скачать книгу бесплатно
Василевский достал из своего штабного портфеля несколько больших карт и расстелил их на столе.
– Вот, посмотрите, – сказал Шаманов, – это то, до чего додумались немецкие штабисты в ОКВ. Силами двух моторизованных и одного армейского корпусов 2-й танковой группы, имеющей в первом эшелоне пять пехотных, одну кавалерийскую и четыре танковых дивизии, они собираются под Брестом навалиться на две наших стрелковых дивизии 4-й армии, 42-ю и 6-ю, смять их и вырваться на оперативный простор в направлении Минска. На другом фланге нас тоже ждет мощный удар. Четыре пехотных и три танковых дивизии 3-й танковой группы, по их расчетам, легко сомнут наши 128-ю и 126-ю стрелковые дивизии 11-й армии, находящиеся в недостроенном Олитском Уре, и двинутся на Алитус-Вильнюс-Минск, по пути громя наши выдвигающиеся им навстречу соединения. В результате, по их замыслу, 4-я и 11-я армии будут разгромлены, а 3-я и 10-я окажутся в окружении.
– Да, товарищ командующий, – задумчиво проговорил Семенов, – очень похоже на то, как товарищ Жуков разгромил товарища Павлова в ходе январской штабной игры.
– Гражданина Павлова, – поправил Семенова чекист.
– Ах, да, товарищ старший майор, – смутился Семенов, – извините. Впрочем, я тоже думаю, что Белостокский выступ – это ловушка, и войска из него надо выводить.
– А что там выводить? – пожал плечами Шаманов. – 5-й кавалерийский, 6-й и 11-й мехкорпуса еще зимой отправлены на переформирование. Остались два стрелковых корпуса, необходимые, чтобы удержать границу, и три артполка РГК, командиры которых уже вскрыли «красные пакеты» и движутся туда, куда им и положено – в Граево.
– В Граево? – удивленно спросил Семенов. – Но зачем?
– Сейчас поймете, – ответил Шаманов. – Товарищ Семенов, сходите-ка вместе с товарищем Василевским в кабинет начальника штаба, вскройте сейф и принесите сюда папку под грифом «Гроза».
– Я видел эту папку, товарищ командующий, – удивился Семенов, – только позавчера с ней работал. Но там ничего из того, что вы сейчас сказали, нет.
– Товарищ генерал-майор, – голос генерала Шамана зазвенел металлом, – я еще раз вам приказываю – отправиться в кабинет начштаба округа и в присутствии товарища Василевского достать из сейфа начштаба папку «Гроза» и принести сюда. Полюбуемся на то, что в округе до этого момента считалось планом прикрытия границы.
Василевский и Семенов вышли из кабинета, а старший майор тихо сказал Шаманову:
– Товарищ командующий, в штабах армий и штабах низшего звена находятся аутентичные «красные пакеты», поступившие из Генштаба. Наш наркомат за этим проследил.
– Хорошо, если так, – ответил Шаманов, – в противном случае начнется такой хаос, что никому мало не покажется.
В этот момент солдаты в камуфляже внесли в кабинет командующего несколько довольно больших металлических ящиков, распаковали их и стали устанавливать какое-то радиооборудование.
– Товарищ генерал-полковник, через несколько минут будет связь с Москвой и штабами армий, – доложил руководивший всеми этими действиями полковник с эмблемами связиста.
Но прежде чем он выполнил свое обещание, вернулись Василевский и Семенов, причем последний нес в руках большую толстую папку с ботиночными шнурками, опечатанную сургучом (именно так и выглядит пресловутый «красный пакет округа», в котором находятся все служебные документы и план развертывания войск на случай угрозы войны).
Положив папку на стол, Василевский сорвал печати и, вытащив карту, лежавшую сверху, развернул ее на столе.
– Так… Александр Михайлович, узнаете? – сказал Шаманов Василевскому, склонившись над картой.
– Узнаю, – мрачно ответил тот, – примерно тот же план действий, по которому Западный фронт действовал и ТАМ, У ВАС. Все те же лобовые контрудары, на этот раз только стрелковыми корпусами, за неимением механизированных, и та же переброска 13-й армии в Белостокский выступ…
– Вот именно, Александр Михайлович, – усмехнулся Шаманов, – в общем, можете сложить все это снова в папку и передать ее товарищу старшему майору для приобщения к уголовному делу в качестве вещественного доказательства. А теперь давайте настоящий план «Гроза».
После этих слов сопровождавший Василевского старший лейтенант поставил на стол большой опечатанный чемодан.
– Ну что же, приступим, товарищи, – сказал генерал Шаманов, разворачивая на столе первую карту.
Местные командиры недоумевающее переглянулись. Все происходящее все больше сбивало их с толку.
– Извините, товарищ командующий… о каком прошлом разе говорил сейчас товарищ Василевский? – растерянно спросил генерал-майор Семенов.
– Значит, так… – посмотрев на Василевского, произнес генерал Шаманов. – Александр Михайлович, объясните все происходящее товарищам. Теперь уже можно. Только, будьте добры, по возможности кратко, не вдаваясь в подробности. Времени у нас на лишние разговоры нет.
