скачать книгу бесплатно
– Здравствуй, Василий, – ответил Вождь, внимательно рассматривая сильно изменившегося за последнее время сына. – Проходи, не стесняйся. Говорят, там, под Брянском, ты не был таким скромным.
Василий пожал плечами.
– Так там была война, отец, – произнес он. – Иваныч, то есть, товарищ Покрышкин, говорит, что скромникам в военном небе не место. Если будешь разевать варежку, сожрут к чертовой матери, и никакая новая техника не поможет. Действовать надо смело, решительно, но в то же время, не терять голову и понапрасну не рисковать. Знаешь, отец, я с ним полностью согласен. Думаю, что семьдесят пять процентов расчета и двадцать пять процентов риска – это как раз то, что принесло нам успех под Брянском.
Верховный с интересом и даже с уважением посмотрел на сына.
– А ты поумнел, Василий, – констатировал он, – и повзрослел. Был балбес в форме, а сейчас передо мной взрослый мужчина, боец. Не зря я тогда отправил тебя в Кратово. Вижу, что ОНИ сделали из тебя человека.
– Знаешь, отец, – задумчиво сказал Василий, – ОНИ мне просто сказали: «Василий, ты СТАЛИН, а потому ты должен быть, а не казаться». Надо быть таким, чтобы тебе, отец, никогда уже не было за меня стыдно. Я так и стараюсь делать. Наверное, у меня что-то получается.
– Получается, Василий, – одобрительно кивнул Верховный, – и командующий корпусом Савицкий, и твой комдив Руденко – все они тебя хвалят. Отличный, мол, летчик, и хороший командир полка. Про эти твои штучки с пьянками-гулянками теперь мне никто уже не говорит. Я рад за тебя, сынок. Ты смог перебороть в себе эту дурную привычку, и это приятно для отца.
– Папа, – сказал Василий, – я понял, что нельзя дурманить себя водкой. Война требует людей с острым и свежим умом. И, вообще, у меня теперь есть по-настоящему большая мечта и цель жизни. Я хочу полететь в космос, если не первым, то вторым обязательно. А для этого требуется безупречная репутация и железное здоровье. Мы тут с ребятами еще в Кратово немного подумали, и пришли к выводу, что, с учетом всех имеющихся у нас сведений, отправить первого человека на орбиту СССР сумет лет на десять раньше, в году примерно пятидесятом.
– Даже так, Василий? – улыбнулся Верховный. – Я очень рад, что у тебя ТАКАЯ мечта, а не как у некоторых… Не буду тебя разочаровывать, потому что, наверное, ты прав. Если большевики поставят перед собой эту цель, то они ее обязательно добьются. Меня тут уже убеждали, насколько это важное и нужно дело – космос. Могу тебе сказать, что товарищ Королев над этим вопросом уже работает – пока, правда, чисто теоретически. Сумеешь и дальше держать себя в руках – будет тебе отряд космонавтов. Тем более что набирать их будут из таких, как ты, летчиков-истребителей. Ну что, сын, ты доволен?
– Да, отец, – ответил Василий. – Я очень хочу, чтобы ты мною гордился.
Вождь отвернулся к окну, и, чтобы не увидел Василий, тайком смахнул непрошеную слезу. Этого железного человека, что называется, пробило.
– Ладно, сынок, – произнес наконец он. – Лучше расскажи мне, как вы там дрались, и как показали себя новые самолеты.
– Ла-5 – машина замечательная, но не без недостатков, – сказал Василий. – Тяжеловат в пилотировании, да и в кабине жарко, как в финской бане, особенно летом. Но мотор – зверь, обзор из кабины хороший, а новые двадцатитрехмиллиметровые пушки выше всяких похвал. Новый «Яша», конечно, полегче и поудобнее «Лавки», но огневая мощь у него, даже с тремя пушками по двадцать миллиметров, все же не та. Знаешь, папа, как это замечательно видеть: всего одно твое попадание – и «мессершмитт» в воздухе на куски, а «юнкерс» или «хейнкель» валится вниз уже после двух или трех снарядов. Вот, смотри, как это было…
И он стал увлеченно двигать руками, показывая отцу случаи из своей боевой практики. В сталинском кабинете заревело разорванное пушечными очередями фронтовое небо Брянска, в котором армады «юнкерсов» так и не прорвались к своим целям и рушились вниз на русские леса и поля.
Конечно, Вождю было приятно слушать этот увлеченный рассказ сына и смотреть, как он показывает ему все перипетии своих воздушных боев. ТАКИМ Василием, он, пожалуй, мог бы гордиться и без всякого космоса. Но если у мальчика появилась такая мечта, то пусть так и будет. Конечно, есть риск, что однажды его собьют, но Верховный уже понял, что если отстранить сына от фронта, то все может вернуться на круги своя. Нет, он все же сделает лучше. Василий, кажется, действительно готов к командованию дивизией, тем более, что в ТОЙ истории он справлялся с этим вполне успешно.
