадежные. Старик даже не сможет дотянуться до ручки двери, чтобы открыть ее и покинуть свою маленькую тюремную камеру. Совершенно глупая мысль, однако, единственная правильная. Если здесь есть выход, то до него нужно обязательно добраться.

– Август? – зовет старик еще до того, как открыл глаза.

– Да? – ответил металлический голос.

– Ты можешь помочь мне?

– Конечно, я делаю все, что в моих силах, – Август ведет себя слишком услужливо, что напрягает старика, рождает в нем недоверие.

– Отнеси меня к выходу. Я… хочу… покинуть это место, – сам того не понимая старик почему-то переходит на шепот, словно он предлагает что-то не совсем законное.

Август на несколько секунд задумывается.

– Виталий Викторович, вы не можете покинуть это место. Мы живем здесь. Это наш дом. Не самый красивый, не самый удобный, не самый лучший, но все же дом. А самое главное, здесь безопасно.

– Нам что-то угрожает? – не понимает старик, но продолжает настаивать на своем. – Даже если так, я не хочу здесь оставаться. Я хочу выбраться отсюда. Отнеси меня к выходу!

– Я не могу…

– Почему? – резко перебивает его старик. – Здесь есть выход! Везде есть выход! И я хочу, чтобы ты отнес меня к нему! – старик давит на Августа и требует от него то, что тот по каким-то причинам не готов ему дать.

– Конечно же выход есть везде. Я не могу вас отвести к выходу, потому что вы не дойдете до него. Вы еще недостаточно восстановились после инсульта и, если я потащу вас к выходу, вы умрете, не преодолев и половины пути. Боюсь, что пока что это невозможно.

Объяснение Августа не нравилось старику. Он хотел покинуть это место прямо сейчас, больше не теряя ни минуты.

– А когда? Когда я буду готов? Я не хочу ждать!

– Я не буду вас обманывать и что-то обещать, – жестко отвечает Август. Ему надоело терпеть нападки старика. – Мы не можем покинуть бункер! Это наш дом, здесь мы живем и пока на этом все. Незачем лишний раз волноваться и переживать. Я могу лишь пообещать вам, что буду отвечать на некоторые ваши вопросы по мере того, как буду уверен, что вы готовы их услышать. На сегодня тема, касающаяся выхода, закрыта и я ни на один вопрос по ней больше не отвечу.

– И когда же я, по-твоему, буду готов? – злился старик. Ему не нравилось, как с ним разговаривал Август.

– Завтра я отвечу на некоторые вопросы, но не на все.

Завтра… Август что-то скрывает от него и старика выводит это из себя. Но что он может сделать в такой ситуации, когда его сил не хватает ни на что, а какого-либо влияния на этого странного человека он не имеет? Нужно быть хитрее, нужно задавать правильные вопросы. Если узнать как можно больше всего, остальная картина сложится сама собой.

– Как долго я здесь?

– Пятьдесят лет, – говорит он и зачем-то уточняет, словно решив, что старик его не понял. – Половина века.

Старик невольно сглотнул ком в горле.

– Сколько?

Вопрос скорее риторический, старик сразу все понял, но Август повторил еще раз:

– Пятьдесят лет.

После таких слов повисла тяжелая, вязкая тишина. Она обволокла кожу, влезла в уши, давит на мозг и изнутри выдавливает глаза. Даже легкие наполнились ей и стало трудно дышать.

– Так долго… – в тихом шепоте старика слышится самый разный спектр чувств, от отчаяния до недоверия.

Старик вновь впал в ступор, но в этот раз совершенно по-иному. Ему все еще трудно соображать, но сейчас, после того как он услышал эту страшную цифру, его мозг работал так быстро, как только мог. Что-то смущало его в этой цифре. Пятьдесят лет… пятьдесят… так долго. Здесь что-то не так, но что?

– Сколько мне лет? – спросил старик, так ни разу и не моргнув за последнюю минуту.

– Сто восемь.

– Сколько? – снова старик задается этим вопросом.

И снова Август повторяет ему, хотя старик и так понял с первого раза:

– Сто восемь.

Старик замолчал. Ему не только нечего больше сказать, но он и не может. Это слишком много для него. Сто восемь… так долго не живут. Старик понимает, что находится на грани истерики, нервного срыва. К глазам уже подступили слезы, нос заложило, голос срывается, но он не может остановится. Ему еще нужно узнать так много информации…

– Мы всегда были одни?

