Среди «призраков»

скачать книгу бесплатно

В ответных письмах, которые мать старательно выводила по ночам, когда собирала деньги на марку, сообщалось много новостей о Мэтью и Марке, но никогда не упоминалось имя Люка.

Это письмо было таким же толстенным, как письма от бабушки Люка, но на нём стоял официальный штамп и адрес отправителя был написан крупными буквами: «ДЕПАРТАМЕНТ ЖИЛИЩНОГО ХОЗЯЙСТВА. ОТДЕЛ ОХРАНЫ ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЫ».

Мэтью держал письмо в вытянутой руке, как мёртвых поросят, когда выносил их из сарая.

Едва увидев письмо, отец встревожился. Мэтью положил конверт на стол рядом с отцовской вилкой.

– Новость наверняка плохая, – вздохнул отец. – Так что подождёт. Зачем же портить обед.

И вновь принялся за курицу и пельмени. Только после отрыжки взял конверт и ногтем с грязной каймой его вскрыл.

– «Нам стало известно…» – прочитал он вслух. – «Ну насколько я понимаю…»

Потом стал читать про себя, иногда уточняя:

– Мать, что такое «фекалии»? Где этот словарь? Мэтью, глянь, что такое «обоюдность»?

Наконец бросил толстый конверт на стол и произнёс:

– Хотят, чтобы мы перевели свиней.

– Что? – опешил Мэтью.

Мэтью был основательнее Марка. Он не раз заявлял: «Вот будет у меня собственная ферма, займусь только разведением свиней. Постараюсь, чтобы правительство мне разрешило…»

Сейчас он заглядывал отцу через плечо.

– Думаешь, нас заставят за раз продать очень много свиней? Но мы сможем восстановить поголовье…

– Нет, – возразил отец. – Те люди в новых красивых домах не переносят запах свиней. Так что нам теперь запрещено их выращивать…

Он швырнул письмо на стол для всеобщего обозрения.

– Интересно, а чего они ожидали, начав строительство рядом с фермой?

Сидя на ступеньке лестницы, Люк едва сдержался, чтобы не выхватить письмо из подливки к курице и не взглянуть своими глазами.

– Неужели можно вот так… просто?.. – спросил он.

Никто не ответил. В этом не было нужды. Как только вопрос слетел с языка, Люк почувствовал себя круглым дураком и был рад, что его никто не видит.

– Со свиньями мы хоть как-то держимся на плаву… А нынешние цены на зерно… На что жить-то будем? – вздохнула мать, теребя в руке кухонное полотенце.

Отец просто на неё посмотрел. А через мгновение и Мэтью с Марком. Только Люк ничего не понял.

6

Через две недели они получили налоговое уведомление. В тот день отец, Мэтью и Марк погрузили поросят в трейлер и увезли. Большая часть отправилась на скотобойню, а малышня, за которых не получить хорошей цены, – на распродажу для свинооткормочных хозяйств. Через вентиляционное окошко, выходящее на улицу, Люк наблюдал, как отец выводил разбитый старенький пикап с прицепом. Мэтью с Марком сидели на заднем сиденье пикапа и следили, чтобы трейлер по дороге не отцепился. Уже после третьего захода Мэтью выглядел как побитая собака.

Когда они, трое, вернулись домой к обеду и отмыли руки, отец молча вручил матери налоговое уведомление.

Отложив деревянную ложку, которой помешивала овощное рагу, она раскрыла письмо, прочитала, и листок выпал у неё из рук.

– А что, это… – казалось, она производила в голове вычисления и наклонилась, чтобы подобрать бумагу. – Сумма чуть ли не в три раза больше обычной. Они, должно быть, ошиблись.

– Если бы, – мрачно покачал головой отец. – На распродаже я переговорил с Уилликером.

Дом Уилликеров, ближайших соседей, располагался в трёх километрах от Гарнеров. Из-за многочисленных предостережений: «Смотри, вот увидят тебя Уилликеры», – Люк представлял их в чешуе, как у чудовищ, и с острыми когтями.