– Значит так, сын, – сказал он, дослушав все до конца, – в связи с формированием еще одного авиакорпуса ОСНАЗ твой командир, генерал-майор Руденко, уходит на повышение и просит назначить на его место тебя. Есть мнение, что следует последовать его совету. А ты как думаешь, справишься?
– Думаю, что справлюсь, отец, – кивнул Василий, – но у меня есть к тебе два вопроса.
– Спрашивай, сын, – немного настороженно сказал Верховный.
– Во-первых, товарищ Верховный Главнокомандующий, – официально обратился к отцу Василий, – для того, чтобы не допустить бомбовых ударов по нашим войскам, в ходе Брянской операции мы перехватывали вражеские бомбардировщики в глубине оккупированной немцами территории в двадцати-сорока километрах от фронта. Но сбитые там самолеты нам не засчитали, поскольку, согласно приказа НКО номер 0229 от девятнадцатого августа прошлого года, для этого требуется подтверждение со стороны наземных войск, которого на месте падения сбитого самолета не было и быть не могло. Кино-фотопулеметов на наших истребителях тоже пока нет. Мне-то, конечно, все равно, но ребята обижаются. Пусть мы воюем не из-за записей в летных книжках, но ведь это несправедливо. Тем более что почти все летчики отсылают денежные аттестаты семьям, и выплаты за сбитые ими самолеты в такое тяжелое время совсем не лишние.
– Хорошо, сын, – сказал Верховный, – мы подумаем над этим и примем правильное решение. Справедливость вознаграждения – это так же важно, как и неотвратимость наказания. Какой у тебя второй вопрос?
– А второй вопрос, кто вместо меня будет командовать нашим полком…
– Хм… наверное, ты удивишься, но самая подходящая кандидатура командира вашего полка – твой друг, гвардии майор Покрышкин, – сказал Вождь.
Василий облегченно выдохнул.
– Все правильно, отец, – кивнул он. – Александр Иваныч, то есть гвардии майор Покрышкин – настоящий гений войны в воздухе. И вообще, он мне здорово помог с командованием и много чему по жизни научил.
– Побольше бы тебе таких друзей, сын, – улыбнулся Верховный – Этот, насколько я знаю людей, не предаст тебя и не продаст, как некоторые. Ты знаешь, Лаврентий уже арестовал двух чудаков, вздумавших написать на него ложные доносы. На допросах они признались, что через Покрышкина пытались сделать пакость и тебе. Кстати, Василий, что это за история с режиссером Каплером?
– Отец! – возмущенно произнес Василий. – Светка – моя сестра, а этот, прости, козел вздумал ее соблазнить. Она совсем ребенок, ей всего шестнадцать лет! Да он бы просто испортил ей жизнь!
– И ты, как настоящий джигит, решил взять с собой верных кунаков и нанести обидчику сестры ночной визит? – с усмешкой сказал Вождь.
– А что было делать, отец… – вздохнул Василий. – Официальным путем я бы ничего не добился. У НАС совращение малолетних ненаказуемо, хотя ТАМ этот Каплер мог бы получить десять лет за свои художества и уехать туда, куда Макар телят не гонял. Но даже если бы и так, то репутация Светки была бы безнадежно испорчена. Отец, я не хочу своей сестре той судьбы, которую она прожила в ТОТ раз. Зубами буду рвать, но не допущу, чтобы ей сломали жизнь!
– Хорошо, – задумчиво кивнул Вождь. – Светлана не только твоя сестра, но и моя дочь, и ТАКОЙ судьбы я ей тоже не хочу. Но зубами тут рвать ничего не надо было. Ты должен был обратиться к Лаврентию, и он устроил бы все в лучшем виде, без всякой этой вашей художественной самодеятельности в стиле абрека с Военно-Грузинской дороги. Мог бы хотя бы со мной посоветоваться.
– Отец, – с горечью сказал Василий, – и у тебя, и у дяди Лаврентия столько важных государственных дел, что и подумать страшно. Хотя и мне в ближайшее время будет совсем не до Светкиной судьбы. Может, ее тоже пристроить в какое-нибудь хорошее место, чтобы не оставалось времени дурить?
– Хорошо, сын, – кивнул Верховный, – я подумаю об этом. Теперь скажи, что у тебя с Галиной?
– Да так… – нехотя ответил Василий, – чужие мы друг другу. Пил – было плохо, бросил пить – теперь ей мои друзья не нравятся… Думаю, что рано или поздно мы с ней разойдемся.
– Да… – произнес Вождь, – и тут неладно. Тогда вот что, Василий. Если вам все равно расходиться, то есть одно дело государственной важности.
– Какое дело, отец? – настороженно спросил Василий.
