скачать книгу бесплатно
Без поцелуя на прощание
Жанель Харрис
Черное зеркало
Существует ли идеальная жизнь? Жизнь Лауры настолько близка к совершенству, что это почти невероятно. Но автокатастрофа меняет все. Внезапно Лаура оказывается прикованной к инвалидной коляске и больше не может заботиться о своих детях, как раньше. На помощь приходит семья ее мужа. Но что, если люди, которым ты вынуждена довериться, на самом деле преследуют совсем иные цели?.. Говорят, что дети меняют все. И это правда.
Жанель Харрис
Без поцелуя на прощание
Папе
Спасибо за то, что превратил меня в книжного червя.
JANELLE HARRIS
NO KISS GOODBYE
Text copyright © 2015 Janelle Harris
Данное произведение является художественным вымыслом.
Любое сходство с реальными людьми, компаниями, событиями или местами случайно.
Издание на русском языке опубликовано по договоренности с Madeleine Milburn Ltd и агентством «Ван Лир».
Все права защищены.
© Анастасия Миронова, перевод, 2021
© ООО «Феникс»,?оформление, 2022
© В оформлении обложки использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com
Пролог
Этот кошмар обрушился на нас так внезапно, что я уже и не помню, когда и с чего все началось. Я не помню, чтобы видела, как изменился сигнал светофора, не помню, что ногой нажала на педаль газа. Не помню, проснулась и заерзала ли малышка или ее снова сморил сон. Не помню, какую детскую песенку Бобби напевал себе под нос с полным ртом пористого шоколада Milkybar. Но я помню страх, обжигающий ужас, словно суперклеем приклеенный к моему разуму. На самом деле это произошло за долю секунды, но в моем воображении все разворачивалось словно в замедленной съемке.
Мой крик ужаса потонул в пронзительном визжании тормозов, когда я попыталась остановить машину. Столкновение было столь внезапным, что мозг не успевал выхватывать картинки, молнией проносившиеся у меня перед глазами. Яростный стук сердца, бьющегося о мою грудную клетку, почти доставлял мне боль.
Машину занесло, это я знала, но понятия не имела, в каком направлении. Я неслась со скоростью, которой мой автомобиль доселе не видел. Упорядоченная жизнь переполненных улочек остановилась, ведь прохожие, не веря своим глазам, затаили дыхание. Деревья, фонари и светофоры смешались в беспорядочный цветной клубок, приближаясь на всей скорости к лобовому стеклу. Все это напоминало сцену из голливудского боевика, вот только вместо манекенов в машине находились реальные люди. Они еще совсем дети. И я ничего не могу поделать, чтобы помочь им.
Я почувствовала боль от давления, и это заставило меня закрыть глаза: внешний мир превратился в чистый лист. То, как перевернулась моя машина, когда колесо с водительской стороны налетело на бортик тротуара, я уверена, послужило захватывающим дух крещендо для стоящих вокруг очевидцев, что были не в силах помочь. Ремень безопасности выбил воздух из легких в попытках спасти мне жизнь. Мое прикованное к водительскому креслу тело болталось из стороны в сторону, словно тряпичная кукла в зубах разъяренной собаки. На какой-то миг я представила, что это не я нахожусь в машине. Что я просто случайная покупательница, ставшая свидетельницей жуткой аварии и надеющаяся, что никто не пострадает, но все это время подозревающая, что спастись невозможно.
Внезапно со стороны пассажирского сиденья раздался яростный удар, и крики затихли. А затем, так же быстро, как и началось, все было кончено. Всего несколько секунд оставили отпечаток навечно. Ничто уже никогда не будет прежним. Все вокруг стало неподвижным и ужасающе безмолвным, когда мой разум оказался заперт внутри моего безвольного тела. Может, люди поспешили на помощь, а может, никто не подошел. Я не знаю. Я знаю лишь, что в тот момент перестала бороться за свою жизнь. В тот момент я перестала быть собой.
Глава первая
Что ж, на небесах отстойно… и здесь воняет. Довольно уникальный запах: неприятная смесь переваренного картофельного пюре и какого-то антибактериального очищающего средства. Я всегда считала, что на небесах все вокруг белое и пушистое, а на каждом втором облачке восседают облаченные в безразмерные белые одеяния арфисты. Я ожидала классическую музыку и яркий пронизывающий свет согласно распространенным клише, но здесь темно, хоть глаз выколи. Может, Земля и Небо живут в разных часовых поясах и я прибыла к жемчужным вратам посреди ночи по центральному небесному времени?
