скачать книгу бесплатно
Краткая история театра
Филлис Хартнолл
Книга Филлис Хартнолл (1906–1997), британской поэтессы и исследовательницы театра, автора первых театральных энциклопедий на английском языке, считается классическим обзором истории сценических искусств от древности до наших дней. Живое и достаточно подробное изложение основных сведений о развитии драматургии, режиссуры, актерского искусства и театральной архитектуры делает ее незаменимым пособием для изучающих театр. Текст сопровождается множеством иллюстраций, дающих наглядное представление о затронутых в нем темах, а также справочным аппаратом.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Филлис Хартнолл
Краткая история театра
Published by arrangement with Thames & Hudson Ltd, London, A Concise History of the Theatre © 2012
This edition first published in Russia in 2021 by Ad Marginem Press, Moscow
Russian edition © 2021 Ad Marginem Press
© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2021
Глава первая
Античный театр
Театр берет начало в далеком прошлом, восходя к религиозным обрядам самых ранних человеческих сообществ. Если приглядеться к истории человечества, то повсюду можно отыскать следы песенных и танцевальных ритуалов, которые исполнялись облаченными в шкуры животных шаманами и другими членами племени в честь божества, описывающих его рождение, смерть и воскресение. Подобные церемонии мы видим и у примитивных народов нашего времени. Но для существования театра в современном понимании необходимы три вещи: актер, декламирующий или поющий отдельно от изначально единого хора; конфликт между ними, переданный диалогом; и зрители, эмоционально вовлеченные в действие, но не принимающие в нем прямого участия. Без этих элементов возможны религиозные или светские ритуалы, но театра без них быть не может. Доказано, что самые древние из сохранившихся египетских текстов, датируемые третьим тысячелетием до н. э. и предназначенные для похоронных или инаугурационных мероприятий, по сути являются драмами. Но описание обряда коронования, во время которого главный жрец венчает монарха на царство, это не сценарий. Это событие, твердо укорененное в реальности, тогда как драма, согласно Аристотелю, есть «имитация действия, но не само действие». Даже знаменитые абидосские рельефы, рассказывающие о смерти, погребении и воскресении бога Осириса, представляют собой свод предписаний к отправлению религиозного культа. Чтобы говорить о театре, надо дождаться явлений, не столь тесно связанных с действительностью.
Из этого следует, что начальный период в истории западного театра относится к классической эпохе Древней Греции и датируется V веком до н. э. Именно тогда были показаны первые трагедии и комедии, из которых дошли до нас немногие, причем исполняли их актеры, а не священники, в специальных сооружениях или на освященных местах, не являвшихся, однако, храмами. Их следы сохранились до сих пор – как и письменные свидетельства, они рассказывают нам о самих театральных представлениях и о том, где и как они проводились. Та информация, которую западный человек черпал из этих источников, играла важную роль в становлении европейского, а затем и американкого театра; она продолжает влиять на него и сегодня.
Театр в современном понимании происходит от дифирамба (или гимна), который исполнялся хором из пятидесяти человек, по пять представителей от каждой из десяти аттических фил, вокруг алтаря бога вина Диониса, чей культ пришел в Грецию с Ближнего Востока. Трансформация акта богопочитания в полноценную трагедию в том виде, в каком мы застаем ее в классических Афинах, была долгой, и точно описать ее стадии невозможно. Однако в первых театральных драмах мы всё еще видим хор из пятидесяти человек, а в центре сцены – алтарь Диониса [1]. Дионисийское происхождение объясняет поэтическую форму драмы и участие в ней хора. Трагедия отражает расширение сюжетной сферы дифирамба, который сперва повествовал исключительно о жизни и делах Диониса, но со временем включил в себя сказания о полубогах и героях, легендарных предках греков и соседних народов. Деяния этих героев, хорошие или плохие, их войны, вражда, браки и измены, а также судьбы их детей, часто вынужденных расплачиваться за грехи своих родителей, служат источником драматического напряжения. Они выражают конфликт между человеком и богом, добром и злом, отцами и детьми, долгом и чувством. Конфликт либо разрешается примирением враждующих сторон (ведь в греческой трагедии кровавая развязка вовсе не обязательна), либо ввергает их в хаос. Сюжеты греческих трагедий были хорошо знакомы публике. Они составляли основу ее культурной памяти, происхождение многих из них теряется в гомеровской древности. Иными словами, главный интерес для зрителя заключался не в новизне сюжета, а в его интерпретации, а также в оценке актерской игры и действий хора, его пения и танца, о которых мы знаем крайне мало.
[1] Театр Диониса в Афинах
После многочисленных перестроек круглая орхестра – она сохранилась в Эпидавре (см. ил. 14) – оказалась усеченной, но в центре полукруга отчетливо различим фундамент алтаря Диониса.
[2] Повозка Фесписа. Реконструкция изображения на чернофигурной аттической вазе
Дионис, роль которого играет его жрец, направляется на Великие Дионисии в повозке, имеющей характерную форму лодки, – carrus navalis [повозка-корабль (лат.); позднее от этого названия произошло итальянское слово саrnevalе, «карнавал». – Пер.]. Диониса сопровождают два сатира, играющие на флейтах.
Но греческая драма не сводилась к одной трагедии. Даже самому благочестивому духу порой необходимо расслабиться – так, на сельских праздниках в честь сбора урожая, произошло зарождение комедии. Народные шествия оживлялись песнями сатиров, спутников Диониса, полулюдей-полукозлов [2]. Древнегреческая комедия произошла из их дурачеств и буйных гуляний, связанных с другими деревенскими праздниками.
