скачать книгу бесплатно
Лучшее лекарство
Кристин Хэмилл
Всё-то ему шуточки… Хулиган отбирает деньги на обед – ну смешно же, неразделённая любовь – классный повод поугорать, оставили после уроков – да тут можно выдать целый стэндап. Филип так тренируется. Он будет комиком и превзойдёт великолепного Гарри Хилла!
Но пока ему только двенадцать, и слава впереди не маячит. Даже наоборот: кажется, дар рассмешить пропал, мама почему-то все время тихонько плачет, а вместо забавных сценок теперь сами собой пишутся стихи. Нет, с миром точно творится что-то не то. Если кто и способен помочь, то только лучший комик на свете, сам Гарри Хилл!
Несмотря на юмор, это совершенно серьезная история о том, как с болезнью близкого человека переворачивается твоя жизнь. Безответные чувства, безответные письма кумиру, пугающая неизвестность – писательница Кристин Хэмилл мастерски вырисовывает тревожный фон этой повести, где смешное мешается с грустным, как это всегда и бывает. И разве не смех – лучшее лекарство?
Кристин Хэмилл
Лучшее лекарство
First published in Ireland under the title The Best Medicine by Little Island Books in 2018
The Author has asserted her moral right.
© Christine Hamill 2018
© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО «Издательский дом «Тинбук», 2022
© Шишкин В., AA Ordinar I font, 2019
* * *
Каллану
Благодарности
Автор и издатель сердечно благодарят комика Гарри Хилла за разрешение включить его в роман. Конечно, Гарри Хилл из этой книги вымышлен – он всего лишь идея рассказчика, – но мы готовы поспорить, что подлинный Гарри Хилл столь же прекрасен.
1. Беды эти от Йети
Неприятности начались все скопом.
Сразу я это едва заметил. Просто мелочи. Вроде того, что мама купила не те хлопья – овсянку вместо Coco Pops[1 - Coco Pops – популярный бренд завтраков, преимущественно шоколадных колечек.]. Или вот сок – она случайно купила вместо него воду. А вскоре мама принялась за странную книжку о том, как оставаться спокойным: там ещё были упражнения, с которыми она меня заставила ей помогать. От меня требовалось звонить в колокольчик каждые пятнадцать секунд, пока она разглядывала точечки на клубнике и приводила в гармонию своё внутреннее «Я». Точечки на клубнике определённо действуют успокоительно. Но недостаточно: где-то неделю спустя мама запустила этот «101 способ остаться спокойным» через всю комнату прямо в меня и сказала, что если я не перестану наигрывать мелодию из шоу Гарри Хилла своим колокольчиком, то она сдаст меня в приют. Но я ей не поверил: эта музыка всем нравится.
И всё же после той истории я улёгся у себя в комнате и попрактиковал Способ Оставаться Спокойным № 89. Книжка говорила: не следует использовать негативные фразы вроде «Я не люблю сыр на тостах». Следует приучить себя говорить о том, что любишь. Я честно пытался выполнить задание, но это же невозможно: а что, собственно, не так с сыром на тостах?
Книгу я всё равно сохранил. Подумал, может, она пригодится, если всякое неприятное и дальше будет случаться. И это было верным решением, потому что настоящее бедствие пришло днём позже.
Когда это произошло, я шёл себе, никого не трогая, на урок искусства. Йети обхватил меня за горло и принялся душить. Я изо всех сил пытался сохранить спокойствие, думая, что бы позитивного произнести, но попробуйте оставаться позитивным, когда чьи-то сосископодобные пальцы сдавливают вам глотку, – посмотрим, получится ли у вас. На самом деле я люблю сосиски, я старался сказать это вслух, но вместо этого представил, как поедаю пальцы Йети. (С бобами. И жареной картошкой.) Эффект получился противоположным – мне стало очень, очень неспокойно.
Прежде чем двинуться дальше, мне хочется извиниться перед йети. Им очень не повезло с пиаром, и меня бесит быть тем, кто добавляет масла в огонь, но факт есть факт: меня изводил некто очень похожий на йети. Эдди Литтл.
Эдди Литтл – крупный жирный задира с волосами, падающими на лицо так, что тебе не видно его глаз. Он бродит повсюду, терроризируя нормально подстриженных людей, которые предпочитают видеть, что происходит вокруг. Если бы Йети, как и я, носил очки, он больше заботился бы о поле зрения. Ну да ладно, вернёмся к удушению.
