banner banner banner
Крымский излом
Крымский излом
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Крымский излом

скачать книгу бесплатно

– С какими такими танками, товарищ старший лейтенант? – не понял старшина, но в это время за нашей спиной раздался шум, лязг гусениц, и на улицу выползла первая машина. Вряд ли румыны что-то видели, и пулеметный огонь они открыли, скорее всего, больше на шум.

– Нашими танками, товарищ старшина… – торжествующе, сказал я.

Мы оба прижались к стене, а над головами у нас засвистели пули, с противным визгом рикошетируя от стен. В ответ сверкнула оранжевая вспышка выстрела и грянул гром. Секунду спустя разрыв снаряда заставил пулемет замолкнуть. Вслед за первым на перекресток выдвинулся второй танк, и они попеременно повели обстрел дома, превращенного во вражеский опорный пункт. Гремели артиллерийские выстрелы, взрывы снарядов проламывали в стенах сквозные дыры, а тем временем осназовцы под прикрытием артиллерийского огня и густых клубов известковой пыли своей плавной рысью, перебежками, не торопясь приближались к зданию.

– Действительно же танки, наши танки… – прошептал старшина и присел на корточки, опершись спиной на пыльную стену.

Я опустился рядом на одно колено, держа свою «светку» наизготовку. Но моя помощь не понадобилась: как раз в это время осназовцы сблизились с домом метров на пятьдесят, после чего пушки замолчали.

Наступила оглушительная тишина. Собравшиеся вокруг нас бойцы десанта заворожено наблюдали, как коренастые фигуры стремительным броском нырнули в клубы пыли. Потом из дома раздалось несколько коротких автоматных очередей и одиночных выстрелов. Опорный пункт был взят. После трех минут обстрела и совсем без потерь. Я потряс старшину за плечо.

– Слышь, старшина, скажи своим бойцам, что, кроме нашего десанта, тут целая эскадра. В городе высажена кадровая штурмовая бригада ОСНАЗа с плавающими танками. Румынам и немцам теперь полный каюк.

Тем временем пыль потихоньку осела, и через несколько минут из дома вышел осназовец и пошел к нам. По чуть сдвинутой на затылок каске, очкам и расстегнутому бушлату я узнал капитана Рагуленко. Так это он, получается, сам повел в атаку штурмовую группу?! В этот момент мне отчаянно захотелось иметь такого же командира. Нет, не могу сказать, что капитан Топчиев плохо командует, но ротный у осназовцев – это что-то запредельное.

Между тем из разрушенного здания вышли и остальные бойцы осназа, все восемь. Они сделали румын совершенно без потерь. И так же, не торопясь, они направились в нашу сторону.

В наступившей тишине стали слышны стоны раненых. В трех бесплодных атаках наши товарищи потеряли не менее полусотни бойцов и младших командиров, и многие, чуть ли не половина из них, были еще живы… Товарищи перевязывали их индивидуальными пакетами, хотя для многих это, очевидно, было лишь продление мучений.

Когда Рагуленко подошел к нам, вдруг заговорила журналистка:

– Товарищ капитан, этих раненых надо немедленно эвакуировать. Пожалуйста…

– Знаю, Ира… – Капитан устало сел рядом с нами у стены. – Только здесь узкие улицы, и вертушка не сядет – слишком мало для нее места… Ближайшая пригодная для посадки площадка – это тот пляж, откуда мы пришли. По законам войны один раненый забирает у армии еще и двух здоровых, которые нужны, чтобы эвакуировать раненого с поля боя. А у воюющих своя задача.

– Вы же выполнили нашу задачу, товарищ капитан, – прохрипел старшина.

– Тогда уже легче… – Командир осназовцев поднялся на ноги. – Выделите людей для доставки раненых в порт, оттуда их направят в госпиталь. А у нас еще есть дела…

Как там было все у гостиницы «Крым», я не знаю точно, потому что капитан Топчиев оставил меня для помощи в эвакуации наших раненых. Мы сопровождали бойцов, переносивших носилки, на пляж, откуда их забирал маленький пузатый аппарат, сразу прозванный бойцами «бегемотиком». Он совсем не был похож на те грозные машины, что подавляли врага огнем, но, быть может, он спас не меньше жизней наших бойцов, чем они. Около пяти часов ночи, когда мы отправляли последнюю партию раненых, нам сообщили, что Евпатория полностью очищена от оккупантов, и в ней восстановлена советская власть.