Развитие дифирамба имеет длинную историю, драмой он стал далеко не сразу. Для того чтобы богослужение превратилось в театр, недоставало еще одного элемента. Естественной реакцией человеческого сознания на появление новой формы коллективной деятельности, когда становится необходимым обозначить ее место в истории, является отождествление ее с какой-либо известной личностью. Поэтому неудивительно, что заслуга основания театра была приписана конкретному человеку, предводителю дифирамбического хора Феспису. Его имя стало синонимом актерской игры, которую греки окрестили «искусством Фесписа», а «одеянием Фесписа», соответственно, – театральный костюм. Мы знаем, что родом он был с острова Икарии и странствовал со своим хором, перевозя театральный реквизит на телеге, дно и откидной борт которой превращались в импровизированную сцену [2]. Переезжая с места на место, Феспис добрался до Афин. Там, по преданию, он стал победителем вновь учрежденного театрального фестиваля – Великих Дионисий.
Феспис ввел великое новшество: отделившись от хора и изображая бога или героя, чьи деяния прославлял хор, он вступил с ним в диалог. Таким образом, первый театральный директор стал заодно и первым актером. Сегодня нам трудно в полной мере оценить радикальность предпринятого им шага: ведь Феспис стал первым непосвященным, дерзнувшим выступить от имени божества. Если раньше на это имели право лишь жрец и царь, обожествляемый в силу своего статуса, то теперь открылся путь для независимого развития актерского ремесла, которое вскоре потребовало соответствующего архитектурного обрамления. Первые греческие театры, вроде театра в Дельфах [4], возводились возле храмов. Они по-прежнему оставались местом священного богослужения, но исполнение самого действа отныне поручалось людям, для которых перевоплощение стало светской профессией: «слугами Диониса» их называли, просто отдавая дань традиции. Изменилась и аудитория. Эволюционировав из собрания паствы в коллектив зрителей, публика начала судить драму – о чьем культовом значении, однако, она хорошо помнила – по законам искусства, а иногда и развлечения.
Малые Дионисии – один из трех основных греческих праздников. Посвященный Дионису как богу плодородия, он отмечался в середине зимы. Именно Малым Дионисиям обязаны своим происхождением должность предводителя хора (возможно, им был сельский глава) и само название «трагедия» (от др. – греч. трагос – козел; в первый день празднеств животное приносилось в жертву или в последний день им награждался победитель театрального состязания). Январский праздник, Ленеи, был отмечен бурным весельем с фарсовыми элементами, из которых позже развилась комедия (от др. – греч. комос – гулянка, карнавал). Но самым значимым праздником были Великие Дионисии: для них-то и были написаны все известные нам драмы, как и множество утраченных. Отмечались они в Афинах в конце марта – начале апреля; на торжества не только сходились все дееспособные граждане полиса, но и съезжались представители зависимых и союзных государств. Приготовления начинались за десять месяцев. Поэты, желавшие участвовать в состязании, были обязаны представить свои произведения на суд жюри, которое допускало к представлению три из них. Затем каждому из авторов по жребию назначался главный актер и покровитель, или хорег, – состоятельный человек, бравший на себя расходы на постановку, что было частью его гражданских обязанностей. Актерам платило государство. Помимо текста автор трагедии сочинял музыку, ставил танцы и даже репетировал с хором, пока это не поручили профессионалам. До той поры, пока количество актеров не возросло, а их искусство не стало требовать специальной подготовки, он же нередко исполнял и главную роль в спектакле.
[3] Греческий актер с трагической маской, в коротком хитоне и высоких котурнах. Фрагмент керамического кратера с росписью из Тарента. Конец IV века до н. э.
[4] Театр в Дельфах. IV век до н. э.
Сооружение расположено в непосредственной близости от храма Аполлона: подобное соседство типично для ранних греческих театров, поскольку проходившие в них представления долгое время оставались частью религиозной церемонии.
Первый день Великих Дионисий посвящался великолепному шествию, подобному тому, которое изображено на фризе Парфенона. Актеры, облаченные в сценические костюмы, но без масок, тоже принимали в нем участие. Три следующих дня были отданы трагедиям, и еще один – комедиям, которые позднее стали исполнять по вечерам после представления трагедий, начинавшихся еще на рассвете. Каждый автор должен был представить либо трилогию на одну тему, либо три разные пьесы на связанные сюжеты и сатирову драму, о которой нам мало что известно. Судя по всему, речь шла об игриво-непристойном «перевертыше» основной темы трагедии, сохранившем связь с древними дионисийскими обрядами. Комедиографы писали по одной пьесе. Призы присуждались лучшей трагедии, лучшей комедии, лучшей постановке (поэтому имела значение щедрость хорега), а впоследствии и лучшему трагическому актеру, не обязательно из победившей пьесы.
[5] Клитемнестра убивает Кассандру. Краснофигурная роспись килика из Спины. Мастер Марлея. Около 430 года до н. э.
Этот момент из Орестеи Эсхила не разыгрывался на сцене, но изображенные костюмы могут соответствовать тем, которые надевали актеры. Обе роли исполнялись мужчинами.
[6] Аполлон защищает Ореста от Эриний (сцена из Орестеи Эсхила). Деталь росписи апулийского кратера с волютами из Руво. Около 370 года до н. э. В Эвменидах, последней части трилогии, Орест находит убежище в храме Аполлона в Дельфах (см. ил. 4).