– Если коротко, – кивнул Василевский, бросив взгляд на портрет Сталина, висящий на стене, – то в начале августа прошлого года на высшее политическое руководство Советского Союза вышли наши потомки из 2017 года и предложили свою помощь в грядущей и неизбежной, по их словам, войне с фашистской Германией. После изучения всех обстоятельств между нами и потомками был заключен договор о дружбе, сотрудничестве и военном союзе, по которому в ближайшие часы на помощь нашим войскам в отражении нападения фашистской Германии на территорию округа будет введен союзный экспедиционный корпус. Вот и все. Прочие вопросы потом.
– Более-менее понятно? – поинтересовался Шаманов у старших командиров, остолбеневших от услышанного. – Те, кто не хочет воевать под моим командованием, могут присоединиться к гражданину Павлову и его подельникам. Остальные же немедленно должны приступить к своим служебным обязанностям…
– Товарищ генерал-полковник, есть прямая связь с Москвой и нашей базой в Барановичах – доложил полковник-связист. – Связь с полевыми командными пунктами армий будет минут через пятнадцать.
– Очень хорошо, товарищ Фрязин, – ответил Шаманов, – свяжите меня с маршалом Шапошниковым.
Полковник пощелкал клавиатурой, и через несколько секунд заставка на большом экране в виде эмблемы войск связи (той самой, с красной звездочкой) сменилась цветным, ярким и сочным изображением маршала Шапошникова, с покрасневшими от вечного недосыпания глазами, сидящего в своем кабинете в здании Генштаба.
– Добрый вечер, Борис Михайлович, – поздоровался Шаманов.
– Добрый вечер, Владимир Анатольевич, – ответил Шапошников. – Дела приняли?
– Да тут особо нечего было и принимать, Борис Михайлович… – И Шаманов коротко рассказал об обнаруженном поддельном плане отражения агрессии. – Сейчас пытаюсь поставить задачу местным товарищам, чтобы завтра они во всеоружии встретили врага.
– Ну, – кивнул Шапошников, – бывший командующий Западным Особым округом теперь проходит совсем по другому ведомству. Так что вы, голубчик, постарайтесь в кратчайший срок ввести их в курс дела.
Потом старший майор попросил связаться с его начальством. Пара щелчков клавишами – и вот на экране появился «лучший менеджер всех времен и народов» в своем пенсне, после чего старший майор кратко доложил ему текущую обстановку.
– Товарищ Сергеев, – произнес Берия, немного помолчав, – то, что Павлова взяли в целости и сохранности – это хорошо. Продолжай в том же духе. Назначаю тебя исполняющим обязанности начальника особого отдела фронта. Цанаву я предупредил, он в твои дела соваться не будет. Сам буду у вас в Минске к утру вместе со следственной группой. Желаю тебе успеха, товарищ старший майор.
Когда Берия отключился, в штабе началась повседневная работа. Генерал-майор Сазонов принялся названивать из своего кабинета, поднимая по тревоге подчиненный ему западный округ ПВО и отзывая с полигонов зенитно-артиллерийские полки, отправленные туда по приказу Павлова. Например, в настоящий момент небо над Минском защищали всего восемь, оснащенных приборами управления стрельбой ПУАЗО-3 зенитных батарей по два зенитных орудия 85-мм 52-К в каждой. Против массированного налета это все равно что ничего. Впрочем, массированных налетов вражеской авиации никто допускать не собирался.
Первым рубежом обороны должна была стать воздушная армия ОСНАЗ, истребительные полки которой сейчас выполняли перелет из Смоленска на подготовленные для них полевые аэродромы. Второй рубеж состоял из двенадцати трехбатарейных дивизионов снятого с хранения комплекса «Куб», которые после 22:00 должны были выйти на свои позиции в окрестностях Минска, Барановичей, Кобрина, Бреста, Белостока, Гродно. Непосредственно в частях экспедиционного корпуса для обороны от самолетов противника имелись ЗРК «Стрела-10» на шасси МТЛБ и ПЗРК «Стрела-2». Конечно, для двадцать первого века старье ужасное, но «мессершмиттам», «юнкерсам» и «хейнкелям» всего этого хватит с лихвой.
Тем временем Шаманов, Василевский и Семенов склонились над картой плана прикрытия границы.
– Значит, так, Иван Иосифович, – сказал Василевский Семенову, – общее приграничное оборонительное сражение по плану «Гроза плюс» распадается на три отдельных оборонительных операции: для 11-й армии – Алитускую, для 3-й армии – Гродненскую и для 4-й армии – Брестскую. Все три операции начнутся одинаково – с сокрушительного артиллерийского контрудара по позициям вражеской артиллерии и по исходным рубежам развертывания танков и пехоты противника.
– Простите, товарищ Василевский, – решил возразить Семенов, – но для вашего сокрушительного артиллерийского контрудара в нашем округе недостаточно орудий крупных калибров. Кроме того, далеко не все из них находятся там, где надо.
– Необходимые для такого удара дальнобойные и мощные средства массового поражения «Град», «Ураган» и «Смерч» в достаточном количестве имеются в составе экспедиционного корпуса наших союзников из будущего, – ответил Василевский и вытащил из чемодана несколько карточек.