5 января 1942 года. Евпатория, около 4 часов утра

Спецкор ИТАР-ТАСС, Александр Тамбовцев

Так, на броне БМП морских пехотинцев, мы и въехали в город. Какие впечатления? Да в общем-то все было похоже не на бои за город, а на зачистку во времена 2-й Чеченской. Правда, это была «зачистка-лайт». Тут не было гранатометчиков со снайперами, растяжек и прочих взрывающихся подлянок.

Да и румыны – вояки еще те. С чеченцами их не сравнить. «Чехи» были умелыми бойцами: обучение наше, еще со времен Советской Армии, да и не такие бздиловатые, как «храбрые потомки римлян». Те или сразу драпали, или дожидались, пока их как следует уконтропупят огнем из БМП или «граников», после чего дружно сдавались.

Не успел капитан Рагуленко со своими бойцами размазать по земле румынский опорный пункт в будущем помещении городской администрации на подступах к Театральной площади, как мы услышали короткое сообщение по радио о захвате здания гестапо, которое немцы разместили в курортной поликлинике. Нашей Ирочке прямо-таки втемяшилось посетить сие злачное место… Но капитан Рагуленко ни в какую не хотел отпускать нас из-под своей опеки.

– Товарищ капитан! – кричала на него Ирочка. – Вы же понимаете, как это важно с политической точки зрения!

– Нет, нет, и нет, товарищ Андреева, – с легкой улыбкой отвечал наш ангел-хранитель, – мне вас доверили, и никуда я вас не отпущу, пока не сдам обратно, с рук на руки. Мало ли какая недобитая шваль по городу болтается – румыны, татары; да и уголовничков, говорят, немало. А вас же только ленивый не обидит.

– У нас, между прочим, тоже свое задание, а вы нам мешаете его выполнять! – Ирочка схватила капитана за руку. – Сергей Александрович, нам нужно туда, понимаете…

– Хорошо, – вздохнул тот, – я попробую связаться с адмиралом. Но ничего не обещаю…

На удивление, ответ адмирала был прост и крайне короток:

– Капитан Рагуленко, дай им одну БМП с отделением понадежнее, и пусть ездят по городу, делают свое дело. И пусть закрепленный КомОд постоянно отчитывается лично тебе, где они и что они. Задание понятно, товарищ капитан? Исполняй!

Надеясь на совсем другой ответ, капитан переключил рацию на громкую связь и теперь выглядел, мягко говоря, ошарашенным.

Но приказ есть приказ. Так мы получили свободу передвижения и личную охрану. Вот теперь перед нами стоит командир самого надежного отделения, старшина контрактной службы Ячменев. Не очень высокий, но с широкой бочкообразной грудью и сильными длинными руками. А еще у него были рыжий чуб, выбивающийся из под каски, и какое-то волчье чутье на опасность… Вот с ним и его ребятами мы, журналисты, и колесили по всему городу. Вдобавок два капитана посоветовались, и во избежание лишних недоразумений от группы капитана Топчиева к нам был прикомандирован старшина Потапенко. Мужчина солидный и основательный, как чумацкая повозка, запряженная волами.

Помню, проезжали мы мимо сквера, который был превращен в импровизированный пункт сбора военнопленных. Там в детской песочнице сидело на корточках десятка два до смерти перепуганных румын, под охраной всего трех гражданских с винтовками. От пленных остро воняло потом, мочой и фекалиями. Они дрожали от ужаса, ожидая жуткой расправы.