А может, я в аду, но опять-таки я уверена, что здесь должно быть хоть какое-то движение, а не просто кромешная тьма. Ритуальные песнопения вокруг кратера, наполненного огнем, или обжигающие красные языки пламени смогли бы меня убедить. Может, дьявол потерял свой трезубец и все заняты его поисками? А как только он будет найден, начнется адское представление?
Несколько минут спустя, все еще находясь на границе реальности, где компанию мне составляют исключительно мои мысли, я понимаю, что решительно обескуражена. Не могу поверить, что потратила все детские годы, боясь призраков, а теперь, когда жажду увидеть парящее над землей привидение, не могу найти ни одного.
Я решаю, что раз я не на небесах и не в аду, то, возможно, мне предстоит долгое ожидание в лимбе[1 - Лимб – в средневековом богословии место пребывания не попавших ни в рай, ни в ад душ (не путать с чистилищем). – Здесь и далее прим. пер.]. Возможно, Бог и дьявол сейчас заседают в огромном конференц-зале и ведут серьезный спор высших существ о том, кому достанется моя вечная душа. Наверное, меня могут вызвать на ковер в любую минуту и состоится мое последнее собеседование. Мне определенно стоило слушать повнимательнее, когда начальник отдела кадров в последний раз толкал мотивационную речь по личностному росту перед моим отделом.
Прежде чем я окончательно теряю терпение, до меня доходит. О черт, черт, черт! Что, если я в морге? Я слышала о таком: это показывают в разных странных реалити-шоу по телику, не так ли? Когда все думают, что ты мертв, но ты жив и, напуганный, просыпаешься рядом с окружающими тебя трупами. Теперь я и впрямь напугана. Осталось только выяснить, как проснуться. Я бы закатила глаза, если бы могла. Я перешла от райского блаженства к изоляции в морге за один мыслительный подход. Может, я просто схожу с ума?
И вот оно… лучшее на данный момент объяснение. Очевидно, я нахожусь в психиатрической больнице и меня накачали таблетками, чтобы я не смогла себе навредить. Неудивительно, что я не могу пошевелиться: моя смирительная рубашка затянута слишком туго.
Ой, Лаура, брось. Возьми себя в руки. Прекрасно, просто прекрасно. Я начала разговаривать сама с собой. Это все еще считается первым признаком сумасшествия? Ну вот, теперь я задаю вопросы сама себе. Какого черта? Я все глубже зарываюсь в свой крошечный пузырь безумия. Я бы дала себе пощечину, если бы сумела выяснить, как пошевелить рукой. Ладно, мне и впрямь стоит забыть о подобных мыслях. Иначе, если я еще не в дурке, то скоро точно там окажусь.
Усиливающийся запах моющего средства отвлекает от очень глубокого анализа моего текущего местоположения. Запах мне знаком, но я не могу припомнить, откуда именно его знаю. Я с раздражением понимаю, что вокруг меня стоят люди. Эти люди толкают и тянут мое тело в разные стороны, позволяя себе грубо меня игнорировать. Я так злюсь на себя. Я просто хочу удержаться в сознании достаточно долго, чтобы понять, что же происходит. И наконец я узнаю этот запах. Если я в больнице, значит, я все еще жива. А затем меня накрывает жутчайшее осознание. Дети? Что с детьми?
В моей памяти проносится авария, и в нос ударяет запах горящей резины. Где малыши? Мое сердце сжимается от страха. Последнее, что я помню, – оглушающая тишина, которую должны были заполнять крики детей. Я не могу этого вынести. Мне нужно выбраться отсюда.
Я знаю, что почти все говорят, что не любят больницы. В конце концов, здесь отчетливо пахнет лекарствами, полно жутких инструментов, напоминающих приспособления для пыток, и они служат непрошеным напоминанием о конечности нашей собственной жизни. Но я не знаю никого, кто ненавидел бы их сильнее меня. Я дышу с трудом: меня терзают собственные мысли. Мне. Нужно. Выбраться. Отсюда.
Руки и ноги все еще отказываются двигаться. Каждая частичка моего тела абсолютно лишена жизни. Я чувствую, как меня захлестывает волна жалости к себе, а истерика, накатывающаяся вслед за ней, настолько невыносима, что причиняет физическую боль. И я кричу. Я просто даю выход эмоциям. Я не смогу жить так, не смогу быть разумом, заточенным в безжизненном теле. Я сойду с ума – уже сошла. Мне необходимо быть нормальной. Мне нужно заботиться о детях. Я знаю, что у меня есть дети, о которых нужно заботиться, ведь я не готова к тому, чтобы думать иначе, – не могу допустить эти мысли даже на секунду.
