скачать книгу бесплатно
Я не сказал императрице о том, что мне уже приходилось не раз бывать в Павловске, и что я полностью согласен с ее словами. Место это удивительное. Каждый раз, бродя по прекрасному парку, я наслаждался природой и постройками, возведенными среди деревьев. В долине реки Славянки возвышалась колоннада Аполлона, Холодная баня, павильон «Храм дружбы» и Пиль-башня, неказистая снаружи и роскошно обустроенная внутри. Мария Федоровна хотела не только показать мне дворец и парк, но и посоветоваться со мной насчет своего нового проекта. Как-то раз я показал ей фотографии некоторых своих творений, срубленных для заказчиков, которые не скупились на расходы и желали, чтобы я возвел для них «фазенду» в русском стиле. Дома и бани, украшенные резными наличниками, ставнями и балясинами, настолько понравились императрице, что она захотела построить на территории Павловского парка нечто вроде русской деревни. Я попытался было возразить, что у меня нет нужного инструмента, а самое главное, времени, но мои возражения не остановили ее.
– Алексей Алексеевич, – Мария Федоровна томно взглянула на меня своими прекрасными глазами, – я очень вас прошу, помогите мне осуществить мою мечту. Очень хочется, чтобы у меня были такие же красивые и уютные избушки, как те, что изображены на ваших чудесных картинках.
В этом мире не принято отказывать в чем-либо коронованным особам, а уж тем более женщинам. Вздохнув, я согласился, и вот теперь в карете Придворного ведомства мы едем в Павловск. Что ж, скоро только сказка сказывается… Посмотрим на парк, прикинем, что и где можно будет в нем построить. Перед строительством не мешает определиться, где именно расположить новостройки. К тому же надо будет подготовить фундаменты, найти выдержанный лес, нанять хороших плотников, словом, к тому времени, когда можно будет приступать к делу, возможно, что у императрицы и пропадет охота к строительству русской деревни.
Вместе со мной в поездку в другой карете отправилась моя неугомонная дочурка. В последний момент Баринов настоятельно приказал мне захватить на всякий случай Сыча – Германа Совиных, который должен обеспечить нашу безопасность. Старлей же, в свою очередь, попросил взять в поездку его фемину – польку Барбару. Честно говоря, вот ее-то брать мне не очень-то и хотелось, но за нее попросила моя Дашка.
– Папа, да ты не бойся, все будет нормально. Барби просто с ума сходит по Герману. И пакостить нам она уже больше не будет. А мы хотим просто выбраться на природу – надоело нам торчать в этом замке, словно под арестом.
Мое отцовское сердце не выдержало, и я согласился. Дашка, Герман и Барбара чинно и вежливо, словно пай-мальчик и пай-девочки, поздоровались с императрицей и со мной. А потом загрузили в свою карету винтовку СВД, «калаш» с глушителем и подствольником и несколько броников. Я вспомнил, что Баринов говорил о безопасности нашей поездки, и тяжело вздохнул. Мне почему-то вдруг резко расхотелось ехать в Павловск, но я уже дал слово, и теперь мне некуда было деваться. Для себя я прихватил в дорогу ПМ в подмышечной кобуре и несколько снаряженных магазинов к нему. Во избежание, так сказать…
Миновав Царское Село, мы выехали на дорогу, ведущую к Павловску. Ее окружал густой хвойный лес, в котором так любила охотиться покойная императрица Екатерина Великая. День выдался хороший, припекало солнце, и от сосен исходил приятный запах смолы и хвои. Лошади похрапывали и мягко шлепали копытами по влажной грунтовой дороге. Красота!
Я закрыл глаза и на мгновение представил, что все произошедшее со мной и моими друзьями мне лишь приснилось, и что вечером я буду сидеть в своей квартире и обсуждать с женой дневные события…
Неожиданно впереди нас раздался треск и шум упавшего дерева. Я вздрогнул, сунул руку под мышку и нащупал рукоятку пистолета.
– Что это! – испуганно воскликнула императрица. Она побледнела и непроизвольно схватила меня за рукав. – Скажите, это разбойники?!
Сидевшая рядом с ней статс-дама побледнела и едва не хлопнулась в обморок.
– Сидите спокойно, ваше величество, я сейчас все узнаю.
Достав пистолет и дослав патрон в патронник, я осторожно выглянул из кареты…
8 (20 июня) 1801 года.