Я попросил механика-водителя остановиться около пленных и спросил у них, знает ли кто русский язык. Они немного пошептались, после чего с разрешения конвоиров от группы отошли двое расхристанных рядовых. Вояки сказали, что они не румыны, а молдаване, что их насильно мобилизовали в армию. После чего жалостливыми голосами затянули песню про то, что «сами они нездешние, папы нет, мамы нет, дети голодные, документы украли, а дедушка – на вокзале…» Тьфу, это уже из другой оперы, но удивительно похоже…

Более или менее серьезное сопротивление оказывали лишь немногочисленные немцы и некоторые татары-шуцманы. Татары уже каким-то образом пронюхали о том, что ни моряки-черноморцы, ни наши морские пехотинцы их в плен не берут, и дрались с яростью обреченных. Ну и пусть, зато в этом мире не будет ни «мемориалов», ни памятников «незаконно депортированным народам».

Где-то в районе санатория «Ударник» мы встретились с группой разведчиков Черноморского флота, возглавляемой капитан-лейтенантом Литовчуком – оказалось, что им тоже туда… вообще-то штурм гестапо был их задачей, но суета этой ночи сделала свое дело, и они слегка отклонились от маршрута. С помощью старшины Потапенко мы быстро нашли общий язык и двинулись дальше.

Несмотря на потери, моряки десанта воевали азартно и храбро. Как действует кураж на людей! Видя бегущего противника, видя нашу технику, которая громила противника, не давая ему высунуть носа, видя наших грозных морских пехотинцев, без потерь уничтожающих румын, немцев и татар, десантники почувствовали себя как бы тоже причастными к нашей грозной силе, и шли в бой лихо, как все черноморские моряки. Приходилось иногда даже придерживать их азарт, чтобы не было лишних потерь.

Что запомнилось? Запомнилось здание гестапо; до и после войны в нем размещалась курортная поликлиника. Мы вышли к нему после того, как лихим наездом выгнали из близлежащих домов группу «потомков гордых римлян». Те особо не сопротивлялись: было достаточно одного выстрела из пушки, чтобы они побросали винтовки и задрали руки, оставив в воздухе характерный запах «Великой Румынии». И вот один из них на довольно хорошем русском языке стал рассказывать о жутких русских упырях, которые продали души дьяволу, получив взамен от нечистого невидимость и неуязвимость от пуль. Я понял, что румынам посчастливилось издали посмотреть на то, как работают наши «спецы» из «племени летучих мышей». Почему издали, и почему посчастливилось? Да потому что видевшие это вблизи уже ничего никому не расскажут.

И действительно, здание гестапо уже было тихо захвачено бойцами спецназа ГРУ еще до начала основной фазы операции. И если разведчики Литовчука круглыми глазами смотрели на экипировку наших морских пехотинцев, то при виде «спецов» глаза у них стали буквально квадратными. Еще бы: заваленное трупами здание гестапо, и по его коридорам разгуливают фигуры в сферических шлемах, брониках, и с автоматами, оборудованными ПБС и ПНВ. Командовал ими мой новый знакомый Бес (так, во всяком случае полковник Бережной отрекомендовал его мне в свое время). Увидев меня, он приветливо помахал мне рукой и сказал: «Дед, принимайте товар! Все сделано со знаком качества!».

Действительно, «летучие мышки» дело свое знали. Все высшие чины гестапо так и остались сидеть в своих кабинетах, связанные по рукам и ногам, и со ртами, заклеенными скотчем. Как выразился Бес, «с целью дальнейшей передачи компетентным органам по акту». Вся прочая шушера – всякие там охранники, надзиратели, секретари – своими телами устилали двор и коридоры здания.

Услышав про пленных, разведчики капитан-лейтенанта Литовчука сразу же нырнули в захваченное здание – так сказать, смотреть товар лицом. Мы не стали им мешать. Тем более что съемочной группе канала «Звезда» было что снимать. К примеру, подвалы с людьми, которых должны были завтра расстрелять – они не верили в свое спасение, глядя на спецов, которые их освободили, как на ангелов небесных.

А при виде комнаты, где следователи гестапо проводили дознание, Ирочке, которая все это время держалась молодцом, снова едва не стало плохо. Видимо, кто-то из гестаповцев работал в «ночную смену», и очередного человека, заподозренного в нелояльности к оккупантам, пытали буквально накануне высадки десанта.