Первым по времени и, по мнению многих, лучшим из драматургов, писавших для Великих Дионисий (их имена и названия их пьес мы знаем из разных списков, составленных еще в Античности), является Эсхил. Не только поэт, но солдат и гражданин свободного полиса, он родился около 525 года до н. э., принял участие в битвах при Марафоне и Саламине и умер около 456 года до н. э. в Сиракузах. Он сочинил более восьмидесяти пьес, семь из которых дошли до нас полностью и еще несколько – в виде фрагментов. Его Орестея – единственный пример целиком сохранившейся трилогии [5, 6]. По драмам Эсхила можно проследить развитие греческого театра. В его ранних произведениях мы видим пятьдесят участников хора и одного актера. Позже хор сокращается до двенадцати человек и появляется второй актер, а затем и третий. Трагедии Эсхила монументальны, величественны и написаны прекрасным стихом. После смерти драматурга их не перестали играть, хотя на Великих Дионисиях было принято исполнять только новые пьесы. Мы имеем достаточно полное представление о театре Эсхила, его трагедии и сегодня ставят на разных языках, прежде всего ту часть Орестеи, в которой Клитемнестра убивает своего мужа.
Второй знаменитый греческий драматург, Софокл, был младше Эсхила и обладал совсем другим темпераментом. Расцвет его творчества пришелся на годы правления Перикла, самую славную пору истории Афин. Софокл написал около девяноста пьес, семь из которых сохранились, и завоевал восемнадцать наград, ни разу не опустившись ниже второго места. Свою последнюю драму Эдип в Колоне, продолжение более известной и часто исполняемой на современной сцене трагедии Царь Эдип [261], он написал в возрасте приблизительно девяноста лет, не дожив до ее сценического воплощения. Спокойный, уравновешенный, успешный и всеми уважаемый, Софокл уступал в творческой мощи Эсхилу с его всеохватными темами, зато больше интересовался делами человеческими. В трагедиях Софокла речь идет о сложностях взаимоотношений между людьми, противопоставленных отношениям людей и богов. Сюжеты его достаточно изобретательны; характеры персонажей, особенно в Антигоне и Электре, тоньше; стих более изыскан и гармоничен. Греческая трагедия утрачивает у Софокла суровую простоту, а хор, который он по неизвестным причинам расширил (число его участников возросло с двенадцати до пятнадцати человек – вероятно, это изменение было продиктовано задачами хореографии), меньше вовлечен в действие.
Обновление греческой драмы продолжил младший современник Софокла Еврипид, последний из великих трагиков Античности. Он родился около 480 года, а умер около 406-го – возможно, в один год с Софоклом. Еврипид происходил из благородной семьи, жил затворником и отличался большим индивидуализмом, чем его предшественники. В число сохранившихся произведений Еврипида (уцелело восемнадцать из примерно девяноста двух пьес) входит Киклоп – единственная сатирова драма, полностью дошедшая до наших дней. Обладавший скептическим характером и всегда остро чувствовавший современность – с годами смелость его лишь возрастала, – Еврипид при жизни не снискал столь широкой популярности, как Эсхил и Софокл: призы ему достались всего пять раз. Зато его творчество высоко оценили следующие поколения, что объясняет сравнительно большое число сохранившихся произведений драматурга. Причем в наши дни они всё еще актуальны – не в последнюю очередь благодаря своей реалистичности: это уже не трагедии в чистом виде, а скорее трагикомедии и даже мелодрамы. В некоторых из них подробно исследуются аномальные душевные состояния, также они затрагивают проблемы женской психологии. Одним из новшеств Еврипида является введение пролога в сегодняшнем понимании – как разъяснения исходной ситуации пьесы. Кроме того, он способствовал ограничению роли хора. В таких его трагедиях, как Медея или Ипполит, где всё внимание сконцентрировано на индивидуальных переживаниях главных персонажей, а не на крупных общественных событиях, как в более ранних драмах, хор – едва ли не помеха. А последователи Еврипида и вовсе стремились его упразднить: немногочисленный хор и группа танцоров в их пьесах исполняли самостоятельные интермедии попросту для того, чтобы дать зрителям передышку.
[7] Актеры в костюмах птиц. Фрагмент чернофигурной росписи ойнохои. Около 500 года до н. э. Это изображение имеет более раннюю датировку, чем комедия Аристофана, однако оно дает представление о том, как мог быть одет хор в Птицах. Костюмы отсылают к переодеванию в животных, практиковавшемуся во время проведения древних религиозных церемоний.
Если трагедия прошла в своем становлении через руки трех драматургов, то появление пьес Аристофана (около 446–386 годов до н. э.) потребовало смешения множества комедий самых разных видов. Аристофан – единственный афинский комедиограф, чьи творения (не все, но некоторые) дошли до нас полностью: от текстов других авторов сохранились лишь фрагменты. Но, как и в случае с Шекспиром, кажется, будто Аристофан вобрал в себя полдюжины разных писателей. В его пьесах много неясного, ибо они тесно связаны с политической ситуацией и общественными установлениями своего времени. Лучшее, что в них есть, перевести сложно. И тем не менее, гений Аристофана породил настолько устойчивую традицию, что его имя по всему миру превратилось в нарицательное для обозначения дерзкой, злободневной и изощренной комедии. Известно, что он написал сорок пьес; многие из одиннадцати сохранившихся, например Всадники, Осы, Птицы [7], Облака, Лягушки, названы по тем костюмам, в которые был облачен хор. Именно в уста хора Аристофан вкладывает свою сатиру. Основная идея каждой пьесы комична сама по себе. Комизм усиливается серией событий, слабо связанных между собой, но позволяющих автору и, главное, актерам – поскольку у Аристофана (впрочем, как и у других комедиографов) за эффект в большей степени отвечает актер – проявить всю свою изобретательность. Ни один из писателей-современников не надеялся ускользнуть от язвительности аристофановских комедий с их крепким словцом, социальной сатирой, личными выпадами, буффонадой и непристойностью. Но остроумие и хлесткость при переводе неизбежно теряются. К тому же сегодняшнему зрителю не хватает знания реалий того времени, чтобы по достоинству оценить шутки на злобу дня. Единственное, что нам остается, – это усиливать универсальное за счет преходящего и, может быть, допускать некоторое осовременивание. Именно так в наши дни и ставят комедии Аристофана. Этим путем пошел Каролос Кун при постановке Птиц и Лягушек на новогреческом языке в Греческом художественном театре.
