скачать книгу бесплатно
– Просто… мы – семья, ясно? Все мы. Я потерял своих родителей много лет назад, а моя сестра со мной не разговаривает. – Девон не стал упоминать причину этого отчуждения, хотя все и так было понятно: это произошло, потому что он был геем. – Семья очень важна. И я не хочу, чтобы ты думала, будто мы не поддержали бы твое желание быть частью жизни Пиппы.
Я кивнула:
– Я знаю, Девон.
– Счастливого Рождества, Лив!
– Спасибо. И тебе того же.
Он нежно коснулся моего плеча и ушел, закрыв за собой дверь. Я же откинулась на своем стуле и открыла папку с фотографиями, которые сделала сегодня.
Семья Девона отказалась от него, в ту пору ему было семнадцать. Это произошло, когда родные узнали, что Девон – гей, ему так и не удалось помириться с родителями до их смерти. Он создал свою собственную семью, собрав вокруг себя многочисленных друзей, чтобы любить и получать любовь взамен.
Пиппа была моим ребенком, но не моей дочерью. Стивен попросил, чтобы меня не указывали в документах в качестве матери Пиппы, и настоял на том, чтобы я отказалась от всех родительских прав после ее рождения. У меня возражений не было. Как-то не подумалось, что любовь Девона к семье настолько все усложнит.
Я бросила взгляд на фотографии маленькой девочки и ее родителей, ее настоящих, истинных родителей. Она была похожа на меня, даже иногда вела себя точно так же, и я радовалась тому, что вижу ее. Но я не была матерью Пиппы – и никогда не стала бы ею. В последний раз посмотрев на снимки, я закрыла папку.
Глава 5
Я не взяла с собой снимок Пиппы, когда отправилась в гости к отцу на Рождество. Мы никогда не говорили о ней, даже не упоминали о моей беременности, которая оказалась неожиданной и определенно нежеланной для большинства людей в моей жизни. Вместо фотографии я прихватила сумки, полные подарков для детей Синди и Стейси, – а их было, если не ошибаюсь, по четверо у каждой, я давно перестала отслеживать количество своих племянниц и племянников.
У нас был грандиозный ужин с окороком. Мы открыли подарки. Позвонили оба моих брата, и я поговорила с ними. Пропустив мимо ушей вопросы о личной жизни, я похвасталась своей работой – не в «Фото Фолкс», конечно, не снимками школьников и спортивных команд, а рекламными проспектами и плакатами, которые создала для своих личных клиентов. Я расслабилась и наслаждалась обществом близких, надеясь, что они тоже радовались общению со мной.
Я отклонила предложение остаться на ночь и полтора часа ехала до дома, пока мой айпод развлекал меня всем, что только в нем нашлось, – кроме рождественского гимна. В итоге я остановила машину рядом с автомобилем Алекса на моей парковке уже после полуночи.
Прошло уже больше недели с тех пор, как я видела своего соседа и говорила с ним, и я подумала о том, что нужно постучать в его дверь, когда буду проходить мимо. Не то чтобы Алексу требовалось отчитываться передо мной или что-то в этом роде… Фактически до тех пор пока плата за проживание вносилась вовремя, нам было совсем не обязательно пересекаться друг с другом. Но мы ведь общались прежде, и сейчас я скучала по нашим вечерам. Бросив взгляд в сторону его квартиры, я увидела полоску света под дверью. Глубоко вздохнув, я все же решилась постучать. Он не ответил, и моя храбрость тут же улетучилась. Отказавшись от мысли постучать снова, я поднялась по лестнице наверх и уже входила в свою квартиру, когда услышала его голос:
– Оливия?
Лучшая часть катания на лыжах – это самый первый момент, когда ты смотришь вниз с горы. Готовишься оттолкнуться. Разогнаться и устремиться вниз. Полететь. Нечто подобное я ощутила и сейчас.
– Привет, Алекс. Счастливого Рождества!