Отсняв все увиденное на камеру, мы вышли на улицу. Уже светало. Над городом кружил одиночный «Ночной Охотник», но работы для него не было. Кое-где на окраинах раздавались еще одиночные выстрелы, но всем уже было ясно: Евпатория взята, и только на востоке, под Саками, гулко бухала канонада. Старшина Ячменев сказал, что он должен доставить нас в гостиницу «Крым», где обосновался штаб десанта, и присоединиться к своей роте, которая через час выдвигается на Саки.

Проезжая по улице Революции, мы увидели, как с ошвартованной в морском порту «Колхиды» на причал спускают хозяйство автороты. На причале уже выстроилась вереница тентованных «Уралов» и автозаправщиков. Тут же кузова машин загружались ящиками с боеприпасами из вскрытых контейнеров. Судя по разнообразному обмундированию, работали там и моряки с «Колхиды», и солдатики из хозяйственной и комендантской рот несостоявшейся базы в Тарсусе, и местные моряки-черноморцы, мелькали и «гражданские пиджаки».

Всем сообщили, что идет шторм, и от того, сколько техники и боеприпасов удастся выгрузить до его начала, зависит конечный успех операции и жизнь всех и каждого. В случае захвата города противником разъяренные гитлеровцы не пощадят никого.

У соседнего причала танкер «Дубна» заливал в автоцистерны авиакеросин для «вертушек» и соляр для бронетехники. А отдаленная канонада на востоке грохотала все сильнее и сильнее. Стало понятно, что с Евпаторией уже все, ну а следующий удар после перегруппировки будет нанесен по Симферополю – в самое сердце 11-й армии вермахта.

5 января 1942 года. 02:00. Лесная поляна неподалеку от пос. Сарабуз

Полковник ГРУ Бережной

Вот мы и на месте. Сразу по прибытии замаскировали технику и выставили секреты. Выслали к селу группу доразведки. Неподалеку было сельцо одно татарское, так что расслабляться опасно. Собачки там брешут… Вот что удивительно – для немца собака хуже еврея получается: читал я в свое время, что как только немец в село входил, так сначала собак всех изничтожал, а потом уже евреев.

Нет, это сельцо не Сарабуз – тот дальше, и в другой стороне. Да и в Сарабузе все, что есть татарского, так это название, а население стопроцентно русское… А что мы еще про него знаем? Знаем, что в школе штаб 11-й армии, а в правлении совхоза офицерская гостиница… А еще что на окраине аэродром – там после войны Симферопольский аэропорт построят.

Заслали туда разведку и сидим на попе ровно, ждем. На то чтобы наши глаза и уши уже добрались до Сарабуза и начали там работу, потребовался час. Чтобы тихо подобрались, на кошачьих лапках, и чтобы не одна веточка не шевельнулась и снег не скрипнул. Нам помогает глухая канонада, доносящаяся со стороны Севастополя.

Разведчикам необходимо вскрыть вражескую систему охраны и обороны, точно местоположение ключевых объектов и огневых точек. А также заминировать вероятные пути подхода подкрепления минами МОН. Мы же ждем их сообщений, чтобы окончательно утвердить план захвата и приступить к «работе». Вертолеты стоят, готовые немедленно подняться в воздух, бойцы напряжены и собраны, готовые к любому развитию событий.

Большинство людей, насмотревшись голливудских боевиков, считают, что бойцам элитных подразделений нужнее всего на свете накаченные мышцы и умение палить от бедра из шестиствольного, монструозного вида, пулемета. Конечно, и физическая подготовка и навыки меткой стрельбы, вещи сами по себе нужные. Но самое главное для наших бойцов – голова. Надо нестандартно мыслить, и в критической обстановке принимать единственно верное решение. И при этом это решение должно быть принято очень быстро, импровизации – это наш метод.

Вот и бойцы капитана Зайцева и старшего лейтенанта Голикова в Сарабузе сейчас не режут глотки фрицам, а прикидывают, как тихо, без шума и пыли, снять охрану и повязать генерала, которому в этой реальности, кажется, так и не суждено стать фельдмаршалом. При этом желательно не забыть и про много знающих офицеров его штаба. С ними тоже жаждут побеседовать охочие до истины товарищи.