– Вот, – он разложил карточки на столе, словно пасьянс, – чтобы вы имели представление о том, какие силы и средства планируется задействовать в операции… Установка «Град». Сорок направляющих для 122-мм реактивных снарядов, дальность стрельбы до двадцати километров, залп одной установки длится тридцать две секунды и обеспечивает поражение живой силы и открыто стоящей артиллерии на ста сорока пяти тысячах квадратных метров. На Алитусском и Гродненском направлениях таких установок будет по триста двадцать четыре, на Брестском – четыреста тридцать две. Установка «Ураган». Шестнадцать направляющих для 220-мм реактивных снарядов, дальность стрельбы до тридцати пяти километров, залп одной установки длится двадцать секунд и обеспечивает поражение живой силы и открыто стоящей артиллерии на четырехстах двадцати шести тысячах квадратных метров. На Алитусском направлении таких установок будет сто сорок четыре, на Гродненском и Брестском – по двести восемьдесят восемь. Установка «Смерч». Двенадцать направляющих для 300-мм реактивных снарядов, дальность стрельбы до девяноста километров, залп одной установки длится сорок секунд и обеспечивает поражение живой силы и открыто стоящей артиллерии на шестистах семидесяти двух тысячах квадратных метров. На Алитусском направлении таких установок не будет. На Гродненском их будет сто восемь и на Брестском – пятьдесят четыре. Если «Град» предназначен для поражения частей противника, непосредственно придвинутых к границе, то «Ураган» предназначен для работы по удаленным флангам, дивизионным, корпусным и частично армейским тылам. А «Смерч» должен бить по единичным особо важным объектам в глубине вражеских позиций: железнодорожным станциям, складам, штабам и особенно по аэродромам. В зоне поражения «Смерчей» в обеих ударных группировках немцев базируется вся их истребительная и штурмовая авиация, а также все пикирующие бомбардировщики. Иван Иосифович, скажите, как вам концепция завоевания господства в воздухе с помощью дальнобойной реактивной артиллерии?
– Идея интересная, Александр Михайлович, – кивнул Семенов, – но прежде не реализуемая из-за отсутствия подходящих средств. Кстати, нет ли ТАМ чего-нибудь подальнобойнее «Смерчей», чтобы доставать объекты, расположенные в глубоком вражеском тылу?
– ТАМ такие комплексы, с дальность стрельбы до пятисот километров, есть, – ответил Василевский, – но в связи с тем, что вся германская армия вторжения придвинута практически вплотную к границе, ЗДЕСЬ для НАС такие системы не являются предметом первой необходимости. Так что давайте вернемся к нашему насущному…
– Хорошо, товарищ Василевский, – сказал Семенов, разглядывая карту, – общий замысел оборонительных операций мне ясен: ведь именно для противостояния немецким ударным группировкам вы в Генштабе усилили фланговые армии и ослабили центр? Хотя от механизированных корпусов в резерве я бы не отказался.
– Вопрос с мехкорпусами был решен на самом высшем уровне и сейчас не является темой нашего обсуждения, – пожал плечами Василевский. – О степени боеспособности этих самых мехкорпусов, слепленных «из чего было» вы осведомлены не хуже меня. Часть исправных устаревших танков, как вы сами знаете, была переделана в артиллерийские тягачи, а часть передана в другие округа. Теперь вернемся к нашим баранам. Начнем с Алитусской операции. После огневого контрудара противник понесет тяжелые потери и будет ошеломлен, но и только. После задержки в шесть-десять часов, вызванной необходимостью вывезти раненых и провести перегруппировку сил, 3-я танковая группа генерала Гота в любом случае начнет наступление на Алитус по заранее намеченному плану. К этому моменту части прикрытия из состава 128-й дивизии должны оставить недостроенный Олитский УР и отойти на удобный для обороны промежуточный рубеж у озерных дефиле в районе станции Симнас. Там дивизия должна снова остановить передовые отряды противника из состава 39-го моторизованного корпуса и заставить его, подтянув отставшую пехоту, развернуть свои боевые порядки по всем правилам. После чего немцы получат еще один огневой удар, а 128-я дивизия сможет организованно отойти на рубеж реки Неман в районе города Алитус к основным оборонительным позициям 16-го стрелкового корпуса и механизированных бригад наших потомков.