Мне нужно успокоиться. Если я буду орать, словно банши[2 - Банши – ирландское чудище, девушка, которая своими криками предвещает скорую кончину.], которую затянуло в фен, то испугаю других пациентов. Но если я кричу так громко, то почему ничего не слышу? Либо я оглохла, либо из моего рта не вырывается ни звука. Несколько мгновений я лежу очень тихо. В комнате стоит зловещая тишина, прерываемая лишь периодическим пиканьем какого-то монитора. Куда все подевались? Какая разница? По крайней мере я знаю, что слух все еще при мне. Теперь мне осталось только смириться с осознанием того, что я не только не могу пошевелиться, но не могу и говорить. Я капуста. Долбаная капуста. Так нечестно.
Должно быть, я снова провалилась в сон, потому что мне показалось, что прошло несколько часов, прежде чем я наконец-то снова услышала голоса. На этот раз я узнала голос. Низкий, почти шепот. Это Марк. Он говорит обрывками фраз, и я не могу разобрать, что он хочет сказать, но я рада уже тому, что слышу его голос. Я знаю, что он плачет, и мне очень хочется дотронуться до него и сказать, что все будет хорошо. Но так я, наверное, совру нам обоим. Чем дольше я лежу без движения, тем хуже прогноз. Уж этому-то моя любовь к просмотру повторов «Скорой помощи»[3 - «Скорая помощь» – американский сериал о жизни приемного отделения чикагской больницы.] субботним утром меня научила.
Вскоре я понимаю, что Марк говорит не со мной. Он обсуждает мое состояние с врачом. Кажется, они наклоняются ближе ко мне, и я силюсь собрать воедино сваленные в кучу обрывки их разговора. Голос Марка становится обеспокоенным и раздраженным, что на него не похоже. Может, он узнал нечто ужасное о моем состоянии?
– Мне очень жаль, Марк, но ваша жена потеряла ребенка.
Мое сердце буквально перестает стучать. Не-е-е-ет, снова кричу я без звука и без движения. Только не Кэти. Пожалуйста, только не моя хорошенькая маленькая девочка! Я умоляю Господа забрать мою жизнь вместо ее.
– О боже, нет! – говорит Марк. – Вы можете что-то сделать? Хоть что-то? Пожалуйста!
– Мне очень-очень жаль, мистер Кавана. Ребенок был запланированным?
– Нет. Не особо. Все сложно, – тяжело вздыхает Марк.
– К несчастью, беременность вызвала осложнения, и нам, несмотря на все наши усилия, с трудом удалось остановить кровотечение.
– И… – едва шепчет Марк.
Доктор не отвечает, и на какой-то миг становится очень тихо. Марк мотает головой или делает еще какой-то жест, я не знаю. Но если можно слышать боль, то это, определенно, именно то, что я слышу.
– Лаура будет просто раздавлена, – говорит Марк, внезапно нарушая тишину. – Она не сможет справиться с этим, учитывая все остальное.
Беременность? Я чувствую щемящую боль от потери чего-то, чего еще даже не имела. Я чувствую боль в голосе Марка. С моей стороны чертовски эгоистично заставлять его проходить через все это.
А затем грудь перестает сдавливать, и я понимаю, что она поднимается и опускается от моего дыхания. Они говорят о ранних сроках беременности – они говорят не о малышке Кэти. Разумеется, меня ранят эти новости, но вместе с тем я испытываю и чувство вины. Вины за то, что ощущаю такое облегчение. Облегчение оттого, что это не Кэти. Это не моя малышка.
– Возможно, ваша жена страдает депрессией. Это не редкость. Происходило ли в вашей жизни что-то, что могло вызвать у нее стресс?
Меня возмущает заносчивость врача. У него нет никакого права делать выводы обо мне и моей жизни. Он меня не знает. Не знает Марка. Я пытаюсь сосредоточиться, но не слышу, что отвечает Марк.
– Мы работали вместе с полицейскими на месте происшествия, и предполагается, что ваша жена тронулась с места на высокой скорости на красный свет светофора, – говорит доктор, прочистив горло сухим, неприятным покашливанием.
Я потрясена его обвинениями. Он предполагает, что я спровоцировала аварию намеренно? Интересно, покажет ли монитор, что у меня повысилось кровяное давление?