На нем были джинсы и расстегнутая рубашка с длинными рукавами, открывавшая голый торс. Взъерошенные волосы торчали во все стороны, а одна щека выглядела помятой.
– Счастливого Рождества! Я слышал, как ты пришла.
– Я тебя разбудила? Мне очень жаль.
– Нет, все в порядке. Я находился в построждественском ступоре после плотного ужина.
– Хочешь… войти? – Я открыла дверь пошире.
– Уже поздно, не беспокойся. Я просто хотел отдать тебе это. – Алекс протянул маленькую коробку, обернутую в серебристую бумагу, на которой красовался строгий синий бант.
Я взглянула на коробку, потом подняла глаза на него:
– Ты приготовил для меня подарок?
– Конечно. В это время года подарки как никогда уместны.
– Но у меня ничего для тебя нет.
– Ничего страшного. Просто открой.
– Хорошо, тогда заходи. – Я посторонилась, и Алекс переступил через порог, но так и застыл в дверном проеме.
Коробочка была обернута так, что я могла просто поднять крышку, не срывая бумагу. Внутри, удобно свернувшись на мягком ложе из прелестной ткани, лежал браслет из поделочных камней.
– Как красиво!
– Я рад, что тебе понравилось. Я знаю, это не слишком…
– У меня нет для тебя подарка, – напомнила я. – Браслет очень милый! Право слово, не стоило, Алекс. В самом деле. Но – спасибо.
– Я просто хотел тебе что-нибудь подарить, – сказал он. – Доказать, что я – не полный кретин.
Удивленная, я не удержалась от смеха:
– О боже… Я так не думаю!
– Нет?
– Конечно нет. – Я немного помедлила. – А должна?
Нахмурившись, Алекс внимательно посмотрел на меня.
– Я просто подумал… Ладно, не важно.
– Подумал – о чем?
Он махнул рукой:
– Ни о чем. Правда.
Я хотела надавить на него, настоять на объяснении, но не стала этого делать. Приложив браслет к своему запястью, я приподняла руку и принялась покачивать ею из стороны в сторону, восхищаясь камнями.
– Большое тебе спасибо.
Ни один из нас не двинулся с места. Я подняла большую сумку, полную оставшейся от ужина еды, которую Марджори упаковала для меня.
– Ты не голоден?
Алекс положил руку себе на живот:
– Вау! Мм… нет. Не думаю, что когда-нибудь снова почувствую голод.
Я рассмеялась:
– Завтра передумаешь.
Его губы медленно растянулись в ответной улыбке.
– О да! Уверен, завтра я обязательно захочу поесть.
– Что ж, все понятно. – Мы снова застыли на месте, Алекс по-прежнему не заходил в глубь квартиры, оставаясь в дверном проеме.
– Мне точно не удастся убедить тебя взять кусочек рождественского окорока?
– Хм… а я сегодня окорок так и не поел. У нас было нечто, именуемое «турдакен»[14 - Турдакен – причудливое блюдо, представляющее собой индейку, фаршированную уткой, которая, в свою очередь, фарширована курицей.], можешь себе представить…
– И ты это ел? – снова рассмеялась я. – Ничего себе! Патрик всегда говорил, что хотел приготовить что-то в этом роде на Рождество.
– Ну… да, – отозвался Алекс. – Он пригласил меня к себе.
Я не могла придумать, что на это ответить, только промямлила:
– Никогда это не ела.
– Тебе стоит попробовать. Что ж, мне пора спать. Увидимся, Оливия. Счастливого Рождества.
– Еще раз спасибо за браслет.
– Не стоит благодарности. – Уже уходя, он обернулся через плечо и улыбнулся мне.
Я закрыла за Алексом дверь и прислонилась к ней. Так я и стояла, силясь понять, почему тот простой факт, что Патрик пригласил его к себе на Рождество, имел для меня такое большое значение.