– Нет, нас было много. Больше пяти сотен человек, – отвечает Август и, опережая следующий вопрос старика, продолжает. – Остались только вы. Все остальные умерли от старости, болезней, иногда несчастных случаев. Жизнь под землей наложила свой отпечаток на каждого.

– Почему мы оказались здесь?

– На сегодня достаточно вопросов.

– Ты умалчиваешь, ты что-то скрываешь от меня! – в очередной раз старик обвиняет Августа.

– Это действительно так, – признается Август. – Постепенно я все расскажу, но я не могу рассказать вам все одним днем. Я здесь для того, чтобы заботиться о вас, а не для того, чтобы каждый день доводить до нервного срыва. Вы ведь каждый день задаете мне одни и те же вопросы, а потом забываете это.

– Ты говоришь не правду!

– Я говорю правду. И я и так рассказал сегодня гораздо больше, чем планировал.

– Мне не нужна твоя забота! – в голове старика слышится обида.

– Еще как нужна. Виталий, вам пора спать. Вы слишком сильно разнервничались. Завтра мы продолжим наш разговор, и я обещаю, что расскажу больше, чем сегодня.

Старик действительно устал. Напоминание об этом стала словно пощечиной, после которой глаза начали закрываться против воли.

– Завтра… – пробормотал старик. – Завтра…

– Завтра, – подтвердил Август и помог старику улечься.

Он укрыл его всеми одеялами и выключил свет. Старик мгновенно уснул.

Глава 3

Машина остановилась, и водитель заглушил мотор. Однако человек, сидящий на заднем сиденье, не спешил из нее выходить. Он сидел, сильно запрокинув голову назад и, закрыв глаза, о чем-то напряженно думал. Его молчаливая неподвижность затягивалась, и водитель начинал нервничать, не зная, что ему дальше делать. Он напряженно наблюдал в зеркало заднего вида за своим пассажиром, стараясь не пропустить ни малейшего движения. Казалось, будто человек на заднем сиденье уснул или даже потерял сознание. Последние несколько часов он вел себя сильно напряженно и вот словно впал в ступор, который продолжается уже больше пяти минут. Тревожить своего пассажира водитель долго не решался. Однако, они ехали сюда не для того, чтобы просто постоять на месте. Они приехали на очень важные переговоры и, к тому же, уже значительно опоздали.

– Виталий Викторович? – осторожно позвал водитель, когда напряжение стало уже невыносимым. Им нельзя надолго задерживаться на одном месте, а они уже стоят здесь больше пятнадцати минут.

Виталий Викторович соизволил открыть глаза и после этого тяжело вздохнул. Ему очень хотелось, чтобы его сегодня не трогали. Чтобы у него была возможность спокойно посидеть в своем кабинете, попить кофе, а может даже виски, после чего можно было бы снять с себя надоевший галстук, закинуть ноги на стол и расслабиться. И теперь он здесь, сидит и предается мечтам, как можно дольше откладывая самый неприятные переговоры за последние… даже трудно сказать за сколько лет. За годы, за десятилетия. На самым деле, это не так важно. Гораздо важнее то, что Виталий совсем не хотел туда идти. Однако, ему придется. Это необходимо. К тому же, без охраны. Он не выходил в люди без охраны уже несколько десятилетий, а сейчас ее даже в здание не пустили, чтобы она досмотрела всех находящихся внутри и убедилась, что здание не заминировано. Когда он узнал о недопуске охраны, Виталий хотел оказаться, но ему приказали. Приказали рисковать своей жизнью и ради чего? Ради каких-то переговоров, которые вряд ли к чему-то приведут. Как Виталий опустился до такого? Ведь все было хорошо еще год назад. Почему так быстро все изменилось?

– Виталий Викторович? – вновь и еще более осторожно позвал водитель. – Мы на месте, – теперь в его голосе звучала нервозность.

– Я знаю, – недовольно отвечал Виталий Викторович и повторил еще раз уже для себя с горечью в голосе. – Я знаю…

В салоне автомобиля повисло молчание. Виталий все так же не спешил выходить. Он вновь закрыл глаза, и водитель снова уставился на него в зеркало заднего вида, не смея больше нарушать покой своего пассажира, терпеливо ожидая дальнейших распоряжений. Время шло, каждая лишняя секунда была риском, а он все ждал, молча постукивая большими пальцами по рулю, так, чтобы стуку не было слышно. Водитель нервничал не меньше Виталия. Он так же знал, что рядом нет охраны, что их оставили совершенно без прикрытия и поэтому им нельзя долго оставаться на одном месте, и ему кажется, что это предупреждение они нарушили еще десять минут назад. И весь этот риск просто так… никто не ждал никаких прорывов. Это невозможно. Водитель так и не убрал ногу с педали, готовый в любой момент запустить мотор и сорваться с места, хотя и совершенно не представлял с какой стороны могла быть опасность и что она могла из себя представлять. Нападение разъяренной толпы? Террористический акт? Обстрел машины от других недоброжелателей и конкурентов?