Весьма вероятно, что я смеялся про себя в момент атаки. Нет-нет, я не какой-то там ржущий себе под нос фрик: я – комик. Ладно, пока ещё не комик, но собираюсь стать им, когда вырасту, – таким же, как Гарри Хилл (кроме разве что лысины). Поэтому мне нужно много тренироваться, и я всё время рассказываю самому себе шутки. Йети шутки не жалуют. Они предпочитают душить людей. Даже не знаю, откуда Йети появился. Крадущийся задира, затаившийся хулиган – это он. И это, скажем так, впечатляет: хотя ему всего-то четырнадцать, в нём уже шесть футов роста, да и ширины тоже – всякие вкрадчивые и бесшумные действия для него та ещё задачка.
– Над чем ты ржёшь? – прохрюкал он.
Почему такие типы вечно рычат, ворчат или хрюкают? Это что-то такое, чему учат в Клубе буллинга?
Правило номер один: ни при каких обстоятельствах не говори внятно, иначе жертва может понять тебя и дать тебе то, что ты хочешь. Рычание продлевает агонию.
Психологическая война, вот что это такое. Я собирался было сказать, что его хрюкающая тактика противоречит Женевской конвенции. Но он так крепко сжимал моё горло, что миндалины грозились выскочить через нос, – идея провести так урок истории даже не обсуждалась.
– Агрх, мненги мна мбед в рмнюкз-кхге, – произнёс я вместо этого, что в переводе с удушанского значит: «Деньги на обед в рюкзаке, забирай».
Йети прекрасно понял, что я имею в виду. Он отпустил меня, нырнул в мой рюкзак, сгрёб все деньги себе в карман и потащился дальше, оставив меня в покое. Без шанса успеть на урок.
– Ты опоздал, – сказала учительница.
Вы замечали, что учителя вообще мастера говорить очевидные вещи?
– Это входит у тебя в привычку, Филип, – добавила мисс Фрэнкс.
– Я очень-очень извиняюсь, – ответил я тем голосом, которому предполагалось быть обычным, но случилось перерасти в высокочастотный писк – сигнал эдакого локатора, выслеживающего дельфинов и других морских обитателей. В последнее время мой голос часто так делает. И тут произошло следующее: надо мной засмеялась Люси Уэллс.
Слух у девчонок, судя по всему, настроен на те же частоты, что и у дельфинов, поскольку они меня услышали все – и присоединились к веселью, так что довольно скоро весь класс дружно надо мной потешался. Но больнее всего жалил именно смех Люси Уэллс. Она – светловолосая богиня, что посещает тот же урок искусства, что и я. Знаю-знаю, звучит это довольно глупо, и мне не хочется, чтобы вы сочли меня жалкой марионеткой с любовной зависимостью, но вы бы видели Люси: она – идеал.
У неё красивые волосы, красивые зубы, красивые глаза, красивые уши и красивые руки, даже суставы её пальцев – красивые. И даже когда она хихикает над тем, как тебя отчитывают за опоздание, её смех тоже остаётся красивым.
Ах да, и ещё один момент: меня она ненавидит.
Мой лучший друг Энг (странное имя, расскажу об этом позже) – единственный человек, который знает обо мне и Люси. Я рассказал ему об этом однажды за обедом, когда мне показалось, будто она мне улыбнулась. Потом выяснилось, что улыбалась она пацану за моей спиной на год старше.
– За тобой и над тобой, – посмеялся тогда Энг. – Как-то запутанно выходит, не?
– Это, так сказать, пространственный вызов для меня! – отвечал я.
– Пространственный вызов для престранного парня, – парировал Энг.
– Тьфу, да ты тоже престранный, – на этих моих словах мы оба покатились со смеху.
Славные времена.
– Филип! – воскликнула мисс Фрэнкс. – Ты меня слушаешь? Ты словно на какой-то другой планете.
– Да. Нет! Я… – среагировал я. Если постараться, могу быть мастером риторики, ага.
– И так третью неделю подряд, – продолжила мисс Фрэнкс. – Прости, Филип, но мне придётся снова оставить тебя после уроков. Таковы правила.
– Прошу прощения, мисс Фрэнкс, – оправдывался я, – меня задержали. «Буквально», – шёпотом добавил я, обращаясь к Энгу, когда усаживался за парту позади него.
– Йети? – шепнул он в ответ.
Я кивнул.
– Он обрыскал мой рюкзак.
– Он обрыскал твой рюкзак?
– Нет, он обрюкзал мой рыскак.
– Твой рыскак! Вот так извращенец!
Тут уж мы оба упали со смеху – и нас обоих оставили после уроков. Ох уж эти йети!
