скачать книгу бесплатно
– Так точно, инструктор наркомата обороны, прибыл к вам в командировку для оказания практической помощи коммунарам, – отрапортовал Синцов.
– Ну и как наши коммунары? Как подготовка боевая, хорошо наши инструктора работают?
– Да, в принципе нормально, есть, конечно, небольшие недочёты, но исправим в рабочем порядке.
– Хорошо, если так. А ты, кстати, давно у Тухачевского работаешь? Я так понял, что ты же здесь в Иркутске раньше работал, в ревбезопасности?
– Так точно, работал здесь, а с тридцать пятого в наркомате обороны.
– Ага, понятно, ездишь по стране часто?
– Да, не то чтобы часто, но бывает.
– Хорошо. Ты ведь, наверняка, на хорошем счету там в Москве?
– Так точно.
– Да-а-а, а тут вот сплоховал, да?
– …
– Ну, что замолчал-то, сказать нечего?
– Так точно, нечего. Виноват я.
– Виноват! Ты, брат, обосрался, причём обосрался по полной. Тебя же по-хорошему в камеру следовало отправить. А то работник наркомата! Ты же примером должен быть для нашей революционной молодёжи, а ты какой ей пример показываешь?
– Простите, Борис Алексеевич, чёрт попутал.
– Чёрт то есть виноват? Ладно, всё это лирика, не за тем я тебя сюда привёз. Да и чтобы иллюзий вредных у тебя не возникало, сообщаю тебе, что сегодня в 11.15 сотрудники уголовного розыска обнаружили труп некой гражданки Куликовой Василисы. Помнишь такую?
Матвей кивнул в ответ, уже понимая, к чему клонит Горовой.
– Так вот, представляешь, её буквально вчера вечером отпустили под подписку, а сегодня уже нашли мёртвой. Застрелили её из ТТ, а пистолет этот самый нашли тут же недалеко, убийца его видимо потерял, когда убегал с места преступления. Но, я думаю, что на том стволе его пальчики-то остались, так что мы это убийство быстро раскрутим. Дело я приказал в УРБ передать, Зирину, значит, под контроль. Понимаешь, какая штука выходит?
– Понимаю, Борис Алексеевич, всё понимаю, – уже спокойно ответил Синцов.
– Ну, вот, вижу теперь, что всё осознаёшь, всё понимаешь, а то заладил – так точно, да чёрт попутал. Ты же сам чекист бывший, два плюс два сложить сможешь. Так что давай поговорим откровенно.
– Давайте, Борис Алексеевич, я готов.
– Сейчас за твою жизнь, я бы и копейки не дал, тебя с любого конца зацепить можно, хошь перерожденцем объявляй, хошь – убийцей, следы заметающим. Ты сейчас у меня вот где, – Горовой показал Матвею кулак, – Захочу сей момент растопчу, захочу, помилую.
– Я это очень хорошо понимаю, товарищ первый секретарь, я уже говорил, что готов искупить.
– Нужен мне человек, вроде тебя в Москве для одного деликатного дела. Справишься, докажешь мне свою преданность, тогда уже по-другому поговорим. В нужде жить не будешь, у меня возможности безграничные, и прикрыть тебя смогу, если что, у меня друзей много, а помощников ещё больше. Я ведь с самим Троцким Революцию делал, сталинистов в расход пускал.
– Времени всё обдумать у тебя было достаточно, так что на раздумье не дам ни минуты. Отвечай здесь и сейчас, будешь мне служить, служить безоглядно и до конца?
– Буду, Борис Алексеевич, я уже всё для себя решил.
– Собственно другого ответа я и не ждал. Ты, Матвейка, не ссы, кто со мной в одной упряжке, тот всегда на коне и о решении своём ещё никто не пожалел, ни Зирин, ни дружок твой Устюгов.
«Надо же, Матвейка, а как ты других своих холопов называешь интересно, они у тебя все Серёжки да Мирошки или для кого-то исключения делаешь. Сразу показал, кто здесь хозяин, ни дать ни взять, барин», – думал Матвей, испытывая к Горовому всё возрастающую ненависть.
– Что я должен буду сделать? – уже вслух ответил Синцов.
– Потом, всё потом, главное принципиальное согласие твоё нужно было, а там так привычное для тебя дело. Есть у меня там недруг один, никак подобраться к нему не могу, вот ты и исполнишь его, но так по-тихому, подсыплешь порошочек один этому человечку, значит, и всё. Готов сделать это, не обосрёшься?