– Была ли Лаура обеспокоена по поводу беременности и предстоящих родов?
В чем проблема этого парня? «Марк, не позволяй ему пробивать брешь в наших отношениях. Дай ему отпор», – молча молю я. Я умоляю, чтобы мои руки пошевелились. Я так отчаянно хочу дотронуться до своего мужа. Подать ему знак, что я здесь. Я все еще здесь, просто заперта внутри своего дурацкого тела, и оно отказывается со мной сотрудничать. Но Марк молчит. Он стоит достаточно близко ко мне, чтобы я чувствовала тепло его тела, но при этом он так далеко. Слишком далеко. Я чувствую пустоту пропасти между нами. Должно быть, его это убивает.
Пропасть между нами растет и растет. Марк уходит, и у меня нет ни малейшей возможности попросить его вернуться. Мое сердце рвется на части, и я не могу ничего с этим поделать.
Проходят дни, может, даже недели. Мне трудно следить за временем. Трудно отличить день от ночи. Периодически на меня волнами накатывает глубокий сон, не позволяя мне полностью просыпаться. Я подозреваю, что ночь наступает, когда Марк покидает свой пост у моей постели и возвращается домой в надежде урвать немного сна и привести дела в порядок. И я остаюсь наедине со своими утомительными мыслями на следующие двенадцать часов. Я с нетерпением жду его возвращения: жду, когда он снова будет нашептывать мне на ухо о счастливых воспоминаниях и планах на будущее целый день в ожидании, что я отвечу.
– Пока, принцесса! Я приготовил для тебя сюрприз на завтра, – шепчет Марк, наклоняясь, чтобы поцеловать меня.
На секунду мне кажется, что я смогу почувствовать его губы у себя на лбу, но из-за пузырьков восторга, взрывающихся у меня в животе, кружится голова и трудно сосредоточиться. Сюрприз? Может, он приведет детей навестить меня? Боже, как же я по ним соскучилась!
Господи, Марк, обязательно было пускать газы в такой момент? Фу, фу! Ты снова ел в буфете, не так ли? Только больничная еда может так действовать на пищеварение. Куда ты уходишь? Не смей уходить и оставлять меня наедине с этим запахом! Марк?! Марк?!
Глава вторая
Когда Марк предлагает сойти с автобуса на остановку раньше и прогуляться до его дома, я с радостью соглашаюсь. У меня есть подозрения, что по пути он попытается меня поцеловать. По крайней мере, я на это надеюсь. Однако если бы я знала, что последняя остановка находится примерно в тридцати миллионах километров от его дома, я бы решила перенести это событие на другой раз.
Натерев мозоли и все же не получив позже романтического поцелуя, я решаю, что с меня хватит. Моя рука становится раздражающе липкой, что возможно лишь в том случае, если ты слишком крепко держишь кого-то за руку во время до боли неловкого разговора. Если мы не отпустим друг друга в ближайшее время, нам грозят потные ладошки. Пришло время прибегнуть к старому проверенному способу и притвориться, что мне что-то попало в глаз.
Когда Марк заглядывает в мои густо накрашенные тушью глаза, я отчаянно жую свою мятную жвачку и готовлюсь к сказочному поцелую, о котором мечтают все подростки. Я ждала своего момента шестнадцать лет и знаю, что это будет великолепно.
* * *
Но как только я вытягиваю губы для поцелуя, жалящий укол иголки в правой руке грубо возвращает меня к реальности. Я снова оказываюсь в больничной палате четырнадцать лет спустя после того волшебного поцелуя, за которым последовало множество других изумительных поцелуев. Сотни счастливых воспоминаний заполняют мои мысли: Марк, день нашей свадьбы, я узнаю, что стану мамой, что мы станем семьей. У меня сжимается сердце. Что, если я никогда не проснусь? Что, если эти четырнадцать лет – это все, что у меня есть, и теперь мое время вышло? Что, если нам с Марком не суждено состариться вместе и я никогда не испытаю той радости, которую чувствуешь, наблюдая за тем, как растут твои дети?