После тяжелейшего пятиминутного молчания, которое накалило воздух в салоне словно в духовке, Виталий Викторович наконец зашевелился.

– Значит пора?! – то ли вопрос, то ли утверждение, обращенный то ли к водителю, то ли к самому себе.

Отвечать на этот вопрос стало бы не лучшим решением в карьере водителя, как и пытаться повторить то, что они уже прибыли на место. Лучше просто молчать, ни кивать, ни даже двигаться. Можно было бы сказать, насколько они опоздали, но и тут решение сохранить благоразумное молчание казалось самым верным.

– Я готов, – сказал Виталий.

Водитель среагировал мгновенно. Он вышел из машины и быстрым шагом обошел ее, чтобы услужливо открыть дверь своему начальнику. Человек на заднем сиденье продолжал медлить до самого последнего момента. Он неспешно вышел из машины, медленно, можно даже сказать, лениво. При всей нерасторопности он не терял при этом своей манерной походки и отточенных движений, которые должны были говорить всему миру какое важное место он в нем занимает. И Виталий Викторович действительно был уверен в себе, как бы сильно ему не хотелось идти на эти переговоры, и даже несколько побаиваясь их, он все равно казался непоколебим и самоуверенным. Внешне он показывал себя хозяином положения, хотя внутри прятался страх и неуверенность.

Они находились у большего здания, построенного в XIX веке и отремонтированным всего полгода назад из благотворительного фонда, которому Виталий Викторович каждый год перечисляет не малую сумму в целях благотворительности. Конечно, делается это не по доброте душевной, а потому что благотворительность помогает избегать большой части налогов, а пожертвованные деньги все равно возвращались обратно через строительные фирмы, которые занимаются ремонтом и в которых он имеет долю. Массивные мраморные колонны поддерживают балкон, расположившийся над главным входом. У больших деревянных дверей дежурит охрана. Два молодых парня в возрасте от двадцати до тридцати лет. Без оружия, даже без дубинок или хотя бы раций. Скорее они поставлены для вида, чем несут реальную защитную функцию. Вообще, их трудно было назвать охраной. Оборванцы в старой поношенной одежде. Однако, чисто выстиранная, аккуратно пришиты заплатки, и сами парни имели приличный вид. Коротко стрижены, стоят как по команде «смирно». На лбу у каждого издалека был виден нарисованный красный круг. «Нескромно» – подумал Виталий, – «Сегодня они не прячутся, а наоборот, выставляют свое невежество напоказ».

Только увидев прибывшего гостя, охрана тут же отошла в сторону, освобождая проход. Оба покосились на него гораздо менее дружелюбно, чем хотелось бы или как привык пусть званый, но все же чуждый здесь гость. Впрочем, Виталий Викторович был готов к такому отношению по отношению к своей персоне. Он пришел в стан врагов, а не на вечеринку. И более того, ведь не так давно Виталий был одним из них… Предпочтя просто не замечать недоброжелательного отношения к себе, он просто прошел мимо. Однако, самостоятельно открывать тяжелые двери было непривычно и в определенной степени даже унизительно. Все же, Виталий пришел сюда не просто так, а на очень важные переговоры. Но вместо должного уважения к себе, он получает презрение. Охрана не спешила выслуживаться перед ним, и, хотя их лица не выражали откровенной злобы это было лишь слабой видимостью нейтралитета. Виталий знал, что наглецы не проявляют к нему ни грамма уважения. С другой стороны, эти довольно безобразно одетые люди мало интересовали его. Самостоятельно открыв двери, Виталий прошел внутрь.