О костюмах исполнителей древнегреческой трагедии мы знаем в основном по изображениям театральных сцен на вазах. Это были одежды искусной работы, яркие и богато расшитые [5, 6], и котурны [3], обувь на высокой платформе, в подражание богу Дионису. Позже под одежду стали подкладывать толщинки, делать котурны еще выше и дополнительно увеличивать рост актеров за счет головных уборов – онкосов [23]. Это усиливало впечатление от сценического присутствия актеров (что было необходимо из-за внушительных размеров открытых театров того времени) и придавало их облику величественность, подобающую трагическим персонажам. Но важнейшим элементом костюма была маска, которую, по преданию, ввел Феспис. Использование масок, вырезанных из светлого дерева или пробки, а иногда скроенных из плотной холстины, позволяло одному актеру исполнять несколько ролей, в том числе и женские, ведь на сцену в Древней Греции допускались только мужчины. Каждая из масок – всего известно около тридцати их разновидностей – не только обозначала возраст, пол и положение героя, но и выражала его основную эмоцию: страх, ярость, ненависть или отчаяние [3, 12, 23]. Актеру, лишенному лицевой мимики и вынужденному из-за костюма довольствоваться широкими, размашистыми жестами, для достижения эффекта приходилось полагаться в первую очередь на силу и выразительность своего голоса. Даже после реформ Еврипида – которого Аристофан в одной из своих комедий критикует за то, что тот одел своего героя «в лохмотья», – актер греческой трагедии оставался статичным и величественным. Он декламировал и пел под аккомпанемент специально написанной музыки (не дошедшей до наших дней), никак не проявляя своей индивидуальности под маской персонажа. Участники хора в трагедии, поскольку им была необходима большая свобода движений, носили легкие маски и костюмы обычных людей.
[8] Статуэтка комического актера в маске. Эллинистический период. Траллы, Турция. Скульптура примечательна тем, что показывает лицо исполнителя под маской; скрещенные ноги и сложенные руки – поза, характерная для множества изображений комических актеров.
[9] Пуническая комическая маска эпохи архаики. Тунис
[10] Актеры «древней комедии». Парная статуэтка середины IV века до н. э. Актеры, одетые в трико и туники с толщинками, изображают двух пьяных рабов или просто гуляк.
[11] Комическая маска эпохи эллинизма. Афины
[12] Мраморная копия маски «светловолосой, длиннокудрой трагической героини»
Римская реплика, очевидно, воспроизводит более ранний греческий образец.
[13] Актер «древней комедии». Статуэтка середины IV века до н. э.
Изображен раб, притворяющийся глухим или прикрывающий ухо после полученной затрещины.
[14] Современный спектакль в реконструированном Театре в Эпидавре
На этой акустически совершенной сцене ежегодно проводится летний фестиваль древнегреческой драмы. На фотографии видны зрительские места, круто уходящие вверх, и прекрасно сохранившаяся круглая орхестра (здания за ней построены специально для постановок и не являются постоянными).
[15] Менандр в мастерской с масками «новой комедии». Римский мраморный горельеф Изображены маски трех главных персонажей комедий Менандра: юноши, гетеры и рассерженного старика. Девушка справа (изначально в правой руке она, по всей видимости, тоже держала маску) – либо муза комедии, либо Гликера, возлюбленная Менандра.
Одеяние комического актера гораздо меньше сковывало движения, ведь помимо драматической игры он должен был исполнять акробатические номера. Чаще всего исполнитель комедии носил мягкие туфли (сокки), трико телесного цвета и короткую тунику с гротескными толщинками [10, 13]; в комедиях времен Аристофана этот костюм дополнялся большим кожаным фаллосом красного цвета. Ради усиления комического эффекта маскам были приданы гипертрофированные черты [11]. Спутники Диониса в сатировой драме облачались в короткие меховые штаны, пристегивая к ним спереди фаллос, а сзади – хвост.
От театров, где ставились первые греческие спектакли, мало что осталось, однако их основные элементы можно реконструировать по более поздним сооружениям и сохранившимся фрагментам Театра Диониса в Афинах [1] (с поправкой на то, что последний неоднократно перестраивался). Центральное место в них занимала орхестра – круглая площадка с алтарем Диониса посередине, отведенная для хора. Орхестра прекрасно сохранилась в театре в Эпидавре, где до сих пор проводится ежегодный летний фестиваль театрального искусства [14]. Музыканты, вероятнее всего, стояли или сидели на ступенях алтаря. Вокруг орхестры, амфитеатром поднимаясь вверх, размещались зрительские ряды. Вначале публика сидела прямо на земляном склоне холма, позднее – на деревянных, а затем на каменных или мраморных скамьях. Украшенные сидения в центральной части первого ряда предназначались для жрецов Диониса (у Аристофана в Лягушках бог просит их о помощи), а также для других высокопоставленных лиц и уважаемых гостей города. Изначально вход на представление был бесплатным, а когда ввели небольшую плату, малоимущим стали давать деньги на вход, поскольку присутствие на Великих Дионисиях для граждан полиса считалось обязательным.
