скачать книгу бесплатно
Завершая чертить по велению господина
план нашего города, вздрогнул от ощущенья,
что нечто подобное видел буквально мгновенье
назад. Конечно! Вот она, паутина,
удвоенная на известке тенью.
В центре паук. Сегодня он явно не в духе.
Белый крест на сером куполе-брюхе,
серебрящемся от бархатистого ворса.
Поджатые лапы, что твои контрфорсы.
Коконы бывших мошек повисли,
как трупы казненных воров на скрещеньях
улочек-паутинок. Так вот кому мы уподоблялись,
поспешно застраивая долину.
Раскинули сеть, да сами в нее и попались.
Теперь я точно знаю, что скоро покину
это место через единственные ворота,
оставшиеся из двенадцати, сделанных в подражанье
Новому Иерусалиму, но неохота
было стеречь все двенадцать. Содержанье
стражи влетало в копейку. Врата заложили
серым камнем. И кто поверит, что в городе жили
честные граждане? Что здесь заварилась смута?
Все равно ее подавили. Здесь часто молились кому-то.
Но если быть откровенным – чаще кого-то боялись.
Потом большинство уйдет. Потом умрут, кто остались.
«Средневековье бывает довольно часто…»
Средневековье бывает довольно часто
И длится довольно долго, обычно не совпадая
Со временем нашей жизни. Оно бывает уделом
Мертвых девственниц, королей, архиепископов, нищих,
Продолговатых статуй слепых от рожденья,
В ниспадающих складках, застывших в нишах.
От средних веков остаются сооруженья.
Камень на камень наваливается всем телом.
Синагога с завязанными глазами стоит, рыдая.
Рядом с ней улыбается Церковь. Вероятно, от счастья.
Средневековье бывает у мертвых. Нам от этого рая
Остается то античность, то просвещенье, то возрожденье.
Мы строим, мы ходим строем. Под звуки грачиного грая
Выносят знамя особо отличившейся части.
Следом за флагом Свобода приходит нагая,
Не терпящая послушанья, ни, тем более, возраженья.
Средневековье в отстое. Возрождение – это круто.
Вот оно опять подступает вплотную к гетто,
Где упакованы в прочные стены (брутто)
Страх и трепет еврейской души (бесплотное нетто).
«Граф и графиня – самец и самка…»
Граф и графиня – самец и самка,
их дети, слуги и повара
съехали с загаженного ими замка
в новый. Вдали виднелась гора,
река текла у ее подножья,
монастырь, вернее, руины его,
подсказывал графу, что воля Божья
не сулит хорошего ничего.
Новый замок был многоэтажен.
Рыба и раки водились в реке.
Этот замок тоже был вскоре загажен,
но новый был выстроен невдалеке.
А простой народ не боялся кала,
Он вывез его на свои поля.
Говорят, и поныне не перестала
плодоносить эта земля.
Между тем проходили века. Мне
известно, а если кому невдомек,
скажу – был замок разобран на камни,
а из них был выстроен городок.
Важные птицы ходили по пашне,
валуны катились с окрестных гор.
И унылый охранник торчал на башне,
сохранившейся до сих пор.
«И еще – закрыв глаза, представляешь лазурные воды…»
И еще – закрыв глаза, представляешь лазурные воды.
Это лагуна. На берегу небольшой укрепленный город.
Над лагуной облако. Ангелы, словно годы,
медленно пролетают. В церкви тяжелые своды
держатся на молитвах, о том, чтобы не постигли
град ни огонь, ни меч, ни потоп, ни голод.
Послушник в белом ползет к прелату. Его постригли.
Между тем противник ведет осаду, запас еды на исходе.
В колодцах вода зацвела. Моровое поветрие у порога.
Но это – обычные вещи. Все ведут себя, вроде
ничего не случилось. Девушка-недотрога
ушла с солдатом. Ноги торчат из стога
прошлогоднего сена. Князь заботится о народе.
Все навсегда пропало. Никто не заметил пропажи.
На рынке христопродавцы кричат, набивая цену
На дозорной башне пялят пустые глазницы стражи,
ослепленные за неспособность видеть сквозь стену.
О змее Гаргулье
«Жила Гаргулья на дне реки…»
Жила Гаргулья на дне реки,
иногда пробираясь в пруды.
Она топила в реке челноки,
извергая струи воды.
Она глушила рыбу в пруду
мощным ударом хвоста,
пока святой, ей на беду,
не смирил ее силой креста.
Он смирял змею то крестом, то постом
и навек отвратил от зла,
и в город пошел, и, виляя хвостом,
Гаргулья за ним поползла.
И собрался на площади добрый народ,
и Гаргулью пинал дотемна,
и каждый топтал ее в свой черед,
пока не издохла она.
Мил человек! Будь послушен судьбе
и зла не твори в миру,
но если творишь, то лучше тебе
не обращаться к добру,
упаси тебя Бог смиряться постом
и белых овечек пасти,
и, тем паче, на брюхе, виляя хвостом,
вслед за святым ползти.
Живи среди мирской суеты,
не проливая слез.
Но хуже всего, человек, если ты
стихи эти примешь всерьез!
«что бы ни говорили богослов и философ…»
что бы ни говорили богослов и философ
алхимик астролог сюзерен и вассал
средневековье было временем каменотесов
а собор был одновременно и почтамт и вокзал
отсюда в путь отправлялись кто в выси а кто в глубины
а остаток ложился под плиты в ожиданье суда
здесь получали весточки из океанской пучины
из заоблачных далей послания доходили сюда
здесь присутствие камня заменяло присутствие духа
здесь образы юных мучениц пленяли мужей седых
здесь глуховатые старцы не напрягая слуха
слышали голоса архангелов и святых
здесь звери и чудища с каменных крыш склонялись
и в грозу из разинутых ртов вниз низвергалась вода.
здесь маски демонов друг над другом смеялись
и витражи сияли как небесные города
здесь каменная Соломея на каменном блюде
каменную главу предтечи гордо несла
все это сделали мастеровые люди
не оставившие нам секретов своего ремесла
«Да так ли владетелен этот владетельный князь?..»
Да так ли владетелен этот владетельный князь? —
думает рыцарь, перед князем склонясь.
Всех-то владений осталось – клочок земли,
хозяйственные постройки, от замка – одна стена,
к которой ставят мятежников и командуют «пли»!
а также церквушка, знавшая лучшие времена.
Да и сам владетельный князь сгорбился и усох,
делает вдох, а получается – вздох.
Здоровье не то, все лето ходит в пальто,
говорят, сэконд-хэнд, то есть – с чужого плеча.
Выйдет на улицу – его не узнает никто.
Носит зонтик – на всякий случай – вместо меча.
Потому что дождь собирается, а войны как-то не ждешь,
и прогноз погоды третий век обещает дождь.
А война никем не обещана, никем не предсказана, но
все же случается – думает рыцарь – авось сгожусь.
А маме скажу, что меня снимают в кино
про нечестивых рыцарей и про святую Русь.
«Богослов говорит королю: Размышляй о смерти…»
Богослов говорит королю: Размышляй о смерти,
а не о кончине мира. Пусть размышляют смерды! —
отвечает король. Но дело-то в том,
что смерд склонен к действию, не к размышленью.
Он отличается силой, злобностью, ленью,
выпьет, закусит, а после лежит пластом.