Аналогично, отходя с рубежа на рубеж к позициям 21-го стрелкового корпуса у города Меркине, будет действовать против 57-го моторизованного корпуса и 126-я дивизия, дислоцированная сейчас в южной части Олитского УРа. На рубеже удобного для обороны высокого правого берега реки Неман наступающая 3-я танковая группа противника упорной обороной должна быть полностью обескровлена и впоследствии разгромлена. 9-я армия вермахта будет наступать в полосе нашей 3-й армии: 8-й армейский корпус силами трех пехотных дивизий – на Гродно, 20-й армейский корпус силами двух дивизий – на Августов. В связи с фактическим равенством сил, отсутствием у противника эффекта внезапности и своевременным занятием нашими войсками оборонительных рубежей, учитывая наличие резерва, состоящего из 204-й механизированной дивизии и самоходной противотанковой бригады РГК, а также поддержки со стороны двух группировок экспедиционного корпуса в Гродно и Августове, Генеральный штаб на Гродненском направлении считает возможным организовать упорную оборону по линии госграницы. Против 2-го стрелкового корпуса, расположенного на правом фланге нашей 10-й армии, будет наступать 42-й армейский корпус 9-й армии противника, растянутый в полосе почти в сто километров и наносящий основной удар по линии Граево-Осовец. На этом участке у нас обороняется группировка из 2-й и 8-й стрелковых дивизий, одной мотострелковой и одной ракетно-артиллерийской бригады экспедиционного корпуса. Поставленная перед ними задача заключается в безусловном удержании за собой линии государственной границы и нанесении огневого поражения находящейся на расстоянии двадцати километров узловой станции Элк, через которую снабжается вся 3-я танковая группа. В случае успеха воевать Готу вскоре будет просто нечем.
– Да, Александр Михайлович, – согласился генерал-майор Семенов, – тут вы абсолютно правы. Эта станция у него, как табуретка для приговоренного к повешению: стоит ее выбить – и все, хана.
– Хорошо сказано, Иван Иосифович, – улыбнулся Василевский. – Впрочем, важность данной станции была очевидна изначально. Но давайте двинемся дальше. 50-я стрелковая дивизия занимает позиции на вершине Белостокского выступа и растянута на семьдесят километров. Но больше тут и не надо, ибо противник также считает это направление третьестепенным и имеет здесь соответствующие силы. А вот от Замброва и южнее, в полосе примерно сорок пять километров, на нас навалятся сразу 7-й и 9-й армейские корпуса 4-й армии противника в составе шести пехотных дивизий. Поэтому там сосредоточены наш 5-й стрелковый корпус, две механизированных дивизии армейского подчинения (29-я и 208-я), а также бригады экспедиционного корпуса: одна мотострелковая, одна ракетно-артиллерийская и одна ракетно-артиллерийская большой мощности, которые обеспечат поддержку артиллерийским огнем нашим обороняющимся войскам. Задача – упорная оборона по линии госграницы, с возможным постепенным отходом вглубь советской территории. В полосе нашей 4-й армии 43-й армейский корпус противника из состава 9-й армии будет наступать против нашего 61-го стрелкового корпуса в полосе шириной около сорока километров, и при примерно равных силах. Сами понимаете, лезть на высокий восточный берег Буга против соединений, успевших занять подготовленные для них окопы и развернуть артиллерию – занятие бесперспективное. Южнее, на Брестском направлении, будет действовать 2-я танковая группа генерала Гудериана, имеющая в первом эшелоне два моторизованных и один армейский корпус. Но и у нас тут сосредоточены очень серьезные силы: 28-й стрелковый корпус в районе Бреста, 47-й стрелковый корпус в районе Кобрина, 205-я механизированная дивизия в районе Жабинки, самоходная противотанковая бригада РГК в резерве, а также части экспедиционного корпуса: две мотострелковых, четыре механизированных, четыре ракетно-артиллерийских и одна ракетно-артиллерийская бригады большой мощности.
– Серьезные силы, – удовлетворенно произнес генерал-майор Семенов и спросил: – Александр Михайлович, а почему позиции 75-й дивизии так растянуты?
– А это, – вступил в разговор Шаманов, – наш сюрприз для противника. Если Гудериана вообще нигде не пустить через границу, то он станет искать слабое место, и ударит своими танками хотя бы в полосе 61-го корпуса. А это для нас лишняя морока. А так 75-я дивизия немного пообороняется на рубеже Буга, а потом одним полком отойдет на южную окраину Бреста, и двумя – к Малорите, после чего Гудериан непременно влезет в этот прорыв и окажется перед позициями нашего 47-го корпуса у Кобрина, имея с юга и востока болота, а с севера реку Мухавец с проходящей по ней нашей линией обороны. В тылу у него останется всего одна простреливаемая артиллерией дорога, причем горловина этой дороги будет проходить через поселок Мухавец всего в четырех-пяти километрах от наших позиций, и будет уязвима даже для батальонных минометов. Танки, может, и проскочат, пехота просочится лесом, а вот транспортные машины со снабжением – уже нет.
– А ночью? – спросил генерал-майор Семенов.
– И ночью тоже, – ответил Шаманов. – В наше время война идет круглосуточно, с применением специальных средств. Таким образом, потрепыхаются немцы дня три-четыре в этом мешке, сожгут все свое горючее, а потом их можно будет брать и голыми руками. И чем больше войск они туда загонят, тем серьезней будет наша победа. Воевать мы собираемся с применением всех достижений нашей военной техники: надежной, не прослушиваемой противником связью, радиоэлектронными средствами борьбы и воздушной разведкой, способной вскрыть расположение противника за двести пятьдесят-триста километров от фронта. И вообще, в курс дела вы уже вошли, так что принимайтесь за работу и приготовьтесь ничему не удивляться. Времени на раскачку у нас нет.
21 июня 1941 года. 19:20 мск. Киев, Штаб Киевского Особого военного округа.