– Уилликер говорит, что из-за этих распрекрасных домов налоги подняли всем. Наша земля подорожала, – продолжил отец.

– Разве это плохо? – живо спросил Люк.

Странно… казалось, он должен ненавидеть новые дома, вытеснившие родные леса и вынудившие его сидеть в четырёх стенах. Но, наблюдая, как заливали бетонные фундаменты, возводили стены и крыши, он в них чуть ли не влюбился.

Они наполняли его жизнь, как и разговоры с матерью, когда та приходила на чердак его навестить. «Отдохнуть у Люка» – так это называлось. Иногда она притворялась, что его комнату нужно срочно убрать, как испечь хлеб или прополоть огород. А то просто садилась и разговаривала.

– Э-э, нет. Хорошо, если бы продавали мы. А нас это не касается, – недовольно покачал головой отец. – Правительство хочет выжать из нас больше денег, только и всего.

Мэтью откинулся на спинку стула.

– Чем платить-то будем? – спросил он. – Сумма гораздо больше той, что мы выручили за продажу свиней, а её нам должно было хватить на жизнь надолго…

Отец не ответил. Притих даже Марк, который обычно за словом в карман не лезет.

Мать вернулась к плите.

– Сегодня я получила разрешение на работу, – тихо сообщила она. – На фабрику требуются рабочие. Если примут, попробую взять аванс.

От неожиданности Люк открыл рот.

– Ты уйдёшь на работу? – удивился он. – А как же…

Он хотел сказать: «А как же я? С кем я буду разговаривать, если никого не останется?»

Но вовремя одумался и замолчал. Что за эгоизм? Он огляделся. Маминым словам никто не удивился.

7

К середине сентября все дни стали похожи друг на друга. Люк вставал на рассвете, чтобы посидеть на лестнице и посмотреть, как завтракает его семья. Теперь все куда-то спешили. У матери работа на фабрике начиналась в семь. Отец готовил технику к уборке урожая. А Мэтью и Марк вернулись в школу. Только Люк мог неторопливо доесть недожаренный бекон и сухой тост. Масла он не просил, чтобы никого не беспокоить и нести к лестнице, да ещё притворяться из-за открытого окна, что забыл наверху позарез нужную вещь.

Как только семья выходила из дому, Люк возвращался в свою комнату к отдушинам: сначала смотрел сквозь ту, что выходила на улицу, – провожал Мэтью и Марка к школьному автобусу, потом сквозь другую рассматривал новые дома. Строительство почти завершилось. Особняки были размером с дом и сарай Гарнеров, вместе взятые. Они блестели под утренними лучами солнца, будто сложенные из драгоценных камней. Может, так и было, почём знать?

Каждое утро сюда по-прежнему прибывали толпы строителей, но почти все занимались внутренними работами. Они направлялись к домам с рулонами коврового покрытия, гипсокартоном, банками краски и надолго исчезали. Теперь у Люка появилось новое развлечение: к особнякам по свежеасфальтированным улицам приезжали роскошные машины.

Иногда они сворачивали на подъездные дорожки, и в какой-нибудь особняк заходили мужчины обычно в сопровождении оживлённо щебечущих женщин. Это наводило Люка на размышления. Он не отваживался спросить родителей или братьев, но предполагал, что люди присматривают себе дом. Как только он это понял, то стал тщательно изучать возможных соседей. Он слышал, как мать с отцом изумлялись, что владельцы новых домов не простые горожане, а знать. Эти люди были сказочно богаты. Могли себе позволить такую роскошь, которая простым гражданам и не снилась. Он не представлял, как они обогащались, когда остальные едва сводили концы с концами. Но отец никогда не произносил слова «богачи», не приправив его смачным ругательством.

Люди, мельтешащие вокруг новых особняков, и внешне отличались от членов его семьи. Среди них были стройные красавицы в облегающих платьях и коренастые мужчины, одетые как «чистоплюи». Так отец с братьями называли тех, кто носил начищенные туфли и шикарные модные пиджаки с брюками.