– Готов, Борис Алексеевич, а кого нужно устранить?
– Я же сказал потом, всему своё время. А сейчас иди, отдыхай, вечером банкет ожидается.
***
Матвей, оставшись в одиночестве, спустился к Ангаре, где сидя на камнях, уже в спокойной обстановке занялся анализом последних невероятно насыщенных событиями дней.
То, что он вынес из этого анализа, выглядело совершенно неприглядно. Минимальная задача была выполнена, но результаты превзошли все предположения. Горовой оказался не просто перерожденцем, расплодившим в крае бюрократию. Уже за это предательство Мировой Революции его можно было смело ставить к стенке. Но всё оказалось гораздо страшнее, здесь вырисовывался заговор, настоящий заговор с участием первых лиц НКВД и крайкома Партии.
То, как вербовали Матвея, говорило о масштабах этой организации и абсолютной уверенности её участников в своей неуязвимости. Ведь доставить освобождённую из-под стражи преступницу в НКВД, организовать её расстрел в подвале, вывезти труп в город, где всё обставить как настоящее убийство, невозможно без свидетелей. В один этот акт должно быть вовлечено несколько человек, скорее всего сотрудников УРБ, которые впоследствии будут молчать о своём участии в этом акте. Таким образом, можно сделать вывод, что участвующие в акции люди, так или иначе, вовлечены в организацию.
Удивляла и одновременно пугала цель вербовки. Получалось, что Матвея вербовали для ликвидации какого-то ответственного работника наркомата обороны, иначе зачем такая кутерьма. Интересно, рассуждал Матвей, а что если бы я действительно ликвидировал работника наркомата, что было бы со мной. Опять же было не ясно, зачем его, только что завербованного приглашать на банкет, где явно будут участники организации. Неужели тоже психологический ход, мол, вот мы какие, ничего не боимся и ты теперь один из нас, так, что ли. Интересно, кто их так натаскивает. Чем этот Горовой после Октябрьской Революции занимался, может как раз психологическими разработками, это же направление как раз курировал Троцкий.
Хотелось как можно скорее оказаться в Москве, чтобы доложить Ежову, но Синцов понимал, что торопиться в этом деле нельзя. Выходить же на Ежова по телефону было крайне опасно, вряд ли его теперь оставят здесь без наблюдения. Оставался открытым вопрос получения доказательств. Первоначальные надежды на Устюгова, как на возможного информатора для товарища Троцкого были отброшены Матвеем, исходя из действий последнего. Видимо он был настолько сильно втянут в этот заговор, что обратного пути у него не было. Впрочем, чему тут удивляться, если его самого подсадили на такой крючок, что не будь он тайным ревизором, выбора у него бы уже не существовало.
***
Банкет на открытом воздухе затянулся до глубокой ночи. Как и ожидал Матвей, на этой вакханалии присутствовало человек шестьдесят, можно сказать вся верхушка края. Здесь были сплошь руководители партийных органов, Восточно-Сибирского совнаркома, промышленных предприятий, Иркутского военного гарнизона. Среди знакомых лиц Матвей отметил Зирина, Устюгова, председателя коммуны Илларионова. Были и другие непонятные личности, не относящиеся к руководству края.
Банкет начался с поднятия тостов за здоровье товарища Троцкого, за победу Мировой Революции. Но уже через минут двадцать после начала, Мировая Революция была забыта, и во главу угла встал товарищ Горовой, которого называли отцом, вождём, покровителем и пели ему такие дифирамбы, что Матвею порой хотелось заткнуть уши и бежать подальше отсюда, чтобы не слышать эту приторную, постыдную лесть. Сам же Горовой просто светился от счастья, когда слышал очередные слащавые восхваления. Тот самый личный фотограф трудился во всю, только успевая щёлкать затвором фотоаппарата и менять кассеты фотоплёнки.
Стол ломился от кулинарных изысков, по сравнению с которыми утренний завтрак казался жалкой пародией на еду. Обслуживали банкет около десятка официантов, без устали снующих туда-сюда то с новыми закусками, то с пустыми бутылками. Водка лилось рекой, и через пару часов этого пиршества опьяневшая бюрократия, насытившись «хлебом», возжелала «зрелищ». Зазвучала весёлая музыка. Невесть откуда появились полуголые девицы. Выскочив на импровизированную сцену, начали танцевать, высоко задирая ноги и изображая подобие канкана. Разгорячённые зрители, дыша парами алкоголя, приходили в неистовство, когда очередная девица, задрав ногу, открывала взору едва прикрытое сокровенное место.