Санкт-Петербург. Дорога между Царским Селом и Павловском.
Старший лейтенант ФСБ Герман Совиных,
РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»
После вчерашнего разговора с Василием Васильевичем я крепко задумался. Раньше мне как-то не приходила в голову мысль о том, что в этих веселых временах мы застряли надолго, если не навсегда, и надо здесь обживаться. Да и о женитьбе, даже в нашем XXI веке, я тоже не помышлял. Во-первых, мне не встречались особы, коих я посчитал бы достойными кандидатками для похода в загс. А, во-вторых, работа у меня была такая, что супруга моя в любой момент могла бы оказаться вдовой. Такое у нас случалось время от времени. Как говорил наш шеф, Николай Михайлович: «Это рабочие моменты».
А вот с Барбарой, я считаю, мне повезло. Легкая и поначалу и ни к чему не обязывающая интрижка неожиданно для меня превратилась в нечто большее. Конечно, в голове прекрасной польки было много дури, но постепенно она начала мыслить вполне адекватно, и больше я не слышал от нее слов о «Польше от моря до моря» и о «пшеклентых москалях», которые «загубили Речь Посполитую». Главным же во всем этом было то, что она влюбилась в меня, что называется, без памяти. И даже не за те постельные гимнастические упражнения, которые мы проделывали с ней по ночам к общему для нас удовольствию. Я же взрослый мужик и уже могу отличить стремление самки к совокуплению от настоящего женского чувства к любимому человеку.
Словом, когда мы окончательно разберемся с заговорщиками, я предложу Барбаре как-то узаконить наши отношения. Правда, она категорически не желает переходить в православие, а я – становиться католиком. Но, думаю, можно будет найти консенсус, как говорил один бывший генсек.
Пока же я рассказал Барбаре о том, что утром отправляюсь с императрицей Марией Федоровной и Алексеем Алексеевичем Ивановым в Павловск. Моя Барби о чем-то задумалась, а потом спросила, дозволено ли будет ей поехать вместе с нами. Вообще-то такие вопросы решал не я, и потому предложил Барбаре хитрый ход – воздействовать на Алексея Алексеевича через его дочку Дарью. Как я успел заметить, эта новоявленная амазонка имела немалое влияние на отца. К тому же Барбара успела подружиться с Дарьей.
В общем, вопрос в итоге был решен положительно, и мы уже несколько часов не спеша, расположившись на мягких сиденьях, едем втроем в роскошной карете в Павловск. Мы с Дарьей бывали там в нашем времени, и потому мы вкратце рассказали Барбаре о дворце и о замечательном парке, который искусствоведы считали одним из лучших пейзажных парков мира. Дарья со смехом рассказала, как белки, которые во множестве водились в парке, требуя от посетителей гостинцев – орешков и семечек, карабкались по ее одежде и прямо с ладоней хватали лакомства. Я же рассказал о наших сибирских бурундуках, которые не были такими же ручными, как павловские белки, но тоже любили получать от людей разные вкусняшки, которые тут же прятали в своих тайничках.
Так, с шутками и прибаутками, мы миновали Царское Село и свернули на дорогу, ведущую в Павловск. Скоро мы оказались в лесу, и мне почему-то стало неуютно. Не знаю, из-за чего, собственно, возник дискомфорт – погода стояла отличная, светило яркое солнце, грунтовка была почти ровная, и карету не трясло. Но в подсознании у меня появилась мысль о том, что что-то непременно должно произойти.
Барбара, словно прочитав мои мысли, тоже насторожилась. Веселая беседа, которую она вела с Дарьей, как-то сама по себе прекратилась. Все будто ждали чего-то. И дождались.
Впереди нас раздался шум падающего дерева. Конечно, это могло быть и простой случайностью, но мне подобные случайности категорически не нравились. Дарья, как более опытная в подобных вещах, тоже сделала стойку и потянулась к оружию.
Карета остановилась. Я схватил лежавший на сиденье рядом со мной автомат и, велев дамам сидеть тихо и не рыпаться, осторожно приоткрыл дверцу и выглянул наружу. У кареты, в которой ехала императрица, стоял Алексей Алексеевич с пистолетом в руке. Похоже, и он заподозрил нечто опасное для всех. Внимательно оглядевшись по сторонам, я подошел к нему.