Сигнал «Гроза», поступивший в округ из Москвы в четвертом часу вечера, поверг генерала армии Жукова в шок. Еще сегодня утром, несмотря на все доклады разведки, которой было приказано верить, он еще надеялся, что начало войны удастся оттянуть до лета следующего года. Но нет, не удалось.
Приказав передавать сигнал «Гроза» в штабы армий и отправив в Москву подтверждение о том, что сигнал принят, понят и передан в войска, Жуков вызвал к себе начальника штаба округа, а с нынешнего момента фронта, генерал-лейтенанта Пуркаева, начальника оперативного отдела полковника Баграмяна и командующего ВВС генерал-лейтенанта Кравченко.
Поступить иначе Жуков не мог. Приказы в армии положено выполнять, а не обсуждать, чего он и сам требовал от своих подчиненных. К тому же Москва, посылая в округа такой серьезный сигнал за подписью начальника Генерального штаба Шапошникова и наркома обороны Сталина, явно знала, что делала. Сигнал «Гроза» отменял все предыдущие директивы и указания, в том числе и пресловутый приказ не поддаваться на провокации.
С другой стороны (Жуков поморщился, словно от зубной боли) история, в результате которой Сталин сменил маршала Тимошенко на посту наркома обороны, отдавала какой-то мистикой. В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое сентября прошлого года в Московском военном округе была неожиданно объявлена «Внезапная проверка боеготовности». При этом в части и соединения округа наблюдать за ходом этой проверки выехали члены Политбюро ВКП(б). Сам Сталин лично посетил дислоцированную в Калинине 73-ю стрелковую дивизию. Результатом объявленной среди ночи боевой тревоги, разумеется, стал полный хаос и смятение, тем более что половины командиров вообще не оказалось на месте.
Как рассказывали позже очевидцы, более-менее вывести части в запасные районы удалось не ранее полудня, вместо, нескольких часов, что положены по нормативу. При этом колонны стрелковых полков на марш-броске растянулись из-за того, что у множества бойцов и даже командиров оказались сбиты ноги; некоторые же части вообще заблудились.
На полигонах дело тоже пошло не лучшим образом: с грехом пополам окопавшись, бойцы отчаянно мазали из своих винтовок, а прибывшая с еще большим опозданием артиллерия не могла накрыть указанные посредниками цели. Авиация округа тоже находилась не в лучшем состоянии – часть самолетов не смогла взлететь, а результаты штурманского ориентирования, бомбометания и стрельб по конусу были просто удручающими. К тому же при совершении посадок случилось несколько аварий, и две из них закончились гибелью пилотов.
В результате этой проверки округ оказался разгромленным и в прямом, и в переносном смысле.
На последовавшем через неделю совещании высшего комсостава РККА, совмещенном с заседанием Политбюро, на котором присутствовал и Жуков, Сталин сказал:
– Если бы Московский округ был приграничным, и если бы это были не учения, а война, то его войска, несомненно, были бы полностью уничтожены противником в ходе внезапного нападения. Вы думаете, враг даст вам время для того, чтобы действовать не спеша и по старинке? Ничего подобного, товарищи! Нынешние войны начинаются внезапно, и если вы будете действовать так, как действовали войска Московского округа на прошедших учениях, то, несомненно, будете полностью разгромлены. Нам недостаточно иметь армию, сильную только на бумаге, нам требуется содержать ее в состоянии высочайшей боеготовности. Если вы этого не понимаете, то грош вам цена как высшим командирам!
Когда маршал Тимошенко начал оправдываться «объективными обстоятельствами» и тем, что он менее полугода находится в должности наркома обороны, Сталин немного пошептался с сидящим по левую руку от него маршалом Шапошниковым, а потом произнес:
– Это вы, товарищ Тимошенко, а не товарищ Сталин, сразу после вступления в должность должны были организовать подобную проверку с целью выявить все слабые места и недостатки нашей армии, чтобы их устранить. Но вы этого не сделали, а сделал товарищ Сталин. Было бы гораздо хуже, если бы такую внезапную проверку нам устроили японцы или немцы. Есть мнение, что вы этого не понимаете. А это значит, что вы совершенно не готовы исполнять обязанности наркома обороны, и мы зря доверили вам такой высокий пост.
Это был приговор. Помимо маршала Тимошенко, назначенного командовать Уральским военным округом, своих постов лишились исполняющий обязанности начальника Генерального штаба генерал Мерецков (его вновь сменил маршал Шапошников) и Начальник управления ВВС РККА генерал Рычагов. Кроме того, после этого совещания в войсках началась самая настоящая – генерал Жуков не мог подобрать иного слова – вакханалия по повышению боеготовности. Марш-броски, окапывание, стрельбы, метание гранат. Танкистов заставляли ездить, артиллеристов стрелять, а летчиков летать, беспощадно карая за аварийность и травматизм, и в то же время не снижая темпов боевой подготовки, контроль за которой был возложен на особые отделы.
Потом началось чехарда с подвижными частями. Только что сформированные восемь мехкорпусов снова расформировали, причем большая часть личного состава: командиры, наводчики и механики-водители – убыли в неизвестном направлении. Часть танков (в основном пулеметные двухбашенные Т-26) передали в качестве тягачей в корпусную артиллерию, часть отправили во внутренние округа, а машины, имевшие предельный износ, просто списали. Взамен на базе кавалерийских корпусов началось формирование четырех конно-механизированных корпусов усиленного состава, для укомплектования которых с заводов прибывали новенькие танки КВ-1, Т-34 и БТ-7М.
