История Канады

Ла Верандри и его спутники достигли северной части Великих равнин как раз перед тем, как там появились лошади. Его дневники поясняют, что благодаря межплеменным конфликтам и торговым контактам лошади распространились от испанского колониального пограничья в северо-восточном направлении вплоть до деревень манданов в верхнем течении реки Миссури, но не далее. Равнинные ассинибойны и кри, проживавшие в Юго-Восточном Саскачеване и Южной Манитобе, не располагали ими до второй половины XVIII в., когда они наконец смогли получить лошадей благодаря широкому доступу к английским и французским товарам, которые они перепродавали манданам. Двигаясь далее на запад, туда, где ныне располагается южная часть провинции Альберта, лошади добрались до западных прерий к началу XIX в.

Лошадь стала единственным и наиболее важным элементом европейской культуры, достигшим аборигенных народов прерий до наступления постконфедерационной эпохи резерваций. Первым делом она привела к отказу от традиционной охоты на бизонов в пользу стремительной погони верхом. Хотя «гнаться за бизонами» на лошади было, безусловно, менее рискованно, чем охотиться на них пешими, это все же представляло опасность. Управиться с гладкоствольным кремневым ружьем верхом на скачущей галопом в ослепляющем облаке пыли лошади посреди громадного стада бизонов было настоящим подвигом. На самом деле большинство охотников прерий продолжало уповать на копья или лук со стрелами, до тех пор пока в конце XIX в. на смену кремневым ружьям не пришли многозарядные винтовки. Используя свое традиционное вооружение, охотник верхом на лошади был способен поражать животных в таком же количестве, что и использовавшие кремневые ружья метисы, с относительной легкостью и без необходимости приобретения чего-либо другого. Поэтому европейское оружие первоначально не оказало такого большого воздействия на племена прерий, которое оно имело на их соседей из лесной полосы. Однако лошадь как первостепенный символ богатства способствовала усилению соперничества среди жителей Великих равнин. Огнестрельное оружие, боеприпасы, табак, котлы, ножи и топоры, полученные от мехоторговцев, тоже ценились высоко, однако в прериях они все же имели меньшее значение, чем в лесных районах.

С основанием Форта-а-ля-Корн (Fort а` la Corne) неподалеку от слияния двух рукавов реки Саскачеван французское продвижение на северо-запад от озера Верхнее наконец завершилось. Их мехоторговая система была напряжена до предела, и без совершенствования и реорганизации средств передвижения они едва ли могли дальше успешно расширять свое влияние. Учитывая то, что КГЗ никак не реагировала на сухопутную экспансию французов, у них не было значимых причин вкладывать дополнительные средства в экспансию, за исключением продолжения поиска «Западного моря». Равным образом и КГЗ не имела особых причин пересматривать свою политику «спящего у замершего моря». Хотя большей частью мехов очевидным образом завладевали французы, индейские торговцы все еще доставляли пушнину к торговым факториям КГЗ в достаточных объемах, для того чтобы англичане получали от торговли значительную прибыль. Единственным важным новым капиталовложением компании, сделанным в этот период, стало основание в 1717 г. форта Черчилл. Это не остановило активности французов, но помогло обойти с фланга племя кри, которые не пускали индейцев чипевайан в Факторию Йорк.

Дело заключалось в том, что, к выгоде торговцев из племен ассинибойнов и кри, англичан и французов устраивало соперничество на расстоянии. Хотя французские посты достигали самого сердца территорий кри и ассинибойнов, им недоставало транспортных возможностей, чтобы привезти достаточно товаров для удовлетворения потребностей аборигенов. Таким образом, французы стремились обменивать легкие по весу, дорогие товары на первоклассные меха, тогда как более удаленные торговые фактории КГЗ, снабжавшиеся при помощи дешевых перевозок грузов океанскими кораблями, были способны предложить индейцам более широкий набор товаров и принимать пушнину менее высокого качества. В этой ситуации ассинибойны и кри стали выступать в качестве посредников [между англичанами и другими индейцами], что дало им преимущество на конкурентном рынке.