– Старшая дочь английского короля, наследная принцесса Елизавета – весьма интересная личность, – ответил Верховный. – Она с отцом будет на приеме в Кремле, когда вам будут вручать награды. Я не прошу, чтобы ты ее уложил в свою постель, ибо это будет ничем не лучше того, что этот Каплер пытался проделать со Светланой. Но все же попробуй запасть девочке в сердце. Ты же у меня орел-мужчина, герой, лихой летчик! А там два года до конца войны пролетят незаметно. Пойми меня правильно: это всего лишь просьба. Получится – замечательно, не получится – тоже ничего страшно, что-нибудь еще придумаем, чтобы приручить британского льва. Или львицу? – Сталин неожиданно хитро подмигнул сыну.
– Хорошо, отец, – опустил глаза Василий, – я ничего не обещаю, но попытаюсь…
– Вот и хорошо, – кивнул Вождь, – я надеюсь, что и дальше буду слышать о тебе только то, чем я буду гордиться.
Когда Василий вышел, Верховный вздохнул и едва слышно сказал:
– Удачи тебе, мой мальчик… Не подведи меня.
10 июня 1942 года. Восточная Пруссия. Объект «Вольфшанце», Ставка фюрера на Восточном фронте.
Присутствуют:
Рейхсканцлер Адольф Гитлер;
Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер;
Глава Абвера адмирал Вильгельм Канарис.
Вызов в «Вольфшанце» для адмирала Канариса оказался полной неожиданностью. Ранее через своих людей в ставке фюрера глава Абвера получал информацию не только о том, что в самое ближайшее время он будет приглашен к вождю Третьего рейха на беседу или разнос (последнее происходило все чаще и чаще), но и о том, о чем примерно пойдет разговор. Но на этот раз такой информации Канарис не получил. Его людям удалось лишь узнать, что примерно на то же время в «Вольфшанце» вызван Генрих Гиммлер.
Это насторожило и встревожило адмирала. «Неужели все? – подумал он. – Фюрер может принять решение, и я из Восточной Пруссии отправлюсь в Берлин, только не в свой кабинет на Тирпицуфер 74, а в камеру на Принц-Альбрехт-штрассе, 8, где, как всем известно, располагается РСХА. Что же делать? Сказаться больным? Сбежать? А куда? Нет, надо лететь… Будь что будет».
И вот он в кабинете фюрера. Отсалютовав Гитлеру партийным приветствием, Канарис, подчиняясь приглашающему жесту хозяина кабинета, присел к столу рядом со своим коллегой и извечным соперником – рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером.
– Мы победим! – неожиданно воскликнул Гитлер. – Мы должны победить. Высшие расы всегда побеждали тех, кто ниже их по развитию. Это закон природы, и он так же неумолим, как законы физики. Но после разгрома русскими нефтепромыслов в Плоешти наши доблестные войска и люфтваффе не могут эффективно действовать из-за недостатка горючего. Надо обеспечить наши танки и самолеты неограниченным количеством бензина – и мы сможем не только остановить, но и погнать вспять орды недочеловеков, рвущихся в сердце Европы. Нефть – вот наша самая главная цель на ближайшее время. Но где ее взять? Румынские нефтепромыслы надолго, если не навсегда, выведены из строя. Попытки получить горючее от продажных янки закончились полным крахом. Что там произошло, так и не удалось выяснить. Понятно лишь одно: этот источник поступления к нам нефтепродуктов закрыт для нас навсегда. В ближайшее время мы начнем грандиозную наступательную операцию на южном фланге Восточного фронта, чтобы захватить нефтепромыслы Баку, Грозного и Майкопа, но кто знает, когда мы сможем достичь успеха и сколько времени пройдет, пока мы получим первую кавказскую нефть… Недочеловеки сражаются просто отчаянно, и, отступая, сжигают и взрывают все на своем пути. Где же мы тогда сможем добыть так необходимую для нас нефть?
– Мой фюрер, – сказал Канарис, – в таком случае надо уповать лишь на наш доблестный Африканский корпус, которым сейчас командует генерал-лейтенант Вальтер Неринг. Пусть вы забрали у Африканского корпуса на Восточный фронт почти все танки и половину пехоты, но и англичане в Египте в настоящий момент дезорганизованы и деморализованы произошедшим у них в метрополии переворотом. Если наши и итальянские войска сумеют разгромить британцев и форсируют Суэцкий канал, то они смогут прорваться в Сирию и Ирак, где есть нефть, причем в больших количествах. В Сирии войска маршала Петэна не окажут нашей победоносной армии никакого сопротивления, а в Ираке еще не забыли, как британцы расправились с участниками восстания, которым руководил премьер-министр Ирака Рашид Али аль-Галайни. Тогда, в мае 1941 года, на аэродроме Мосула уже стояли наши и итальянские самолеты. Но, к сожалению, англичане сумели тогда подавить восстание иракцев. Но они снова поднимутся против ненавистных им британцев, как только солдаты Африканского корпуса переправятся через Суэцкий канал.