У Жукова в Киевском особом военном округе было два таких соединения. 2-й КМК генерала Рябышева – бывший 4-й кавкорпус – располагался в районе Радехова, на железной дороге Луцк-Львов. А 3-й КМК генерала Карпезо – бывший 5-й кавкорпус – в районе Броды, на железной дороге Дубно-Львов. Общая численность подвижной группировки составляла четыре кавалерийские дивизии, двести сорок тяжелых, четыреста восемьдесят средних и триста шестьдесят легких танков, все с посаженным на броню десантом. Кстати, броневой десант – это было еще одно новшество, идущее вразрез со всеми прежними инструкциями, наставлениями и уставами, прямо запрещавшими перевозить пехоту на танковой броне.
И хоть после этой реорганизации общая численность танков в округе сократилась более чем вчетверо, генерал Жуков был вынужден признать, что боеспособность подвижных соединений при этом только возросла. Особенно учитывая то, что конно-механизированные части обучали гораздо тщательнее, чем пехоту или ту же артиллерию. Жуков сам был у Рябышева в мае на корпусной проверке, и не мог не признать, что взаимодействие между кавалерией, танками, броневым десантом и артиллерией вполне отработано, в силу чего можно было считать, что корпус к войне готов. Если бы такая мощь у него была два года назад на Халкин-Голе, то он разнес бы японцев вдребезги, даже не особо напрягаясь.
А в марте-апреле нынешнего года в округ прибыли шесть самоходных противотанковых бригад РГК, и они сразу включились в тот же лихорадочный темп боевой подготовки, как и у остальных частей и соединений. Четыре таких бригады были дислоцированы в полосе 5-й армии и сведены в особый противотанковый корпус генерала Москаленко. Еще две – приданы конно-механизированным корпусам Рябышева и Карпезо. Жуков не был бы Жуковым, если бы не побывал лично во всех бригадах и не ощупал новую технику собственными руками. Особо ему понравилась оснащенная дульным тормозом длинноствольная пушка Ф-22 в щитовой установке на приземистом клиновидном корпусе, покоящемся на широких гусеницах. Но, черт возьми, ни в советском, ни в зарубежном танкостроении у этой самоходки не было аналогов. И это наводило на определенные вопросы, на которые у генерала пока не было ответов. Кто заставил деятелей из ГАБТУ презреть все свои прежние установки и дать добро на создание такой революционной машины? Точнее, кто это сделал, было понятно; главный вопрос заключался в том, почему товарищ Сталин принял такое решение. К тому же боекомплект к самоходке состоял из особых выстрелов, маркированных как 1900/3К – а ими прямо запрещалось стрелять из полковых пушек образца 1902/30 года.
– Разорвет нахрен, товарищ командующий, – прямо сказал Жукову генерал Москаленко, – и даже костей потом не соберешь. Этот выстрел только для Ф-22 и УСВ, чьи стволы изначально рассчитаны на метательный заряд пушки 3К.
Впрочем, как метательный заряд от пушки 3К смогли затолкать в гильзу образца 1900 года, Жуков тоже не понимал. И никакие связи и знакомства в ГАУ не могли ему в этом помочь. Вся эта история была настолько секретной, насколько это возможно только в СССР. Кстати, такие же выстрелы генерал армии видел в укладках танков из состава конно-механизированных корпусов. А длинноствольная пушка Ф-34У, которой они были вооружены, выглядела как родная сестрица Ф-22. И она при форсировании рва в землю почему-то не втыкалась. Просто в походном положении ее надо держать не горизонтально, а поднятой на пятнадцать градусов. Танк при этом, конечно, выглядит, как задравший голову гордец, но это уже дело десятое. Вид, в общем-то, даже бравый и внушающий уважение.
После самоходных бригад, в конце апреля – начале мая, «из глубины» в округ густо пошли эшелоны с дополнительными стрелковыми корпусами: двумя для 5-й и одним для 6-й армии. Причем, что самое интересное, все мероприятия по переброске дополнительных войск прекратились где-то в начале июня, после чего все внешне притихло, и только накал боевой учебы не спадал ни на один день. Тогда же были отменены отпуска, а военные училища и Академия Генштаба досрочно провели экзамены и направили выпускников в войска. Делалось это в таком темпе, словно война должна была начаться уже завтра.
«Смотри ты, однако, – подумал Жуков, – она завтра действительно начнется…»
Но вот наконец подошли и вызванные Жуковым генералы Пуркаев и Кравченко, а также полковник Баграмян, после чего были вскрыты пакеты с планами прикрытия границы и запечатанное отдельно до сей поры секретное приложение к нему, которое, как оказалось, содержало план действий германских (!!!) войск на момент начала войны, с точным указанием участвующих в наступлении сил. При этом многие спущенные сверху решения, до сей поры непонятные, неожиданно обрели смысл и вес.