– Что случилось, Алексеич?
– Вон, видишь, дерево впереди упало и перегородило дорогу. И, похоже, не само упало, а кто-то ему помог это сделать.
– Думаешь, наши заклятые друзья шалят?
– Все может быть. Надо оглядеться как следует.
Я достал из кармана небольшой бинокль и, вскочив на козлы к испуганно озиравшемуся кучеру, стал осматривать местность. Вроде ничего подозрительного, только вот впереди поперек дороги лежало свежесрубленное дерево – были хорошо видны свежие щепки на грунтовке.
Вывод – это засада. А огонь неизвестные не открыли лишь потому, что кое-кто из нас им нужен был живым. Они ждали, когда кучер и лакеи попытаются убрать с дороги дерево. Тогда в каретах останутся женщины и некомбатанты, коих легко захватить в полон. Сопровождавшие наш кортеж кавалергарды – не в счет. Их всего шестеро, они сидят на лошадях, и пристрелить их – дело пары минут. Надо, кстати, их предупредить.
Я подошел к старшему конвоя, поручику, и предложил ему отдать команду своим подчиненным спешиться и приготовить оружие. Взглянув на меня, красавец в белых лосинах и в красном мундире не стал возражать и приказал всем слезть с коней и достать из седельных кобур пистолеты.
Прошло несколько минут, но противник так себя и не обнаружил.
Гм, сие означает лишь одно – «группа захвата» немногочисленна и собирается действовать наверняка. Это очень даже приятно – если бы налетчиков оказалось много, то они просто смяли бы нас своей массой. Тут и наше оружие не помогло бы.
Ага, вон что-то шевельнулось в кустах впереди. Я присмотрелся – это был человек, причем вооруженный.
– Алексеич, беги в нашу карету и возьми броник. Дай его Дашке – пусть она наденет его на императрицу. И сама тоже накинет броник – я захватил на всякий случай парочку. Мария Федоровна должна остаться живой и невредимой. Остальные – по возможности.
Пока Иванов объяснялся с императрицей, я снова взглянул в бинокль. За уже засветившимся человеком, сидевшим в кустах, мне удалось обнаружить еще двоих. Но несомненно, что нападавших было гораздо больше. Они обошли по лесу наши кареты и готовы были по команде своего главаря открыть по ним огонь.
Я опять направился к кавалергардам и велел им защищать нас с тыла. Поручик, видимо, проинструктированный заранее императором или Аракчеевым, и в этот раз не стал мне возражать. «Вот и славно, трам-пам-пам…»
Алексей Алексеевич, закрывая собой Марию Федоровну, довел ее до кареты с нашими девицами, а я тем временем продолжил наблюдение за налетчиками.
Похоже, что терпение у них лопнуло, и они решили пойти ва-банк. Их главарь громко крикнул: «Напшуд!»[10 - «Вперед!» (польск.)] и, размахивая пистолетом, начал перебираться через поваленное дерево. Я вспомнил старый и добрый совет: гасить самого главного – и одиночным выстрелом из «калаша» уложил его наповал. Остальные, последовавшие за ним, – их было четверо – на мгновение замялись, но затем, перебравшись через ствол поваленной сосны и пальнув в нашу сторону из пистолетов, выхватили из ножен сабли. В карете императрицы со звоном разлетелось стекло и испуганно закричала статс-дама, которой его осколки порезали щеку. Кучер, сидевший на козлах, мешком упал на землю.
Четырьмя короткими очередями я снес бандюков и стал осматриваться по сторонам, пытаясь обнаружить подельников убитых поляков – я теперь уже не сомневался, что это были именно поляки. И тут рядом со мной раздался выстрел из СВД. Повернувшись, я увидел Алексеича с винтовкой в руках.
– Гера, – сказал он, – тут сбоку один гад с мушкетоном нарисовался. Пришлось его пристрелить.
Мушкетон – он же тромблон – это серьезно. Короткоствольное ружье, стреляющее картечью, на близком расстоянии могло поразить сразу несколько целей. Алексей Алексеевич, заваливший бандита с таким опасным оружием, спас многих из нас от больших неприятностей.