Люди Северо-Западной компании

В конце 1750-х гг. французы оставили свои западные посты. В середине 1760-х гг., уже после завоевания Новой Франции, когда на восток [Канады] вернулась политическая стабильность, монреальские купцы получили возможность вернуться в зону прежней торговли французов на Западе и даже продвинуться за пределы ее границ. Поначалу такие торговые операции монреальцев организовывались как небольшие товарищества городских торговцев – поставщиков товаров и продавцов, которые путешествовали в глубь континента и имели дело с аборигенами. Они стали называться «зимними партнерствами».

Вначале эти новые оппоненты КГЗ столкнулись с двумя проблемами. Помимо необходимости соперничества с компанией, обладавшей более значительными финансовыми резервами, они должны были конкурировать друг с другом. Вдобавок к середине 1770-х гг. стало ясно, что наиболее богатая бобрами территория расположена в районе реки Атабаска в Северном Саскачеване и за ним. Это заставило КГЗ «пробудиться от сна» и ознаменовать начало своей экспансии в глубь континента основанием торговой фактории Кумберленд-Хаус на реке Саскачеван. В 1778 г. гордый, импульсивный и несговорчивый торговец мехами американец Питер Понд98 продемонстрировал, что монреальские торговцы способны достичь этих новых земель, хотя путешествие было для него чрезвычайно трудным. Однако становилось понятно, что небольшим товариществам недостает финансовых средств, чтобы осваивать в большом масштабе новые приграничные области. Помимо прочего необузданное соперничество между ними вело к насилию и убийствам. Чтобы преодолеть эти проблемы и привнести на эти земли некоторый порядок, монреальские торговцы объединились и в 1776 г. начали создавать более крупные партнерства, наиболее известным из которых была Северо-Западная компания (СЗК). Среди первых ее руководителей были Питер Понд и его первый помощник – Александр Маккензи (позднее – сэр Александр); оба они сыграли ключевые роли в продвижении торговли пушниной в глубь континента в ходе последнего броска к Северному Ледовитому и Тихому океанам.

Тем не менее, до того как предпринять масштабное вторжение на территорию между реками Атабаска и Маккензи, «люди Северо-Запада» (как стали называть представителей СЗК)99 должны были по-новому решить проблемы логистики: финансирование экспедиций было затруднено; район был слишком удален от Монреаля, чтобы его можно достичь на каноэ за одну навигацию; лето было слишком коротким, а добыча дичи – слишком непредсказуемой, чтобы позволить себе по пути тратить время на охоту и рыбную ловлю; и, наконец, небольшие, легкие каноэ индейцев лесной полосы не могли перевозить значительное количество провианта, товаров и пушнины на дальние расстояния. Люди Северо-Запада преодолевали эти трудности несколькими способами. Они разделили транспортную систему на два участка – восточный и северо-западный; для восточного участка пути использовались «каноэ предводителя»100, или «каноэ Великих озер» – 11 м (36 футов) в длину и 2 м (6 футов) в ширину, которые могли вместить 3 т груза плюс экипаж; а для маршрута, лежащего за озером Верхнее, на котором было слишком много отмелей и стремнин для прохождения его на «каноэ предводителя», они же разработали «северное каноэ» – приблизительно 7,5 м (25 футов) в длину и около 1,2 м (4 футов) в ширину, способное перевезти до половины груза «каноэ предводителя». Таким образом, СЗК модифицировала технологии местных жителей, чтобы приспособить их к собственным нуждам. В свою очередь, на строительстве каноэ для компании стали специализироваться некоторые группы индейцев, в частности группы анишинабе, пришедшие в то время к северо-западному побережью озера Верхнее (Lakehead area). СЗК также усовершенствовала маршруты для волока, а близ поселения Су-Сент-Мари построила первый на Великих озерах канал, чтобы каноэ компании могли обходить пороги на реке Сент-Мэрис; позднее для плавания по Великим озерам стали использоваться небольшие шхуны.

