скачать книгу бесплатно
изживающие у станков непомерную тяжесть разлуки
были прочно забыты азы военного дела и нежные девы
разлюбили военных что им сапоги да погоны
мы мирные люди и только по пьяни олигархи нардепы
пострелять и размяться выезжали на полигоны
а порою заезжий киллер сидел поджидая когда добыча
на пробежку в спортивном костюме в сопровожденьи охраны
и еще рэкетиров местных походка бычья
и в домкомах месткомах вымирающие ветераны
и овчарка сторожевая мирно бежит вдоль забора
и с поводком за нею хозяин идет без спешки
а война с ухмылкой глядит с компьютерного монитора
зная что жизнь игра а люди в ней только пешки
16 февраля 2015
«Снимались на фоне Юга…»
Снимались на фоне Юга
радовались фотоснимку
народы любили друг друга
пары ходили в обнимку
гордились своей работой
клали зубы на полку
в армию шли с охотой
а потом в самоволку
детям дарили подарки
пять конфет в целлофане
весной целовались в парке
отмывались в ближайшей бане
очередь два квартала
план в ударные сроки
партия предначертала
как говорили пророки
а если что не сбывалось
или сбывалось отчасти
то это такая малость
на фоне советской власти
на фоне фотоальбома
на фоне кафе ромашки
на фоне общего дома
хрущевской пятиэтажки
18 февраля 2015
«Искал в кармане деньги, нашел там собственный кукиш…»
Искал в кармане деньги, нашел там собственный кукиш,
а на кукиш советских времен сейчас ничего не купишь.
Продавщица смотрит с издевкой, очередь глухо рычит.
Интеллигент! Шляпу надел! Что ответишь этой ораве?
Надел бы еще очки в роговой оправе,
а лучше бы шлем, копье и червленый щит —
пусть брешут на этот щит лисы на Диком поле,
пусть сам доживешь свой век в половецкой неволе,
и никакой Кончаковны в невесты, только труд-чародей
на благо хана, его семьи и его каганата,
лишь бы не у прилавка, где не любят нашего брата
и наших сестер не любят, тем более – наших детей.
А тут еще и очки – винтаж – роговая оправа,
лишь работник великой армии не работать имеет право,
владеть землей, и никогда – паразит.
Стоит интеллигент, шляпу на лоб надвинул,
смотрит на собственный кукиш, что из кармана вынул,
а что с ним делать никак не сообразит.
19 февраля 2015
«Что знаю я о Верхотурском святом Симеоне…»
Что знаю я о Верхотурском святом Симеоне,
кроме того, что на монастырской иконе
он сидит с самодельною удочкою в руке,
ловит рыбку в местой реке,
на фоне белых больших монастырских зданий?
В области агиографии мне не хватает знаний.
Возможно, он голоса ждал – оставь рыбацкую снасть,
ты будешь ловцом человеков, душам не дашь пропасть,
ты будешь святым апостолом для Урала,
чтоб адская сила душу его не украла,
ибо есть душа и у древних уральских гор,
эту душу геологи не нашли до сих пор.
Зато обнаружили залежи железной руды, малахита,
есть изумруды, но тайна их глубже скрыта,
есть самоцветы – им ломаный грош цена,
есть ломаный грош, есть глубокая старина,
есть память о пугаче и о подлеце хлопуше,
отрублены головы или урезаны уши.
Проведите меня, проведите меня к нему!
Хорошо у речки монаху сидеть одному,
напевая тексты псалмов или канон покаянный,
покуда над миром не погаснет закат багряный,
к тому же сегодня хорошо клевало с утра.
Пять хвостов неподвижных смиренно торчат из ведра.
21 февраля 2015
«Современным сражениям тесно на улицах городов…»
современным сражениям тесно на улицах городов
на помощь приходит бомба тысяча в ней пудов
что соответствует весу шестнадцать тонн
как поется в песне пятидесятых годов
прощайте девушки прощай притон
мы мирные люди но наш бронепоезд трофеев полный вагон
мы мирные люди одетые в камуфляж
три танкиста три друга машины боевой экипаж
обломок к обломку индустриальный коллаж
каховка каховка родная винтовка но лучше калаш
установка на дружбу и установка град
горячая пуля горячее сердце не знают преград
каховка каховка родная винтовка окончен наш светлый путь
на улицах тесно а нужно еще в переулок свернуть
всей боеспособной техникой всей армией всем полком
или всем сердцем безразлично не в этом суть
плечистый и крепкий в футболке и кепке дурак дураком
ищут пожарные ищет милиция но парень нам незнаком
страховка страховка была бы сноровка а ум ни к чему
набьешь папироску порохом и империя вся в дыму
перейдешь границу и никаких границ куда ни погляди
ткань небес рвется в клочья превращается в бахрому
восходит черное солнце медаль на Божьей груди
не надо печалиться душу не береди
22 февраля 2015
Смерть Ильи Ильича
Ни христианских таинств, ни античных мистерий,
ни египетской мистики, ни индийской сансары,
жизнь человека зависит от молочнокислых бактерий,
творцов простокваши, которую от века едят болгары.
Помолимся же бактериям, чтобы они нас хранили,
от всякой напасти, от гнусной мясной отравы,
от внешнего понуждения и от внутренней гнили,
причастимся кисломолочного, будем вовеки здравы.
Прежде все бактерии были кисломолочными, но от гордыни
бактерии стали гнилостными и низверглись в кишечник,
а могли бы жить в молоке, среди белой вечной святыни,
очищая старых людей, превращая их в млечных-вечных.
Но предстанут они перед страшным судом микроскопа,
пупырышки-колонии на среде из агар-агара,
И придут антибиотики, и кладбищенского землекопа
днем с огнем не найдешь, не вкусивши мясного отвара!
Ибо смерть и гниль затаились в убойном мясе,
человечество привыкнет к воздержанью от этого яда.
Стремленье к кисломолочному живо в народной массе,
Простокваша – залог бессмертия, наша жизнь и отрада.
Микроскоп на столе. Илья Ильич в антикварном кресле,
он и сам антикварен в костюме-тройке, в манишке белой.
Странно, он скоро умрет от инфаркта, если
умрет, то тело используют для вечных научных целей.
А после сожгут в печи, и институт Пастера
примет прах сына России, молдаванина и еврейки.
Спасенье в кисломолочном. Такова была его вера.
Он искал лазейки в бессмертие, но не нашел лазейки.
24 февраля 2015
«Линия фронта не одна – их две…»
Линия фронта не одна – их две,
челюсти, размалывающие тех и тех.
Голова – одна, а в этой голове
длинный список-перечень воинских утех.
Похороны павших, гранитный монумент
в каждом захолустном горе-городке,
однотипные надгробья – серый цемент —
грядками-рядками, смерть на каждом рядке.
К проводам там вырастут бумажные цветы,
будет и немало пластмассовых венков,
в каждом доме сироты – голодные рты,
в каждой хате – пара безутешных стариков.
Лица взяты в траур в рамках под стеклом,
фото выцветают наперегонки…