В вестибюле оказалось крайне многолюдно. Виталий Викторович на мгновение даже опешил от удивления и только отойдя от кратковременного замешательства сдвинулся с места, тут же оказавшись в окружении десятков людей, занятых своими делами и его не замечающими. Тем не менее, Виталий почувствовал себя крайне неуютно. Он не ожидал, что окажется один на один с таким количеством людей совершенно безоружный и беспомощный. Куда не глядь, везде люди: весь вестибюль и прилегающие к нему коридоры, лестница на второй этаж с балконом и открытые комнаты. В одном лишь вестибюле было не меньше сотни людей, страшно было представить сколько всего сейчас находилось человек в здании. На удивление, они не создавали шума и хаоса вокруг себя. Рассредоточившись на небольшие группы, они тихо переговаривались между собой, стараясь не мешать рядом стоящим. Они не только вели себя тихо, но и в чем-то даже скромно. Никто не бросался под ноги, не кричал, не суетился. Даже если кто-то вдруг кому-то мешал пройти или сталкивался плечами, никто не затевал ссор и разборок, а просто мирно расходились извинившись друг перед другом. В определенной степени можно было сказать, что в здании соблюдалась тишина, нарушавшаяся шепотом множества голосов, разносившимся со всех сторон и отовсюду. Люди разговаривали между собой очень тихо и даже стоя вплотную было невозможно разобрать, о чем они говорили. Лишь отдельные слова вылавливались из общего потока слов. «Если… это было… мы… осталось…». Обрывочные слова не несли в себе цельной информации. Оставалось лишь догадываться о чем такое количество людей может так увлеченно беседовать между собой, не срываясь на крик или громкие споры. Их всех объединяла какая-то единая тема, заразившая их умы словно тяжелая болезнь. Одержимы… все они были чем-то одержимы.

Почему же здесь собралось так много людей? Не уже ли он собрал всех своих сторонников в одном месте только для того, чтобы произвести на него, Виталия Викторовича, впечатление? Жалкий, недостойный жест. Просто смешно, что он решил так поступить. Показывать таким образом свое влияние на людей означает лишь одно, он не уверен в себе и выкладывает перед Виталием все свои козыри, вскрывается, идет ва-банк. Проще говоря, он мухлюет. На этих переговорах он будет требовать уступок, вот только Виталия Викторовича послали сюда не за этим. Им никто и никогда не собирался уступать, а все их мечты о «победы» или «уступках», или даже о «компромиссах» были, есть и навсегда останутся лишь самообманом слабых людей. Позиция правительства крайне жесткая. Можно было разворачиваться и уходить, это все равно ничего не изменит.

Вот только тогда обе стороны подумают, что Виталий Викторович проявил слабину и нерешительность. Нет, он пройдет свой путь до конца, чтобы доказать свою непоколебимость обеим сторонам. На этих переговорах он раздавит своего противника как надоевшую букашку. Уничтожит ее на глазах у всех собравшихся людей, втопчет репутацию этого человека в грязь. Виталий шел сюда, потому что должен был, а теперь он идет, потому что почувствовал вкус крови и хочет победить.

Эти люди собрались здесь не по доброй воле, а потому что им промыли мозги. Заставили чувствовать себя в сакральном братстве, единение в своей ложной правоте, а чтобы окончательно убедить их, он придумал эти глупые переговоры. Вот только просчитался.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Виталий столкнулся с человеком. Красный круг на кисти руки и пачка документов говорили о его положении в этом странном обществе. Удивленно посмотрев на Виталия, он прошел мимо него и спустился по лестнице, где начал раздавать бумажки. Мысленно Виталий Викторович назвал его координатором. Красный кругом были отмечены только охранники и он. Остальные люди обходились без столь яркого знака отличия.

У Виталия сложилось устойчивое ощущение того, что он каким-то неизвестным образом попал на сходку хиппи. Все дело было из-за одежды: люди одеты в самые простые вещи – потрепанные джинсы, выцветшие футболки, растянутые свитера и старые кроссовки. Все самое дешевое, словно эти парни и девушки только что ограбили секонд-хенд. Поднявшись по лестнице, пройдя несколько коридоров и по ошибке зайдя в пару комнат, Виталий так и не увидел ни одного делового костюма или вообще хотя бы более-менее приличную одежды. Даже украшения у девушек либо вовсе отсутствовали, либо это была самая дешевая бижутерия из пластика и металла. Большинство – молодые люди от двадцати до сорока, но из одной комнаты доносились детские крики. Маленький детский садик и большое нарушение закона о навязывании религии детям. Пару стариков сидели на диване и что-то тихо обсуждали. У одного отсутствовала лодыжка и штаны на этом места были стянуты в узел. Сквозь давно не стриженные волосы и длинной бороды виднелись кругленькие красненькие щечки и маленькие бегающие глазки. Этот человек был пьян, это было понятно по запаху и слегка повышенному голосу, а говорил он весьма бодро. Заметив, что на них смотрит Виталий Викторович, они замолчали и сами уставились на него. Взгляд калеки по-настоящему испугал Виталия Викторовича. В нем читалась безумная ярость и великий гнев. Это не были глаза человека, скорее взгляд бешеного волка, дикого зверя, от которого мурашки бежали по спине и вставали начавшие редеть волосы на затылке. Меньше всего Виталию сейчас хотелось, чтобы пьяный калека вместе со своим дружком накинулись на него с кулаками. Хотя старики вроде и не собирались вставать со своего дивана, Виталием было принято быстрое решение как можно скорее убираться от этих странных людей.