Неожиданно в нашем тылу прогремело несколько выстрелов. Похоже, что и наши кавалергарды вступили в бой. Я бросился туда. В кустах мелькнуло несколько фигур. Не заморачиваясь, я выпустил туда несколько очередей из «калаша». Видимо, мое появление окончательно спугнуло злодеев. Кто-то из них истошно заверещал: «Ратуй се, панове!», после чего стрельба затихла и кусты снова затрещали. Недобитки с позором покидали поле боя.
«Ну, вот и все, – подумал я. – Это была славная охота…»
Повернувшись, я посмотрел на кареты. Видно было, что их немного покоцали пули. Сердце у меня сжалось от тревожного предчувствия. «Только бы эти сволочи не подранили никого из наших. Как там моя Барби?»
8 (20 июня) 1801 года.
Санкт-Петербург. Дорога между Царским Селом и Павловском.
Алексей Алексеевич Иванов, частный предприниматель и любитель военной истории
Ну вот, что называется, «сходили, попили пивка»… Сволочи англичане, сволочи поляки – их холуи! Это ж надо додуматься – напасть на кортеж императрицы! Теперь им точно не будет никакой пощады. Я уже немного успел узнать характер императора Павла и потому не завидовал всем причастным к этому нападению. Кроме тех, естественно, кому уже не был страшен суд царский, так как они теперь предстанут перед судом Божьим…
Само боестолкновение запомнилось мне как-то фрагментарно. Видимо, не военный я человек, не могу мыслить и воспринимать окружающую действительность так, как люди в форме.
Вот я уговариваю перепуганную Марию Федоровну отправиться в карету, где ехали моя дочь, полька и наш супермен – Сыч. Вот он, что называется, не моргнув глазом отстреливает лезущих через поваленное дерево поляков, а те как подкошенные падают на дорогу. Вот я вижу, как сбоку, через кусты к нам продирается здоровенный мужик в синем камзоле и треуголке, держащий в руках ружье со стволом, похожим на дудку. «Тромблон!» – мелькнуло у меня в голове. Страшная штука, между прочим. Надо срочно его завалить. Я бросился к карете, схватил лежавшую на сиденье СВД и успел опередить амбала с тромблоном буквально на полсекунды. Тот, получив пулю в грудь, рухнул как подкошенный.
Ну а дальше началась беспорядочная пальба – кавалергарды палили из пистолетов по бандитам, те в ответ стреляли по ним и по каретам с нашими дамами. Похоже, что кого-то там они зацепили – я услышал звон разбитого стекла и женский крик. «Вроде не моей Дашки голос, – мелькнуло у меня в голове. – Неужели ранили императрицу?!»
Я рванулся к карете. Внутри сидела белая как полотно Мария Федоровна в наспех напяленном на нее бронике. Она вытаращенными от страха глазами смотрела, как Дашка деловито бинтует инд-пакетом окровавленное плечо польки.
– Варя! – услышал я голос Германа. – Что с тобой?!
– Гера, ничего с ней страшного не произошло, – Дашка была на удивление спокойна и деловита. – Ее просто слегка царапнуло пулей по касательной. Шрамчик, конечно, останется, но жизни ничего не угрожает.
– Надо вызвать подкрепление, – я старался говорить спокойно, чтобы не беспокоить императрицу, которая готова была вот-вот хлопнуться в обморок от всего увиденного, – ну и осмотреться. Может, тут поблизости бродят польские недобитки.
– Сейчас, Алексеич, – Сыч снова стал невозмутим, как голливудский индеец. – Я обойду вокруг и посмотрю на «двухсотых» и «трехсотых».
– Если что, ты не спеши переводить «трехсотых» в «двухсотые». Надо допросить уцелевших, чтобы узнать, какая сволочь устроила весь этот дурацкий кордебалет.
Я, держа наготове ПМ, подошел к карете, в которой мы ехали с императрицей. Кучер был убит наповал. Один из лакеев держался окровавленными пальцами за ляжку и жалобно скулил.
– Ступай к Дарье, – сказал я ему. – Она тебя перевяжет. А то кровью изойдешь.
Тот согласно кивнул и с помощью другого лакея, который внешне выглядел целым и невредимым, заковылял к карете, превращенной моей дочкой в импровизированный пункт первой медицинской помощи.
Статс-дамы императрицы были хотя и напуганы до смерти, но тоже целы. Во всяком случае, несколько неглубоких порезов от осколков выбитого пулями стекла я не посчитал серьезными ранениями.