Чтобы решить проблему продовольствия, СЗК, насколько было возможно, использовала местные ресурсы. В качестве дополнения к свинине и муке, которые вояжёры101 получали в Монреале, в Су-Сент-Мари из района, расположенного к югу от Великих озер, ввозилась и складировалась кукуруза для следующих через это поселение отрядов. В районе между северо-западным побережьем озера Верхнее и озером Виннипег вояжёры компании, в основном метисы, зависели от оджибве, снабжавших их кукурузой, диким рисом и рыбой. После прохождения низовьев реки Виннипег они обращались за пропитанием к равнинным охотникам на бизонов; прерии стали для меховой торговли на Западе великой кладовой. Идеальной пищей для вояжёров являлся пеммикан: без него пушная торговля на Западе вряд ли оказалась бы возможна. Дневной расход калорий у этих людей был огромным, а пеммикан был транспортабельным, легким, очень компактным: стандартный 40-килограммовый (90-фунтовый) мешок заменял две разделанные туши взрослых самок бизонов (почти 900 фунтов). Кроме пеммикана вояжёры полюбили такое индейское лакомство, как бизоний язык, и такие продукты прерий переправлялись в хранилища форта Ба-де-ля-Ривьер102 и на озере Кумберленд. Однако даже при наличии на Северо-Западе таких запасов, от 25 до почти 50% груза каноэ, покидавших Форт-Уильям103 в 1814 г., занимала провизия.

Деятельность «людей Северо-Запада» вредила КГЗ гораздо больше, чем былая активность французов, и потому столкновение новых соперников было неизбежно. КГЗ сталкивалась со множеством сходных проблем, однако в отличие от «людей Северо-Запада» не могла использовать для перевозки своих грузов большие каноэ, поскольку, за исключением факторий Мус и Руперт-Хаус104, прибрежные посты находились за пределами зоны широкого распространения березы. А покупать каноэ у жителей внутренних областей было нецелесообразно. Поэтому служащие компании из форта Олбани для плавания по рекам начали строить лодки с небольшой осадкой. В XIX в. эти плавсредства стали костяком транспортной системы КГЗ; их называли «йоркскими лодками» из-за той жизненно важной роли, которую они играли в перевозке грузов по воде в Факторию Йорк – без сомнения, самый важный склад компании в Западной Канаде – и из нее.

По мере того как служащие СЗК и КГЗ закладывали основы своих континентальных империй, началась новая фаза исследований. Хотя «люди Северо-Запада» в 1760-х гг. первыми продвинулись в северном направлении до района среднего течения реки Черчилл, КГЗ осуществила первое и самое важное вторжение за пределы старого французского фронтира. В 1771 г. управляющий фортом Черчилл Мозес Нортон (тот самый Нортон, у которого было несколько жен и коробочка с ядом для слишком несговорчивых индейских мужей), наслушавшись рассказов индейцев об ископаемых богатствах, послал Сэмюэла Хёрна в труднейшую пешую экспедицию, которая завела его к реке Коппермайн – в очень суровые земли, лежавшие примерно в тысяче миль к северо-западу.

Хёрн уже предпринял две похожие экспедиции, которые преподали ему и Нортону два главных урока. Во-первых, без первоклассных проводников из числа местных жителей экспедиции были обречены на неудачу; те же, которых они выбрали для первых двух путешествий, были абсолютно неподходящими. Во-вторых, Хёрн усвоил следующее: не ты ведешь проводников по их земле; ты идешь за ними в том темпе, который они себе задают. С учетом этих уроков для своей третьей попытки достичь берегов реки Коппермайн он выбрал Матонабби, вождя чипевайан, пользовавшегося большим уважением англичан. Матонабби назвал Хёрну еще одну – третью причину, по которой тот раньше терпел неудачи:

«Он отнес наши неудачи на счет дурного поведения моих проводников. Но одним принципиальным моментом, который послужил причиной наших неурядиц, был приказ Управляющего [Нортона] не брать с собой в путешествие женщин: “Поскольку, – говорил он [Матонабби], – когда мужчины тяжело нагружены, они не могут ни охотиться, ни путешествовать на какие-либо внушительные расстояния; а если им повезет на охоте, кто понесет плоды их трудов? Женщины, – добавил он, – созданы для работы; одна женщина может нести или волочить столько же, сколько двое мужчин. Они также ставят наши палатки, шьют и чинят нашу одежду, согревают нас ночью, и, по сути, нет ничего при странствии на любое значительное расстояние или в любое время, что могло бы делаться <…> без их помощи“».