Отойдя от странного испуга, Виталий понял, что больше никто не смотрит на него так откровенно враждебно, с такой лютой ненавистью. Как и больше не было пьяных людей, только тот старик отличился. Если кто-то и замечал его, то большинство относилось нейтрально, лишь некоторые с толикой презрения и все без исключения старались как можно быстрее отвести от Виталия взгляд, продолжив свои нескончаемые разговоры. Вообще, в этом месте царила удивительная атмосфера умиротворения, которая, впрочем, на Виталия не распространялась. Он был лишним здесь. Остальные люди своим поведением и бесконечным шепотом создавали тишину, в которой было что-то сакральное или даже интимное и эту атмосферу ни в коем случае нельзя было нарушать. О чем так увлеченно говорили эти люди? Что обсуждали часами? Чем занимаются в кабинетах, какие листовки разносят, чему учат детей? Оказавшись в самом центре этого централизованного и в чем-то даже тоталитарного общества, сразу же становилось понятно, почему их окрестили террористами. Ведь они не были безобидными, как могло показаться с первого взгляда. Их сила, их оружие в этой самой атмосфере единства. Попав сюда, ты попадаешь в сети «общности», «братства» и «всеобщего единения». Тебя заражали общей идеей, что ты нужен каждому и всем, в твоем мозгу рождали эйфорическое чувство сплоченности. Ты нужен, тебя любят, ты важен. Впервые в этой жалкой серой жизни происходило что-то совершенно незаурядное и это навсегда повязывало тебя с этими людьми сильнейшей психологической связью, разрушить которую уже невозможно. И любой, кто пришел сюда, совершал самую большую ошибку в своей жизни. Это место, все это здание являлось паучьем логовом с расставленными сетями, которые окутывали своих жертв, лишали возможности двигаться и мыслить, после чего приходил он, большой паук. Паук вил кокон, высасывал кровь и получал новую марионетку, которой можно управлять так, как этого хочет паук. Моральная и умственная смерть – это цена «братства» и «единства», вместо обещанной индивидуальности. Все эти люди – фанатики и самые страшные враги, которых когда-либо встречал Виталий Викторович в своей непростой жизни. Нужно ускорять шаг, чтобы как можно быстрее сделать все свои дела и убраться отсюда как можно скорее.

По мере продвижения людей становилось все больше. С каждым сделанным шагом количество косых взглядов только увеличивалось. Каждый раз, приближаясь к очередной группе людей, они тут же прекращали разговор и в чем-то даже вежливо ждали пока Виталий пройдет мимо. Стоило ему только отойти на несколько шагов, шепот позади тут же возобновлялся, хотя ему при этом все время казалось, что все смотрят ему в спину. Но повернуться, чтобы проверить это он не решался. Виталий Викторович уже практически бежал, но поддерживать заданный темп становилось все сложнее. Группы людей уже вплотную стояли друг к другу, а вскоре и вовсе слились между собой, образовав единую непроходимую толпу, через которую было невозможно пройти и невозможно протиснуться сквозь плотную стену из спин. Виталий остановился окончательно. Даже в этой жуткой духоте и давке люди продолжали вести себя очень вежливо и по возможности тихо. Никто не кричал, не требовал подвинуться или пройти, все терпеливо ждали, либо молча, либо тихо переговариваясь друг с другом. Стоя вплотную к разговаривающим, Виталий с трудом разбирал их слова. «Наконец-то я увижу его!» – кто-то почти в религиозном экстазе сказал над ухом Виталия чуть громче обычного и этот вроде бы тихий возглас вдруг показался практически громом. Сказавший эти слова засмущался и умолк. Находясь в самом центре такого большого скопления людей, Виталию неожиданно стало нехорошо. Впервые за всю свою жизнь у него случился приступ клаустрофобии. Голова закружилась, воздух будто бы резко закончился. Он попытался развернуться и уйти, но тут же стало понятно, что люди не только впереди, но и сзади. Их стало так много, что уже было невозможно уйти. Нет возможности сделать ни шага вперед, ни шага назад, он словно зажат в огромных клещах, со всех сторон, давящих на него. «Где охрана?» – в паническом отчаянии подумал Виталий, совершенно забыв, что пришел сюда один. Как он мог прийти в такую огромную толпу совершенно один? Это не только небезопасно, но и очень глупо! Руки затряслись, голова закружилась еще сильнее и появилась легкая тошнота. Виталий закрыл глаза и попытался представить, что он здесь один. Однако, это оказалось невозможно, когда со всех сторон на него давят тела множества людей и отовсюду слышатся множество тихих голосов. Он пришел…