Люка всегда немного смущала такая показуха. А может быть, он стеснялся своей семьи, ведь они никогда не носили роскошной одежды, как богачи. Он любил разглядывать пары с детьми. Малыши были так же расфуфырены, как и их родители, с бантами, подтяжками и другими безделушками, которые его отец с матерью никогда бы не купили. Старшие дети, казалось, надели то, что им первым делом попалось под руку в шкафу. Хоть он и предполагал, что никто не отважится показаться на людях с тремя детьми, всё равно считал: «Один, два…», «Один…», «Один, два…»

Что, если по соседству поселится семья с одним ребёнком, тогда можно проникнуть к ним в дом и притвориться их сыном? Он мог бы ходить в школу, ездить в город, как Мэтью и Марк…

Вот так придумал – жить с богачами! Да его пристрелят за нарушение границ частного владения. Или сдадут в полицию.

Когда в голову приходили такие мысли, он спрыгивал со стремянки у отдушины и хватал какую-нибудь книжку из пыльных стопочек в углах чердака. Мать научила его тому, что умела сама, – читать и считать.

– По крайней мере, тебе есть что почитать, – часто с грустью бормотала она, убегая на работу.

Люк десятки раз перечитал всё что было, даже книги с такими названиями, как «Болезни свинообразных» и «Травы нашего региона».

Больше всего он любил читать о приключениях и представлять себя то рыцарем, сражающимся с драконом, чтобы вызволить из плена похищенную принцессу, то путешественником, вцепившимся в мачту на палубе корабля в открытом бушующем море.

Ему хотелось забыть, что он Люк Гарнер, третий ребёнок, которого прячут на чердаке.

Иногда около полудня, заслышав, как хлопнула дверь из тамбура в кухню, он спускался и обедал с отцом. Без матери на кухне не пахло ни пирогами, ни картофельным пюре, ни жареным мясом, аромат которого стоял во всём доме. Отец делал четыре бутерброда, озирался, не следит ли кто, и вручал два из них Люку, притаившемуся на ступеньке.

Ели молча, отец боялся, что кто-нибудь их услышит и обратит внимание. Зато включал радио и слушал передачу для фермеров, после которой обычно передавали пару песен. Потом выключал радио и возвращался к работе.

После ухода отца Люк шёл в свою комнату почитать или понаблюдать за новыми домами.

В половине седьмого приходила мать, на минуту заглядывала к нему, чтобы поздороваться, прежде чем хвататься за домашние дела, стараясь перелопатить дневную норму за несколько часов перед сном. Забегали и Мэтью с Марком, но тоже ненадолго. Перед ужином они помогали отцу и делали уроки.

А как весело они раньше играли вместе на улице! До того как вырубили лес, после школы и домашних дел они втроём гоняли во дворе в футбол или бейсбол, рыхлили в огороде землю. Мэтью с Марком из-за него спорили, старались перетянуть в свою команду, ведь, хоть игрок из него никудышный, двое всегда сильнее одного.

Теперь же они нехотя играли с ним в карты или шашки, хотя с бо?льшим удовольствием побегали бы на улице.

Как и он.

Но об этом лучше не думать.

Самый приятный момент наступал в конце дня, когда мать приходила укладывать его спать. Для неё это тоже был отдых. Иногда она засиживалась по часу, интересуясь, что он читал, рассказывала о работе на фабрике.

Однажды вечером, описывая, как резиновая перчатка застряла в курице, которую она в тот день разделывала, мать вдруг замолчала посреди фразы.

– Мам? – позвал Люк.

В ответ она всхрапнула. Просто сидя заснула.

Люк рассматривал её лицо, морщинки, которых раньше не было, седину в волосах, наполовину вытеснившую прежний шатен.

– Мама? – повторил он, осторожно дёрнув её за руку.

Она вздрогнула.

– Но я выпотрошила ту курицу… Ох, прости, Люк. Давай подоткну одеяло.