Вероятно, уже при зарождении театра за орхестрой располагалось сценическое здание. Оно служило гримеркой для актеров, и, кроме того, в нем размещалась театральная машинерия и хранились предметы бутафории: красный ковер для Агамемнона, голова Пенфея для Вакханок, щит Гектора для Троянок. Фасад сценического здания не только напоминал о прежнем храме, но и выполнял функцию театрального задника, хорошо отражавшего звук. По обе стороны от большой двустворчатой двери, размещенной в центре фасада, имелись дверные проемы поменьше – через них актеры выходили к публике. Участники хора появлялись, проходя слева и справа между амфитеатром и сценическим зданием, этими же проходами пользовались и зрители. Важнейшим элементом театральной машинерии был кран, механе (др. – греч.), на котором «с неба» спускался бог, разрешавший безвыходные ситуации, откуда и пошло выражение deus ex machina (лат. бог из машины). Кроме того, в ходу была платформа на колесах, чтобы выкатывать на сцену заранее подготовленные «живые картины», и машина для имитации грома. Декораций в современном понимании еще не было, но со временем греки стали украшать заднюю стену более изысканным архитектурным орнаментом, а по обе стороны сцены установили вращающиеся треугольные призмы, периактои (др. – греч.): поворачивая их одной из сторон – с изображением дерева, колонны или морских волн, – они символически обозначали смену места действия.
[16] Сцена из римской комедии. Стенная роспись. До 79 года н. э. Дом Каски, Помпеи Изображен паясничающий раб, заставший врасплох пару влюбленных.
[17] Римский театр в Сабрате, самый большой в Северной АфрикеПостроенный около 200 года н. э., этот театр имеет типичную полукруглую орхестру, высокую сцену и декорированную трехэтажную frons scaenae.
Учитывая размеры греческих театров, логично предположить, что между сценическим зданием и орхестрой мог появиться приподнятый помост для актеров, чтобы их легче было разглядеть и отличить от участников хора. Только позднее, несомненно, высота помоста увеличилась, и он стал напоминать сцену. Тогда по переднему краю сцены пустили мраморный фриз, а также были сооружены ступени, чтобы подниматься на нее с орхестры [1].
В эпоху эллинизма, когда театры превратились в массивные «типично греческие» каменные здания, контроль над постановками перешел от драматурга к актеру, как это затем многократно повторится в истории театра. Славные дни греческой драмы к тому времени были уже давно позади. Хотя основным драматическим жанром стала комедия, единственный эллинистический комедиограф, оставивший след в истории театра, – это Менандр [15]. Сохранились лишь пять его комедий, и те не целиком, но во времена поздней Античности он был необычайно популярен. Мы располагаем достаточным количеством фрагментов, чтобы восстановить основные черты «новой» аттической комедии – так ее назвали, чтобы отличить от «древней комедии» Аристофана. Действительно, это совсем другой жанр, сугубо развлекательный и куда более безобидный в политическом смысле. В «новой комедии» поверхностно рисуются комические ситуации из городской жизни, а сатира отсутствует, однако по-прежнему хватает непристойностей. Ее сюжеты повествуют о семейных передрягах, пропавших детях, расстроенных браках и потерянных драгоценностях, а главная роль неизменно отведена практичному и хитрому рабу [19–20]. В сущности, это любовная комедия нравов, полностью отбросившая хор и утратившая все признаки своего религиозного происхождения.
[18] Сцена из комедии Теренция Братья. Миниатюра из Ватиканского кодекса. Копия Адельрика IX века с оригинала IV–V веков
Миниатюра иллюстрирует эпизод пьесы, когда два брата, Эсхин и Ктесифон, столкнулись с работорговцем Санием (его ведет их раб Сир), у которого они украли рабыню, возлюбленную Ктесифона. Сравните дверь, изображенную слева, с ил. 22. Поскольку оригиналы миниатюр были созданы в эпоху, когда пьесы Теренция еще ставились, эти рисунки позволяют судить о том, как выглядели античные мизансцены и костюмы актеров.
Греческую комедию такого типа, исполнявшуюся в просторных театрах с высокой сценой и пышно украшенным сценическим фасадом, и застали римляне, когда начали расширять свои владения на восток. Легко усвоив принципы «новой комедии», они импортировали ее в Италию [16], где, претерпев значительные изменения, она дала толчок творчеству двух главных авторов римской комедии, или паллиаты, – Плавта и Теренция. Оба драматурга заимствовали из нее сюжеты и основных персонажей: сердитых стариков, молодых развратников и услужливых рабов, – составивших список действующих лиц их собственных пьес.
Плавт по большей части занимался переводом и адаптацией. Сюжеты своих комедий (сохранились двадцать его пьес) он основывал на греческих, ныне утраченных, оригиналах, перенося их действие в Рим и насыщая его узнаваемыми бытовыми подробностями местных обычаев и нравов. Разнообразие его типажей впечатляет. Среди них можно встретить хвастливого воина (miles gloriosus), cкупца, нахлебника-парасита, близнецов (впоследствии на их приключениях Шекспир построит свою Комедию ошибок) и неизменно запуганного, но услужливого раба, чьи поступки и развивают фабулу в большинстве плавтовских комедий. Плавт был блестящим мастером театрального дела, и потому его пьесы лучше воспринимаются на сцене, чем в книге. Напротив, Теренций, куда более оригинальный автор, лучше владел пером, поскольку получил хорошее образование благодаря великодушию своего бывшего господина (ведь он был вольноотпущенным рабом из африканских колоний). В шести его уцелевших пьесах шуток на злобу дня и буффонады меньше, чем у Плавта [18], их сюжеты и диалоги более универсальны. Возможно, поэтому публика со временем потеряла к ним интерес, предпочитая гладиаторские бои, цирковые представления с канатными плясунами и пантомиму. Впрочем, как Плавту, так и Теренцию, а также Сенеке, чьи трагедии не предполагали сценического воплощения, суждено было оказать огромное влияние на драматургию более поздних эпох, совсем не похожих на Античность.