Неожиданно кто-то в полголоса сказал:

– Он здесь!

– И множество голосов вторило вслед:

– Он здесь, здесь, среди нас…

Люди оглядывались кого-то ища. Даже сам Виталий начал было крутить головой, но тут же понял, что речь идет о нем самом. Все, кто стоял рядом с ним, теперь смотрели исключительно только на него. Множество глаз, обращенных на Виталия, выражали в себе самые разные эмоции, начиная от презрения и заканчивая ненавистью и страхом.

– Здесь?

Продолжались возгласы тех, кто еще не успел узреть его, объекта всеобщего презрения. Те же, кто Виталия уже увидел, молчали. Эта странная и по всем меркам весьма опасная ситуация сохранялась долгую, долгую минуту и вдруг люди стали расступаться перед Виталием. Как им удавалось найти для этого место, тяжело было представить, но каждый смог сделать несколько шагов в сторону, чтобы получился самый настоящий коридор из людей. Коридор презрения. Смолк даже самый тихий шепот и воцарилась гробовая тишина. Все продолжали смотреть на Виталия, у которого к тому времени прошел приступ клаустрофобии, но началась паническая атака, которую уже невозможно было скрыть. Кровь ушла от лица, во рту пересохло, а все тело било крупной дрожью. Чтобы сделать свой первый шаг, Виталию пришлось приложить к этому такое невероятное количество как физических, так и психологических сил, что это казалось практически невозможным. Ватные ноги не слушались, грозились после каждого шага предательски подкоситься под очень тяжелым телом и уронить Виталия на пол, пред всеми этими ужасными и опасными людьми. Быстрее… с каждым шагом силы и уверенность возвращались, и он вновь боролся с жгущим его изнутри желанием сорваться с места и бежать, бежать, бежать пока не покинет это страшное место. Однако, этого ни в коем случае нельзя было делать. Нельзя показывать слабость! И тем более нельзя отступать в последний момент! Бой вот-вот начнется. И все же, коридор презрения Виталия пересек почти бегом, совершенно не осознавая этого. Наконец, он достиг дверей, ведущих в большой зал.

Глубокий вздох помог собраться с мыслями и решиться войти туда, где людей было еще больше, чем в коридоре и вестибюле до этого. Волна возгласов «Он здесь!» успела докатиться и до сюда. Казалось, войдя в зал, Виталий наткнулся сразу на миллион различных глаз. Тяжелее, чем сейчас ему не было никогда. Зал переполнен людьми, яблоку негде упасть, но проход к сцене оставался свободен. Виталий шел по нему, смотря только перед собой. Оглядываться по сторонам было опасно, ведь миллион глаз продолжали следить за каждым его шагом, провожая его до самой сцены, наблюдая как он заходит на нее. Кто-то шептал ему проклятия вслед, которых он не заслуживал, но большинство молчали, словно на похоронах. Только оказавшись на самой сцене, Виталий решился посмотреть не него… того, кого когда-то считал своим учителем, а ныне – врагом. Он стоял посередине совершенно один, одетый в мешковатые серы одежды, доходящие до самых полов. Больше никого, кроме их двоих, на сцене не было. Виталий всего лишь несколько раз встречался с ним в живую. Олег Варг, бывший рок-музыкант и нынешний самопровозглашенный мессия.

Возможно, эта встреча войдет в историю. Нет, она уже вошла в нее, и теперь Виталий Викторович намерен сделать все возможное, чтобы вычеркнуть из нее этот страшный момент и навсегда забыть о нем.