Если феерия Патрика по случаю Рождества и Хануки одновременно была вакханалией еды, музыки и драмы, его новогодний праздничный вечер оказался намного тише. Здесь все еще было в изобилии еды и музыки, но список гостей на этот раз оказался значительно скромнее. Присутствовали сестра Тедди, Сьюзен, со своим тинейджером-сыном Джейденом, обитавшие по соседству Надя и Карлос, а еще несколько друзей Тедди и Патрика, которых я встречала, но не слишком хорошо знала. Да, еще брат Патрика, Шон. Я, наконец.
И разумеется, Алекс Кеннеди.
Он вошел в дом с черного хода, нагруженный свертками в серебристой бумаге с синими бантиками. Я обернулась, подняв глаза от столешницы, где резала сыр и раскладывала новую порцию крекеров. От неожиданности мое сердце глупо подпрыгнуло в груди.
– Алекс!
– Ах, Оливия… – Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами, которые никогда не видели фигурных скобок. Я готова была держать пари, что так и было: эти зубы не выглядели совершенными, хотя небольшой изъян прикуса казался даже милым. – С Новым годом!
Алекс перехватил мой взгляд, скользнувший по сверткам в его руках.
– Патрик сказал, что вы обмениваетесь новогодними подарками.
Мы действительно дарили друг другу презенты. Обычно это были небольшие сувениры. Ни один из тщательно завернутых и явно продуманных подарков в руках Алекса не был маленьким.
Я успела подхватить один из свертков, который грозил вот-вот упасть.
– Позволь мне помочь.
– Спасибо.
Мы свалили гору подарков на стол. Я искоса посмотрела на Алекса. Мне было привычно, что мужчины в доме Патрика замечательно выглядели и приятно пахли. Если честно, их облик основательно избаловал меня, составив впечатление, как следует выглядеть всем мужчинам. Сегодня вечером на Алексе были стильные, немного выцветшие джинсы и черная приталенная футболка под тяжелой курткой-бушлатом, которую он снял и небрежно бросил на стул. Когда Алекс выпрямился, поставив свои пакеты, длинные волосы упали ему на глаза. Я не хотела рассматривать его, но не могла оторваться.
Ужин был простым, без изысков, но вкусным, и беседа текла плавно, как вино. Я сидела рядом с Шоном, напротив Патрика, Алекс оказался на другом конце стола. Вероятно, сегодня я была просто не расположена к разговорам и хотела оставить это другим. Или, может быть, это особое время года делало меня молчаливой и созерцательной. Так или иначе, но лишь тогда, когда Патрик коснулся руки Тедди, я осознала: меня охватило большее, чем обычная праздничная хандра.
В этом прикосновении не было ничего сексуального. Ничего из того, что я видела в избытке в те дни, когда только открывший в себе склонность к нетрадиционной ориентации Патрик перетрахал полгорода – не проявляя достаточно такта или стыда, чтобы не посвящать в свои подвиги меня. Патрик дотронулся до руки своего любовника иначе – просто сжал ее на мгновение, спокойно и нежно.
Мои глаза горели. Шон рядом со мной наклонился, чтобы сказать что-то сестре Тедди, которая сидела по другую сторону от меня. Все смеялись над чем-то, что я упустила, пока боролась с неожиданно накатившей ревностью. Когда я мельком посмотрела на другой конец стола, Алекс встретился со мной взглядом.
В этом пристальном взоре я разглядела целую смесь эмоций, большинство из которых сильно напоминали форму жалости. Это больно ранило. Делало беззащитной.
Сочувствие задержалось на лице Алекса всего на несколько секунд, а потом он тоже стал смеяться, тактично игнорируя меня и мое бедственное состояние. Я же, вместо того чтобы чувствовать благодарность за это сострадание, отчаянно захотела проткнуть его вилкой. Такой человек, как Алекс Кеннеди, который бесстрастно выслушал на праздничной вечеринке «караочный» гимн в свою честь, а потом позволил «певцу» ублажать себя на веранде, не имел права судить меня.
– Итак, Лив, – сказал Шон, оборачиваясь ко мне, – чем ты занималась в последнее время?
– Да, Лив! Расскажи-ка всем, что ты поделывала!