Сзади я услышал стоны и мужские голоса. К карете кавалергарды принесли на руках двух своих раненых. Один был тяжелый – пуля угодила ему в живот. Тут ему даже моя Дашка ничем не могла помочь. Второй держался браво, хотя бандитская пуля отсекла ему два пальца на левой руке, и кровь обильно стекала на землю.
Дашка, закончив перебинтовывать лакея, с треском вскрыла очередной индпакет и, подойдя к раненному в руку кавалергарду, начала умело перебинтовывать ему кисть.
Раненный же в живот протяжно застонал, а потом вытянулся, словно по стойке «смирно». Глаза его остекленели, дыхание остановилось.
– Умер, – хмуро произнес поручик. – Царствие ему Небесное.
Он снял с головы треуголку, а потом, немного подумав, и парик. Им он, словно платком, вытер потное и грязное лицо.
– Господин поручик, – сказал я ему. – Раненым мы окажем помощь, мертвым же никто и ничто уже не поможет. Надо послать кого-нибудь порасторопней в Петербург, чтобы доложить о случившемся государю. Самое главное – ему следует сообщить, что императрица жива и невредима.
Поручик кивнул, снова напялил на голову серый от пыли парик и треуголку и направился к своим подчиненным. Вскоре раздался конский топот. Пригнувшись к гриве коня, один из кавалергардов помчался в сторону Царского Села.
Тем временем вернулся с обхода Сыч, подгоняя пинками две понурые личности в окровавленных одеждах со связанными руками.
– Значит так, Алексеич, – сказал он. – Мы имеем в наличии восемь «двухсотых» и троих «трехсотых». Скажу сразу – один из раненых скоро отправится в ад, где ему самое место. А вот эти двое засранцев вполне транспортабельны. Раны легкие, я бы на них даже перевязочный материал не стал тратить.
– Ты хоть узнал, кто они и откуда? – спросил я Сыча. – А то, не ровен час, они от страха загнутся.
– Как я понял, компашка, напавшая на нас, больше похожа на Ноев ковчег – каждой твари по паре. Эти два «храбреца» – поляки. Но среди гордых шляхтичей оказалось несколько французов, один итальянец и один англичанин. К сожалению, британца мы пристрелили, а макаронник успел слинять. В общем, надо пленных доставить в Кордегардию, где ими вдумчиво займутся наши «заплечных дел мастера».
– Так-то оно так, – кивнул я, – но нам все же следует дождаться подкрепления. Я попросил поручика отправить кавалергарда в Петербург. Думаю, что как только императору станет известно о нападении на кортеж его августейшей супруги, он тут же помчится ей на выручку.
– Хорошо, – кивнул Сыч. – А пока давай займемся проведением первоначальных следственных действий. Ты меня прикроешь в случае чего, а я пороюсь в карманах убиенных. Глядишь, и найдем нечто интересное и полезное, что позволит потом повязать всю их шайку-лейку…
8 (20) июня 1801 года.
Санкт-Петербург. Михайловский замок.
Василий Васильевич Патрикеев, журналист и историк
Не хотел бы я еще раз увидеть императора Павла во гневе. Зрелище не для слабонервных.
– Как! Рядом с моей столицей вооруженные злодеи напали на мою супругу и моих друзей! Это просто… – тут император задохнулся от возмущения, и лицо его побагровело. Мне показалось, что его может хватить удар, и я громко прокашлялся, отвлекая внимание Павла от стоявшего перед ним навытяжку бедняги Аракчеева.
– Извините, Василий Васильевич, – сказал он, справившись с приступом бешенства. – Я благодарен вашим людям, которые сумели дать отпор негодяям, посмевшим поднять руку на императрицу. Все те, кто вел себя достойно, будут мною награждены. Так им и передайте.
– Ваше величество, – я поймал благодарный взгляд Аракчеева и постарался переключить внимание царя на себя, – старший лейтенант Совиных захватил двух относительно целых злоумышленников и тщательно их допросил.
– И что они сказали? – Павел повернулся ко мне и, словно охотничья собака, сделал стойку. – Кем они оказались, и кто велел им напасть на императрицу и сопровождавших ее людей?
– Они долго не хотели ни в чем сознаваться. Пришлось применить к ним… Гм… Особые методы допроса, – я осторожно взглянул на самодержца, который недолюбливал эти самые «особые методы». Но Павел лишь слегка поморщился.