– Эх, Канарис, – сказал Гитлер, – вы очень умный человек, правда, ваш ум порой бывает нацелен куда-то не туда… Впрочем, разговор сейчас не об этом. Вы правильно заметили, что если мы овладеем нефтяными месторождениями Ирака, то нам не придется экономить на бензине. Наши самолеты, танки и автомашины получат его столько, сколько нужно. Вот для того я вас к себе и пригласил. Необходимо, чтобы это произошло как можно быстрее.
– Фюрер, я весь во внимании… – Канарис выпрямился и преданными глазами уставился на Гитлера. – Мы немедленно активизируем всю нашу ближневосточную агентуру. Мы…
– Подождите, Канарис, – недовольно сказал вождь Третьего рейха, – выслушайте пока рейхсфюрера СС Гиммлера. Думаю, вас очень заинтересует информация, которой он располагает.
– Мой фюрер… – Гиммлер открыл принесенную с собой папку, и переложил в ней несколько бумаг, – чтобы не терять время, я постараюсь был краток. Как вы знаете, после разгрома Польши в 1939 году часть бегущих от нашего доблестного вермахта войск этого недогосударства нашла спасение на территории Советов. Сталин разоружил их, часть поляков отправил по домам, часть поместил в специальные лагеря. После начала войны против Советов он решил использовать поляков, вооружив их и послав на фронт, чтобы сражаться против доблестных войск фюрера. В Лондоне русский посол Майский и глава эмигрантского правительства Польши Владислав Сикорский подписали договор о сотрудничестве. Мы сумели получить копию тайного приложения к этому договору – в нем было оговорено, что Советы амнистирует всех поляков, оказавшихся на его территории, и сформируют из них воинские части, которые отправят воевать с нами. Командующим польских вооруженных сил в России был назначен генерал Андерс – в прошлом он был русским офицером, сражался в составе царской армии против германских войск. Андерс в совершенстве владеет русским языком и считается специалистом по России. В соответствии с заключенным в Лондоне военным соглашением, на территории СССР формируются только сухопутные воинские части.
– Гм, Андерс… – задумчиво сказал Гитлер, – что-то его фамилия не очень-то похожа на польскую.
– Да, мой фюрер, – кивнул Гиммлер, – вы как всегда правы. Генерал Андерс родился в семье немецкого дворянина. Он даже не католик, как большинство поляков, а лютеранин.
– Любопытно, любопытно… – Гитлер азартно потер руки. – Продолжайте, Генрих…
– В соответствии с соглашением генерала Сикорского со Сталиным, армия, формируемая генералом Андерсом, рассматривалась как «часть вооруженных сил суверенной Польской Республики», которой и будут присягать на верность ее военнослужащие. После окончания войны армия должна вернуться в Польшу. В соответствии с соглашением, поляков направят на фронт лишь после того, как они достигнут полной боевой готовности. Первоначально польские части формировали в Поволжье, но потом Андерс заявил, что это слишком близко к фронту, и со своим штабом и уже сформированными подразделениями перебрался в Среднюю Азию. Сейчас он находится в одном из небольших городков неподалеку от Ташкента.
– А как генерал Андерс относится к нам? – поинтересовался Канарис. – Не прорезался ли у него голос крови?
– Вы угадали, Канарис, – усмехнулся Гиммлер. – Как вы понимаете, Имперское управление безопасности просто обязано было направить своих агентов в польские части, которые начал формировать генерал Андерс. И вот что они узнали. Андерс был убежден в неизбежном поражении Советского Союза и в победе Германии. Он склонялся к тому, чтобы начать искать контакты с германским командованием. Во время своего очередного вояжа в Москву он повстречал профессора Леона Козловского, бывшего польского премьера. Андерс и Козловский оказались единомышленниками. Они считают, что Польша, несмотря на все происшедшее в сентябре 1939 года, должна сотрудничать с Германией, как это сделали Румыния, Венгрия и другие европейские страны. Андерс направил Козловского в свой штаб, который располагался тогда еще в Бузулуке, и предложил ему для вида поступить на военную службу в формируемую им армию. Козловский, получив чин поручика, в течение недели работал в финансовом отделе армии. Потом Андерс приказал ему отбыть в Москву, якобы в посольство, хотя оно в то время находилось уже не в Москве, а в Куйбышеве. В действительности же Козловский должен был перейти линию фронта, что в условиях немецкого наступления являлось делом нетрудным. Фронт в это время находился в движении и подошел почти к Москве. В конце октября 1941 года Козловский в компании с двумя польскими офицерами перешел линию фронта, и уже в конце ноября был в Варшаве, а спустя еще некоторое время его доставили в Берлин. С ним работали наши люди, и он рассказал много интересного о генерале Андерсе. К сожалению, болтуны из министерства доктора Геббельса пронюхали об этом и раззвонили о Козловском по радио и в печати. Андерс не на шутку испугался и, дабы снять с себя все подозрения, приказал провести «расследование» по делу Леона Козловского и выяснить, каким образом тот выехал из Бузулука в Москву и как и когда перешел линию фронта. Следствие вел 2-й отдел штаба армии во главе с подполковником Гелгудом, известным своими германофильскими взглядами. Но все же удалось выяснить, что Леон Козловский появился в Бузулуке по личному приглашению Андерса, и, самое главное, было установлено, что он выехал в Москву по поручению Андерса, который лично подписал ему командировочное удостоверение. Андерс срочно учредил суд и приказал судить Козловского за государственную измену и открытый переход на сторону противника. При этом он потребовал вынесения смертного приговора. Суд, не вникая в существо дела, приказ выполнил. Леона Козловского объявили предателем и дезертиром и приговорили к смертной казни. Андерс приговор утвердил, хотя не имел на это права, ибо смертные приговоры на офицеров мог утверждать только верховный главнокомандующий генерал Сикорский. Понятно, что приговор этот остался лишь на бумаге, так как исполнение его в отношении лица, находящегося в Берлине под опекой немецких властей, оказалось невозможным. А мы продолжили работу с Козловским и его связями, которые остались в штабе Андерса.