2. Инспектор Тупица
Было уже почти пять, когда я вернулся домой. Я устал и был невероятно голоден – ещё бы, ведь Йети лишил меня денег на обед. Так что настроения для маминой лекции на тему «Школьные годы – самые счастливые в жизни» (её обычная реакция на мои наказания) не осталось совсем. Я правда думаю, что взрослые не должны говорить подобные вещи. Это реально может исказить детское представление о взрослой жизни. Не стоит ли им, родителям, хотя бы притвориться, что есть какие-то стоящие вещи и в тех шестидесяти-с-чем-то годах, которые мы проведём вне школы? Или уж скажите тогда, что лучшими годами твоей жизни были дошкольные: тогда ты хотя бы и слыхом не слыхивал о домашках, задирах и богинях.
И да, не буду врать вам: чувствовал я себя так, что готов был отыскать моего старого игрушечного мишку сэра Плюшертона и спрятаться с ним под одеяло, прямо как в стародавние времена. Но – без шансов: когда я пришёл домой, мама поджидала в прихожей.
Она провела меня в гостиную и усадила перед подносом с чаем и свежеиспечёнными кексами. Постойте-постойте: чай плюс кексы плюс школьное наказание – как-то это всё не сходится. И ещё кое-что: лицо у неё было такое, будто она собирается сказать мне что-то по-настоящему серьёзное, а то и вовсе – что-то весьма неоднозначное. Это было лицо с выражением «такова-уж-жизнь». Выражение, которое, единожды увидев, я никогда не забуду. Она что, думает, будто я его не знаю? Пожалуйста, только не это. Всё что угодно, только не режим «такова-уж-жизнь».
Я уставился на кексы. Они вылезли за пределы формочек и почернели по краям. Некоторые из них были покрыты глазурью – видимо, чтобы скрыть следы почти-что кремации. Мама очень редко что-то печёт. Я взглянул на неё, пытаясь разобраться, что же происходит. Она ничего не говорила. Просто смотрела на меня в эдакой пугающей манере, будто до того ни разу в жизни меня не видела.
– Что случилось? – спросил я, решив, что чем раньше мы начнём разговор, тем скорее он закончится.
– Ничего не случилось, – ответила она.
Что ж, это неправда. Что-то, несомненно, произошло. Маму с головой выдавала попытка испечь кексы.
– Ты недоговариваешь, – настаивал я.
– От вас ничего не скроешь, инспектор!
Она издала подобие смешка, но голос её был не ровным, словно мама планировала спеть, но ещё не была готова. Да-да, моя мама часто запевает ни с того ни с сего, да-да, это жутко раздражает. Она вновь раскрыла рот, но вместо слов раздался короткий скрип – и мама опять замолчала.
– Надо бы тебя смазать, – заметил я. – Скрипишь.
Понимаю, что это не самая смешная шутка на свете, но мама мой главный фанат, и как-то логичнее ожидать от поклонника номер один смеха в ответ на свою шутку, какой бы слабенькой она ни оказалась. Вместо этого мама зарыдала, взбежала вверх по лестнице и заперлась в ванной.
Секундочку. У нас нет замка на двери ванной комнаты. Я сам вечно повторяю, что уже большой мальчик и нуждаюсь в какой-никакой приватности и что мама – женщина в возрасте, которой также требуется уединение. Только она никогда не слушает. Не слушала до этого момента.
Я поднялся на второй этаж и встал у двери. Дёрнул ручку, и та не поддалась. Мама сделала это, впервые вняла моему совету, а мне даже не сказала! Я слышал, как она высмаркивается с такой силой, будто стремится выдуть через ноздри головной мозг. Не особо приятно следить за кем-либо под дверью туалета, так что я отпустил ручку. Просто чтобы дать ей понять: я тут.
– Выйду через минуту, – гнусаво буркнула мама. – Съешь кекс. Они цельнозерновые.
Вернувшись вниз, я отодрал глазурь от одного из кексов и попытался придумать какую-нибудь свежую шутку – разрядить обстановку.
Когда мама вошла в кухню, я обратил внимание на её глаза: они были все красные, какие-то, что ли, поросячьи. И это знак того, что всё очень плохо. Я помню такой поросячий взгляд после того, как ушёл папа.
– Что случилось? – сказал я своим самым искусственно-радостным голосом. А сам думал в это время: наверное, папа вернулся, расстроил маму, и мне теперь нужно хорошенько проучить его.
– Сенная лихорадка. Ну, аллергия, – ответила мама и подсунула мне ещё один кекс.
Сенная лихорадка? Хм-м, это что-то новенькое. Я обвёл её взглядом сверху вниз в слегка театральном, преувеличенном стиле – прекрасно это умею. Затем я указал на неё пальцем и проговорил строгим голосом сыщика:
– Не вижу никакого сена, – и, потрогав её лоб, добавил: – И никакой лихорадки. Могу лишь заключить, мадам, что вы лжёте.