Внезапно оказавшись в центре внимания всего стола, я от души пожалела, что мой рот не забит пищей – и это означало, что мне придется объясняться, наполнив его словами.
– О… я открыла свою собственную студию.
– Звукозаписывающую? – тут же подорвался Джейден, который мог любому надрать задницу в популярной компьютерной гитарной игре.
Нет, фотостудию. Это имеет отношение к рекламному бизнесу. Графический дизайн для местных компаний. Буклеты, веб-сайты и все в таком духе. Я снимаю для работы, вместо того чтобы пользоваться снимками из фотобанков.
– Но некоторые из твоих снимков попадают в эти фотобанки, не так ли? – В тоне Патрика звучала неподдельная гордость, а я совсем не возражала против небольшого одобрения.
– В принципе почти каждый может загрузить снимки в фотобанк, но – да. Некоторые мои работы оказались очень успешными, – признала я. Мне действительно удавалось заработать немало денег, продавая права на некоторые свои фотографии. Так оказалось выгоднее, чем использовать снимки эксклюзивно в своей работе. Это не было искусством. Просто бизнес.
– Не слушайте ее. Она – прекрасный фотограф. Некоторые из ее пейзажей висят в гостиной, – продолжал нахваливать Патрик.
– Так это снимала ты? – Шон выглядел впечатленным. Он склонился чуть ближе. – Круто!
Я пыталась понять, почему это казалось такой неожиданностью – в конце концов, я почти вышла замуж за брата Шона. Но он удивлялся так, словно никогда не встречал меня прежде. Впрочем, когда-то фотокамера в моих руках означала лишь хобби. Сейчас это была работа. Уловив аромат туалетной воды Шона, я вдруг подумала, что, возможно, его внимание объясняется иначе: просто сейчас он решил проявить ко мне больше типично мужского интереса, чем в старые времена. Я незаметно потянула носом. Шон пах совсем не так, как Патрик, но все равно это был приятный и мужской аромат. Его колено под столом уже в который раз поглаживало мое – и, подозреваю, это прикосновение не было случайным.
Я оказалась так близко к Шону, что могла разглядеть белые крапинки в его голубых глазах, точно таких же, как у Патрика. Подобно брату, у Шона были густые белокурые волосы и немного изогнутый рот. И, точно так же, как его брата, Шона отличали широкие плечи, узкая талия и плоский-плоский живот, который так и манил каждую женщину «нормальной» ориентации с намеком на либидо прильнуть к нему губами.
Но в отличие от своего брата Шон Майкл Макдональд не был геем.
– Да. Это фотографировала я.
Беседа продолжилась, но я едва ли могла вспомнить, о чем мы говорили. Я уже не смотрела на Шона. Мне и не требовалось этого делать. Я слишком хорошо чувствовала его присутствие.
После ужина настало время открывать подарки и пить еще больше вина. Я следила, чтобы мой бокал был полным, но главным образом притворялась, что отпиваю по глоточку. Алкоголь никогда не стоит смешивать с жалостью к себе, особенно в канун Нового года в доме бывшего любовника, куда тебя занесло отнюдь не ради свидания.
Главное правило для подарков казалось простым: им следовало быть маленькими. Сделанными вручную или недорогими. Ничего излишне причудливого, и каждый должен был принести что-нибудь дополнительно для общей сумки обмена случайными сюрпризами. Мне досталась великолепная пара новых мягких перчаток для вождения – более чем справедливый обмен, ведь я положила в корзину подарков, которые раздавались гостям, подарочную карту на услуги бензозаправки. Разумеется, были и личные подарки, здесь мне тоже удалось преуспеть и получить немало полезного, но самым большим удовольствием было наблюдать за лицами Тедди и Патрика в тот момент, когда они открыли мой презент.
– Лив, это… потрясающе. – Тедди погладил гладкую рамку из красного дерева. – Красиво. Правда.
– Когда же ты это сняла? – тихо, с нежностью спросил Патрик.