Меня застает врасплох топот проносящихся мимо ног. Я так привыкла к тому, что все вокруг меня ходят на цыпочках, что малейшее движение становится для меня захватывающим событием. Уже через несколько секунд до меня доходит реальность происходящего. Доктора и медсестры не просто так решили устроить кросс: кто-то в беде и ему немедленно понадобилась помощь. Я сочувствую пациенту, конечно, сочувствую. Я ведь еще не совсем превратилась в камень, хотя в некоторые дни это становится все труднее… но затем я испытываю облегчение. Облегчение оттого, что они спешат не ко мне. Но это место, одиночество и почти полная тишина напоминают мне о том, что это может случиться в любую минуту. И что, возможно, это будет не так уж плохо. В кого я превращаюсь? Я умудряюсь любую тему переводить на себя. Я зациклена на себе и сломлена. Мое тело искалечено, но и мой разум быстро приближается к не менее ущербному состоянию.
Новое утро приносит с собой тишину. Кипящая деятельность вчерашнего вечера теперь всего лишь воспоминание. Должно быть, сейчас время посещений, потому что пришла Эйва, моя лучшая подруга. Я не заметила, как она появилась, но я рада ее визиту, и мой разум улыбается. Эйва способна переболтать всю Ирландию – мне редко удается вставить хоть слово. Так что односторонняя беседа, когда она чешет языком, кажется приятно знакомой.
Мы с Эйвой дружим с шести лет. Мы ходили в один класс в школе и, даже несмотря на то что учились в колледжах в разных концах страны, всегда оставались близки. Я знаю ее так же хорошо, как знаю себя, и люблю ее во всех проявлениях. Но иногда ее способность сначала говорить, а потом думать шокирует меня. Как и сейчас.
– В общем, парень в соседней палате сыграл в ящик пару часов назад, – объявляет Эйва тоном диктора новостей с национального телевидения.
На дне моего почти пустого желудка скапливается немного рвоты. Этот человек был для меня незнакомцем, но его смерть как-то странно влияет на меня. Он был чьим-то сыном, мужем, может, даже отцом. А теперь он ушел, оставив дыру в сердцах любящих людей, там, где раньше была его улыбка. Я все еще здесь, все еще цепляюсь за жизнь, но тоже чувствую эту пустоту. Эту небольшую норку, которую я постепенно рою в сердцах всех, кого люблю.
– Нет, Лаура, правда, это место чертовски вгоняет в депрессию. Тебе нужно поскорее проснуться. Нет, я, конечно, знаю, что ты та еще соня, но тебе не кажется, что пора уже поднять веки и все такое? Ну давай, милая. Подай знак, что ты все еще здесь. Я скучаю по тебе, – говорит Эйва.
Я бы закатила глаза и рассмеялась, если бы могла. Сарказм – второе имя Эйвы, и мне становится легко, когда я слышу одну из ее таких знакомых ужасных шуток.
Я уверена, что Эйва нервно ерзает и много ходит по комнате. Меня немного смущает, что ей так некомфортно из-за всей этой ситуации. Интересно, у меня покраснели щеки? Хотела бы я, чтобы она села и расслабилась. Ее голос все время раздается из разных уголков комнаты, и это вызывает у меня тошноту.
– Лаура, тебя нет рядом уже целую вечность. Мне нужно поделиться с тобой самыми важными за всю мою жизнь новостями, а ты даже не слушаешь.
Эйва придвигается на стуле ближе к моей постели и наклоняется ко мне. Я чувствую ее напряженное, тяжелое дыхание на своей подушке. Даже с закрытыми глазами я понимаю, что Эйва топчется на месте. Боже, лучше бы она не ела чеснок на обед.
– Ладно, – с запинкой произносит Эйва. – Я просто выложу все как на духу.
Интересно, что это за большие сенсационные новости? Может, Эйва сломала каблук и ее положат на соседнюю койку, чтобы она могла восстановиться от шока, или даже, может быть, что-то посерьезнее, например, она потеряла свою сумочку от Prada где-то в комнате ожидания? От таких новостей ее бы инфаркт хватил.
Я не нравлюсь самой себе. Обычно больше всего на свете я люблю посплетничать с Эйвой, но не сегодня. Сегодня это напоминает мне о том, что для всех остальных жизнь продолжается, а я заперта здесь.
Эйва глубоко вдыхает воздух и выпаливает:
– Я выхожу замуж.
Затем наступает долгая пауза, и я задаюсь вопросом, когда же Эйва рассмеется и скажет мне, что это шутка. Я понимаю, что ее руки судорожно теребят край моей постели, и догадываюсь, что она крутит кольцо на безымянном пальце.