Другими словами, учитывая те роли в экономике, которые были четко разграничены по гендерному признаку в аборигенном обществе, экспедиция для выполнения своих задач нуждалась и в мужчинах и в женщинах.

Бо́льшая часть территории, которую Хёрн пересекал вместе с Матонабби, находилась в сфере торгового влияния индейцев чипевайан, доминировавших в северо-западной торговле форта Черчилл с момента его основания. Их территория граничила с владениями инуитов – инуитов карибу на юго-востоке, неподалеку от форта, и инуитов коппер (китли-нермуит) на северо-западе. Здесь находилась зона войны, между индейцами чипевайан и инуитами происходили кровавые стычки. Пощады ждать не приходилось. Хёрн был свидетелем нападения соплеменников Матонабби на стоянку спящих инуитов, во время которого были вырезаны все мужчины, женщины и дети. По-видимому, вражда между двумя этими группами коренилась в далеком прошлом, а о причинах ее можно только догадываться. КГЗ пыталась положить конец этому насилию, однако, вероятно, именно ее присутствие разжигало конфликты в некоторых областях, поскольку индейцы и инуиты пытались закрыть друг другу доступ к огнестрельному оружию и товарам.

Через семь лет после завершения экспедиции Хёрна Питер Понд расширил границы территории, охваченной торговыми факториями, до реки Атабаска, построив небольшой пост (Пондс-форт) всего в 65 км (40 милях) от озера Атабаска. В то же время в стране атапасков он узнал от племени чипевайан, что эта река питала более крупные озера и реку Невольничью (позднее названную рекой Маккензи). Затем зимой 1784/85 г. капитан Джеймс Кук105 опубликовал свой отчет о плавании к тихоокеанским берегам, в котором сообщал, что существует река, текущая с северо-востока и впадающая в Тихий океан. Очевидно, Питер Понд надеялся на то, что река Невольничья, о которой ему рассказывали индейские проводники, может быть той самой рекой, о которой упомянул Дж. Кук, и что она впадает в Тихий океан, а не в Северный Ледовитый океан. Это была бы превосходная артерия для исключительно выгодной торговли пушниной, стремительно развертывавшейся на Западном побережье, и «люди Северо-Запада» желали получить к ней доступ. Кроме того, если бы был найден водный маршрут, ведущий от богатой бобрами области между реками Атабаска и Маккензи к Тихому океану, можно было бы избежать высоких издержек на транспортировку грузов из Монреаля по суше.

Понд не смог проверить свою догадку до ухода в отставку в 1789 г. Этот великий вызов принял сослуживец Питера Понда Александр Маккензи. Он называл его «самым любимым планом моего собственного честолюбия». Третьего июня 1789 г. Маккензи выступил из форта Чипевайан. Его отряд сопровождал «Английский Вождь», индеец племени чипевайан, который прежде принадлежал к отряду Матонабби. В начале июля экспедиция Маккензи достигла дельты реки, ныне носящей его имя. Здесь он нашел покинутую инуитами зимнюю стоянку. Но он обнаружил Северный Ледовитый океан, а не Тихий. Понятно, что путешественник был очень разочарован, поэтому он назвал реку, которая вывела его в Арктику, «рекой разочарования».

Несмотря на свою неудачу, Маккензи не пал духом. Осенью 1792 г. он вновь выступил из форта Чипевайан, однако на этот раз на запад, вверх по реке Пис-Ривер. Близ ее слияния с рекой Смоки-Ривер он заложил маленький торговый пост, где провел зиму, перед тем как продолжить путь. Пересеченная местность внутренних районов Британской Колумбии поначалу казалась гораздо более трудной, чем спуск по течению реки Маккензи. Рельеф был очень неровным, большинство крупных рек имело опасные быстрины, и исследователю часто приходилось принимать принципиальные решения о выборе одного из нескольких возможных маршрутов. В этом Маккензи был полностью зависим от информации своих индейских проводников, и, судя по его отчету о путешествии, проводники знали о своей важности для англичанина, дразня его этим и оспаривая его превосходство. Путевые журналы Александра Маккензи ярко показывают, как неуютно ему было в таком положении. К примеру, 23 июня 1793 г. он созвал своих проводников, чтобы решить, как лучше сделать: следовать ли по реке Фрейзер на протяжении всего пути к побережью или оставить ее и направиться на запад по реке Уэст-Род106:

«В самом начале этой беседы я был до крайности удивлен вопросом одного индейца. Он спросил: “Что может быть причиной того, что ты столь обстоятелен и настойчив в своих вопросах к нам относительно сведений об этой земле: разве ты, белый человек, не знаешь сам всего на свете?“ Это заявление было настолько неожиданным, что я несколько замешкался с ответом. Наконец я все же ответил, что мы, конечно же, знакомы с основами географии всех уголков мира, что я знаю, где находится море и где нахожусь я сам, но не знаю точно, какие препятствия могут помешать мне при продвижении туда, а он и его родичи должны быть хорошо знакомы с этими препятствиями, поскольку они так часто преодолевают их. Тем самым я удачно сохранил в их сознании впечатление превосходства над ними белых людей».

В итоге Маккензи предпочел западный маршрут и оставил реку Фрейзер, поскольку его проводники делали упор на опасностях последней и преуменьшали протяженность и сложности первой. Передвигаясь частично на каноэ, частично пешком, 17 июля 1793 г. они достигли реки Белла-Кула близ Френдли-Виллидж (Friendly Village).

Двухсотлетний поиск пути к Тихому океану, начатый еще Жаком Картье, был закончен. Индейцы провели пришельцев от одного берега до другого. Большинство племен гостеприимно принимали новоприбывших на своей земле; многие отпускали их в дальнейший путь с неохотой, видя удаляющиеся вместе с ними обширные экономические возможности.

На Тихоокеанском побережье

Выдающаяся экспедиция Александра Маккензи распространила континентальную меховую торговлю до Тихого океана. Служащие СЗК Саймон Фрейзер и Дэвид Томпсон вскоре последовали по его пути; они изучили две из четырех крупнейших рек, несущих свои воды к Северо-Западному побережью Тихого океана. В 1808 г. Фрейзер спустился по реке, которая теперь носит его имя, а в 1811 г. Томпсон проследовал по реке Колумбия от ее истоков до океана. Вслед за первооткрывателями раздвинулись и торговые границы: СЗК построила несколько факторий в восточной и центральной части Британской Колумбии – в районе, который позднее станет известен как Новая Каледония. Однако прибрежная торговля лежала вне пределов их досягаемости просто потому, что расстояние от Монреаля до этих районов, учитывая проблемы транспортировки и снабжения, было слишком велико. Новая Каледония оставалась западной окраиной той территории СЗК, которую компания была в состоянии эффективно осваивать, – нет необходимости упоминать о том, что КГЗ не могла получить доступ к этим землям.

Тем не менее к этому времени торговля пушниной почти десять лет устойчиво развивалась по всему побережью. Толчком к ее развитию послужил визит Джеймса Кука к народу нучанулх (нутка) на западе острова Ванкувер. Величайший путешественник своего времени, капитан Кук уже нанес на карту часть полуострова Гаспе и оказал флоту Джеймса Уолфа помощь при прохождении реки Св. Лаврентия107; он участвовал в осаде Луисбура, нанес на карту опасную береговую линию Ньюфаундленда и открыл диковины южной части Тихого океана. В 1778 г. он пересек Тихий океан в поисках Северо-Западного прохода и бросил якорь в заливе Нутка (Nootka Sound). Он приобрел у народа нучанулх шкуры морской выдры (калана) за очень небольшое количество товаров и позднее с большой выгодой продал их в Китае. Слухи об этом быстро распространились, и торговцы ринулись к Западному побережью.

Прибрежная торговля в конце XVIII в. отличалась от внутриконтинентальной по некоторым основным признакам. Поначалу в нее были втянуты четыре государства: Испания, Англия, Россия и Соединенные Штаты Америки. Все, кроме испанцев, до 1827 г. вели торговлю при помощи парусных судов. После 1795 г. испанцы ушли, и главными конкурентами стали английские и американские купцы, хотя к северу от реки Скина активно действовали русские. Пока торговля по большей части ограничивалась побережьем, между торговцами и аборигенами не установилось прочных связей, а окружающая среда не страдала от истребления животных или заготовки леса.