Кстати, к моему великому удивлению, на вещевых складах «Кузнецова» нашлись даже белые полярные маскхалаты. Дело в том, что два дня назад выпал довольно таки плотный снеговой покров, да и стены домов, сложенные из местного ракушечника, требуют, чтобы маскировочным цветом считался белый. Откуда на «Кузнецове» белые маскхалаты? Глупый вопрос. Достаточно вспомнить, с какого флота сей корабль и в скольких учениях он участвовал в последнее время. Хомяк (пардон, мичман) он и на флоте хомяк, ничего не выбрасывает. А то некоторые горячие головы уже предлагали пошить из простыней нечто вроде маскировочных пончо… Но не потребовалось.

Начали поступать сведения от разведчиков. Бойцы незаметно просочились в село, добрались до объектов, которые мы намерены захватить, и выявили систему их охраны. Кроме того, удалось обнаружить огневые точки, прикрывающие штаб армии, казармы комендантской роты, узел связи, позиции батарей ПВО, электроподстанцию, а также установить режим патрулирования улиц и охранного периметра вокруг штаба.

Вот и все, время… Я отдал команду, и к цели стали выдвигаться основные силы. «Племя летучей мыши» вышло на тропу войны. Через некоторое время в воздух поднялись и вертолеты. Их время придет позже.

Сказать прямо, нам повезло в том, что Манштейн, начисто лишившись мобильных резервов, вынужден был бросить против наступающих советских войск, высадившихся в Керчи и Феодосии – все, что у него было под рукой. Ему пришлось отправить на фронт даже большую часть батальона охраны. Так что, по данным разведки, в самом Сарабузе нам смогут противостоять лишь рота пехоты, батареи ПВО плюс до взвода фельджандармерии. Но если мы затянем операцию и дадим Манштейну возможность сообщить о нападении на штаб, то нам придется несладко – слишком уж нас мало. Конечно, Сарабуз – не дворец Амина, но и немцы не афганцы. Поэтому в первую очередь необходимо обезвредить расположенный при штабе узел связи с радиостанциями и телефонными коммутаторами. Это при том, что на узле связи просто неизбежны многочисленные, распутные, как жрицы Венеры, немецкие связистки. Так было, есть и будет во всех армиях мира, кроме разве что исламских. Ну ничего, посмотрим, как ребята справятся с искушением…

Все на исходных, даю сигнал «Готовность-1». Разведка доложила, что Манштейн, допоздна заработавшийся в штабе армии, все же ушел к себе в резиденцию отдохнуть. У казарм – роты охраны, батарей ПВО и узла связи; уже заняли свои позиции авианаводчики, готовые лазерными целеуказателями обеспечить ударным вертолетам Ми-28Н «подсветку» целей. Группы обеспечения выставили мины МОН на путях возможного подхода подкреплений к штабу 11-й армии и резиденции Манштейна, а также у входа в казарму комендантской роты. Снайперы взяли на мушку выявленные огневые точки и батареи ПВО.

А самое главное – наши специалисты по взрывам и поджогам заложили небольшой, но симпатичный фугас под главным силовым трансформатором. И теперь я слегка поглаживаю кнопку на пульте дистанционного управления, готовую погрузить весь поселок во тьму. И нахрена фрицы с таким остервенением отстреливают местных собак – я уже говорил, что это у них прямо религия какая-то… а ведь были бы живы местные шарики и тузики, мы бы так спокойно под носом у охраны ходить бы не могли.

Смотрю на часы: все, 03:00, пора. Четыре ударных вертолета Ми-28Н и четыре транспортно-штурмовых Ка-29 уже в воздухе, в зоне ожидания; со стороны Евпатории долетают первые раскаты канонады – это «Ушаков» и «Москва» ровняют с землей румынские береговые батареи. Я давлю на кнопку пульта, вижу бело-голубую вспышку, а потом уже слышу оглушительный хлопок короткого замыкания. Во всем поселке разом гаснет свет. Уничтожение трансформатора было условным сигналом к началу штурма.