Она взбила подушку, разгладила простыню.

– Всё в порядке, ма. По-моему, я вырос из этого… – Он приподнялся на постели и сглотнул ком в горле. – Ты же не укладывала Мэтью и Марка, когда им исполнилось двенадцать?

– Нет, – тихо призналась она.

– Ну и меня не нужно.

– Хорошо, – согласилась она и, поцеловав его в лоб, выключила свет.

Люк отвернулся к стене, ожидая, когда она уйдёт.

8

Прошла ещё пара месяцев. Однажды холодным дождливым утром семья выскочила из дома в такой спешке, что едва успела попрощаться с младшеньким. После завтрака все ринулись на выход: Мэтью с Марком недовольно обсуждали впопыхах собранную с собой в школу еду, отец на ходу сообщил:

– Еду в Чайтлсвилль на аукцион. Вернусь к ужину.

Мать бегом метнулась назад, вручила Люку пакет со свиными шкварками, три груши и печенье, оставшееся от ужина, и, пробормотав «Тут есть чем подкрепиться», чмокнула его в макушку. Потом тоже убежала.

Люк выглянул из двери в кухню, обозревая гору грязных кастрюль и немытых тарелок с крошками. Знал, что на окна смотреть запрещено, но не удержался. При виде закрытого окна сердце странно подпрыгнуло: наверное, кто-то ещё вечером опустил жалюзи, сберегая тепло, а утром забыл их поднять. Он осмелился выглянуть немного дальше – на втором окне жалюзи тоже были опущены. Впервые за полгода он мог выйти в кухню, не опасаясь, что его заметят. Мог без страха бегать скакать, прыгать, даже танцевать на покрытом линолеумом полу. А ещё убрать кухню и удивить мать. И вообще делать всё, что хочет.

Он нерешительно выставил в кухню правую ногу, не отваживаясь шагнуть в полную силу. Половица скрипнула. Он обмер. Вроде ничего не произошло, но он всё равно попятился.

Люк поднялся по лестнице, прополз по коридору второго этажа, избегая окон, потом полез на чердак, презирая самого себя.

«Трус! Жалкий трус! Запрут навеки на чердаке, так тебе и надо, – подумал он и тут же возразил: – Ничего подобного. Осторожность не мешает. Нужно всё продумать».

Он забрался по стремянке на крышку сундука, служившего «мостиком» для наблюдения за особняками. Новые дома за их амбаром полностью заселили. Он знал все семьи в лицо и большинству придумал прозвища. У «суперских авто» на подъездной дорожке стояло четыре роскошных автомобиля. «Золотое семейство» было светловолосым, словно солнышки. «Любители птиц» установили вдоль забора частокол из тридцати скворечников, хотя Люка подмывало им подсказать, что до весны птичек ждать бесполезно.

В ближайшем доме, сразу за их двором, поселились «спортсмены». Там жили два мальчика-подростка, и веранда была завалена футбольными и баскетбольными мячами, бейсбольными битами, теннисными ракетками, хоккейными клюшками и спортивным инвентарём к другим играм, о которых Люк мог только гадать.

Сегодня игры его не интересовали. Он наблюдал, как соседи разъезжаются по делам. Ещё раньше он для себя отметил, что дома пустели к девяти утра: детей отвозили в школу, а взрослые уезжали на работу. Три или четыре женщины, похоже, не работали, но тоже уезжали, возвращаясь к вечеру с покупками. Сегодня ему нужно было выяснить, не заболел ли кто и не остался ли дома.

Первым отбыло «золотое семейство»: две светловолосые головы в одной машине и ещё две такие же в другой. Следом отправились «спортсмены», мальчишки несли футбольные шлемы и щитки, за ними в туфлях на высоких каблуках шла мать. Потом с каждой подъездной дорожки на сверкающие новые улицы устремился целый шквал машин.

Люк тщательно сосчитал людей, делая отметки на стене, потом дважды пересчитал эти отметины. Да… Уехало двадцать восемь человек. Теперь бояться нечего.