После неистовства танца, банкет продолжился, но уже с участием танцовщиц и других барышень, которые заполонили своими откровенными нарядами банкетную лужайку. Водка опять полилась рекой, опять зазвучали тосты в честь Горового. Дальнейшее действо банкета переросло в откровенный разврат, то там, то здесь слышался женский визг, хохот, чьё-то фырканье и рычание. Бегали полуголые девицы, за ними гонялись пьяные в дым руководители, падали, блевали, засыпали здесь же на траве.
Надо отдать должное, но эти этапы банкета уже не фиксировались фотографом для будущего музея Мировой Революции. Уже ближе к рассвету гости постепенно расползлись по гостевым домикам. Тех, кто не смог, уносила прислуга и телохранители. Женская «гвардия» под руководством той самой Марьяны была собрана вместе, посажена в автобус и вывезена с территории резиденции. За всё время банкета Матвей так и не пообщался ни с Устюговым, ни с Илларионовым.
***
В коммуну Матвей вернулся только в субботу. Всю пятницу он провёл в загородной резиденции. С Горовым уже не виделся, поговорил с Зириным, который приказал Синцову возвращаться в коммуну и продолжать выполнять командировочное задание, все дальнейшие инструкции он должен был получить позже.
Председатель коммуны вёл себя как ни в чём не бывало, ни жестом, ни словом не обмолвился о банкете. Отношение Илларионова к Матвею тоже никак не изменилось, как догадался Матвей, это была обычная практика конспирации. На рабочих местах все вели себя как истинные коммунисты, все силы отдающие приближению Мировой Революции. В резиденции Горового всё менялось, там местная элита сбрасывала свои маски и становилась тем, чем была всегда – махровой советской бюрократией.
Матвей старался понять, имеют ли эти новые советские бюрократы прямое отношение к заговору, которым руководит Горовой, но так и не пришёл к однозначному ответу. То, что зажравшиеся чиновники держатся за власть любой ценой, пускаясь во все тяжкие, было одно, и характеризовало их как перерожденцев. Но вот участвовали ли они в планировании убийств, как, например, тот же Горовой или Зирин, Матвей достоверно сказать не мог. Впрочем, перерождение уже считалось страшным предательством делу Мировой Революции и каралось самым жёстким способом, вплоть до высшей меры. Возможно, страх и ожидание этой неминуемой расплаты, заставляли местную элиту учинять такие вакханалии, чтобы хоть на время забыться в угаре опьянения и разврата.
В эту же субботу Матвей попытался объясниться с Устюговым. Но тот от разговора увильнул, сказав, что, мол, извини, так надо было, служба. И добавил, что такие разговоры у них вести не принято, а так как Матвей теперь один из них, то на него это правило распространяется в не меньшей степени.
В общем, с понедельника Синцов вновь приступил к своим занятиям с коммунарами, обучая этих чистых, не замаранных грязью перерождения и заговора парней и девушек тактике и стратегии, стрельбе и приёмам самбо.
***
Пролетела ещё одна неделя, и в субботу утром Матвея вызвал к себе в кабинет Устюгов. В кабинете особого отдела коммуны кроме хозяина находились уже знакомые ему гориллообразные чекисты и доктор Аркадий Фёдорович, который лечил Синцова после отравления. Чекисты сообщили, что Матвея вызывает к себе Зирин, но они подождут, так как его пришёл осмотреть доктор. Аркадий Фёдорович задал несколько вопросов о самочувствии Матвея, послушал, постучал молоточком, измерил давление.
– Ну, что ж, товарищ Синцов, процесс выздоровления налицо, через пару дней будете совершенно здоровы. Но я бы поставил Вам укольчик общеукрепляющий, так сказать, в завершении лечения. Закатайте рукав, – закончил говорить Аркадий Фёдорович и принялся готовить шприц.
– Да не надо, доктор, я чувствую себя хорошо, так что приберегите укол для другого, – ответил Матвей, чувствуя в воздухе повисшее напряжение.