По этому сигналу команде бойцы штурмовой группы быстро и аккуратно завалили из оружия с приборами БС и ПНВ караульных у дома, где находится Манштейн, а группа захвата, действуя преимущественно холодным оружием и пистолетами с глушителями, проникла в здание. Одновременно вторая штурмовая группа ворвалась в помещение узла связи, бросив туда предварительно светошумовую гранату – в расчете на то, что после отключения внешнего электропитания у немцев не будет времени перейти на аккумуляторы. От применения систем РЭБ решили временно отказаться, ибо сам факт появления помех мог подсказать противнику, что творится что-то неладное. Тем более что с началом Евпаторийской операции на «Кузнецове» и «Москве» заработали стационарные глушилки-вопилки, и немецкой радиосвязи от этого вообще страшно поплохело.

Самое же главное, что попытки запеленговать источник помех приведут немцев не к нам, маленьким и слабым, а к большим парням контр-адмирала Ларионова. И вряд ли обнаружение источника помех доставит немецким связистам много удовольствия.

Собственно, вся операция была разбита на три основные части: захват штаба армии (здание школы), захват офицерского общежития (правление совхоза) и подавление внешнего периметра охраны. С внешним периметром было просто: авианаводчики подсветили лазерами пулеметные гнезда, и в момент подрыва трансформатора по ним отработали НАРами вертушки. Одновременно одна пара Ми-28Н начала полноформатную штурмовку расположенного по соседству аэродрома Сарабуз, создавая дополнительный шум и гам, и отвлекая на себя внимание противника.

Выбегающие из казарм солдаты охраны попадали под перекрестный снайперский огонь, подрывались на минах, а в случае особо удачного скопления накрывались залпами неуправляемых ракет с вертолетов. Короче, веселуха шла по полной.

Сам же захват штаба армии и ее командующего длился всего несколько минут. В погруженном во тьму здании штаба бойцы капитана Зайцева с помощью ножей и пистолетов с ПБС первым делом уничтожили всех, кто имел неосторожность оказаться у них на дороге и не имел на плечах погон из витого шнура – признаков старшего офицера. В здании штаба из старших офицеров удалось обнаружить только начальника узла связи армии и армейского квартирмейстера. Правда, первого взяли вместе с половиной его подчиненных, оглушенных и ослепленных взрывом гранаты «Заря-2». Когда немецкие связистки очнулись, то рты их были заклеены скотчем, а руки крепко стянуты за спиной. Тем временем группа захвата выгребала из сейфов все бумаги. Уже потом можно будет разобраться, что из них представляет ценность, а что нет.

Быстрее, быстрее, быстрее… В школьном подвале, превращенном в армейскую гауптвахту, бойцы чистили «контингент». Отодвинуть засов, открыть дверь, короткая очередь – и двигаемся дальше. Контингент тут сидел малоприятный, даже для вермахта, и у меня не было планов выпускать заключенных на свободу. Но вот, открыв дверь еще одной камеры, парни увидели не очередную сладкую парочку германских нарушителей воинской дисциплины, а избитого до полной безжизненности, и к тому же раненого в обе ноги молодого парня в форме советского военного моряка с командирскими нашивками на рукаве. Прозвучал крик: «Ребята, тут НАШ!» – и свирепые убийцы, только что залившие штаб кровью от подвала до чердака, немедленно обратились в нежных нянек.

Впрочем, оказывая освобожденному из плена медицинскую помощь, они не забыли дочистить здание до конца и пристрелить последних зажившихся на свете юберменшей. А над поселком уже снижались вертолеты, готовые забрать пленных и документы. Два из них сели на футбольное поле позади школы, еще один – на предназначенную для пионерских линеек площадку перед парадным входом. Последний вертолет опустился перед зданием правления совхоза – там тоже была своя добыча. Стрельба на улице потихоньку стихала; остатки охраны штаба, которым повезло уцелеть, поняли, что для сохранности собственной жизни лучше спрятаться в кустах и не отсвечивать, потому что даже на Ка-29 установлен четырехствольный пулемет винтовочного калибра – штука для простого пехотинца крайне неприятная. А уж если на тебя обратит внимание Ми-28Н с его тридцатимиллиметровой пушкой, тогда вообще кранты. Винтокрылые машины не стеснялись возражать короткими очередями даже на одиночные винтовочные выстрелы.