В то время как литературные комедии Плавта и Теренция теряли зрительский интерес, популярность завоевывали короткие деревенские фарсы, пришедшие из Южной Италии, – ателланы. Они развлекали зрителей типично римским юмором клоунов Макка и Буккона, выходками глупого старика Паппа и горбатого раба Доссена. Перекочевав в Рим, ателлана избавилась от диалекта и сменила чистую импровизацию на фиксированный сценарий; некоторые тексты известны нам по названиям. Та форма ателланы, которая процветала при диктаторе Сулле, и есть единственный образец оригинальной римской драмы. Разумеется, будучи рассчитана на непосредственный моментальный эффект, она не обладала высокими литературными достоинствами, и всё же о ней необходимо упомянуть, поскольку она содержит любопытные параллели к ранним разновидностям итальянской народной драмы эпохи Ренессанса – комедии дель арте (см. главу 3).
[19–20] Актеры «новой комедии». Терракотовые статуэтки
Предположительно, это персонажи пьес, написанных в подражание Менандру. Статуэтка слева изображает гончара или пьяницу; актер одет в короткую тунику и плащ (лат. sagulum). Статуэтка справа изображает ростовщика, торговца или проворовавшегося раба; актер – в короткой тунике и длинном шерстяном плаще для путешествий.
[21] Римская мимическая пьеса. Реконструкция стенной росписи из Помпей. До 79 года н. э.
Изображена богато декорированная стена с тремя дверными проемами и верхним ярусом. На сцене – юноша и два воина, на заднем плане – два раба, один с факелом, другой с кувшином вина, занятые подготовкой к пиру.
[22] Скупец Харин пытается защитить свои сокровища от воров. Деталь вазовой росписи, выполненной Астеем (найдена в Ноле, Италия). Середина IV века до н. э.
На сцене, установленной на колоннах и имеющей боковой вход (см. ил. 18), разыгрывается флиака. Вероятно, временное сооружение, подобное этому, предшествовало появлению традиционной сцены в римском театре (см. ил. 17).
[23] Актер трагедии с маской и в высоком парике (онкосе). Стенная роспись. Геркуланум. До 79 года н. э.
Судя по растрепанным волосам сидящего актера, он только что снял свою маску, изображенную справа. На заднем плане – его гример.
Театры Древнего Рима значительно отличались от греческих. Их строили на равнине, а не на холме, и окружали мощной каменной стеной, нередко богато украшенной [17]. Хор исчез – связь с дифирамбом окончательно оборвалась, – поэтому необходимость в орхестре отпала. Центральное место в римском театральном здании заняла узкая прямоугольная сцена; окруженная с трех сторон амфитеатром, сзади она была ограничена frons scaenae, чаще всего двухэтажной и обрамленной колоннадой [21]. Такая организация театрального пространства имеет очевидное сходство с примитивными временными платформами, на которых в Южной Италии до III века до н. э. разыгрывались мимические фарсовые сценки – флиаки [22]. По многочисленным изображениям флиаков на вазах можно проследить историю развития временных платформ с панелями или занавесами, а заодно составить представление о гротескных костюмах и гипертрофированной мимике актеров, либо пародировавших греческие трагедии, либо исполнявших фарсы (они-то и составляли основу их репертуара) на темы любовных похождений Зевса и подвигов Геракла.
В первые века нашей эры римские театры возводились по всей Италии, на территориях современных Испании и Франции, а также в североафриканских колониях. Некоторые из них прекрасно сохранились до наших дней, поэтому мы можем представить, насколько внушительно выглядели эти сооружения сразу после постройки [17]. Они были оснащены различными техническими приспособлениями, в частности занавесом, опускавшимся в специальную щель на переднем краю сцены. Для зрителей сооружались навесы, между рядами ходили продавцы фруктов, а в жаркие дни люди могли ополоснуться ароматизированной водой. Однако всё это было лишь прекрасной оболочкой, пустой изнутри, – в ней гнездилось умирающее искусство. Позднеримский театр невозможно сравнивать с греческим, существовавшим некогда в простых деревянных зданиях. Главными блюдами в театральном меню были грубая буффонада и зрелищные акробатические представления с полуобнаженными танцорами [24], приправленные низкими, непристойными фарсами, в которых изображались пьянство, жадность и адюльтер. Актеры, которые в Греции почитались как свободные граждане с добрым именем, в позднем Риме не пользовались уважением. Исключение – Росций, чье имя стало нарицательным для обозначения искусной игры. Но даже Цицерон, защищавший его в суде, считал, что драма – это то, что читают. Театр, некогда составлявший гордость Греции и имевший некоторое значение во времена Республики, в период Империи превратился в вульгарное развлечение для толпы. Пришло время, и его запретили. Кажется, забыв о своих священных корнях и славном прошлом, он зачах от собственной пустоты (что не раз повторится в его дальнейшей истории), но лишь затем, чтобы возродиться с невиданной мощью и двинуться в непредсказуемом направлении.
[24] Девушки в «бикини», танцующие во время римского водного представления. Мозаика.
Конец III века
«Водные балеты» пользовались у римской публики большой популярностью. Для их проведения, а также для постановок навмахий [от др. – греч. наумахия – морская битва; в Древнем Риме – гладиаторское морское сражение, позднее – любое зрелище с имитацией морского боя. – Пер.] орхестру огораживали и затапливали водой. Так делали повсюду, в том числе и в афинском Театре Диониса (см. ил. 1).
[25] Римские маски раба и флейтистки. Мозаика
Это изображение имеет сходство с масками с мраморного рельефа (ныне он хранится в Неаполе), на котором изображена встреча разгневанного отца с пьяным сыном, сопровождаемым рабом и флейтисткой – в точности такими, какие выведены в комедии Менандра Третейский суд.