Войска, расположенные в полевых лагерях в десяти-двадцати километрах от границы, за ночь требовалось скрытно вывести в районы оборонительных рубежей для их своевременного занятия. Время пошло.
Отдельный разговор у Жукова состоялся с генерал-лейтенантом Кравченко, до назначения командующим ВВС округа возглавлявшего здесь же 64-ю истребительную дивизию. Он занял этот пост всего два дня назад, 19-го июня, когда командовавшего ВВС округа генерал-лейтенанта Птухина отозвали в Москву в распоряжение кадров Наркомата обороны. Кравченко был решительным командиром, а также храбрым и умелым летчиком, что он доказал, сражаясь с японцами в Китае, на Халкин-голе и во время злосчастной войны с белофиннами. В свои неполные двадцать девять лет он уже имел две звезды Героя, два ордена Красного Знамени, орден Ленина, орден Знак Почета за испытания новых самолетов, орден Боевого Красного Знамени Монгольской республики и звание генерал-лейтенанта. Это был тот самый авиационный генерал, который без колебаний выполнит все приказы командования, а потом, на рассвете двадцать второго июня, поднимет в воздух все две тысячи самолетов ВВС округа, чтобы повести их в бой.
Жуков молча выложил перед Кравченко карточки, в которых были выписаны соотношения сил и средств ВВС округа и немецкого 4-го воздушного флота, и постучал по ним пальцем. Две тысячи самолетов округа против семисот двадцати трех в 4-м воздушном флоте. Прошлогодняя ожесточенная битва за Британию аукнулась немцам огромными потерями – как в самолетах, так и в опытных летчиках довоенной выучки. На направлении главного удара противника только в новых истребителях превосходство советских ВВС было почти шестикратным. Четыреста И-182, сто девяносто перевооруженных пушками Б-2 °C истребителей МиГ-3 и шестьдесят истребителей Як-1М – против ста девяти Ме-109 F из состава 3-й истребительной эскадры люфтваффе.
– Товарищ Кравченко, – сказал наконец Жуков, – исходя из этих данных, полученных нашей разведкой, ни завтра, ни послезавтра, ни когда-либо еще ни одна бомба не должна упасть на наши войска, аэродромы, склады и города. Родина дала вам для этого все необходимое, и теперь пришло время оправдать ее доверие.
– Выполним приказ Родины, товарищ командующий! – ответил тот и, собрав со стола все предназначенные ему бумаги, вышел – делать свое дело. Пришел тот звездный час, к которому он, возможно, готовился всю жизнь.
Когда все участвующие в совещании покинули кабинет, Жуков подошел к висящей на стене большой карте округа и подумал, что, реши немцы напасть на СССР месяц назад, когда войска были в беспорядке разбросаны по всей территории округа, исходя из наличия казарменного фонда, а границу прикрывала только тоненькая ниточка передовых батальонов – и все могло быть гораздо хуже. А теперь – совсем другое дело. Пусть герр Рунштедт приходит – он, Жуков, сумеет его и достойно встретить, и как следует угостить.
21 июня 1941 года. 20:35 мск. Прибалтийский особый военный округ, Шауляй, базовый аэродром 7-й смешанной авиационной дивизии.
Командир дивизии полковник Петров Павел Максимович
Большое красное солнце спускалось к горизонту. Если верить недавно вскрытому красному пакету, заканчивался последний мирный день. Особой неожиданностью это не стало. Несмотря на «Заявление ТАСС» и другие политические маневры, в войсках приграничных округов давно ощущалось жаркое дыхание предстоящей войны. И для этого совсем не надо было обладать пророческим даром Кассандры: признаками служили непрерывная боевая подготовка, проводимая, невзирая на возросшую аварийность и износ матчасти и участившиеся в последнее время внезапные проверки боеготовности. К тому же новые самолеты, вопреки всем правилам и обычаям, теперь не привозили из Москвы разобранными в ящиках – их перегоняли с завода на полковой аэродром своим ходом прибывающие с переучивания летчики. При этом им приходилось делать одну промежуточную посадку на аэродроме в Витебске (что тоже добавляло комдиву немалую головную боль).
Такая лихорадка, которую в шутку некоторые командиры даже называли «учебной войной», не говорила ни о чем, кроме того, что и настоящая большая война тоже не за горами. Так не готовились ни к Халхин-Голу, ни к Финской, ни к Освободительным походам в Западную Украину и Западную Белоруссию, а также в Бессарабию. Кроме того, в отличие от ПРОШЛОГО варианта истории, о котором тут, конечно, никто и не догадывался, вздрюченные Мехлисом политработники основной упор делали на то, что, несмотря на разные сиюминутные политические комбинации, основной задачей РККА является защита социалистического Отечества. И в случае, если опьяненные своими победами на Западе германские фашисты все же посмеют напасть на СССР, они должны быть немедленно отражены, разгромлены и уничтожены. А потому, как говорил Великий Ленин – «учиться военному делу надо самым настоящим образом». Ничего неожиданного и сверхестественного, не правда ли? Поэтому и вскрытие красного пакета не вызвало у полковника ни единой внутренней судороги – к чему-то подобному он был давно готов.