С захватом же Манштейна не все прошло гладко. Самое смешное, все чуть не сорвалось из-за любимой собачки генерала. Эта смешная такса в момент захвата подняла истошный лай. К тому же мною был отдан приказ брать Манштейна живьем. Поэтому в резиденцию командующего армией первой влетела светошумовая граната. Оглушенный и ослепший Манштейн мешком осел на пол, а такса, с круглыми глазами и воем ужаса, стартовала из спальни генерала прямо через закрытое окно. Тот, кто это видел, говорил, что чем-то это было похоже на пуск тяжелого НАРа с подвески «крокодила».

С нашей стороны «двухсотых» не было, но двое бойцов получили легкие ранения – в плечо и в ногу. К концу операции я получил сообщение, что наши морские пехотинцы уже захватили аэродром в Саках. Решение пришло мгновенно. Я прикинул, что восемь минут туда, восемь обратно, десять на месте – вертушки обернутся за двадцать пять-тридцать минут.

Вопрос заключался лишь в том, занимать ли оборону здесь, или же, выставив максимальное количество взрывающихся сюрпризов, отходить к известной нам поляне. Там мы точно будем минут через сорок.

Решено – отходим: здесь мы как вошь на пупе, а в поросших лесом холмах нас надо еще поймать. Эвакуация захваченного Манштейна, его адъютанта и имевшихся при генерале бумаг прошла с площади перед зданием правления, на которой перед войной проводились собрания и митинги. Одновременно в воздух поднялись вертолеты от здания школы. Часть бойцов улетела вместе с пленными и грузом, остальные же быстрым шагом скрылись в поросших лесом холмах.

И в самом деле, не обошлось без пиротехники и шумовых эффектов. Наверное, кто-то из немецких начальников, встревоженный отсутствием связи со штабом армии, поднял тревогу. Не исключено, что это был начальник штаба 11-й армии, которого нам так и не удалось обнаружить. Минут через пятнадцать после нашего отхода в селе начали весело взрываться оставленные нами сюрпризы. Но весь этот шухер был уже как стрельба в белый свет. Мы уходили во тьму «волчьим шагом», и нас им было уже не догнать, даже без учета расставленных на пути растяжек. Бросятся бегом, собьют дыхание и быстро выдохнутся. Кроме всего прочего, ночь, темно, и не видать ни зги.

Запомнился один момент, когда нашего освобожденного из плена командира грузили в вертушку. Уже в салоне, при свете тусклой лампочки, он наконец разглядел тех, кто вытащил его из застенков абвера.

– Ребята, вы кто? – спросил он удивленно.

Ответ одного из рядовых меня потряс.

– Кто, кто – дед Пыхто… Сам не видишь что ли – мы Вооруженные Силы Коммунистического Марса, оказываем братскую помощь и выполняем интернациональный долг!

Раненый напряженно заморгал.

– Шутка! – засмеялся солдат. – А вообще это самая большая тайна СССР. Не задавай лишних вопросов, и будешь счастлив! Пока!

Люк вертолета захлопнулся, и машина стала медленно подниматься в черное небо.

5 января 1942 года, 07:00. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего

Подошла к концу ночь с 4 на 5 января 1942 года, обстановка на фронтах была хотя и не катастрофичной, но напряженной.

На севере был стиснут железным кольцом немецко-финской блокады сражающийся Ленинград. На центральном участке фронта идет напряженное сражение за Москву. Наступающая Красная армия кровью оплачивала каждый метр освобожденной земли. В войсках не хватает боеприпасов, большие потери в технике и людях, но, несмотря на это, наступление продолжается. Красная Армия гонит немцев от Москвы.