– Какова численность войск, находящихся в распоряжении Андерса? – поинтересовался Гитлер.
– По нашей информации, – Гиммлер заглянул в одну из бумаг, – по состоянию на 1 марта 1942 года в армии Андерса числилось шестьдесят тысяч человек, включая три тысячи офицеров и шестнадцать тысяч унтер-офицеров. По сведениям наших агентов, в польских частях сильны антибольшевистские настроения, в том числе и среди рядовых, и нежелание идти в бой под командованием советских военачальников. Накануне переворота в Британии английское колониальное командование на Ближнем Востоке предложило Сталину использовать польские войска в Ираке для охраны нефтяных районов. И Сталин, которому, похоже, ужасно надоело возиться с поляками, дал согласие на отправку армии Андерса в Ирак.
– Канарис! – воскликнул Гитлер, – теперь вы понимаете, какой это для нас подарок судьбы? Шестьдесят тысяч человек, которые могут начать восстание в тылу британских войск, сражающихся против нашего Африканского корпуса! Это не шутка… Если соединить их с имеющейся там вашей агентурой, то нефть Ирака и Ирана окажется в наших руках.
– Мой фюрер, – сказал Гиммлер, – мы распространим среди поляков информацию, что Сталин и английский король Георг, который сейчас находится в Москве, решили расформировать части Андерса, так как после ареста нами в Лондоне генерала Сикорского у Польши нет больше легитимного главы правительства, а генералу Андерсу после истории с Леоном Козловским доверять нельзя.
– Генрих, – добавил Гитлер, – вам следует послать к Андерсу доверенного человека, который сообщит генералу, что мы признаем его главой Польши. Как фольксдойче, он будет назначен гауляйтером Генерал-губернаторства вместо погрязшего в грязных делишках Ганса Франка. Думаю, что он согласится. А вы, Канарис, должны задействовать всю свою агентуру, чтобы поднять восстание в Ираке. – Фюрер выразительно посмотрел на главу Абвера и назидательно произнес: – И имейте в виду, Вильгельм – это ваш последний шанс. В случае неудачи… Все, можете идти. Завтра я жду вас с конкретными предложениями.
11 июня 1942 года, 05:05. Тихий океан. 100 миль северо-восточнее Перл-Харбора. Флагман Японского Объединенного Императорского Флота линкор «Ямато».
В предутренний час, когда горизонт на востоке уже зажегся первой полоской зари, адмирал Исороку Ямамото поднялся на мостик флагмана Объединенного флота, где уже стояли начальник штаба Объединенного флота контр-адмирал Матомэ Угаки, командующий линейными силами вице-адмирал Сиро Такасу и командир линкора «Ямато» контр-адмирал Гихати Такаянаги.
Главнокомандующий оглядел океан, над которым уже рассеивалась ночная мгла, сменяясь серыми предрассветными сумерками. Вечный в своем упорстве пассат гнал на юго-запад плоские валы волн, разрезаемых форштевнями кораблей японских линейных сил что включали в себя одиннадцать линкоров и семнадцать тяжелых крейсеров. Чуть поодаль в сопровождении эсминцев двигалась колонна транспортов с десантом.
Говорить адмиралам было уже нечего. Все необходимые решения обсуждены и приняты, отданы распоряжения и приказы, и теперь оставалось только ждать и надеяться, что каждый японский летчик, офицер или матрос исполнит свой долг, как и положено потомкам богини Аматерасу. Операция «Цветок Лотоса» вступала в завершающую фазу и, судя по всему, ее замысел так и не был раскрыт противником, до сих пор ожидающим удара Объединенного флота по Веллингтону, Сиднею или даже по Мельбурну.