Но и до известия о близком начале войны у полковника Петрова голова буквально шла кругом от реорганизаций последних месяцев, поступления новой техники и ускоренной боевой учебы.
Если И-182 в пилотировании был очень похож на своего предшественника И-16 и не доставлял особых проблем при переучивании, то МиГ-3 был капризен в управлении, и с ним летчикам пришлось изрядно помучиться. Хороший пилот на нем становился средним, а средний был хуже новичка, только что вышедшего из училища, даром что машина высотная и скоростная. Летчикам 10-го истребительного полка больше понравился И-182 – машина одновременно компактная, хорошо вооруженная, маневренная и быстрая. Побольше бы таких, говорили они. Сам Петров, своего мнения составить не мог, поскольку по своей прошлой службе летал на бомбардировщиках, а это совсем другие рефлексы.
На данный момент 7-я САД, перебазированная под Шауляй из-под Митавы, должна была обеспечивать оборонительные действия 8-й армии на направлении главного удара 4-й танковой группы немцев.
Дивизия в себя включала:
В Шауляе – 10-й истребительный авиаполк смешанного состава (сорок восемь новеньких И-182 и двадцать четыре высотных истребителя МиГ-3), также в Шауляй из-под Митавы был передислоцирован 241-й штурмовой авиаполк (шестьдесят переделанных в штурмовики истребителей И-153 «Чайка» первых выпусков с пулеметным вооружением).
В Паневежисе – 9-й бомбардировочный авиаполк (пятьдесят четыре СБ-бис2) и 238-й истребительный авиаполк (шестьдесят пушечных «Чаек» последней серии выпущенных в первой половине прошлого года).
В Груджае – 46-й бомбардировочный авиаполк (тридцать бомбардировщиков СБ-бис2 и двадцать четыре пикирующих бомбардировщика Ар-2).
Всего двести восемьдесят восемь самолетов – вроде бы немалая сила, но полковник Петров понимал, что, несмотря на усиленную подготовку, дивизия была готова к войне едва-едва. В первую очередь, остро не хватало истребителей. Двумя истребительными полками нужно было и прикрывать от ударов вражеской авиации свои войска и аэродромы, и осуществлять сопровождение вылетов двух бомбардировочных и одного штурмового полков.
Тихоходные СБ и Ар-2 без истребительного прикрытия – это просто мясо для пушечных «мессершмиттов». Да и груженые авиационными ракетами «Чайки» до момента штурмового удара по маневренности мало отличаются от стельных коров. Хоть разорви единственный истребительный полк на новых машинах на несколько частей.
Использовать в качестве истребителей «Чайки» – тоже не выход. К началу сорок первого года этот самолет как истребитель фатально устарел, и не мог на равных противостоять «мессершмиттам». И на неравных, кстати, тоже. Да что там «мессершмитты» – на прямой «чайка» с мотором М-25 была не в состоянии догнать и Ю-88, имеющий превосходство в скорости на целых сто километров в час. Новые «чайки» с мотором М-62 были, конечно, пошустрее, но применять их было желательно только в составе большой группы в прикрытии бомбардировочных формаций.
Но, как бы там ни было, а уже завтра полковнику Петрову придется вести свою дивизию в бой. Единственный способ избежать неоправданных потерь, не распыляя сил – бить всей дивизией в одно место, как сжатым кулаком, не раздергивая самолеты по эскадрильям и звеньям.
Вскрыв красный пакет и вчитавшись в его содержимое, полковник Петров вздохнул с облегчением. Такое место для массированных бомбоштурмовых ударов в полосе действия дивизии было прямо указано – боевой задачей для дивизии на первые часы войны стали железнодорожный и шоссейный мосты через Неман в районе Тильзита, железнодорожная станция и предположительно забитая немецкими войсками второго эшелона дорога Тильзит-Шауляй. Завтра на рассвете, одновременно с соседями, он должен был поднять в небо свой 10-й истребительный полк, чтобы встретить в воздухе бомбардировщики 1-го воздушного флота немцев, отразить их удар, после чего бомбардировочные и штурмовые полки дивизии под прикрытием пушечных «Чаек» приступят к непосредственной поддержке наземных войск. Готовность номер два в полках следует объявить немедленно, готовность номер один – за час до рассвета; взлет 10-го полка – по команде с выдвинутых к границе постов ВНОС, а ударной группировки – через пять минут после взлета истребителей первой волны.
До границы от базовых аэродромов – сто километров, до Тильзита – сто тридцать. Подлетное время для немецких бомбардировщиков – четверть часа, а И-16 на пяти километрах будет через шесть минут после взлета, И-182 – через четыре с половиной, а МиГ-3 – за десять с небольшим минут заберется на свой эшелон высотного чистильщика в восемь километров. Если немцы завтра действительно начнут, то пусть их летчики пеняют потом только на себя и своего фюрера.
Соседом дивизии Петрова слева была 6-я смешанная авиадивизия, действующая в полосе 16-й армии. Соседом справа – 8-я смешанная авиадивизия, прикрывающая действия 19-й армии. Положение дел с истребителями там было аналогичным: по одному истребительному полку на И-16 и частично на новых И-182, и по одному полку на устаревших «Чайках», пригодных только для использования в качестве легких штурмовиков.