– Нет-нет, и не вздумайте отказываться, я врач, я знаю что делаю! Немедленно закатайте рукав! – разозлился Аркадий Фёдорович.
– Да, отстаньте Вы от меня, не нужны мне никакие уколы, всё, доктор, мне пора, меня вон начальство ждёт, – запротестовал Матвей, ощущая приближение беды.
Встал из-за стола и уверенным шагом направился к дверям. Чекисты, до этого безучастно стоявшие у дверей, неожиданно пришли в действие и набросились на Синцова, заломив ему руки. Повалив на пол, они скрутили Матвея. Доктор с помощью Устюгова, закатал рукав и воткнул в вздувшуюся от напряжённой борьбы вену шприц. Препарат медленно вошёл в кровь Матвея, от чего перед глазами всё поплыло, и он провалился в чёрную пустоту…
Время действовать
Ночью Андрей опять побывал в своём детстве. Проснувшись, он пытался собрать воедино и то событие из прошлого, в котором он побывал, и то, к чему это было, пытаясь найти хоть какую-нибудь связь со своим пребыванием в новой реальности.
Приходилось ли Андрею убивать? Во сне он видел себя в детстве на берегу Ангары. Андрей часто любил спускаться к реке и любоваться ее спокойными величавыми водами. Ему десять лет. Вместе с ним его младший двоюродный брат Миша. Они пускают «блинчики» по воде, запуская плоские камешки, наблюдая сколько раз подпрыгнет камень, пока не утонет. У Миши получается сделать больше «блинчиков», чем у Андрея. Андрей злится, берет один камень, другой… дружеская посиделка превращается в соревнование. Теперь они уже не братья, а соперники. Андрей берёт увесистый плоский камень и собирается его запустить.
Странно… раньше он ни разу не задумывался, а почему взял такой большой камень? Он же далеко не улетел бы. Это и ежу понятно было. Миша тем временем был впереди Андрея на пару шагов и запускал очередной «блинчик». И вот Андрей берёт этот тяжелый камень, и… камень срывается и попадает прямиком в шею Мише. Раздается противный хруст, Мишка издаёт горлом булькающий звук и ничком падает на каменистый берег.
Ужас охватывает Андрея – он убил своего любимого родственника. Мало того, что за это придётся отвечать, так ещё и лучшего друга лишился. Андрей тогда уже знает, что такой удар по шее приводит к смерти, ломаются шейные позвонки и всё… капут. В лучшем случае парализация. Невозможно передать весь эмоциональный спектр, который пережил Андрей за короткое время, он что угодно готов был отдать, только чтобы его друг выжил, чтобы отменить это досадное недоразумение. И слёзы, и мольбы – всё тут было. А когда он обернулся, то вместо неподвижного тела, увидел, что Мишка сидит у камня как ни в чём ни бывало.
Уже потом Андрей по-всякому объяснял это событие. Мишка признавал, что камень ему больно сделал, а не разговаривал он долго, потому что злился на Андрея. Тем не менее, Андрей на короткое время стал убийцей, прочувствовал на себе это. Даже неважно, что он преувеличил ситуацию, для него Мишка был мёртв какое-то время , и с этим осознанием, с этим фактом ему пришлось иметь дело. Конечно, когда все разрешилось, пришло неописуемое облегчение. И всё равно, непонятно, зачем он взял такой большой камень. Может быть, он хотел на самом деле, подсознательно, убить человека?.. Какая сила овладела им тогда?
И к чему этот сон? Может ему придётся убивать? Ведь Синцов, в чьей личности он теперь пребывал, уже делал это…
***
Андрей лежал на кровати и думал. Но как назло, в этот раз мысль, вместо своего бурного развития, почему-то молчала и даже пряталась. Информация, обрушившаяся на него, накладывала определённые обязательства. Теперь он не просто Кузнецов Андрей, оказавшийся невесть в какой реальности, а ревизор КПК при ЦК ВКП(б). Всё усугублялось тем, что на него, как на товарища Синцова, совершено покушение, а его лечащий врач никто иной, как один из покушавшихся. Таким образом, если разобраться, то Андрей в шкуре Синцова находился сейчас в самом логове врагов, для которых он стал почему-то опасен, и что могут его враги предпринять в дальнейшем, он боялся даже представить.