«Да, – подумал Ямамото, – капитан первого ранга Ямагучи был абсолютно прав. Эти заносчивые янки, расшифровав наш военно-морской код Ro, решили, что уже держат нас за горло, и совершенно расслабились, забыв о том, что искусство дезинформации на Востоке еще в глубокой древности достигло совершенства. Воистину прав наш народ, называя их западными варварами. К тому же они не ждут удара с восточного направления, откуда, по их представлениям, могут появиться только американские корабли и самолеты. Лишь бы все не случилось как в прошлый раз, и авианосцы „Энтерпрайз“ и „Хорнет“ оказались бы в гавани Перл-Харбора, а не болтались бы где-то в море».
Адмирал Ямамото посмотрел на часы: стрелки показывали пять часов пятнадцать минут. Время! Он повернулся к командующему линейными силами.
– Самый полный ход, Сиро-сан, – произнес он, – судьба Империи зависит от этого дня, и да пребудет с нами милость богини Аматерасу!
Как раз в этот момент ударное авианосное соединение вице-адмирала Тюити Нагумо развило максимальную эскадренную скорость тридцать узлов и, совершив разворот против ветра «все вдруг», стало поднимать в воздух самолеты первой волны.
Всего в первом ударе по Перл-Харбору было задействовано семьдесят два бомбардировщика и торпедоносца Накадзима В5N, тридцать шесть пикировщиков Аичи D3А в сопровождении пятидесяти четырех истребителей Мицубиси А6М «Ноль». Как и в прошлый раз, целью первой ударной волны, которую вел командир авиагруппы флагманского авианосца «Акаги», капитан первого ранга (тайса) Мицуо Футида, назначены базирующиеся на Перл-Харборе корабли американского тихоокеанского флота, зенитные батареи и аэродромы береговой авиации.
Вторая ударная волна, состоящая из тридцати шести высотных бомбардировщиков Накадзима В5N, семидесяти двух пикировщиков Аичи D3А и пятидесяти четырех истребителей Мицубиси А6М «Ноль» по плану поднимется в воздух через сорок пять минут. Ее целью станут недобитые в первом налете американские аэродромы, база подводных лодок, а также инфраструктура береговой обороны, прикрывающая Перл-Харбор от атак с моря.
Еще пятьдесят четыре истребителя Мицубиси А6М «Ноль» и двадцать пять новейших самолетов разведчиков Йокосука D4Y находились в резерве и предназначались для обеспечения господства в воздухе и корректировки артогня при проведении десантной операции.
11 июня 1942 года, 05:25. Тихий океан. 90 миль северо-восточнее Перл-Харбора. Флагман японского авианосного соединения авианосец «Акаги».
Ведущий первой ударной волны капитан первого ранга (тайса) Мицуо Футида
В 05:24 с мостика в мегафон прозвучал приказ начать взлет первой волны самолетов. Командир авиационной боевой части взмахнул белым флагом – и первый истребитель прикрытия, набрав скорость, со свистом оторвался от палубы. Наша очередь наступала только после того, как в воздух поднимутся все истребители, поэтому у меня было время осмотреться по сторонам. Повернув голову, я увидел, что авианосец «Кага», идущий в строю пеленга правее и впереди нас, тоже поднимает в воздух свои самолеты. То же самое делали и находящиеся дальше авианосцы второй и третьей дивизий: «Сорю», «Хирю», «Секаку» и «Дзуйкаку». Началось! Один раз я уже наносил удар по Перл-Харбору, и, если помогут нам боги, мне уже больше не придется три раза подряд заходить в атаку на одну и ту же цель.
Вот настал и наш черед. Газ до упора на взлетный режим. Мотор в тысячу лошадиных сил оглушительно взревел; машина, сдерживаемая тормозами, затряслась как в лихорадке, после чего, отпустив педали, я дал ей волю, отправив самолет в небо как голубя из рук. Перегрузка вдавила мое тело в пилотское кресло, палуба ушла из-под колес – и вот моя машина уже в воздухе, все выше и выше поднимается в светлеющее на глазах небо. Обернувшись, я увидел, что следом за мной с палубы «Акаги» взлетают и остальные машины моего сентая.
В воздухе становилось тесно от самолетов. Справа от нашей группы, постепенно отставая, зависли в воздухе пикировщики – Аичи D3М с «Секаку» и «Дзуйкаку», отличительной особенностью которых были неубирающиеся в полете шасси, закрытые аэродинамическими обтекателями.
Выстроившись в боевой порядок, ударная формация взяла курс на юг, чтобы впоследствии, повернув на запад, атаковать Перл-Харбор точно со стороны восходящего солнца. Полет проходил на предельно малой высоте, над самыми гребнями волн: незадолго до начала операции наша разведка получила информацию о наличии на острове Оаху радиолокационной станции, не способной обнаруживать самолеты, идущие на малых высотах. Чем сильнее мы прижмемся к воде, тем меньше шансов, что противник сможет нас обнаружить и успеет привести в боевую готовность зенитную артиллерию и поднять в воздух истребители. Кстати, адмирал сказал нам, что в прошлый раз только врожденное американское разгильдяйство уберегло наши самолеты от обнаружения этим радаром почти за час до удара по гавани Перл-Харбора.