Благодаря большим морским кораблям объем товаров, обмениваемых на побережье, был существенно больше, чем во внутренних областях на западне континента. До начала XIX в. побережье ежегодно посещало по двадцать кораблей. (Для сравнения, КГЗ и СЗК, вместе взятые, ежегодно могли организовать доставку на Северо-Запад Канады товаров в объеме, эквивалентном грузу не более чем четырех кораблей). Этим и объяснялась «золотая жила», которую получили индейцы Западного побережья, ориентированные на торговлю и осознававшие свое выгодное положение. Неудивительно, что высоко ценившиеся европейские товары, полученные в обмен на шкуры калана, развивали индейскую торговлю и обмен дарами вдоль побережья и контроль над важнейшими маршрутами давал дополнительный стимул для таких же распрей между деревнями, которые имели место во внутренних областях.

Однако бо́льшую часть продававшихся на берегу товаров составляли предметы роскоши, а не предметы первой необходимости. Это объяснялось тем, что народы Западного побережья напрямую не зависели от европейских предметов, поскольку они продолжали добывать свое пропитание – рыбу – в огромных количествах с помощью традиционных методов. По сути, они продолжали заниматься этим промыслом до тех пор, пока федеральное и провинциальное законодательство об охране природы, принятое в конце XIX – начале XX в., не отняло у них этого права. Однако у них высоко ценилось огнестрельное оружие (широко используемое в военном деле), металлические инструменты, ткани, одежда и одеяла, ставшие символом благосостояния, а также железные ожерелья и медные браслеты.

В этой обстановке острого соперничества каланы безжалостно истреблялись. К началу XIX в. их количество резко сократилось, и торговля мехами стала затухать; к концу 1820-х гг. она находилась на последней стадии упадка. Это стало серьезной проблемой для групп туземцев, живших на прибрежных островах, которые помимо мехов мало что могли предложить в обмен. Индейцы хайда с островов Королевы Шарлотты108 нашли выход, продавая европейцам свои художественные изделия. На континенте же все больше стали добывать шкурки лесных животных, в особенности бобра и куницы с ее мягким блестящим мехом. Внутриконтинентальные торговые пути вдоль главных рек приобрели большое значение и стали причиной усиления конфликтов между поселениями туземцев.

Меняющееся соотношение сил

Важной вехой в истории индейских племен стал 1821 г. К этой дате мехоторговля соединила мир аборигенов с миром европейцев по всей Канаде, исключая наиболее удаленные районы нижнего течения рек Маккензи и Юкон. В 1821 г. был положен конец безжалостному полувековому соперничеству КГЗ и СЗК благодаря объединению. Английский парламент предоставил новому концерну, по-прежнему называвшемуся Компанией Гудзонова залива, монопольный контроль над торговлей на Земле Руперта, на Северо-Западе и на Тихоокеанском побережье в уверенности, что после устранения издержек неограниченной конкуренции компания будет наилучшим образом служить интересам населения этих мест.

Действительно, конкуренция уже практически разрушила экономический уклад племен большей части субарктического пояса между рекой Черчилл и заливом Джеймс. Вот лишь один пример: КГЗ была вынуждена ввозить в долину реки Рейни-Ривер кожи из прерий, чтобы местные индейцы могли делать себе мокасины. Еще более гибельная, порочная торговля алкоголем приводила к повсеместному падению нравов. Английские политики были решительно настроены покончить с ней. Даже сами торговцы сознавали, что их борьба не могла больше продолжаться.

В то же самое время торговцы мехами столкнулись с тем обстоятельством, что единственные новые территории, доступные для освоения, – Юкон, север Британской Колумбии и Арктика – были очень далеко и путь туда был очень затратным. Пришла пора ограничить пушную торговлю до того уровня, который могла выдержать экосистема. В отсутствие твердого авторитета правительства ввести природоохранные меры можно было только посредством монополии на торговлю мехами и кожами. Монополия также была призвана снизить издержки, поскольку можно было закрыть дублирующие друг друга фактории и сократить много работников.