Глава вторая
Средневековый театр
Развитие театра никогда не прерывалось. Между ветхой формой искусства и новой, между той, что пришла в упадок, и той, что только зарождается, непременно обнаруживается связь, соединительная артерия, пусть и залегающая на большой глубине, по которой основы этого искусства передаются от одной эпохи к другой. После полного упадка античного театра в Западной Европе наступила эпоха литургической, или церковной, драмы. Долгое время считалось, что между ними не было прямой связи, что первый исчез во времена варварских нашествий, а вторая возникла лишь спустя несколько столетий. Но не стоит недооценивать, с одной стороны, силу присущего человеку миметического инстинкта, а с другой – стойкость наследуемых традиций. «Темные века», возможно, не были такими уж темными – по крайней мере в том, что касается театра.
Выдающихся драматургов, как мы видели, в позднем Риме не было. Пьесы читались и цитировались, но не игрались. Даже Хросвита Гандерсгеймская, знаменитая монахиня, которая в X веке сочиняла драматизированные жития святых, избрав в качестве эталона пьесы Теренция, судя по всему, не рассчитывала на то, что их будут ставить на сцене. Однако мы точно знаем, опираясь на миниатюрную живопись из средневековых манускриптов, что во время чтения вслух комедий Теренция, а может быть, и пьес других авторов, актеры разыгрывали мимические сцены [28]. В те же годы, по одиночке либо небольшими труппами, по Европе кочевали гистрионы, бродячие актеры [26, 27]. Это были осколки позднеантичного мира: акробаты, танцоры, мимы, дрессировщики обезьян и медведей, жонглеры, силачи, исполнители баллад и сказители. Неся в себе зачаток искусства, готовый прорасти при благоприятных обстоятельствах, они выживали как могли и пользовались теми профессиональными навыками, которые достались им в наследство от предшествующих поколений актеров-мимов. Сведения о гистрионах мы черпаем из обличительных нападок самых суровых отцов церкви, во многом способствовавших закату античной традиции, ведь в раннехристианскую эпоху они возбраняли своей пастве даже смотреть театральные представления, не говоря уже о том, чтобы в них участвовать. Вместе с тем, в Византии в IX–X веках предпринимались попытки приспособить древний языческий театр к нуждам новой религии. Сохранились свидетельства о сакральных пьесах, разыгрывавшихся в назидание верующим, – насколько можно судить, под эгидой императрицы Феодоры [29], которая до брака с Юстинианом сама была мимической актрисой. Несмотря на то что следы этого христианизированного театра не столь многочисленны, о них необходимо помнить, изучая бурное развитие литургической драмы в XII–XIII веках. Даже придерживаясь общепринятого мнения относительно ее происхождения, нельзя отрицать возможности влияния на нее византийского театра предшествующего периода.
[26] Средневековые актеры в костюмах шутов. Деталь миниатюры из манускрипта Романы об Александре . Фландрия. Около 1340
Одежда шутов отдаленно напоминает костюмы потешников и придворных паяцев позднеримской эпохи.
Есть немалая доля иронии в том, что драме, строго-настрого запрещенной христианам, причем зачастую теми, кто, как св. Августин, сам рьяно увлекался ею до своего обращения, суждено было обновиться именно в средоточии их культа. Так же как греческая трагедия стала продолжением дионисийского ритуала, литургическая драма родилась из христианского богослужения, а точнее, из пасхальной службы, поскольку ключевым моментом церковного календаря в те времена являлся праздник Воскресения [30–32], а не Рождества. Развитие христианской драмы не было равномерным и происходило медленно. Где-то Церковь была лояльна по отношению к театрализованным представлениям, где-то – более консервативна. Но, если смотреть в целом, можно выявить четкую модель неуклонной эволюции литургической драмы от простого акта богопочитания в ритуальной обстановке к полноценному театральному действу, повествующему о жизни Христа, которое исполнялось на латыни и занимало всё здание церкви. А когда его повсюду стали исполнять на местных языках, да к тому же представление переместилось за пределы храма, для каждой европейской страны открылся путь к развитию собственного национального театра. Однако до тех пор, пока латынь использовалась в качестве универсального языка западного мира, литургическая драма оставалась главным инструментом религиозного просвещения народа, в большинстве своем – неграмотного.
[27] Средневековый балаганчик с перчаточными куклами. Деталь миниатюры из манускрипта Романы об Александре. Фландрия. Около 1340
Изображение имеет удивительное сходство с современными представлениями английских кукол Панча и Джуди (см. главу 3).
[28] Чтение комедии Теренция в сопровождении игры актеров. Фронтиспис манускрипта Теренций герцогов. Около 1400
В верхней части композиции изображен Каллиопий: сидя в небольшой беседке, он читает вслух пьесу, а перед ним четыре актера в масках разыгрывают пантомиму в музыкальном сопровождении. В нижней части миниатюры – сам Теренций, который преподносит свое сочинение патрону, восседающему на троне.
Как и дифирамб, лирическая часть пасхальной заутрени содержала в себе зерно дальнейших преобразований. В раннехристианские богослужения входили распевы, называвшиеся тропарями. Пасхальный тропарь состоял из короткого диалога, который сопровождался простейшей театрализацией [31]. Он известен по своим начальным словам: «Quem quaeritis?» – «Кого вы ищете?». Их пел священник в белом облачении от имени ангела у опустевшей могилы, обращаясь к трем мальчикам-хористам, которые изображали жен-мироносиц, пришедших к ней в первое утро Воскресения [30]. «Кого вы ищете в могиле, о дети Христа?», – вопрошал священник, на что хористы отвечали: «Распятого Иисуса из Назарета, о дитя Небес». «Его здесь нет, Он воскрес, как и предсказал. Идите и скажите, что Он воскрес из мертвых». А затем священник и мальчики, обернувшись к пастве, вместе пропевали радостный пасхальный гимн.