– В общем, выяснилось, что эти двое – поляки, участники мятежа Костюшко. Они были прощены вами, государь, но тем не менее не прекратили гадить России и русским где только можно. А вот кто их послал… Тут все гораздо сложнее. С их слов, они точно не знают, от кого именно поступил приказ напасть на кортеж императрицы. Главарь, который знал намного больше, чем они, был убит Сычом, простите, старшим лейтенантом Совиных.
– Что это за чин у вас такой – старший лейтенант?! – неожиданно снова взвился Павел. – Это что-то вроде поручика? Да такой молодец достоин более высокого чина! Передайте, что я поздравляю его капитаном гвардии. Это, как-никак, чин седьмого класса согласно Табели о рангах. Хотя нет, не надо… Я сам лично поздравлю вашего храбреца. Надо наградить и уважаемого господина Иванова. Да и дочка его, прекрасная амазонка, как я слышал, тоже отличилась, защищая мою супругу. Не знаю даже, как ее отметить. Ладно, что-нибудь придумаю… А вы, Василий Васильевич, продолжайте. Так что вам еще поведали эти мерзавцы?
– Из всего ими сказанного можно предположить, что нападение это – скорее частная инициатива одного из заговорщиков. Уж больно некстати для них оно произошло. Да и организовано оно было из рук вон плохо. Полагаю, что кто-то, не входивший в ближний круг заговорщиков, но достаточно авторитетный, чтобы найти исполнителей своего замысла, решил напасть на императорский кортеж. Цель – захват императрицы и «новых людей», появившихся в вашем окружении, то есть кого-то из нас. Герман считает, что это была инициатива англичан, которым не дает покоя поражение британского флота у Ревеля.
– Да, но зачем? – изумленно воскликнул Павел. – Ну, захватили, а дальше что? Неужели у них хватило бы наглости потребовать за них выкуп?
– От этих бандитов можно было ожидать чего угодно. Только, как я понял, интересовали организатора нападения в основном господин Иванов и его дочь. О присутствии Совиных они могли и не знать – решение отправить его вместе с Алексеем Алексеевичем и Дарьей было принято в последний момент. Знай они о нем, то, возможно, злодеи побоялись бы напасть на кортеж.
– Поляки говорите, британцы… – Павел на мгновение задумался. – А ведь там была польская девица, как там ее звали, кажется, Барбара? Может быть, она была лазутчицей, которая сообщила своим соплеменникам о намерении императрицы посетить Павловск?
– Не думаю, ваше величество. Она тоже получила разрешение отправиться в Павловск в самый последний момент и просто не успела бы ничего сообщить своим соплеменникам. К тому же она была ранена во время нападения. А ведь ее могли и убить. Кроме того, эта полька по уши влюблена в Германа Совиных, – тут я покосился на Павла, который услышав мои слова, удивленно причмокнул губами и покачал головой, – а потому она не стала бы желать ему смерти, да и сама вряд ли полезла бы под пули.
– Пожалуй, вы правы, – немного подумав, произнес Павел. – Наверное, эта девица ничего не знала о гнусных замыслах бандитов. Кстати, как она себя чувствует? Она не тяжело ранена? Может быть, есть необходимость послать к ней моего лейб-медика?
– Ее жизнь вне опасности. Наш врач осмотрел Барбару и сообщил, что через недельку-другую она будет в полном порядке.
– Вы сказали, что она влюблена в капитана Совиных? А как он – любит ли ее?
– Как я понял, ваше величество, их чувства взаимны. Капитан Совиных хотел даже жениться на Барбаре.
– Так в чем же дело? – улыбнулся Павел. – Пусть женится. Правда, она, как я слышал, бедна, как церковная мышь. Но я помогу ей и дам за нее вашему добру молодцу богатое приданое.
– Ваше величество, пока заговор не искоренен, о свадьбах думать, пожалуй, рановато. Мы тут с генералом Бариновым выявили ядро заговорщиков, теперь ждем вашего приказа арестовать всех, кто причастен к заговору.
– Так в чем же дело, Василий Васильевич? Немедленно предоставьте мне список заговорщиков, и я тут же отдам распоряжение взять под стражу тех, кто замыслил насильственно свергнуть с трона помазанника Божьего.