Береговую полосу острова Оаху мы увидели в 05:56 – в тот самый момент, когда за нашими спинами над горизонтом расплавленным металлом прорезался краешек восходящего солнца. От ударной формации отделились две группы истребителей по девять машин каждая – их задачей было атаковать и блокировать расположенные на восточном берегу острова аэродромы Канэохе и Беллоуз.
Дальше счет пошел на минуты – и ударная формация, набрав восемьсот метров высоты, перевалила через гребень возвышенности, отделявшей восточный берег от гавани Перл-Харбора. Открывшаяся с высоты картина заставила мое сердце радостно подпрыгнуть. Во-первых, в гавани находились не только шесть американских линкоров (из которых только три считались боеспособными после нашего прошлогоднего визита), но и оба наших злейших врага – авианосцы «Энтерпрайз» и «Хорнет». Во-вторых, мы опять застали этих янки за час до побудки и подъема флага (как они любят говорить, «со спущенными штанами»). Теперь мы могли опять повеселиться, как подвыпившие матросы в квартале «красных фонарей», и выдернуть из хвоста американского орла последние перья.
Прижав к горлу ларингофоны, я направил самолет в сторону одного из американских авианосцев, стоявших в так называемом «линкорном ряду», и, прервав радиомолчание, произнес так врезавшуюся в память кодовую фразу: «Тора! Тора! Тора! Тэнно хейко банзай!»
Как и в прошлый раз, зенитный огонь был спорадическим и неточным. Кроме всего прочего, американских зенитчиков дежуривших на батареях ПВО, слепил встающий за нашими спинами диск солнца, в то время как все наши цели были прекрасно освещены и представляли собой легкую добычу. Таких идеальных условий для атаки у нас не было даже седьмого декабря. Нет, наш адмирал Ямамото, придумавший и спланировавший всю эту операцию, все-таки величайший военно-морской гений, в своем величии равный британскому адмиралу Горацио Нельсону и победителю русского флота при Цусиме адмиралу Хэйтэхиро Того, превратившего нашу Японию в первоклассную морскую державу.
Снизившись до предельно малой высоты, мое звено атаковало американский авианосец восемьсоткилограммовыми фугасными бомбами, используя топ-мачтовое бомбометание. Мой штурман-бомбардир сбросил бомбу только тогда, когда я, казалось, мог уже различить каждую заклепку на борту американского корабля. Избавившись от смертоносного груза, наш самолет полез вверх; палуба «американца» молнией пронеслась под крыльями – и тут нас настиг грохот взрыва, а вслед за ним – восторженный вопль нашего стрелка-радиста: «Мы сделали это, Мицуо-сама! Хэнно тейко банзай!»
Бросив назад беглый взгляд, я увидел столб ревущего пламени, смешанного с дымом, вырывающийся из дыры в палубе американского авианосца ближе к его корме. Очевидно, наша бомба, отскочив от воды, попала выше бронированного борта, между ангарной и полетной палубами. Взрыв прямо возле самолетоподъемника, разметал и воспламенил подготовленные к вылету американские истребители дежурного звена. Повреждения очень тяжелые, если не смертельные. Даже если американским матросам удастся погасить пожар, авианосец точно окажется небоеспособным на несколько недель.
К моему величайшему сожалению, экипаж моего правого ведомого не добился успеха, ибо сброшенная им бомба разорвалась в воде довольно далеко от борта цели. А левый ведомый, лишь недавно пришедший к нам на «Акаги» из молодого пополнения, оказался то ли подбит расчетом зенитного автомата, то ли не справился с управлением, и, как сказал мне стрелок, врезался вместе с бомбой в надстройку-остров американского авианосца. По крайней мере, эти трое поступили так, как подобает настоящим самураям, и теперь их души попадут в храм Ясукуни, где обитают души всех погибших во имя Японии и нашего божественного Тэнно.
Бомбы сброшены, мы свою задачу выполнили, и теперь можем возвращаться на наш «Акаги». Набирая высоту, я еще раз окинул взглядом панораму бухты, усеянную разрывами бомб и затянутую дымом пожаров. Небо было полно самолетами с красными кругами на крыльях.
В этот момент к Перл-Харбору подошли немного отставшие сентаи пикировщиков. Переворачиваясь через крыло, они обрушились на американские корабли, добивая то, что еще не было добито нашими бомбардировщиками. Буквально на моих глазах пораженный нами авианосец получил в палубу еще две пятисоткилограммовые бомбы и превратился в сплошной пылающий костер. Досталось от Аичи D3А и его напарнику, а также ошвартованным в том же ряду линкорам, прочем один из них взорвался так же, как в свое время взлетела на воздух «Аризона». Веселье было в самом разгаре, но пора было идти домой. Не скучайте, дорогие янки, мы еще вернемся…
На полпути к «Акаги» мы встретили формацию второй ударной волны и пожелали им успеха. Пусть, если что, смерть их будет легче перышка, а слава выше небес. Ведь эффект внезапности уже утрачен, а янки взбешены, как разбуженные зимой гризли. Ведь мы уже второй раз наказали их одним и тем же способом в том же самом месте. А старая рана чувствительнее к боли.