Мама не засмеялась. Я определённо теряю сноровку. Она отвернулась и уставилась на занавеску, словно это была самая любопытная вещь, которая ей когда-либо встречалась в жизни.
– Можешь посмотреть DVD Гарри Хилла, если хочешь, – произнесла она.
Мама НИКОГДА не позволяет мне смотреть Гарри Хилла до того, как я сделаю домашку. Что-то сто процентов случилось.
Обычно Гарри Хилл смешит меня до колик, но на этот раз я не мог сосредоточиться. Мысль бежала и бежала: мама установила замок на дверь ванной, испекла кексы и, хуже всего прочего, заплакала от моей шутки. Что всё это значит? И что теперь будет со мной? Если я больше не могу рассмешить людей, то это рушит все мои планы. Тусовка стендаперов, выступления на ТВ, огромный загородный дом и милая квартирка для мамы… Надо ещё раз всё обдумать.
Я посмотрел ещё десять минут Гарри Хилла, надеясь на вдохновение. Оно не пришло, и я занялся домашкой. Надо было почитать по истории про Реформацию, но я всё ещё был так рассредоточен, что вместо этого уселся за компьютер и принялся гуглить Гарри Хилла. Излазил весь его сайт в надежде, что капелька его гениальности меня взбодрит. Мама вечно повторяет, что величие порождает величие. Уверен: если только мне удастся приблизиться к Гарри Хиллу, мой талант комика вернётся сам собой.
Вот тогда-то мне и пришла в голову великолепная идея.
Потребовалось какое-то время, чтобы найти почтовый адрес. На сайте значился адрес агента плюс ещё один – для фанатских писем. Я решил написать агенту. Полагаю, Гарри Хилл получает тонны посланий от поклонников каждую неделю и моё он прочтёт через тысячу лет. Зато кто в здравом уме решит написать его агенту? Я вынул лист из принтера и принялся сочинять.
Вы и не представляете, до чего это тяжело – написать своему кумиру так, чтобы не выглядеть полнейшим кретином. Сначала я попробовал начать с «Дорогой Гарри Хилл! Вы меня не знаете, зато я знаю Вас». Это почему-то звучало скорее как угроза от психопата-сталкера, нежели как крик о помощи от крутого двенадцатилетнего пацана. Но в конце концов, мне кажется, я справился неплохо.
Дорогой Гарри Хилл!
Не сомневаюсь, что Вы должны быть заняты ТВ-шоу и всякими домашними видео, которые Вам приходится смотреть, но, пожалуйста, пожалуйста, найдите минутку помочь мне. Мне двенадцать лет, я мечтаю стать комиком, когда вырасту, но в последнее время у меня пропал талант. Кто-нибудь когда-нибудь плакал от Ваших шуток? Если да, то как Вы решили эту проблему? Пожалуйста, ответьте мне, потому что помощь очень-очень нужна.
Искренне Ваш,
Филип Райт
3. Мы не ангелы
Я обещал рассказать вам об имени Энга, вер но? Что ж, вдумайтесь: его зовут Ангелом. Серьёзно. И произносится это Анг-хелл. Кем должны быть родители, чтобы назвать своего ребёнка Анг-хелл?[2 - В оригинале героя зовут Angel, произносится как Anghell. Hell – ад (англ.).]
– Испанцами, – объяснил он. – Мой дядя тоже Ангел. Меня назвали в честь него.
– Божечки, – сказал я. – А твою маму как зовут, Святая?
– Инкарнация, – ответил Энг.
Я тогда подумал, что это тоже странное имя, но промолчал: я ведь едва познакомился с Энгом. Он только-только переехал на нашу улицу, хотелось быть дружелюбным, частично потому, что об этом попросила мама, частично – потому что шли летние каникулы и мне не с кем было играть в футбол.
– Анг-хелл. Однако, – повторил я.
– А что не так-то? – удивился он.
– Ну-у… Это как-то очень священно, – пояснил я. – И, м-м-м, улётно.
Я и не заметил, как прилетел удар. Его почувствовал уже мой живот.
Ничего себе! Вся эта анг-хелльская история реально задела его. И в доказательство Энг ударил меня ещё раз. Я – в ответ. Так и завязалась вполне себе яростная драка. Хороший способ поприветствовать нового соседа, согласитесь?
Вот так мы стали лучшими друзьями. У меня из носа шла кровь, а Энг сиял фингалом, чему я даже немного завидовал: стоит стереть кровь – и моя рана перестаёт быть драматичной. А вот фингал – от него же сплошная польза! Энга потом ещё целую неделю спрашивали, что случилось, и выражали сожаление, всячески обращали на него внимание. Это нечестно, поскольку глаз ему подбил я – а значит, и слава должна уйти мне.