На юге хуже, Крымский фронт вот уже два дня буксует под Феодосией. Сказывается господство немцев в воздухе; в феодосийском порту уже погибли под немецкими бомбами пять транспортов, крейсер «Красный Кавказ» едва дотянул до Туапсе. На сегодняшний день Крымским фронтом потеряно более сорока тысяч человек: убитыми, замерзшими, утонувшими при высадке, пропавшими без вести. А ведь туда Ставка бросила кадровые дивизии мирного времени, выведенные из Ирана. Если так пойдет и дальше…

Сталин встал и, разломав одну за другой две папиросы «Герцоговины Флор», стал набивать трубку. «Почему задерживается Василевский? – думал он, машинально уминая табак пожелтевшим пальцем. Взглянув на часы, он отметил, что уже семь-пятнадцать.

Его взгляд упал на развернутую на столе карту Крыма с нанесенной на нее обстановкой на вчерашний вечер: неужели генералы опять где-то обгадились?

В этот момент заглянул Поскребышев.

– Товарищ Сталин, к вам товарищ Василевский.

– Зови! – Чиркнув спичкой, «лучший друг советских физкультурников» начал раскуривать трубку.

Вошедший генерал-лейтенант был бледным и слегка осунувшимся. Несмотря на признаки явного утомления, вождь машинально отметил, что заместитель начальника Генерального штаба чем-то взволнован.

– Товарищ Сталин, генерал-лейтенант Василевский прибыл по вашему…

– Паачэму задержались, товарищ Василевский? – довольно грозно начал Сталин, но потом махнул рукой с зажатой в ней трубкой. – А! Докладывайте, что там у вас стряслось…

– Вот именно «стряслось», товарищ Сталин, и нечто неординарное… – Василевский развернул на столе принесенную с собой карту Юго-Западного фронта. – Как вы знаете, этой ночью Черноморский флот должен был высадить в Евпатории тактический десант с целью отвлечь немецкие войска от Севастополя и Феодосии…

– Ваш Октябрьский потэрял Евпаторыйский дэсант? – от волнения в речи Сталина прорезался явственный грузинский акцент. – Их потопыла гэрманская авиацыя?

– Никак нет, товарищ Сталин, – ответил генерал-лейтенант Василевский, вытянувшись в струнку, – час назад поступило сообщение, что Евпатория полностью освобождена, и в ней восстановлена советская власть.

– Тогда в чем же экстраординарность? – понемногу успокаиваясь, Сталин принялся прохаживаться по кабинету. – Я же вижу, товарищ Василевский, что ви что-то недоговариваете…

– Товарищ Сталин… в ноль часов пять минут радисты Ставки приняли вот эту странную радиограмму, адресованную на ваше имя, но переданную почему-то по каналам Ставки… – Василевский протянул Верховному Главнокомандующему бланк первой телеграммы контр-адмирала Ларионова. – На радиограмме не было кода высокой срочности, да и абонент «Хронос» никому из шифровальщиков неизвестен, так что расшифровывали эту радиограмму в последнюю очередь.

Верховный читал строчки радиограммы, и его брови ползли вверх, выражая крайнее удивление, обычно несвойственное этому человеку.

– Товарысч Василэвский, раз ви нам принэслы эту бумагу, значыт, толко этой радиограммой дэло нэ огранычилось?

– Так точно, товарищ Сталин, – ответил тот, – сначала я решил, что это чья-то шутка, весьма неумная, кстати. Но у нас шутить так не принято. На короткий запрос шифровального отдела Ставки в штаб СОРа, кодом которого была зашифрована эта радиограмма, там ответили, что в пять минут первого 5 января никаких радиограмм в Ставку они не посылали. Тогда радиограмму все-таки доставили мне, и мы начали с ней разбираться. По ходу разбирательства дело стало обрастать удивительными и местами даже жуткими подробностями. Позвольте?

Сталин кивнул, и Василевский достал из кармана маленький блокнот.

– Во-первых, в шестнадцать часов три минуты служба радиоперехвата ВВС Черноморского флота перехватила сообщение немецкого самолета-разведчика об обнаружении большевистской авианосной эскадры примерно в двухстах километрах мористее Евпатории.

– Дажэ так? – мундштуком трубки Сталин огладил пышные усы, – продолжайте, товарыщ Василэвский.