– Ну, я знаю, что ты скажешь. Точнее, знаю, что бы ты сказала… Знаешь, если бы могла говорить и все такое… – Следует еще одна неловкая пауза, а затем Эйва громко прочищает горло. – Но Адам любит меня. Он полностью преодолел свою боязнь серьезных отношений. Предложение руки и сердца было таким романтичным. Намного лучше, чем попытка Марка. То, как он брякнул: «Давай распишемся» между глотком колы и укусом двойного чизбургера, вряд ли можно назвать романтическим жестом, как ты всегда это представляла, Лаура.
Эйва была права. Первое предложение Марка могло вызвать только смех, и я не восприняла бы его всерьез, даже если бы он щедро предложил мне откусить от его бургера, пока я обдумываю свой ответ. Но нам тогда было всего по восемнадцать, и хотя все было довольно скоротечно, я всегда знала, что хочу провести с ним остаток своей жизни. Мне пришлось подождать пару лет, чтобы получить сногсшибательное предложение руки и сердца, о котором я всегда мечтала. Это было романтическое предложение при свечах, и я чуть не сказала «да» еще до того, как он успел задать вопрос.
Все вокруг замирает, пока Эйва стоит, нависнув надо мной. Я не могу понять, чего она ждет. Неужели она думает, что я резко вернусь к жизни, чтобы поздравить ее с этим нелепым решением? Я всегда держала при себе свое мнение об Адаме. Но для Эйвы я открытая книга и знаю, что мне даже не надо ничего говорить вслух. В их отношениях больше драмы, чем во всех сериях всех мыльных опер вместе взятых.
Эйва, похоже, никогда не устанет защищать Адама. Она любит говорить, что они прямо как настоящие Адам и Эйва. Мы все знаем, что она имеет в виду Еву, но никто еще не взял на себя смелость поправить ее. Нам всем хочется сохранить головы на плечах. Как и библейская пара, влюбившаяся в райском саду и столкнувшаяся с проблемами запретного плода, Эйва и Адам встретились в саду позади дома Молли Кио, когда в районе проходило летнее барбекю. Когда рукав кардигана Эйвы загорелся, Адам в попытке затушить огонь без сомнений и трезвых размышлений вылил на нее свою пинту сидра. Может, Адам не знал или, ослепленный паникой, моментально забыл, что алкоголь вызывает эффект, противоположный желаемому, когда попытался затушить пламя. Так и начались их не такие уж прекрасные отношения. Эйва настаивает на том, что их свела судьба. Остальные же считают, что причиной послужили жидкость для розжига и легкое отсутствие мозгов. Но одно точно: Эйву Кэссиди и Адама О’Рурка всегда будут вспоминать в связи с событиями в яблоневом саду.
Появление Марка прерывает мое путешествие по долине памяти. Я изо всех сил стараюсь улыбнуться. Я чувствую подрагивание где-то возле уха и почти уверена, что это мышцы, благодаря которым двигается мой рот. Я решительно настраиваюсь на то, что сегодня дам знать, что слышу его, но отвлекаюсь на женский голос, входящий в мою палату.
После того как некоторое время все общаются между собой, а я начинаю испытывать разочарование, Марк наконец переходит к вступлению:
– Лаура, милая, я ведь говорил, что приготовил тебе сюрприз.
Мое сердце начинает бешено колотиться… Дети, он привел детей.
– Ну… вот она, – объявляет Марк, возможно, указывая на что-то, этого я не могу сказать наверняка.
Я задерживаю дыхание и жду, что услышу агуканье Кэти.
– Здравствуй, Лаура, – раздается щебечущий женский голосок.
– Николь хотела с тобой увидеться. Разве не приятный сюрприз? – говорит Марк.
У меня сердце уходит в пятки. Мне кажется, что я не видела детей уже целую вечность. В качестве сюрприза я хочу видеть только их. Не Николь. Не эту стерву. Как мог Марк привести ее сюда? Он знает, как сильно я ее ненавижу. Я полжизни потратила, поливая ее грязью. О чем он, к черту, только думал? Мне хочется расплакаться. Какое-то время все молчат, а затем в палате звучат оживленные голоса. Я знаю, что Марк улыбается. И это злит меня еще больше.
– Никки просто невероятна, она помогает мне всю неделю. Не знаю, что бы я без нее делал. Она так за тебя волнуется.
– Мы все волнуемся, Марк, – сухо добавляет Эйва.
Эйва на моей стороне, как всегда. Мне кажется, я улыбаюсь, но все слишком заняты, чтобы обратить на это внимание.
Марк игнорирует это замечание.
– Я предложил Никки прийти и самой посмотреть на твои успехи.