11 июня 1942 года, 08:15. Тихий океан. 25 миль восточнее Перл-Харбора. Флагман Японского Объединенного Императорского Флота линкор «Ямато».
Линейные силы объединенного флота приближались к острову Оаху. Еще полчаса – и сначала «Ямато», а затем и остальные линкоры смогут вцепиться в береговые цели клыками своих дальнобойных орудий. На авианосном соединении, маневрирующем милях в пятидесяти восточнее линкоров, спешно готовили машины ко второму налету. Потери самолетов, участвовавших в первом налете, были вполне приемлемыми. В двух ударных волнах японская морская авиация потеряла двадцать четыре бомбардировщика-торпедоносца Накадзима В5N, тридцать два пикировщика Аичи D3А и девять истребителей Мицубиси А6М «Ноль», в свою очередь, уничтожив два авианосца и один линкор. Еще три линкора имели сильные повреждения, включая и тот, который, находясь в сухом доке, взрывом бомбы был сбит с кильблоков и лег на борт.
Большие потери понес и американский подводный флот, ведь лодки, стоящие у пирсов – лакомая цель для пикирующих бомбардировщиков. Несколько американских субмарин были уничтожены прямыми попаданиями, а остальные получили повреждения, сделавшие их небоеспособными на долгое время. Кроме того, как и седьмого декабря, на аэродромах оказалось уничтожено и повреждено большое количество американских самолетов, в том числе больше десятка тяжелых бомбардировщиков Б-17. Взлетные полосы аэродромов были приведены в негодность бомбами с пикировщиков второй ударной волны. Единственной целью, которую японским летчикам прямо запрещалось атаковать, были нефтехранилища. Запасы топлива, сделанные американцами, должны были пригодиться и японскому объединенному флоту.
Адмирал Ямамото был вполне доволен результатами первого удара. Американский Тихоокеанский флот оказался полностью выведен из игры, как и американская береговая авиация. Никакого серьезного противодействия десанту они теперь оказать не смогут, будь их адмирал Нимиц хоть семи пядей во лбу. Поздно запирать конюшню, когда из нее украли лошадь. Он, Ямамото, опять переиграл противника, отодвинув неизбежное поражение Японии на неопределенное время.
Около девяти часов утра японские линейные силы приблизились к восточному побережью острова Оаху на десять миль и подняли в небо самолеты-корректировщики под прикрытием истребителей. Отныне гавань Перл-Харбора и все основные аэродромы американской авиации находились в пределах досягаемости восемнадцатидюймовых орудий линкора «Ямато». Остальные линкоры, вооруженные орудиями в шестнадцать и четырнадцать дюймов, стали без особой спешки перепахивать береговые батареи и позиции американской морской пехоты в бухте Кано-бэй, предназначенной адмиралом стать первоначальным плацдармом на острове Оаху.
Сопротивление американского гарнизона японскому десанту было ожесточенным. В бой пошли даже команды поврежденных кораблей. Но они ничего не могли сделать, находясь под плотным огнем главного калибра японских линкоров.
Правда, восемнадцатидюймовки «Ямато» в деле показали себя не очень хорошо. Точнее, показали себя абсолютно не готовыми к сражению не сами пушки, а снаряды, которыми они были укомплектованы. Точность огня была довольно низкой, а фугасное действие снарядов для такого монструозного калибра – слабым, меньшим, чем у двенадцатидюймовых японских снарядов времен русско-японской войны.
Адмирал Ямамото уже сочинял в уме язвительный рапорт в адрес бездельников-артиллеристов, поставивших перед войной японский флот в такую же извращенную позу, в какой русские находились тридцать восемь лет назад, когда у их неплохих орудий полностью отсутствовал фугасный боекомплект, а бронебойные снаряды оказались неуместно облегченными.
Но, как бы там ни было, при поддержке палубной авиации и артиллерии линкоров и тяжелых крейсеров высаженный десант вцепился в берег. К полудню уже были захвачены расположенные на восточном берегу аэродромы Канэохе и Беллоуз, а подразделения японских десантников, преодолевая отчаянное сопротивление американской морской пехоты, сошедших на берег моряков и всякой сборной солянки, шаг за шагом продвигались к гребню возвышенности, отделяющей восточное побережье от Гонолулу и бухты Перл-Харбора. Битва за Гавайи была фактически выиграна. Но это был еще далеко не полная победа, о чем адмирал Ямамото и сообщил в Токио. Война на Тихом океане продолжалась.