Во всей этой патовой ситуации самым страшным было то, что Андрей не знал, что делать. Причём не просто не знал, а не знал абсолютно , и это абсолютно касалось не только общей стратегии, но и даже следующего шага. Наверное, рассуждал Андрей, этот Синцов что-нибудь бы мог решить, но как его спросить об этом было неизвестно. Единственное, что смог решить Андрей, складывалось из шагов, которые уж точно не следовало совершать.
Ни в коем случае нельзя дать понять врачам, а особенно этому душегубу Аркадию Фёдоровичу, что он, в их глазах Матвей Синцов, обрёл память. Почему-то все они были уверены, что товарищ инструктор из наркомата обороны потерял память и не помнит ничего из того, что произошло за последние дни. Это в свою очередь давало Андрею шанс, проскочить, если до конца притворяться ничего не помнящим. Повезло, что встреча с этим гадом Устюговым произошла ещё до того, как Синцов заявил о себе в сознании Андрея.
Далее, нельзя совершать никаких активных действий, пока нет конкретного плана, нужно просто лежать, поддерживать легенду беспамятства и наблюдать, что будет дальше. Эта временная стратегия, по разумению Андрея, должна была сохранить ему жизнь, да и честно говоря, что-то сейчас предпринимать не было ни сил, ни желания, ни возможности. Ситуация казалась Андрею, действительно безвыходной, умирать было страшно, остро до боли хотелось жить, жить любой ценой. Но вот как жить, как выжить Андрей не представлял, а Синцов подло молчал.
Дни пролетали один за другим, Аркадий Фёдорович бывал у Андрея ежедневно, постоянно задавал вопросы и неотрывно смотрел в глаза. Иногда ему казалось, что этот чёртов доктор видит насквозь и не верит всем его ухищрениям, что ещё немного, и он будет разоблачён, и тогда всё, конец, в живых его тогда точно не оставят. Но страх смерти и желание жить, делали своё дело – Андрей оставался неразоблачённым.
***
Решение пришло неожиданно и просто. Произошло это 29 июня, спустя три недели после того, как он очнулся в больнице. Возможно, он просто устал от постоянно терзающих его мыслей, попыток найти решение тому, что делать дальше.
В тот день у него сам собой отключился внутренний диалог, и Андрей просто лежал, глядя в потолок, не обременяя себя даже мало-мальски ничтожной думкой. Через какое-то время, вернувшись в свою обычную ментальную реальность, он вдруг понял, что знает, как ему нужно поступать, чтобы не просто выжить, но и выполнить задание Партии, которое ему было доверено самим товарищем Троцким.
Получилось, что отключив свои мысли, он дал возможность протиснуться личности Матвея, которая и объяснила весь дальнейший план. Ему, Андрею, оставалось просто наблюдать, что решает и как поступает личность Синцова. Впоследствии это подключение «мозгов» Матвея стало настолько обычным явлением, что превратилось в обыкновенную привычку и проходило «на автомате».
Итак, время действовать пришло. Первое, что должен был сделать Андрей, это выписаться из больницы и выехать из города, что было самым простым делом. Как предполагал Матвей, что-то пошло не так, возможно где-то произошла утечка или прокололся он сам. В любом случае, тот злополучный укол говорил о двух неоспоримых фактах. Первое – в Синцове Горовой неожиданно увидел опасность. Второе – Горовой не знает, откуда исходит эта опасность, иначе Матвея уже не было бы в живых, подстроить несчастный случай для людей Зирина было несложным и привычным делом. Горовому важно узнать, кто стоит за Синцовым, до этого он вряд ли предпримет активные действия.
Из этих рассуждений вытекало, что скорейшая отправка Матвея в Москву была на руку не только Матвею, но и самому Горовому. Там, в Москве, Синцова возьмут под наблюдение его люди и выяснят, к кому Матвей их приведёт. Несомненно, в пути его тоже будут сопровождать, но вряд ли Горовой отправит для этого много людей. Скорее всего, один-два человека, ведь все уверены, что Синцов безобиден как ребёнок, потому как мало что помнит о своей жизни. Недаром же так старался этот душегуб Аркадий Фёдорович.
Задача заключалась в том, чтобы выявить и избавиться от сопровождения в пути, и, пока поезд прибудет в Москву, успеть вернуться и сделать максимум, пока заговорщики не замели все следы. Самым сложным здесь было сохранить своё инкогнито, и сделать, так, чтобы никто из людей Горового не понял, что его уже нет в поезде. Как это сделать Андрей-Матвей не знал, но предполагал, что там, в поезде что-нибудь придумает, исходя из, так сказать, местных условий.