[29] Императрица Феодора. Деталь мозаики. Около 545. Базилика Сан-Витале, Равенна
В прошлом актриса, Феодора вышла замуж за Юстиниана I в 527 году; для этого императору пришлось издать указ, разрешающий высокородному человеку жениться на актрисе в том случае, если она оставит свое ремесло. Возможно, Феодора всё же устраивала при византийском дворе постановки религиозных пьес – тем самым она способствовала сохранению некоторых традиций античного театра.
[30] Три Марии у гроба. Миниатюра из манускрипта Бенедикционал Архиепископа Роберта. Около 980
Сцена, которая служит иллюстрацией к пасхальному тропарю (см. ил. 31), предвосхищает литургическую драму, основанную на эпизоде пасхальной службы, когда трое хористов приближались к раке или углублению возле алтаря, откуда убирался крест, положенный там в Страстную пятницу. Мария, идущая впереди, несет кадило и, возможно, сосуд с благовониями. Саркофаг, на котором сидит ангел, возвещающий о Воскресении, интересно сравнить с теми, которые изображены на ил. 34 и 42.
Невозможно проследить прямую линию развития театра или привязать отдельные происходившие в нем преобразования к какому-то конкретному месту. Литургическая драма существовала во всей Европе. Английские mystery plays, французские myst?res, sacre rappresentazioni в Италии, autos sacramentales в Испании, Geistspiele в немецкоязычных землях, а также многие другие, рассеянные по странам Центральной и Восточной Европы, – у всех этих разновидностей церковной драмы была общая тема, все они обращались к набожным мирянам, к пастве верующих. И как когда-то разросшийся дифирамб вобрал в себя истории о богах и героях, так и незатейливая сценка с женами-мироносицами у гроба Господня развернулась за счет включения в нее длинной череды библейских эпизодов, либо следующих, вплоть до Второго пришествия, за Воскресением [32, 34], либо ему предшествующих: Распятия [42], Суда над Христом, Рождества [34] и даже ветхозаветных пророчеств, предсказывающих явление Мессии. Из великой кладовой знаний о мире, каковой для христиан являлась Библия, извлекались полные драматизма истории: о Ноевом ковчеге, об Ионе с китом, о Данииле во рву со львами, о Самсоне и Далиле… А когда ресурс библейских сюжетов был исчерпан, авторы обращались к рассказам о жизни святых и мучеников. Некоторые из них рассказывали о переходе святых в Царство Небесное после жестоких истязаний [33] – отвратительных публичных спектаклей, устраивавшихся римскими властями в насмешку над новой религией (доступные сведения о них могут пролить интересный свет на театр поздней Римской империи).
[31] Пасхальный тропарь Quem quaeritis? (Кого ищете?) из Сарумского процессионала. XIV век
Из этого тропаря развилась европейская литургическая драма. Сценические ремарки в верхней части листа предписывают ангелу, возвещающему о Воскресении, выйти и объясниться с женщинами.
[32] Воскресение. Рельеф из Ноттингема
Сцена Воскресения – любимый сюжет средневековых художников – никогда не изображалась в Византии. В данном случае она, вероятно, навеяна литургической драмой.
[33] Уличное представление религиозной драмы Мученичество св. Аполлонии. Деталь миниатюры Жана Фуке из Часослова Этьена Шевалье. Около 1452–1460
Изображена приподнятая стационарная сцена и симультанная декорация из шести домиков; из «Рая» на игровое пространство (platea) спускается лестница; «Ад» тоже двухэтажный: дьявол наверху, разверстая пасть – внизу. Человек с указкой и книгой – распорядитель. Грубый натурализм этого эпизода контрастирует со сдержанностью древнегреческой трагедии, в которой акты насилия никогда не показывались на сцене.
Первые литургические пьесы исполнялись в храме священниками и мальчиками из церковного хора. Когда же количество включенных в них эпизодов возросло, к игре были допущены миряне (за исключением женщин). Поскольку список действующих лиц становился всё длиннее, понадобилось больше места, и актеры начали использовать ту площадь церкви, которую прежде занимали прихожане. Алтарь с распятием служил центром представления. Справа от него (с точки зрения священника, обращенного к пастве) находился «Рай», слева – «Ад». Пророки произносили свои реплики с кафедры. Приделы храма, расположенные по обе стороны от центрального нефа, были задействованы для исполнения узловых сцен. По сценарию, там могли находиться Вифлеем, Назарет, дворец Ирода [36], Иерусалимский храм с менялами [35], дом Каиафы и дворец Понтия Пилата, Масличная гора, Гефсиманский сад, Голгофа [42] и место Воскресения. Эти помещения получили различные наименования: «беседки», «домики», «палатки» – вот только некоторые из них. Пространство между ними не имело конкретного сюжетного предназначения, под именем platea, или «игрового пространства», оно просуществовало сотни лет, сослужив великую службу множеству будущих драматургов – взять хотя бы Шекспира, – ибо по их воле легко превращалось в любое место, необходимое автору или постановщику спектакля. Таким образом, храм в целом предоставлял множество пространств, где разворачивались сценки спектакля, хорошо видные публике отовсюду.
[34] Благовещение, Рождество и Воскресение. Рельефы западного фасада часовни Богоматери в Уэйкфилде, Йоркшир
Уэйкфилд известен древней традицией исполнения литургических драм. Есть все основания предположить, что прототипами этих изображений служили реальные мизансцены из спектаклей.
[35] Христос, изгоняющий менял из Храма. Деталь деревянного рельефа Вильгельма Роллингера из собора Св. Стефана в Вене (оригинальный рельеф 1476–1485 годов утрачен во время Второй мировой войны)