И Андрей, точнее Матвей, начал действовать…
***
Первый этап плана был выполнен без сучка и задоринки. Стоило Матвею обратиться к Аркадию Фёдоровичу с просьбой выписать уже его из этой чёртовой больницы и отправить домой в Москву, тот противиться не стал, осмотрел в очередной раз, удовлетворённо крякнул и дал добро.
Инструктора наркомата обороны Матвея Синцова провожали в Москву с почётом. На вокзал прибыли председатель коммуны Илларионов, начальник особого отдела Устюгов, представитель крайкома ВКП(б) Мусихин. Матвею крепко жали руки, обнимали по-товарищески, наговорили напутствий и пожеланий скорейшего выздоровления. Естественно, сделали несколько памятных фотографий. Уже в вагоне выпили за победу Мировой Революции и товарища Троцкого, после чего провожающие ушли, оставив Матвея и сопровождающего его коммунара по имени Петро.
***
Поезд тронулся, и Матвей принялся за исполнение второго этапа плана. Буквально пары перекуров в тамбуре хватило для выявления второго сопровождающего, ехавшего в соседнем купе, с которым «незаметно» всякий раз перемигивался Петро. Сопровождающий Матвея «коммунар» оказался словоохотливым и компанейским парнем, вероятно, сотрудником УРБ. По крайней мере, к ВоенПроизКому имени тов. Преображенского он не имел никакого отношения. Установить это для Матвея не представило большого труда, задав пару безобидных с виду вопросов.
Вернувшись с очередного перекура в купе, которое, к слову сказать, было откуплено полностью и вмещало только Синцова и его спутника, словоохотливый Петро завязал очередной разговор.
– Вот ты мне всё же скажи, Матвей, что и вправду ничегошеньки не помнишь?
– Да, я же говорил уже, забыл, что ли Петро.
– Ну, вот меня-то, например, помнишь же.
– И тебя, и всех провожающих, и то, что в командировке здесь был, и что в больнице лежал, всё помню. А что вот до больницы было, не помню, знаю, что инструктор я, что в наркомате обороны работаю, а вот что да как, хоть убей, не помню.
– Что-то, брат, память у тебя какая-то избирательная получается, здесь помню, там не помню.
– Да, доктор-то мне то же самое говорил, что память у меня такая стала: в целом, всё помнит, а что касается отдельных людей и событий до травмы, всё это, как в трубу вылетело, пелена одна.
– Да-а-а, эх, не завидую я тебе.
– Да я и сам себе не завидую, сейчас в Москву приеду и опять, уколы, таблетки, процедуры разные. Ты, вот, Петро, скажи, разве это жизнь?
– Ну что ты, Матвей, конечно, всё это хреново, но крепись, может память-то и восстановится.
– Кабы так, я полжизни бы отдал, лишь бы память вернуть. А сейчас одна радость осталась – покурить да водочки с расстройства выпить. Может, выпьем по маленькой, а, Петро?
– Да где ж её взять-то эту водочку, она же только в вагоне-ресторане, а там цены, сам понимать должен.
– Ты, что, Петро, я же командировочный, неужто думаешь, что угостить тебя не смогу, за деньгой дело не станет, ты давай, сгоняй в ресторан, хоть посидим нормально, а то неделю в поезде трястись, скукота одна.
Андрей, слушая, сам себя, не уставал удивляться, как это у него так лихо получается добиваться цели. Хотя чего уж тут удивляться, Матвей своё дело знал и действовал на редкость эффективно…
В глазах Петра он увидел некую борьбу. Видимо желание выпить на халяву боролось с долгом. Конечно победила халява, и после недолгих душевных терзаний Петро, взяв деньги, умчался в вагон-ресторан.
Не теряя времени, Матвей осмотрел вещи своего попутчика, обнаружил в саквояже удостоверение помощника уполномоченного УРБ и револьвер и перепрятал их в свой чемодан.
Вернувшийся с тремя бутылками водки и минимумом закуски Петро несколько удивил Андрея, он и представить себе не мог, что можно столько выпить на двоих, да ещё фактически без нормальной закуси. Но, видимо, помощник уполномоченного был не дурак до этого дела и относился к застолью со всей серьёзностью.
